Последняя иллюзия

ГЛАВА 4

В Нью-Йорке их встречал троюродный брат Марика, Леонид, который с женой и дочерью жил на знаменитой улице, по праву считающейся центром сосредоточения русскоязычной иммиграции Америки — Брайтон-Бич. Улицу, которую в свое время показывал по советскому телевидению профессор Зорин, популярный политический обозреватель. Ошарашенным советским телезрителям показывали ломящиеся от продуктов прилавки магазинов и толстых продавщиц, важно позирующих перед камерами. Но самое неотразимое впечатление на бедных советских людей производило огромное разнообразие колбасных изделий. Конечно, Зорин показывал и бездомного, который мирно развалился на земле, и окно с поломанным стеклом какого-то заброшенного здания, так сказать для баланса.

Леонид заранее снял двухкомнатную квартиру для вновь прибывших родственников по соседству с собой, на том же Брайтон-Бич и даже обставил ее мебелью. Не дав очухаться утомленным родственникам, Леонид потащил их пройтись по Брайтон-Бич авеню. Он так энергично размахивал руками и крутил головой, объясняя и показывая, как-будто была необходимость выплеснуть на головы бедных гостей всю информацию в первый же день.

Пятиэтажный дом, в котором поселились Иосиф и его родители, был довоенным. Просторный холл, выложенный красивой плиткой, зеркальные стены, большие напольные вазы с искусственными цветами, а на мраморных полочках вазы поменьше размером с живыми цветами, все блестело, не видно было ни единой соринки на полу. Все это приятно поразило родителей Иосифа.

Приехав в Нью-Йорк, семья Иосифа попала под опеку известной американо-еврейской организации «НАЯНА», где они учили английский язык, знакомились с американскими законами и, вообще, где им помогали адаптироваться в новом для них мире. Организация помогла им с мебелью и даже с зимней верхней одеждой на первых порах. Им оплачивался проезд в транспорте, завтрак и ланч за время их учебы. Кроме того служба социального обеспечения города платила им ежемесячное денежное пособие на еду, одежду и, частично, за оплату квартиры. Также они имели бесплатное медицинское обслуживание и могли бесплатно приобретать очень дорого стоящие лекарства. Родители Иосифа были в шоке от всего этого счастья и комфорта, навалившихся на них.

Хотя на Брайтоне они с удивлением встречали недовольные лица русскоязычных иммигрантов со стажем. И никак не могли понять отчего это недовольство? Им обычно отвечали, что вот поживете здесь столько же сколько мы и вы хлебнете говна, как и мы. Очень много людей ностальгировало по прошлой жизни, им не нравились местные продукты и фрукты. Все было не то, не вкусно, не так как там, дома, как они привыкли. Марик и Мила, возмущались несправедливым отношением этих бывших советских людей к стране, которая их приютила и в которую они сами рвались приехать. С другой стороны, они понимали, что эти люди приехали сюда в солидном возрасте, большую часть своей жизни прожив в той стране. Их молодость, карьера, культура, привычки, друзья остались в прошлой жизни. И теперь они оказались в золотой клетке, оторванные от активной социальной жизни, каковой бы она ни была там.

Итак, Иосиф и его родители, попали в водоворот быстротечной нью-йоркской жизни. Они изо всех сил барахтались в этой жизни, чтобы не утонуть, чтобы выжить, но не только. Главной задачей было подняться и твердо встать на ноги. С одной стороны, жесткие условия были не такими уж смертельно-тяжелыми, но с другой стороны, все было не просто, ибо конкуренция была бешенной. Жесткость условий, как это не парадоксально, создаются широкими возможностями, которые наличествуют в американской социальной системе. Наличие реальных стартовых возможностей, поощряет и создает острую конкуренцию между желающими воспользоваться этими возможностями. А конкуренция уже создает весь дальнейший фон американской жизни. Величие американской системы в том, что она на законодательном уровне поддерживает реальные стартовые возможности, что в конечном счете и позволяет наиболее достойным справедливо достичь успеха в жизни. Движущим механизмом в этой социальной системе, как и в экономической, является его величество Конкуренция. Великий соблазн реального достижения материальных благ средним американцем толкает миллионы людей в этот непрерывный жизненный конвейер, который может привести к заветной цели.

Марику было сорок три года. Это самый «неудобный» возраст для эмиграции, уже не молодой и еще не старый. Главной проблемой для русскоязычной эмиграции среднего возраста была языковая. Язык поддавался чертовски медленно, а то и вовсе не поддавался изучению.

