Глава 2

Незавидна судьба полисмена.

У. Гилберт

— Сознаюсь, — уныло сказал Алан Маркби, — я полицейский.

— Ну вот! — воскликнула Уинн Картер. — А еще говорят, что совпадений не бывает! Как только я подумала, что хорошо бы потолковать с полицейским… Так, чтобы не было недоразумений…

Как ни относись к ее словам, они прозвучали зловеще.

Алан бросил испуганный взгляд на Мередит Митчелл. Мередит, в джинсах, джинсовой рубашке и пестром расшитом жилете в этническом стиле, сидела напротив, на широком подоконнике, подтянув колени к подбородку. Рядом лежала кошачья подстилка; ее хозяин сейчас мышковал где-то в поле. Вечерело. В окно проникали желтоватые лучи закатного осеннего солнца; в густых темно-каштановых волосах Мередит плясали золотистые пятна. Алану показалось, что вид у его любимой довольный и расслабленный; она дегустировала домашнюю бузинную настойку и выглядела почти девчонкой. Глядя на нее, Алан почувствовал, что у него полегчало на душе.

Правда, он тут же вспомнил зловещие слова Уинн, и ему стало уже не так хорошо, как пять минут назад. Представитель любой профессии рано или поздно сталкивается с тем, что люди пытаются бесплатно получить у него совет. Чаще всего помощь требуется, когда ты расслаблен и наслаждаешься отдыхом, особенно если приехал в отпуск. Алан напустил на себя суровый официальный вид и сказал Уинн:

— Я сейчас не на службе!

Уинн Картер безмятежно улыбнулась:

— Алан, да я все понимаю! Ни за что не стала бы докучать вам в отпуске!

«Хо-хо, да неужели?» — подумал он. Потом вдруг, встревожившись, сообразил, что словечки типа «хо-хо» непременный атрибут старомодного полицейского — персонажа комических опер Гилберта и Салливана.

— Сообщите ваши имя и адрес! — машинально добавил он вслух, поддавшись течению мыслей.

Обе женщины устремили на него немного озадаченные взгляды. Алан густо покраснел и пояснил:

— Это из «Игрушечного города», любимого мультика моего детства. Там приставучий полисмен Эрнест всегда угрожал записать имена и адреса главных героев, ягненка Лэрри и его друга-таксы, забыл, как его зовут.

— Деннис, — услужливо подсказала Мередит. — Таксик Деннис.

— Да нет, ничего подобного! — вскричала Уинн. — Я не хочу, чтобы вы кого-то арестовывали. Пожалуй, даже и допросить не получится… Я все знаю, потому что сама пробовала, а теперь, видите ли, личность, которая меня интересует, умерла.

Как ни были загадочны ее слова, Алан старался не поддаваться.

Зато Мередит, как ни странно, оживилась.

— Кто умер? — быстро спросила она.

Алан смерил ее выразительным взглядом.

Их хозяйка заинтересованно возилась с прядью седых волос, выбившейся из растрепанного пучка. Из ее головы торчал целый лес шпилек, отчего она стала похожей на ежа. Глядя на Уинн Картер, Маркби почему-то вспомнил оборонительные сооружения копьеносцев Кромвеля. У Уинн была привычка то и дело тереть голову рукой — наверное, так она стимулировала свои серые клеточки, как сказал бы Эркюль Пуаро. Вот почему шпильки все время выпадали из ее волос. Едва Уинн закалывала одну непослушную прядь, как из прически тут же выбивалась другая. Вот и сейчас Маркби наблюдал за их хозяйкой, ожидая, когда это произойдет. Его ожидания оправдались, и он испытал смутное удовлетворение.

Алан посмотрел на свой бокал с черносмородинной наливкой. Наверное, ему так хорошо потому, что Уинн определенно обладает талантом винодела. Черносмородинная — крепкая штучка. Хорошо, что сегодня не нужно никуда ехать на машине, да и идти совсем недалеко — они живут через стену.

Уинн как будто прочитала его мысли.

— Позвольте я вам долью. Хотите продегустировать морковное виски? А вы, Мередит? Вам ведь ехать никуда не надо!

— Лучше, пожалуй, вина, — сказала Мередит, которая уже надегустировалась бузинной настойки. Она знала, что Уинн слышала ее вопрос, но нарочно не спешит отвечать, чем сильно раздражает нетерпеливую гостью.

