Посмертное слово
Слово взял Алан Маркби:
— Как и Мередит, я не могу что-либо утверждать с уверенностью; могу лишь предположить, что тогда произошло. Вы позволите, бригадир?
Все ждали, что ответит Лоренс Смитон. Тот не спеша собрал фотографии со стола и сложил их в конверт. Конверт сунул в карман куртки и, встретив вопросительный взгляд Маркби, кивнул:
— Валяйте! Вываливайте все на свет божий! Пусть все разъяснится раз и навсегда.
Голос у старика был усталый, но решительный.
Многозначительно покосившись на старого друга, сэр Бэзил уютно устроился в кресле с бутылочкой сливового вина под рукой. Роль стороннего наблюдателя вполне его устраивала.
— Итак, вот как все, по-моему, было, — начал Алан. — После свадьбы Маркус и Оливия Смитон написали завещания, по которым все имущество отходило тому из супругов, который переживет другого. Документы простые, недвусмысленные, составленные в трудное время, с минимумом экивоков. Они хотели обеспечить друг друга на тот случай, если кто-то из них погибнет. К сожалению, одного из них, Маркуса, убили всего через несколько месяцев, и Оливия овдовела. Однако одна она не осталась. С самого начала в доме у Смитонов поселилась Вайолет Доусон, школьная подруга Оливии. Может быть, такое положение было немного необычно для молодоженов, но не забывайте, шла война. У многих людей разбомбили дома, и они перебрались к родным или друзьям. Кроме того, многое в те дни распределяли по карточкам; совместное житье оправдывало себя с точки зрения практичности.
Маркби повернулся к Лоренсу:
— Бригадир, бывает, мужчин и женщин влечет друг к другу не только чисто физически; если это вас утешит, я уверен, что Оливия любила вашего брата, хотя у нее и была другая сексуальная ориентация. Сообщали, что она очень горевала, узнав о гибели мужа. Мы не знаем, почему она тогда не составила другое завещание. Может, была подавлена горем. А может, потому, что ближе к концу войны такое завещание уже не казалось срочным делом. Не забывайте, она тогда была еще молодой женщиной. Беренс, ее поверенный, в последние годы искал везде, но никакого другого завещания не нашел. Потом, пятнадцать лет назад, к нему приехала женщина, которая назвалась Оливией Смитон, и попросила составить завещание, о котором мы все знаем. Какой можно сделать вывод? Маловероятно, чтобы Оливия после гибели мужа составила еще одно завещание, заменившее собой первое, военное. В период между гибелью мужа и последней волей, составленной Беренсом, Оливия или особа, выдававшая себя за нее, жила без завещания. Вот что очень важно!
Маркби замолчал для вящего эффекта.
— Давайте дальше! — торопила его Уинн.
— Возможно, настоящая Оливия Смитон не составила другое завещание в том числе и потому, что им с Вайолет Доусон пришлось переехать во Францию. Возможно, Оливия не хотела писать завещание во Франции. Есть существенные различия в законах двух стран, касающихся завещаний. Оливия не хотела рисковать. У Вайолет своих денег не было, но все их расходы оплачивала Оливия, и подруги жили вполне безбедно. До того как поселиться у Оливии, Вайолет вела жалкое существование: была платной компаньонкой у нескольких несимпатичных богатых старух. Никакой другой профессии у нее не было… Прожив несколько лет за границей, Оливия и Вайолет решили вернуться в Англию. Отправились в путь, но попали в ужасную аварию с трагическим концом. Французское следствие установило, что за рулем сидела Вайолет. Я в этом сомневаюсь. Судя по тому, что нам известно об Оливии, трудно поверить, что она смирилась бы с ролью пассажирки. Вдобавок, в свете последующих событий, есть все основания полагать, что Вайолет вообще не умела водить машину. По-моему, в тот роковой миг за рулем сидела Оливия, а Вайолет ехала пассажиркой. Машина превратилась в груду обломков, та, что находилась за рулем, погибла, и все были в замешательстве. В те времена о ремнях безопасности еще не слышали. Скорее всего, труп убрали с места происшествия. Может быть, пассажирка, Вайолет, сама оттащила тело Оливии подальше, надеясь оказать ей первую помощь. А может, она боялась взрыва и не сразу сообразила, что ее подруга погибла… Прибыв на место происшествия, французские полицейские обнаружили двух женщин на обочине: одна мертва, другая на грани истерики. Как только выжившая немного успокоилась, ее попросили назвать свое имя и имя мертвой женщины и пожелали узнать, кто сидел за рулем. Хотя Вайолет Доусон по-прежнему пребывала в шоковом состоянии, у нее хватило времени сообразить, что после смерти Оливии ей вновь придется влачить жалкое существование. Вероятно, по возвращении в Англию Оливия собиралась написать завещание в пользу Вайолет, но достоверно мы ничего сказать не можем. Вайолет помнила, что сохранилось единственное завещание, составленное в войну. По тому устаревшему завещанию все имущество Оливии в случае ее смерти доставалось Маркусу.