Проучившись шесть месяцев на курсах английского языка, в надежде овладеть английским, ни к чему не привели. Получать и сидеть на одном пособии было с одной стороны как-то неудобно, а с другой невыносимо, учитывая массу соблазнов вокруг. Но решать эту дилемму должен был каждый сам и больше никто. В принципе иммиграция не меняла людей, возможно, она просто ломала их. А так, каким ты был на Родине, таким ты оставался в Америке. Эмиграция человека не меняет, она лишь проявляет его потенцию — отрицательную, либо положительную. Поэтому, успех при поиске работы приходит к тому, кто сумеет найти компромисс между своими амбициями и возможностями.

Марик это хорошо понимал в свои сорок три года и поэтому решил пойти работать таксистом, как в прочем и многие советские иммигранты среднего и пожилого возрастов. Первое время это его коробило, главный инженер завода — теперь таксист. Но когда он познакомился со своими коллегами на новой работе, то понял, что это общее положение и ничего здесь не поделаешь. Его сменщиками были — профессор, директор школы, пианист и геолог.

Марик смирился. Но разве можно было привыкнуть к ежедневному чувству унижения, которое испытывает любой иммигрант. Марик понимал, что надо перетерпеть и возможно со временем станет легче и чувство униженности ослабеет, отступит, а возможно и вовсе исчезнет. И он напрягал всю свою волю. Иначе было нельзя. Ведь вокруг него было не мало таких, которые ломались, не выдерживая таких испытаний. В результате, среди русскоязычных иммигрантов было большое количество нервных срывов и разводов. Мужчины часто спивались, женщины их бросали и старались выйти замуж за американцев.

Марик в душе завидовал американцам, этим уверенным в себе, самодостаточным людям, чувствующих себя хозяевами Америки.

И точно, как в мультфильме о гадком утенке, Марику так хотелось приобщиться к ним и стать одним из них. Но огромная языково-социальная пропасть лежала между ними.

Марик все вспоминал изречение одного из древних греков: «Для полного счастья человеку нужно иметь славное Отечество».

Постепенно Марик стал привыкать к свободе. В Америке приятно и удобно жить. Но все советские эмигранты тоскуют по Родине. Все эмигранты тоскуют по Родине. Марик объяснял поведение, мысли и поступки подавляющего большинства бывших советских людей за границей в новой для них относительно свободной политической, экономической и социальной среды следующим образом. Конечно, очень важно, что люди выехали из Советского Союза. Это судьбоносный шаг и он уже как-то характеризует таких людей, которые решились на это. Но каждый советский иммигрант, выехав, увез с собой частичку Советского Союза. И вся проблема заключается в том чтобы «Советский Союз вышел» из иммигранта. Только тогда он полностью освободится и станет по настоящему свободным человеком.

Марик на дух не переносил людей, которые издевались над религиозными чувствами и традициями других людей. Он считал, что величие страны, общества не в том, чтобы, например, возмущаться женщиной укутанной в паранджу как мусульманки, или хасидскими женщинами носящие парики, либо призывать общество ходить наоборот, полуголым, а в том, чтобы люди могли, не опасаясь за свою жизнь и репутацию, одеваться и жить так как они хотят в рамках закона. Кто хочет в парандже, кто хочет с пейсами в смешных шляпах-цилиндрах, в париках, с бородами, кто хочет в шортах и мини-юбках. Это и происходит в Соединенных Штатах, а тем более в Нью-Йорке, в этом многонациональном, разноязыковом конгломерате, где все имеют возможность оставаться самими собой. Здесь человек в меньшей степени ощущает свою инородность, чем где-либо в мире.

Марик и Мила не могли нарадоваться школьным успехам Иосифа. В школе, как и везде, во всех сферах в Соединенных Штатов существовало расслоение, в данном случае классов, по сложности программы обучения. Классы для школьников, для которых английский язык не являлся родным, классы изучающие программу средней тяжести и так называемые продвинутые классы с чрезвычайно усложненной программой, множеством дополнительных факультативных занятий. Ребенок попадал в соответствующий класс согласно уровню его знаний и умственных возможностей. Никто не оставался за бортом и самое главное не ущемлялось достоинство детей. Ведь в классах учились в среднем ученики равного уровня знаний.

