Из-за сырого холодного воздуха, который, случается, приходит в Париж в марте, я достаю из шкафа зимнее пальто. Я чищу его и вешаю у входной двери. Сажусь в коридоре и посылаю Монике сообщение с адресом ресторана «У Колина». Я приписываю, что, надеюсь, будет тепло и мы сможем посидеть на улице. В ожидании ответа сижу в темном коридоре и рассматриваю старый мех.
Два дня назад моя сестра сообщила, что ее дочь на курсах в Париже и очень хочет повидаться со мной. Она дала мне номер телефона Моники и попросила ей позвонить. Я, разумеется, удивилась и запротестовала, но Моника была решительно настроена встретиться со мной.
Я думала о ланче «У Колина» или даже о настоящем ужине на Монмартре в одном приятном ресторане, название которого забыла. В общем, я позвонила, племянница ответила. Ее голос прорывался сквозь гул других голосов, звон бокалов и какую-то непонятную музыку. Да, она очень хочет повидаться со мной, сказала она, перекрикивая шум. Мы договорились попить кофе «У Колина», больше в этот раз она ничего не успеет, потому что программа очень плотная.
Я трачу массу времени на то, чтобы привести себя в порядок. Рано утром пришел мой парикмахер, вымыл мне голову, уложил волосы и помог накраситься. Первую половину дня я потратила на поиски подходящего наряда: светлые нейлоновые колготки, бежевая юбка в складку, светлая шифоновая блузка и синий шерстяной кардиган.
На все нужно время.
С этим ничего не поделаешь.
Не знаю, о чем разговаривать с Моникой. Надо не забыть спросить ее про детей. Может, расскажу ей какую-нибудь нью-йоркскую историю или даже про Хавьера. В любом случае, нужно избегать разговоров о моем слабеющем теле. Такие беседы никто долго не выдержит.
Не знаю, сколько я просидела в темноте, наверняка слегка задремала, но вот услышала, что пришло сообщение. Моника пишет, что заболела и ей придется отказаться от нашей встречи. Очень извиняется, ведь она так ждала возможности пообщаться со мной по-настоящему.
Я медленно поднимаюсь. Тело затекло.
Я убираю зимнее пальто обратно в шкаф.
Немного ошалевшая, я двигаюсь к своему любимому стулу.
На ручке лежит печенюшка и чернослив.
Нет никакого смысла в том, что я ощущаю себя совершенно покинутой. Кто я для Моники? Мы с ней не поддерживаем связь. Когда ты в Париже, есть сотни более интересных занятий, чем сидеть и болтать ни о чем со старой теткой. Ей хватает таких бесед со своей мамашей, думается мне. И с какого такого перепугу Элисабет устроила этот заговор против нас? Если бы на курсы в Париж отправился ее сын, она бы не ждала, что он захочет составить мне компанию. Она бы не заставила Эспена мучиться угрызениями совести, пока он ищет причины для отказа. Он бы получил освобождение от этого дела. В любом случае, в ответ на предложение Элисабет он бы всего лишь покачал головой.
Остаток дня я тихо сижу у окна.
Наряженная.
Да, да.
Хватит об этом.