В подобных обстоятельствах, если человек умирает без завещания, имеющего законную силу, не состоял на момент смерти в браке и у него не было детей, делаются все усилия, чтобы разыскать его кровных родственников, и имущество покойного делится между ними в установленном порядке. Если кровных родственников найти не удается и никто не предъявляет свои права на имущество покойного, оно отходит государству.
Вайолет не была кровной родственницей и полагала, что не имеет никаких прав на наследство. Кроме того, ей было известно, что кровных родственников у Оливии нет. Вот почему она решила: если она скажет французским полицейским, что она Оливия Смитон, а погибшая — Вайолет Доусон, она никого не лишит наследства обманом.
Не забывайте, прошло много лет. Обе женщины достигли зрелого возраста и в молодости считались красавицами. Поскольку они много лет прожили вместе, они, возможно, приобрели какие-то общие черты, сделались похожими друг на друга, носили похожие платья и стриглись одинаково, у них появились одинаковые жесты и выражения. Они стали похожи друг на друга, как сестры. Почти наверняка у погибшей Оливии, которая сидела за рулем, лицо было изуродовано. Вайолет оказалось совсем нетрудно выдать себя за нее.
Однако, вернувшись в Англию, она не посмела жить в Лондоне, где могла случайно натолкнуться на старых знакомых. Не могла она и вернуться в свой родной городок, где пожилые люди еще помнили юную Вайолет Доусон. Она выбрала нейтральную территорию, уединенную деревушку Парслоу-Сент-Джон. Деревушка понравилась ей еще и тем, что «Грачи», дом, который она купила, напоминал дом ее детства. Если помните, Вайолет была дочерью сельского священника. На фотографии, которую владелица сожгла на глазах у Джанин, был изображен большой дом рядом с церковью. Несомненно, то был дом священника, в котором выросла Вайолет, единственное напоминание о ее прошлой жизни! И даже самое последнее звено, соединявшее ее с прошлым, она безжалостно уничтожила, как ранее все остальное, после того как неожиданно получила письмо от бывшего деверя Оливии Лоренса Смитона. Можно только гадать, какие чувства испытала Вайолет, распечатав конверт! Недоверие, изумление, страх, гнев… И над всем возобладал ужас. Помня, как пылко Лоренс Смитон ненавидел Оливию, Вайолет и в мыслях не держала, что когда-нибудь он захочет повидаться с бывшей невесткой! Смитон предлагал ей встретиться и помириться. Он тоже… простите меня, бригадир… состарился и хотел наладить отношения.
Маркби сделал паузу в своем монологе и отпил вина.
— «Солнце да не зайдет во гневе вашем…»[15] — процитировал Лоренс. — Это, кажется, из Библии, да? Мне не хотелось, чтобы мы с Оливией умерли врагами. Казалось, что так не должно быть. Маркус бы этого не одобрил.
— Вот именно! Однако ваше предложение ужаснуло Вайолет. Она никак не могла с вами встретиться! Вы, бригадир, сразу же все поняли бы, раскусили ее обман. Вы и ваша супруга отлично знали и Оливию, и Вайолет… Вайолет-Оливия позвонила Беренсу и потребовала, чтобы тот передал от ее имени, что она не желает иметь с Лоренсом ничего общего.
Маркби печально улыбнулся:
— Знаете, ведь обман мог легко сойти ей с рук! Никто ничего не должен был знать. Ее выдали две вещи. Во-первых, в молодости Оливия была известной личностью, пусть ее известность и была несколько скандальной. Поэтому ее удостоили некролога в прессе, и обстоятельства ее жизни расследовала опытная журналистка.