— И мне, пожалуйста, тоже вина, — попросил Маркби.

Морковного виски он почему-то побаивался.

Уинн загремела бутылками на буфете.

— Какое хотите? Вот яблочное. Совсем не похоже на сидр, скорее напоминает немецкое белое вино — по крайней мере, мне нравится так думать. По-моему, дает интересное сочетание с черносмородинной. Попробуйте, не пожалеете.

В разговоре наступил перерыв: гости увлеченно дегустировали вино. Но даже давно вышедших в отставку представителей прессы не так-то легко отвлечь. Попотчевав гостей крепкими напитками, в надежде ослабить их оборону, Уинн возобновила атаку с другой стороны:

— Милая Лора как-то обмолвилась, что ее брат служит в полиции… более того, занимает высокий пост!

— Какой уж там высокий! — поспешно возразил Маркби. — Я всего лишь суперинтендент.

— Для меня — очень высокий. — Уинн без труда удавалось скрыть свое нетерпение. Она благосклонно улыбнулась Алану, намекая, что и он тоже в ее лице имеет дело с профессионалом.

Алан почувствовал себя совершенно обессиленным. А может, это подействовало домашнее вино? Еще одна шпилька со звоном упала на мраморную каминную полку. Уинн посмотрела на нее с таким изумлением, словно не понимала, откуда она взялась.

— Любовь к закону у вас, наверное, семейная. Лора адвокат, а вы — полицейский. Зато Пол, ее муж, совсем другого сорта. Сочиняет кулинарные книги, ну надо же! Его тетка, Флорри Данби, раньше то и дело сокрушалась. Не дело, говорила, что мальчик так интересуется готовкой. Но я ее успокоила. Посмотрите, говорю, сколько мужчин среди знаменитых шеф-поваров! Однажды, много лет назад, я брала интервью у Филиппа Харбина. Тогда я еще была молоденькой репортершей. Помните его? Знаменитый бородатый повар… — Уинн отпила вина. — В пятидесятых он ездил по всей стране и устраивал настоящие представления! Готовил на сцене, в присутствии публики. Телеповаров, как теперь, тогда еще не было; он стал первым.

— Пол тоже очень хорошо готовит, — великодушно заметил Алан, подумав о зяте. По крайней мере, он надеялся, что сказал именно это. Он подозревал, что язык у него немного заплетается. Поэтому он повторил, старательно выговаривая слова: — Очень… хорошо… готовит.

Мередит сдвинула брови.

Уинн как будто ничего не заметила.

— Мы с Флорри Данби были соседками много лет… Мне ее очень недостает!

Уинн замолчала и постаралась взять себя в руки. Мередит, всегда остро чувствовавшая настроение собеседника, с любопытством наблюдала за их хозяйкой. Взгляд Уинн сделался отстраненным и немного печальным. Мередит стало жаль ее — и почему-то сделалось неловко. Все прекрасно, если у женщины есть интересная работа, какая когда-то была у Уинн и до сих пор есть у нее, Мередит. Жизнь кажется наполненной, интересной, насыщенной. И вдруг однажды — фьють! Все кончено. Мередит пытливо посмотрела в свой бокал. Какое крепкое это яблочное вино! Выпили всего пару глотков, и вот вам пожалуйста: Алан еле языком ворочает, а она расчувствовалась!

Уинн наконец собралась с мыслями и продолжала:

— Я очень боялась, что после ее смерти дом продадут. У нас ведь с ней общая стена, а в такой крошечной деревушке очень важно, кто живет рядом с тобой. Мы с Флорри соседствовали с тех самых пор, как я сюда переехала… Господи, целых семнадцать лет! В общем, когда Пол сказал, что хочет оставить себе теткин домик и не станет продавать его, я просто запрыгала от радости!

— Они решили, что домик просто идеально подходит для выходных, — сказал Маркби. Поняв, что язык больше не заплетается, он очень обрадовался. Ему захотелось говорить, что-то рассказывать… В общем, снизошел дар красноречия: — Когда в семье четверо детей, довольно накладно ездить в отпуск куда-то далеко. А здесь прекрасное место. Хорошо и то, что Парслоу-Сент-Джон совсем недалеко от Бамфорда. Не нужно долго ехать. Кроме того, они собираются ненадолго сдавать домик внаем отдыхающим… На то время, когда не будут жить здесь сами.

