Последняя иллюзия

ГЛАВА 3

Как и все советские евреи, которые иммигрировали в Израиль в то время, а шел тысяча девятьсот восемьдесят первый год, вначале Иосиф и его родители прибыли в Вену. В аэропорту их встретил представитель Израиля, который объявил что они могут вылететь в Израиль уже на следующий день. Но Марик объяснил представителю, что они отказываются ехать в Израиль, сославшись на то, что у них есть родственники в Соединенных Штатах и они будут ждать от них разрешения на въезд в страну. Затем их посадил в миниавтобус. Проехав по территории аэропорта, они въехали в парк. По аллеям с двух сторон проезжей части кто-то бежал трусцой, кто-то ехал на велосипеде, а некоторые в костюмах старинного покроя катались верхом на лошадях. Рядом с автобусом процокала копытами лошадка, запряженная в коляску. В ней сидела, обнявшись, влюбленная парочка. По полянам и газонам носились дети, на вычурных скамейках сидели их мамы, или няни, или гувернантки. Парк кончился и автобус поехал по красивым и чистым улицам, по которым, не спеша и не толкаясь, шла непривычно нарядная и оживленная толпа. Родители Иосифа, никогда не бывавшие за границей, сидели зачарованные и не отрываясь смотрели в окно. Ехали довольно долго. Наконец, их привезли в гостиницу, точнее в пансионат «Коркиус» на улице Хаакен гассе.

Их комната была на втором этаже. Большая, с тремя кроватями, ванной, холодильником, газовой плитой, кастрюлями и сковородками, скатертями, посудой и столовыми приборами. Оглядевшись вокруг, Мила воскликнула: «Спасибо Господу Богу, что он разрешил нам уехать! Спасибо Леониду Ильичу Брежневу, что он не противился решению отпустить желающих уехать евреев!» Здесь им предстояло оставаться несколько дней. На следующий день они решили погулять по городу. Дело было вечером и многие магазины уже были закрыты. Созерцание витрин вгоняло родителей Иосифа в полушоковое состояние. Возвратились в пансионат поздно. На утро они встали рано, оделись легко — по погоде, и поехали на рынок. Площадь перед входом была сплошь заставлена цветами. Войдя в крытый рынок, родители Иосифа, Марик и Мила, в удивлении застыли. Казалось бы, они, привыкшие к щедрой роскоши азербайджанских базаров, не должны были поразиться, но подобного даже они никогда не видели. Пренебрегая временем года, на прилавках алели корзинки с клубникой, малиной, вишнями. Рядом свисали грозди с затуманенными виноградинами, высились горы бананов, апельсинов, грейпфрутов. Горделиво выпустив кверху свои, собранные в пучок, твердые зеленые листья, стояли, как напоказ, оранжево-желтые ананасы. В овощных рядах лежали груды зелени. Создавая причудливые композиции, соседствовали помидоры, огурцы, баклажаны, листья салатов, свежие грибы. Некоторое время они стояли в изумлении наблюдая такое круглогодичное изобилие. Но самое большое потрясение испытал Марик в мясном ряду. Он увидел лежащее, висящее мясо всех видов и всех сортов, с костями и без, вычищенное и выскобленное, разложенных ощипанных и вычищенных кур, уток, гусей. Марик остановился и несколько минут, не произнося ни слова, смотрел на красно-розовое изобилие, казавшееся нереальным, спустившимся на рыночные прилавки с натюрмортов художников.

Выйдя из рынка они поспешили обратно, так как приближалось их время посетить ХИАС — еврейскую организацию, помогающую эмигрировать советским евреям. Там их встретили приветливо, будто давно ждали. Поговорили, заполнили документы и сказали, что через день они должны выехать в Рим. Им снова выдали конверты с деньгами и они отправились в гостиницу. Следующий день был у них последний в Вене и они решили пойти и посмотреть кафедральный собор Святого Стефана — покровителя Вены, который находился в старой части города. Это был сияющий золотистыми красками собор, башни которого тянулись к небу, покатая крыша была выложена золотой черепицей. В архитектурных деталях барокко соединялось со стрелообразной готикой и от этого смешения стилей собор казался жизнерадостным и легким. Они вошли в собор. Красота его поразила их своей роскошью — не кричащей, а благородной, сохраняющей достоинство. Долго любоваться каждой картиной, скульптурой, убранством нефов, алтарем они не могли из-за недостатка времени, но по лестнице в Кафедральной башне все же поднялись наверх, преодолев триста сорок три ступени, и перед ними открылся незабываемый вид на вечернюю Вену, сверкающую огнями всех мыслимых цветов, будто в городе иллюминация. Вот такой запомнился им красавец город Вена. А утром они собрались, погрузились в миниавтобус и поехали на вокзал.

Представитель ХИАСа встречал отъезжавших на перроне и вручал билеты. Все расходились по вагонам. Поезд вез их по железной дороге, проложенной в Альпах. Находившиеся в вагоне иммигранты столпились в коридоре у окон и, опустив рамы, не отрывали глаз от раскинувшихся внизу альпийских деревень, изумительных пейзажей. Воздух стоял упоительный — свежий, но не холодный.

Проехав с севера на юг пол-Италии, прибыли в Рим, где опять их встречали представители ХИАСа. Они посадили людей в автобус и развезли на заготовленные квартиры. На следующий день семья Марика направилась в офис ХИАСа, где им оформили бумаги для получения визы на въезд в Соединенные Штаты. Выдали чек на месяц, объяснили, где по нему получить деньги.