Да, советская школьная система в целом была намного насыщенной и намного требовательной, чем в Соединенных Штатах и большинство школьников получали хорошие знания. Но в каждом классе учились и отличники, и среднячки и двоечники. То есть была единая программа для всех школьников. Вот вам начальная база социально-психологического расслоения в советском обществе. Двоечник считался существом второго или третьего сорта, отъявленным хулиганом, чуть ли не изгоем, только потому, что он по математике или по русскому языку имел двойку или тройку. Это калечило психику многих детей и оставляло отпечаток на всю их жизнь. Хорошо, а как же человеческое достоинство, человеческие качества? Разве у двоечников они всегда были хуже, чем у отличников? Нет. Но это никого не интересовало. Только знания, цифры и дисциплина, вот и весь человек. А в Соединенных Штатах, в самом слабом классе для иммигрантов, каждый ученик чувствует себя счастливым, потому что его достоинство никем и ничем не ущемляется и вообще никто не знает, как кто учится, так как родительских собраний, как в Советском Союзе, не проводят. Как было в Советском Союзе? При всем классе, при всех родителях, растаптывали, уничтожали одних и возносили других учеников. В Соединенных Штатах, родительское собрание — это конфиденциальная встреча учителя с родителем и учеником, по желанию последних. Учитель, родитель и ученик — вот и все. С глазу на глаз.

Потому что в американской системе образования на первом месте стоит человеческое достоинство и уважение человека как личности, а на втором — знания.

Иосиф учился в самом продвинутом классе самой продвинутой школы в Бруклине и успехи его были впечатляющие. Учителя хвалили его и сулили ему блестящее будущее.

Америка — действительно удивительная страна. В чем принципиальное отличие ее от большинства стран мира? В том, что Америка это страна абсолютного многообразия, тогда как в странах социализма и третьего мира господствовали и господствуют различные уровни единообразия. Если понять это фундаментальное различие, то отпадут все споры о плохой системе образования в Соединенных Штатах. Образование в Соединенных Штатах также многообразно, от суперплохого до суперхорошего, от школ для приехавших иммигрантов до престижных частных школ с мировым именем. И так во всем. Все многообразие современного мира воплощено в Америке. Поэтому Америку так легко критиковать, так как при желании здесь можно найти все и очень хорошее и очень плохое. Хотя при этом для человека, для общества существует и действует закон и мера всех вещей, где люди чувствуют себя в безопасности и большинство живет в благополучии. Ничто не запрещено в рамках закона, от вульгарно-свободной пропаганды секса до высокоморальных устоев семьи и общества, от несусветной человеческой тупости и глупости до самых высоких уровней полета человеческой мысли. Но самое важное, что каждый при желании может найти социальную нишу для себя по своим знаниям, способностям, вкусам и пристрастиям. Безусловно, самым ярким примером сказанного является город Нью-Йорк. Здесь собрано все, что есть на этой планете, все образцы ее культуры, искусства, истории и религии, все лучшие и худшие черты человеческой цивилизации.

Обо всем этом думал Марик, когда развозил пассажиров от Брайтона в другие районы Нью Йорка. Постепенно эта улица стала родной для Марика. Вроде улица, а на самом деле центр русскоязычной иммиграции Соединенных Штатов. Сама по себе улица ничем не примечательна. Тем более, что над большей ее частью нависал, как огромный змий, железное чудовище под названием сабвей (американское метро). Эта старая столетней давности груда заржавевшего металла, по которому ездят поезда. В момент, когда проезжает поезд над твоей головой, ужасный скрежет металла о металл рвет перепонки в ушах. К этой пытке привыкнуть невозможно, В это время Брайтон умолкает, ибо разговаривать при таком грохоте просто невозможно и бесполезно. Весь Брайтон буквально оглушается этим металлическим визгом и грохотом, который издает железный монстр над головами оглушенных брайтоновцев. И если учесть, что поезда в Нью-Йорке работают строго по расписанию каждые пять-десять минут, вы можете представить в каком шумовом фоне живет веселый Брайтон.

Одной из достопримечательностей Брайтона — это его овощные и продуктовые магазины. Это ломящиеся полки от изобилия и разнообразия продуктов, где можно купить почти все то, что продавалось во всех пятнадцати республиках бывшего Советского Союза.

