По какой-то причине сегодня вид моей сестры не вызывает у меня особого раздражения. Не знаю почему. Возможно, дело в освещении.
— Я боюсь, что вся ложь моей жизни одолеет меня до того, как я умру. Будет ужасно тяжело, если наши иллюзии окажутся не слишком устойчивыми, так ведь? — говорит моя сестра.
Я ничего не отвечаю, мне интересно, что еще она скажет. Она всегда отличалась особой забывчивостью, которой можно было позавидовать.
— Может, я не одинаково сильно любила своих двух детей, только вот не знаю, кого я хочу одурачить, может, это тебя я не люблю.
— Да ну?
— Да, но, Биргитта, я чувствую, что это не так.
— Наверное, ты говоришь о маме, — произношу я.
Элисабет кладет локоть на стол рядом с экраном и склоняется к нему.
— Думаю, ты должна согласиться с тем, что она ни для одной из нас не была хорошей матерью, особенно для тебя, — продолжаю я. — Думаю, именно из-за нее мы не можем быть самими собой, когда общаемся друг с другом, и до сих пор постоянно соревнуемся. Когда мы вместе, мне кажется, все идиотское, что есть во мне, выпирает наружу.
Моя сестра молчит.
— Не все родители заслуживают любви и почитания, — произношу я.
Она нервно почесывает подбородок.
— Почему бы тебе не вернуться домой, Малявочка? — спрашивает она.
— Пока я не уехала на другой конец света, мать вообще не уделяла тебе внимания. Наверное, ты это заметила?
Элисабет переводит взгляд на свои руки.
— А папа никак не реагировал на то, что она по-разному к нам относится, — говорю я. — И от этого так же больно.
Моя сестра смотрит прямо на меня и мотает головой.
— Я не узнаю себя ни в одном из твоих слов, Малявочка, — заявляет моя сестра. — Мне кажется, что мы жили двумя разными жизнями.
— Но это не так. Мы выросли в одном доме.
— И у нас было прекрасное детство, — говорит моя сестра.
— Что? — удивляюсь я.
— Так и есть, — кивает моя сестра.
— Пусть так и будет, — уступаю я.