— Знаю. Я не против. Плохо, когда соседний дом пустует. И даже если кто-то из временных жильцов окажется не очень приятным в общении, речь-то ведь идет всего о паре недель! Да и вы с Мередит будете время от времени наезжать сюда. Ведь так? — с надеждой осведомилась Уинн.

Маркби покосился на Мередит; та поднесла к угасающему свету бокал с яблочным вином.

— Если честно, — сказал он, — мы собирались поехать в другое место. Но мне помешала работа. Едва освободился я, как Мередит неожиданно на несколько недель послали в Париж — в консульский отдел нашего посольства.

— Я не возражала, — поспешила вставить Мередит. — В конце концов, ехать пришлось не куда-нибудь, а в Париж! И потом, как приятно хотя бы на время оторваться от заваленного бумагами стола в Уайтхолле! Просто блаженство! Более того, захотелось настоящих приклю… — Она поймала на себе встревоженный взгляд Маркби. — Нет-нет, больше ни за что не поеду за границу надолго. Но провести в Париже несколько недель было приятно. — Она снова подняла бокал. — За сломанную ногу Тоби, благодаря которой я смогла съездить во Францию!

— Уж этот Тоби Смайт! — враждебно проговорил Маркби. — Даже ногу ухитрился сломать так, чтобы испортить нам отпуск!

Он никак не мог испытывать сочувствие к сослуживцу Мередит, которого поневоле считал своим более молодым соперником, хотя и сам Смайт, и Мередит пылко это отрицали. И потом, как казалось Маркби, Тоби буквально притягивает к себе всякие бедствия и катастрофы. Тридцать три несчастья! Вспомнить хоть случай, когда Тоби выслали из одной банановой республики и он неожиданно вернулся домой раньше времени… В результате Мередит, которая снимала у Тоби квартиру, пришлось освобождать жилье и ехать на археологические раскопки…

Мередит смерила Маркби укоризненным взглядом:

— Ты ведь не думаешь, что он нарочно сломал ногу! Да еще организовал себе такой сложный перелом… Пришлось доставлять его домой спецрейсом. У него в ноге теперь стальные штифты… И все-таки он снова вернулся в строй и вышел на работу — так что выпьем за его выздоровление!

Все выпили.

— В общем, в результате у нас с Мередит осталось две недели, чтобы есть, пить… — Маркби поднял бокал, — и немного погулять. Самый лучший отпуск — когда ничего не надо делать! Возможно, мы бы заехали куда-нибудь совсем уж в глушь, но Пол предложил пожить в домике его покойной тетушки. Мы подумали: почему бы и нет? В каком-нибудь отеле пришлось бы жить в окружении незнакомых людей и обслуги. А здесь куда покойнее.

Алан искренне верил в сказанное. Как выяснилось впоследствии, своими неосторожными словами он искушал судьбу.

Уинн задумчиво вздохнула:

— А я скучаю по журналистике. Раньше, когда я еще работала, часто, бывало, думала, как будет славно выйти на пенсию. Я представляла, как буду сидеть в своем домике, гнать домашнее вино, читать все, на что не хватало времени раньше, да копаться в саду. В общем, жить в свое удовольствие. На деле все оказалось не так, вернее, не совсем так. Ведь я привыкла работать в оживленной обстановке: вокруг множество народу, ты первой узнаешь все новости, слухи и сплетни… Да еще ходили обедать, выпивали… правда, то было в благословенные дни, еще до того, как Руперт Мэрдок открыл первую автоматизированную типографию в Уоппинге и профсоюз печатников объявил ему войну…

— Пять минут назад я думала примерно о том же самом, — призналась Мередит.

Уинн, у которой, видимо, мысли скакали в неизвестном направлении, неожиданно ухватилась за ее слова:

— Поэтому я и согласилась поработать в морге!

Оба ее собеседника разом протрезвели и смерили Уинн ошеломленными взглядами.