Маркби кивнул в сторону Уинн; та милостиво приняла его похвалу.
— Журналистка немедленно почувствовала, что дело нечисто. Она не знала, что именно не так, но инстинкт, рожденный опытом, подсказывал ей: перед ней сенсационный материал! Уинн решила, что все дело в обстоятельствах смерти Оливии, в роковом несчастном случае, когда старушка упала с лестницы. Но по-моему, тогда произошел типичный несчастный случай — как записано в протоколе дознания, она споткнулась из-за рваной тапки. Преступление, а именно введение в заблуждение и кража, было совершено много лет назад! И все-таки больше, чем что-либо другое, Вайолет выдал пони.
— Как так? — удивился Рори.
— Вы позволите, бригадир?
Маркби повернулся к Лоренсу.
— У Оливии была аллергия на лошадей, — сказал Смитон. — Моя жена клянется в этом. Оливия и близко не могла подойти к лошади. Она сразу покрывалась сыпью, начинались и другие неприятности — вроде сенной лихорадки, только хуже.
— Ну и дела! — Барнетт присвистнул.
— Итак, видите, — продолжал Маркби, — Оливия ни за что не купила бы пони и двуколку и не стала бы ездить по окрестностям, как Вайолет. Тем более не стала бы она держать у себя пони в качестве домашнего любимца! А Вайолет любила лошадей. Она даже потребовала, чтобы ее последнего пони похоронили в загоне. И потом, она не умела водить машину. Много лет подряд двуколка была ее единственным средством передвижения. Именно желание как-то передвигаться и вынудило ее пойти на риск и купить пони, хотя она наверняка знала, что Оливия никогда бы так не поступила. Она продала двуколку, как только та стала для нее бесполезной. Двуколку купил Эрни Берри; сейчас она ржавеет у него во дворе. Но пони Вайолет любила… Она не могла заставить себя с ним расстаться, и он ее выдал.
Последовало долгое молчание; все обдумывали услышанное. Мысли Тома Барнетта бежали в одном определенном направлении. Он откашлялся.
— Кстати, о заинтересованных лицах…
Все посмотрели на него, и он покраснел.
— Мне просто любопытно, что же теперь будет с завещанием? Я имею в виду — с тем, которое составила Оливия, то есть Вайолет. По нему почти все отходит на благотворительные цели, а мелкие суммы переданы Джанин, Эрни и Кевину Берри, Джули Кромби, вам, Рори и… мне. Ведь деньги-то были не ее…
— У меня есть мнение по этому поводу, и я хочу его высказать, — громко произнес Лоренс Смитон. — Составила Оливия Смитон завещание в пользу Вайолет или нет, я совершенно уверен, что она рано или поздно обязательно бы сделала это, не погибни она в той аварии. Она бы, наверное, пожелала, чтобы Вайолет прожила остаток своих дней в достатке и удобстве. Я человек военный; мне часто приходилось иметь дело с солдатскими завещаниями. На войне завещания могут быть и устными. Главное, чтобы завещатель был в сознании и выразил последнюю волю при свидетелях. Конечно, к гражданским лицам это не относится. И все-таки очень жаль, что Вайолет уничтожила все письма, потому что, если бы Оливия в письме выразила недвусмысленные пожелания на случай своей смерти в пользу Вайолет, Вайолет имела бы право претендовать на наследство. Однако лично я склонен и в данном случае отнестись к делу просто, по-солдатски. Терпеть не могу бумажную волокиту! Я считаю, что последняя воля Оливии была выполнена, хотя и несколько странным образом! Как вы тут верно подметили, в результате никто не пострадал. Никого не лишили наследства обманом. Кровных родственников у Оливии не было. Если кто-то что-то и потерял, то только государство.
Он замолчал, а Маркби сказал:
— Как ни странно, если бы Вайолет проявила честность и следовала букве закона, в сложившихся обстоятельствах даже государство могло бы пойти ей навстречу. Она наверняка получила бы какую-то долю наследства. Но Вайолет побоялась рисковать. Положение у нее было ненадежное, и адвокаты могли все оспорить. Но я согласен с бригадиром: по-моему, последняя воля Оливии Смитон все же была выполнена — пусть не по букве, но по духу.
