Вчера мне показалось, что я видела Пьера Паоло Пазолини. Вечером я испугалась. Он ведь уже мертв. В этом нет ничего неестественного, но тот факт, что от мысли «ой, вон идет сам Пазолини» до мысли «нет, это наверняка кто-то другой» прошло несколько часов, напугал меня. Я рассказываю Колину о случившемся. Он присаживается за мой столик.
— Почему именно Пазолини? — спрашивает он.
— Понятия не имею, — отвечаю я. — Его фильмы я смотрела много лет назад.
Колин почесывает подбородок, как будто пребывает в глубоких раздумьях.
— Я немного испугалась, — говорю я. — Я, конечно, часто живу воспоминаниями о прошлом, но его в них нет.
— Понятно, что ты испугалась. Такое уже бывало?
— Нет, — отвечаю я.
— Может, это был родственник Пазолини.
— Ты просто пытаешься меня утешить.
Потом я подумала, что тот итальянец похож на молодого Хавьера. Наверняка не забывчивость, а влюбленность властвует сейчас надо мной. О господи, как же много времени мне требуется, чтобы истолковать сигналы мозга.
— Мне ужасно не хватает ясности в мыслях, — признаюсь я. — Скоро, наверное, вообще ничего не буду помнить.
— Возможно, это станет облегчением, — говорит Колин как будто в шутку.
Я вежливо смеюсь в ответ. Он приходит в себя.
— Знаешь, что помогает? — спрашивает Колин.
— Нет, — отвечаю я.
— Канаста.
Колин подзывает официанта, и тот быстро приносит кофе, маленькие размокшие пирожные и две колоды карт на серебряном подносе. Пока официант накрывает на стол, Колин перемешивает карты. Его руки похожи на руки спившегося утонченного фокусника.