— Моргом, — пояснила Уинн, — у нас называется газетная полоса, где печатают некрологи. В редакции хранятся составленные заранее некрологи для богатых и знаменитых; их печатают сразу же, как только кто-нибудь из них отбросит коньки. После выхода на пенсию я составила несколько штук — ведь новые знаменитости всплывают постоянно. Вдобавок я обновила несколько уже существующих некрологов. Работа очень интересная, но жутко секретная. Человек, о котором пишешь, не должен догадаться, зачем тебе нужны сведения о нем.

— Вполне понятно, — кивнул Маркби. — По-моему, ужасно тоскливо сознавать, что какой-нибудь упырь… простите, Уинн… какая-нибудь почтенная акула пера строчит твой некролог в то время, как ты еще здоров и полон сил. От такого известия у кого угодно испортится настроение.

— Нет, все совсем не так! — горячо возразила Уинн. — Возражать-то они не возражают. Наоборот, они рады, им интересно. Они бы что угодно отдали, лишь бы узнать, что о них написали, но ни в коем случае не должны видеть готовый некролог. Так что лучше всего, чтобы они даже не знали, что такой некролог существует. Как только они о нем узнают, они предлагают все что угодно, лишь бы хоть одним глазком взглянуть на него!

— По-моему, забавно… хотя и мрачновато, — заметила Мередит с подоконника.

Уинн снова погрузилась в раздумья.

— Да, мне нравилось. То есть… — Она повертела в руке пробку от винной бутылки. — До той истории с пони Оливии Смитон.

Мередит поставила бокал на подоконник и повернулась лицом к хозяйке. Не обращая внимания на отчаянные знаки Алана, который призывал ее не клевать на наживку, она спросила:

— Что он натворил?

— Что натворил? А… — Уинн едва заметно улыбнулась; Маркби готов был поспорить, что в ее глазах мелькнули торжествующие огоньки. Она наконец-то подцепила их на крючок, и прекрасно это понимала! — Да ничего он не натворил, несчастный… Точнее, он околел.

Наступил решающий миг. Сейчас или никогда! Маркби сделал последнюю отчаянную попытку увести разговор в сторону от опасной темы:

— Уинн, уж не хотите ли вы сказать, что сочиняли некролог для пони?

— Нет, для бедной Оливии — она умерла через несколько дней. Пони похоронили в пятницу, а Оливию нашли мертвой в понедельник утром. Я сразу же позвонила в газету, чтобы поставить их в известность. Они и так просили меня обновить ее некролог. На всякий случай, ведь возраст у нее уже был преклонный… И все-таки никто не ожидал, что она скончается так внезапно, да еще так ужасно! По-моему, я не очень внятно излагаю, да? — Искреннее извинение Уинн портила победная улыбка. — Может, лучше начать с самого начала?

— По-моему, уже поздно…

Маркби бросил взгляд на часы.

Мередит спрыгнула с подоконника и, подойдя к Алану, села на пол у его кресла, обхватив свои колени руками.

— Да, пожалуйста! — попросила она явно довольную Уинн. — Расскажите нам все с самого начала!

Маркби подавил стон и откинулся на спинку кресла. За окнами темнело. Уинн потянулась к выключателю настольной лампы. Впереди была долгая ночь, в которую приятно рассказывать долгие истории. Комната наполнялась призраками из воспоминаний Уинн. А ведь до Рождества еще далеко!


— Еще в январе мне позвонили из редакции, — начала Уинн. — Кто-то там пересматривал архивы и наткнулся на некролог Оливии. Навели справки, выяснили, что она живет здесь, на краю деревни, в поместье «Грачи». Так что для обновления некролога я подходила идеально. В редакции знали, что я не наделаю шума. Я предупредила, что задание непростое. Оливию, конечно, нельзя было назвать отшельницей в полном смысле слова, но жила она уединенно и с местными не общалась. Она старела… Правда, она и раньше не особенно стремилась войти в местное общество, даже когда была моложе и только приехала сюда.

— Когда же она сюда приехала? — сдался Маркби, решив, что чем скорее Уинн поведает им свою историю, тем раньше они сбегут. Он надеялся, что они успеют сбежать до того, как Уинн объяснит, для чего она им все это рассказывает и чего от них хочет. А то, что славная старушка чего-то от них хочет, ясно как день. Скорее всего, от них потребуются решительные и даже, возможно, немного незаконные действия.

— В 1975-м. Вот последний факт, зафиксированный в первоначальном некрологе. После того времени в ее биографии оставался пробел в двадцать лет, который мне и предстояло заполнить.