— Вот именно, — кивнул Смитон. — А ведь именно ради этого, черт побери, и составляют завещания!
— И потом, — с улыбкой добавил Маркби, — все, о чем мы тут сейчас говорим, остается лишь нашими домыслами. Мы думаем, что все произошло так, а не иначе, но доказать что-либо в суде будет затруднительно. Оспаривать завещание на основании очень старых свадебных фотографий? Благотворительные организации, которым по завещанию отошло все имущество, горой встанут на защиту своих прав!
— Вот именно, — кивнул Лоренс. — Что ж, по-моему, все решено и выяснено. Мы, все, кто здесь собрались, знаем правду, и точка. Мне не хочется, чтобы история выходила за пределы этих четырех стен. Поползут нехорошие слухи, поднимется шум… в общем, никому не будет лучше. Со мной все согласны?
Все дружно согласились.
Позже в тот же вечер, когда спустились сумерки, Мередит и Алан прошлись пешком до «Грачей». Они постояли у ворот, глядя сквозь металлические перекладины на дорожку и на красивый старинный особняк в георгианском стиле. В лучах заходящего солнца розовели окна; каменная кладка отливала медом. Просто сказочный домик, выстроенный из сахара и пряников!
— Дом очень красивый, — сказала Мередит. — Но я бы ни за что не согласилась в нем жить, особенно теперь.
— Да, — согласился Алан. — Я тоже. Это была просто мечта. Минутный каприз.
Она взяла его под руку:
— Может быть, когда-нибудь мы и найдем себе такой же дом — в другом месте. Такой же красивый. Но не сейчас.
Он посмотрел на нее. Отблеск заката, окрасившего стекла в розовый цвет, придавал ее темно-каштановым волосам золотистый оттенок. Мередит впервые заговорила о будущем и допустила возможность совместной жизни под одной крышей. Немного, но все же шаг вперед. Пока и этого достаточно.
— С возвращением! — воскликнул Пол, разливая вино. — Рады, что вы вернулись целыми и невредимыми.
Все подняли бокалы. Лора заметила:
— Надеюсь, после вашего отъезда Парслоу-Сент-Джон снова станет тихой, сонной деревушкой, где ничего никогда не происходит. Так нам всегда казалось, когда мы навещали тетю Пола. Приезжая в ее бывший домик, я хочу быть уверенной в том, что в кустах рядом не прячется какой-нибудь псих!
— Кстати, о психах, — вспомнил ее муж. — Что стало с несчастным юнцом?
— Сейчас он проходит медицинское освидетельствование, — ответил Маркби. — Скорее всего, ему рекомендуют обратиться к психиатру. Во всяком случае, я на это надеюсь. Без психиатра тут вряд ли обойдется.
— Это не значит, что он вылечится! — мрачно возразил Пол. — Его поместят в психушку на пару месяцев, накормят таблетками, потом объявят, что он здоров, и выпустят на свободу. И он снова начнет шататься по улицам и пугать невинных прохожих.
— Ты у нас известный оптимист! — сказала его жена. — Сходи-ка лучше взгляни, как там жаркое!
Маркби откинулся на спинку кресла и вытянул ноги.
— А по-моему, наш отпуск все же удался. Я чувствую себя посвежевшим. А ты?
Он повернул голову к Мередит.
— Что? — Она как завороженная смотрела в противоположный угол комнаты и, видимо, не слышала вопроса. — Лора, давно у тебя эта картина?
— Которая? — Лора проследила за пальцем Мередит. — Ах, вот ты про что! Она висела в домике в Парслоу, и после смерти тети Флорри Пол привез ее сюда. Она ему понравилась. Ты ее, должно быть, узнала. Это Стоячие Камни, то место, где ты встретилась с Кевином и Сейди Уоррен. Картинка неплохая, правда, немного примитивная. Кстати… можешь себе представить? Ее нарисовал владелец тамошнего паба, «Королевской головы», Мервин Поллард! — Лора поджала губы и внимательно посмотрела на творение Мервина. — Не совсем в моем вкусе. Вряд ли она купила картину… Скорее всего, Мервин ей подарил. Не знаю, зачем тетя Флорри повесила ее в гостиной. Но о вкусах не спорят, верно?