Следующая достопримечательность — это люди, населяющие эту улицу. Другое народное название Брайтона — «Малая Одесса» — подчеркивает паритет одесситов, которые чувствуют себя на Брайтоне настоящими хозяевами, отбившие это благодатное место от черного (афро-американского) населения и превратившие этот некогда криминальный район в цветущее место, где так привольно живется русскоязычному иммигранту. По мнению некоторых одесситов, остальные иммигранты из Советского Союза приехали как бы на готовое и пожинают плоды, что не справедливо. Поэтому каждому новому прибывшему, особенно если он не из Одессы, обычно говорят: «Мы здесь скушали говно и Вы должны отведать того же».

Брайтон место паломничества для гостей и туристов еще и потому что он имеет прекрасный пляж и главное место отдыха — бодворк или променад представляющий собой деревянный настил вытянутый вдоль пляжа на несколько километров. Это излюбленное место времяпровождения брайтоновцев и гостей. Симпатичные скамейки и фонари, уютные беседки и несколько знаменитых ресторанов выходящих прямо на бодворк сделало это место незаменимым для развлечений и отдыха. Одни, заботясь о своем здоровье, с шести часов утра бегают по бодворку, другие просто прогуливаются, третьи сидят на скамейках и дышат чистым морским воздухом, четвертые предпочитают сидеть в кафе либо в ресторане прямо на бордворке, любуясь игрой небольших волн и наслаждаясь легким бризом со стороны океана. По вечерам зажигаются фонари и разнаряженная праздная публика выходит на бодворк, как говорится себя показать и на других поглядеть. Услужливые официанты мастерски и со вкусом сервируют столики в ожидании посетителей. По праздникам, а иногда даже в субботу или воскресенье играет живая музыка и желающие могут танцевать. Но самым удивительным для бывших советских людей был настоящий фейерверк, который могли наблюдать с бодворка отдыхающая публика каждый воскресный день ровно в девять часов вечера. Из двух военных кораблей начинали палить пушки, рисуя на черном небосклоне, усыпанный звездами, удивительно красивые цветные огненные фигуры, которые то рассыпались то собирались в причудливом узоре. Для советских эмигрантов салют ассоциировался с каким-то большим праздником, а тут это было обыденным еженедельным событием. Одним словом, когда вы попадаете на бодворк вы попадаете на праздник жизни. Люди на время забывают о работе, о проблемах, о болезнях, они расслабляются и просто предаются веселью.

Время стремительно летит в Америке. Все иммигранты жалуются, что время в Америке летит быстрее, чем на Родине. У Марика есть свое объяснение этому. Он считает, что иммигранты находятся здесь в перманентном стрессовом состоянии. Это их постоянное, привычное уже, превратившееся в норму, состояние. Когда человек живет в оковах непрерывного стресса, для него время летит быстрее. Это чисто психологический эффект воздействия стресса.

На первых порах Марику и его семье пришлось много ездить на сабвеи, так как это был самый удобный общественный транспорт в городе. В Нью-Йорке сильно разветвленная сеть метро. Короткие и частые остановки, короткий (в среднем от пяти до пятнадцати минут) интервал между поездами, позволяют людям попасть относительно быстро в любую точку этого гигантского города. Правда, сабвей — это старое и не привлекательное сооружение, но главное — очень удобное. Не зря, ежедневно шесть-семь миллионов человек пользуются сабвеем. Часть нью— йоркского метрополитена расположена над землей, и поезда бегают над головами людей.

Очень часто Марику и его семье приходилось ехать в метро на различные аппоинтменты. Это английское слово можно смело включить в состав русского языка. Ибо оно самое часто употребляемое английское слово среди русскоязычных иммигрантов. Аппоинтмент переводится на русский язык как назначенная встреча, но этот перевод не передает всей полноты значения этого слова. В Америке никто никуда не идет без предварительного аппоинтмента. Обязательно, сперва надо позвонить и договориться о дне и времени прихода, без этого вас нигде не примут.

Марик всегда с интересом наблюдал за людьми, сидящими и стоящими вокруг него в «трейне», то есть в поезде или вагоне (второе по популярности английское слово, которое никогда не произносится по-русски). Все люди обычно были погружены в свои дела и никто не на кого не глазел. Это считалось дурным тоном. Поэтому Марик следил за всеми украдкой. Вот напротив него сидит симпатичная белая девушка углубленная в чтение книжки. Время от времени она довольно громко шмыгает носом стараясь не позволить упрямой сопле вытечь из ноздри и уютно расположиться на верхней красивой губке. В дальнем углу вагона, удобно расположился сразу на четырех сидениях огромный чернокожий бездомный, обмотанный цветными тряпками с ног до головы. Рядом, прямо на полу, валялось его хозяйство, большой черный мешок заполненный неизвестно чем. Бездомный источал стойкий запах гремучей смеси дерьма, мочи и пота. Поэтому, та часть вагона, где величественно возлежал наш бездомный, была практически пуста. Хотя в остальной части вагона плотно теснились ряды трудящихся граждан. Никто не тревожил мирный сон бездомного. Народ лишь старался держаться подальше от него и изредка бросал косые взгляды в его сторону, когда неуловимое дуновение воздуха доносило до носов граждан нестерпимо дурной запах.