Рим — вечный город. Марик стоял перед Колизеем — самым большим из древнеримских амфитеатров и одним из самых замечательных зданий в мире. Колизей был воздвигнут в ложбине между Эквиллинским, Палатинским и Целиевским холмами, на том месте, где некогда был пруд, принадлежавший Золотому дому Нерона. От всех сооружений такого рода Колизей отличается своей величиной. Это самый грандиозный античный амфитеатр: длина его наружного эллипса равняется пятистам двадцати четырем метрам. Большая ось — сто восемьсот восемь метров, малая ось — сто пятьдесят шесть метров, длина арены — восемьдесят шесть метров, ее ширина пятьдесят четыре метра; высота стен — от сорока восьми до пятидесяти метров. При таких размерах он мог вместить в себя до восьмидесяти семи тысяч зрителей. Даже в мечтах Марик не мог вообразить, что наступит день когда он коснется руками этих древних камней.

— Мила, ты когда-нибудь представляла себе, что будешь жить в Риме? — взволновано спросил Марик.

— Видишь, даже несбыточные мечты сбываются, — ответила улыбающаяся Мила.

Их было три семьи, всего одиннадцать человек, ожидающих своей участи. Каждая семья получила по комнате. Кухней, двумя ванными и балконом они пользовались сообща. По вечерам они сидели на балконе и общались. Напротив была остановка автобуса. Они называли это место пятачком. Сюда новости поступали раньше, чем в Белый Дом, Кремль, или Кнессет.

— Ехать надо в Детройт, — с апломбом говорил Мотя из Минска, — заводы Форда нуждаются в нашей рабочей силе.

— Я буду ждать Канаду, — заявлял тренер по боксу из Киева.

— Мне советуют ехать в Австралию, — вступал в разговор мясник из Бердичева.

— Кто советует? — спрашивал Яша, шутник из Витебска.

— Жена, — смущенно улыбался мясник.

— Я не женат, — ответил Яша, — но по опыту друзей знаю, что жену надо слушать. Говорят, в Австралии каждой вновь прибывшей семье сразу же дают по два кенгуру.

Мясник лишен чувства юмора.

— Яшенька, — спрашивает он, — а у кенгуру вкусное мясо?

Яша не успевает ответить. Появляется Лазарь. Взоры всех обращены к нему. Он имеет преимущество среди многих иммигрантов. Его берет к себе троюродная сестра из Чикаго. Лазарь ее никогда не видел, но он полон родственных чувств и иначе, как «моя дорогая сестричка Розочка» ее не называет.

— Лазарь, что пишут из Чикаго? — спрашивает Яша.

— Моя дорогая сестричка очень занята: семья, бизнес.

— А какой у них бизнес?

— Яшенька, не у них — у нее! У нее большой завод. Называется Лондромат.

— А что это значит? — спрашивает мясник.

— Я знаю, — сказал Яша, — ЛОНДРОМАТ — это Лазарю Очень Нужны Деньги. Розочка, Откликнись. А потом идут три последние буквы.

— Не так пишется, — возразила Лара, бухгалтер из Москвы.

— Зато так слышится, — ответил шутник.

Все засмеялись. Лазарь пропустил эту шутку мимо ушей и сказал:

— Яшенька, женщина во главе бизнеса — вы же понимаете. Я приеду и поставлю этот бизнес на ноги.

— Вы хороший брат, Лазарь, — с улыбкой сказал Яша.

Кандидат наук из Риги интересуется:

— Наверное трудно будет найти работу по специальности? Я генетик.

— Если очень хотите, найдете, — уверенно сказал Яша.

— Я хочу попасть в штат Джорджия, — говорит Гиви из Тбилиси, — пойду работать в ресторан, хоть посуду мыть, хоть пол вытирать. Неважно. Потом познакомлю их с нашей грузинской кухней — они пальчики оближут. Дадут мне должность повара. Потом я свой ресторан открою.

— Молодец, Гиви, — похлопал его по плечу Яша, — я уже готов заказать столик в твоем ресторане.

Бердичевский мясник размышляет вслух:

— Раз разводят кенгуру, значит мясо вкусное. Надо было сразу ехать в Австралию. Я был бы уже богат.

Вот так незаметно пролетел почти месяц со смешанными чувствами: с одной стороны эйфории в связи с пребыванием в Риме, а с другой стороны с непонятным, унизительным положением и полной неуверенности в завтрашнем дне. В таком положении были сотни эмигрантов, живущих в Риме. Некоторые из них не выдерживали и уезжали в Канаду или в Австралию. И вот наступил день, когда Марик, Мила и Иосиф поехали в американское консульство на интервью. Когда они были приглашены в кабинет для разговора, их встретил чиновник, хорошо говоривший по-русски. Он принял их очень доброжелательно, задавал разные вопросы о их специальности, о профессиональной деятельности и об американских родственниках Марика. В конце беседы работник консульства, сказал им, что они приняты. Чувства радости переполняли их, Мила даже расплакалась от счастья и длившегося столько недель напряженного ожидания. Наконец, наступил последний день их пребывания в Риме и они вылетели в Нью Йорк из международного аэропорта имени Леонардо да Винчи.