— Наверное, после бурной молодости она решила, что с нее хватит светской жизни. Стремилась к тихой, уединенной жизни и безделью.

— К этому на самом деле никто не стремится, — решительно возразила Уинн. — Хотя многие и уверяют, что суета им надоела. Старость, даже не одинокая, — штука достаточно тоскливая, поверьте мне. Итак, когда она здесь обосновалась, ей было всего шестьдесят с чем-то. Даже тогда она вежливо отклоняла все приглашения в гости. И сама никогда никого к себе не приглашала. Люди вспоминают, что она оставалась… заметной, хотя не была общительной. Она ездила по округе на пони, запряженном в двуколку, поэтому в лицо ее все хорошо знали. Время от времени она разговаривала с местными жителями и иногда заглядывала в церковь. Один пони сменялся другим. По-моему, в конце жизни у нее было три пони — не одновременно, а по очереди… Потом она перестала пользоваться двуколкой, и последний пони рано вышел на пенсию. С тех пор она редко покидала свое поместье. Пони жил в загоне рядом с домом. Время от времени в «Грачи» приезжал Рори Армитидж, ветеринар; он осматривал животное. А док Барнетт время от времени навещал Оливию и осматривал ее. По будням в доме убирала Джанин Катто; она же ездила за покупками для Оливии. Эрни Берри, местный разнорабочий… вот уж странный тип, бедняга… ухаживал за парком. Ничего особенного он, конечно, не делал — подстригал живые изгороди, косил газон и все такое. Кроме того, если в доме что-то ломалось, он чинил. Если требовался крупный ремонт, вызывали Макса Кромби, нашего подрядчика. У Макса есть дочка Джули; какое-то время девочка общалась с Оливией теснее, чем кто-либо из местных. Джули обожает пони, буквально помешана на них.

— Совсем как моя племянница, — кивнул Маркби.

— Вот именно, в точности как Эмма. Джули подольстилась к Максу, чтобы тот взял ее с собой, когда поехал осматривать крышу в доме Оливии — она прохудилась. Девочке хотелось посмотреть пони. Она все болтала с Оливией — невинно, по-детски, и старушка привязалась к девочке. Оливия позволила Джули покататься на пони по полю. После того случая Джули все свободное время проводила в «Грачах». Оливия как будто не возражала. По-моему, ей нравилось учить девочку. Несколько раз я видела их вместе. Оливия, бывало, сидела в кресле под старым каштаном и отдавала Джули команды, а та все ездила и ездила кругами. Они всегда напоминали мне балетмейстера и прилежную ученицу.

Уинн улыбнулась.

— Пони был красавец; таких называют «серый в яблоках», как в детском стишке. Джули, с длинными светлыми волосами, в бархатном берете, трусила по загону и брала препятствия — заставляла его перепрыгивать через палки, положенные на землю. Приятное зрелище! Иногда рядом с ними стоял и Макс; он любовался дочкой и весь светился от гордости. Его дочурка, зеница ока и так далее… Скоро девочка освоила азы и уговорила, отца купить ей собственного пони. Макс предлагал Оливии купить пони у нее, но Оливия отказала: пони слишком давно на пенсии, ему, мол, трудно будет привыкать к прежней жизни. И потом, будет лучше, если для Джули купят настоящего скакового пони, потому что у нее все задатки хорошей наездницы и ей потом непременно захочется участвовать в конно-спортивных состязаниях. И вот Макс — а денег у него куры не клюют! — купил дочке красивого пони, пегого, с белой гривой. Пони Оливии снова целыми днями пасся в загоне да щипал травку. В конце концов Джули завоевала первые призы в своем классе и на всех конных состязаниях в округе. Она много тренируется; мечтает выступить в «Олимпии», где проводятся крупные состязания, и на выставке «Лучшая лошадь года», а может, даже и на Олимпийских играх!

Уинн замолчала, чтобы отдышаться.

— Вообще-то я забегаю вперед.

— Не понимаю, — сказал Маркби, — почему эта почтенная тихая старушка, которая любила лошадей и, судя по всему, была доброй, представляет интерес для всего народа. Зачем составлять ее некролог?

— Во-от! — ответила Уинн. — Дело в том, что она не всегда была тихой!

Загрузка...