Неверно считают, что американцы не любят читать. Всех пассажиров метро можно разделить на три категории. Самая большая категория это люди, которые читают газеты, книжки и журналы; публика, которая слушает музыку с помощью наушников, конечно, и, наконец, спящая публика. Как видно, все при деле и бездельников. глазеющих по сторонам почти нет.

Еще одна особенность поведения в сабвее. Даже в переполненном вагоне, никто никого не касается, не прижимает и не работает локтями. И если вагон достаточно заполнен, никто не лезет в него, а предпочитает подождать следующий. Вроде элементарные вещи, о которых и писать не стоило. Но кто возразит, что вот из таких мелочей и складываются большие проблемы.

Иногда Марику приходилось возить пассажиров даже в Гарлем, который находился в северной части Манхеттана. Когда он впервые увидел Гарлем в 1983 году, то ему в голову пришла мысль, что мир населяют в основном народы не обремененные цивилизацией, в смысле культурного поведения. Смачные плевки то и дело попадающиеся взору на тротуарах, грязь, подъезды домов воняют мочей, обожженные кнопки лифтов, все это напомнило Марику Баку и другие советские города. Их объединяет то, что они необременены цивилизацией, не вышли из нее, а просто пришли со стороны пользоваться этой цивилизацией.

Мысли Марика о сопоставлении чернокожих и советских людей были прерваны голосом диспетчера, который сообщил ему, чтобы он по дороге захватил трех ребят, которых он должен привезти по адресу, где-то рядом с их диспетчерской. Это было уже в Бруклине. Марик подъехал к частному дому, где уже ждали трое совсем молодых, но очень здоровых чернокожих ребят. Шумные молодые люди небрежно развалились на сиденьях, достали сигареты и стали начинять их марихуаной. Не обращая на Марика никакого внимания, они о чем-то громко разговаривали, перебивая друг друга. Марик старался не смотреть на то, что они делают и пытался лишь быстрее отделаться от не очень приятных пассажиров. Вскоре весь салон машины был в дыму и резкий, специфический запах марихуаны ударил Марику в нос. Был холодный январский вечер, часы показывали девять часов тридцать минут вечера. Марик приоткрыл окно, чтобы не задохнуться. Он плохо еще знал дороги и повернул не туда куда следует. Один из двоих сидящих сзади, видимо недовольный этим, что-то буркнул и слегка стукнул Марика по голове. Впереди сидящий моргнув, предложил Марику затянуться. Марик молча замотал головой. Все трое дружно заржали, и сзади опять Марик получил по голове. Ржание продолжалось. Ребята почувствовали свою власть над Мариком, а он окончательно растерялся. Все в нем смешалось в этот момент — гнев, чувство бессилия и унижения. Марик настолько растерялся, что забыл про радио, которое у него было. Впереди сидящий как-будто уловив его мысли, схватил радио и бросил назад. Сзади схватили радио и крича от восторга вновь ударили Марика этим же радио.

Марик не выдержав стал кричать на полу-русском и полу-английском языках на бесноватых ребят. Но впереди сидящий стал лезть в карман Марика, откуда торчал кошелек. Марик одной рукой старался убрать его руку, а другой, крепко вцепившись в руль, продолжал ехать. От обиды, от бессилия у Марика непроизвольно потекли слезы из глаз и он, громко зарычав, как загнанный зверь, нажал на акселератор. Машина помчалась на бешенной скорости. Ребята, испугавшись, сперва притихли, затем те, которые сидели сзади стали просить Марика остановить машину, а впереди сидящий, не обращая внимания на скорость, с удивлением смотрел на Марика и приговаривал:

— Ребята, смотрите он плачет, он плачет…

Когда наконец Марик затормозил недалеко от диспетчерской, уже двери машины были открыты. Марик даже не сообразил их заблокировать. Все трое ребят выскочили из машины и бросились бежать. А Марик, очумев от злобы и унижения, бросился за ними. Вскоре он нагнал того, кто сидел рядом с ним. Марик совершенно не умел драться. Схватив парня за шиворот двумя руками, не зная что делать дальше, отчаянно начал трясти его и в следующую минуту он получил сильнейший удар в голову. Удар пришелся в бровь и был такой силы, что рассек ее в кровь, которая сразу залила глаз. Марик разжав руки, отпустил парня и механически схватился за свою голову. А парень, спокойно поправив на себе одежду, развернулся и исчез в темноте.

Шрам на брови все время напоминает Марику об этом неприятном происшествии, которое чуть не стоило ему правого глаза. Обычно в таких ситуациях водителю при первой же возможности надо покинуть машину и звонить 911, в полицию.

Для Марика, как и для других иммигрантов, жизнь в чуждой языковой среде, со всеми вытекающими последствиями, было большим испытанием. Марик очень страдал от того, что с английским языком у него по-прежнему было неважно. Вот уже пять лет как они приехали, а он продолжал заикаться при разговоре с американцами.

Марик проводил следующее сравнение между его изучением английского языка и человеком, который решил взобраться на самую высокую вершину, величественно возвышающуюся над ним. Полный энергии человек карабкается наверх без устали, без отдыха, и, казалось, вот уже вершина, она уже совсем рядом и вот он почти на верхушке, но в следующее мгновение его челюсть начинает постепенно отвисать, а глаза разочарованно округляются и чувство безысходности овладевает им, ибо перед ним раскрывается новая, еще более величественная, чем прежняя, еще более неприступная возвышенность нависающая над ним. И она требует от него еще больших усилий для восхождения. Человек делает глубокий вздох и пускается покорять следующую вершину. Наконец, уже тяжело дыша и еле передвигая ноги, он полуживой, но все еще гордый и несломленный, достигает своей цели вновь. И тут его ноги окончательно подкашиваются, он падает на колени от отчаяния, от злости и бессилия — перед ним очередная скала, еще более огромнее чем прежняя. И так далее. Описанное, называется эффектом гор, кажущаяся победа на самом деле иллюзия победы. То же самое у Марика происходит с языком. Чем больше, как ему кажется, удается добиться, тем более трудные преграды раскрываются перед ним, которые необходимо преодолеть для достижения новых высот в изучении языка.

Жить в одной из самой экономически развитой стране, конечно, очень удобно и человек чувствует себя в безопасности.

Марик чувствовал себя очень даже неуверенно и как-то одиноко (и это среди многочисленной, но увы не могущественной родни) в своей родной стране, особенно когда у него начинало что-то болеть. Страх перед возможными болезнями, с которыми не смогут справиться отечественные врачи (почему-то была такая уверенность), не давал ему покоя. Здесь, в Америке, в совершенно чуждой ему среде, он чувствовал в этом плане себя много увереннее. Он верил в американскую медицину и в ее врачей. И даже не столько в их мастерство, сколько в их добросовестность. И не важно, что за этим стоят большие деньги, которые надо платить за медицинские страховки, напротив, благодаря именно им был достигнут этот уровень. Формула — дорогая медицина и высококлассное лечение — здесь четко работает. Например, в Канаде где все население имеет государственную медицинскую страховку, люди месяцами ждут очереди на проведение каких-либо медицинских тестов, или чтобы попасть к хорошему дантисту, на срочную хирургическую операцию, иногда не дожидаясь ее. Некоторые канадцы предпочитают лечиться в Соединенных Штатах.

Чего Марику в Нью-Йорке не хватало, так это обычной, тихой и уютной бакинской улицы, домов со старомодными фасадами разнообразных стилей со своеобразной восточной неопрятностью, возможности остановиться на улице, поговорить с кем-нибудь. В Нью-Йорке это невозможно. Невозможно простоять на улице двадцать-тридцать минут, разговаривая. Здесь нет той культуры жизни на улице, как это было в Баку. Здесь улица — это разновидность автострады, то есть место передвижения в нужном направлении. А в Баку много времени люди проводили на улице — она была местом общения.

Конечно, эмиграция всегда тяжела, всегда она оборачивается душевной и социальной травмой для человека, который ее совершил. Но всегда она, за редким исключением, оправдывается на детях!

Марик знал, что он никогда не овладеет английским языком на том уровне, на каком он владеет родным русским, не сможет войти в американскую социально-культурную среду, так глубоко как бы ему хотелось. Но он был уверен, что это сделает его сын, Иосиф.