Потерян в море

Глава 12. Море всюду соленое

После победы над «Медузой» прошла пара дней. Впрочем, морское сражение перекрыл иной случай, произошедший той же ночью. А именно: убийство Билла.

Не сказать, чтобы по нему кто-то скучал кроме Кота, который так и не успел свершить свою нелепую шутку и был вынужден выкинуть засохший кусочек уха Косого в море. Но сам факт случившегося всколыхнул команду. Она, поначалу, решила, словно это капитан убрал надоевшего пирата. Но когда Фанатик увидел тело, то разразился невероятно грязной руганью, заставившей иных присвистнуть. Стало ясно: он здесь не при чем. Особенно любопытные пытались разговорить Отверженного и убедить его подать знак: уронить канат на убийцу, подкатить ядро в его сторону или как-нибудь иначе указать на виновника. Но корабль молчал и скалился.

Все это время Матео выполнял мелкие поручения, учился морскому ремеслу и пытался понять: почему фрегат и команда головорезов стали для него чем-то вроде дома? Он копался в себе и приглядывался к пиратам. Они больше не пугали его как прежде. Теперь юнга чаще осмеливался не только разговаривать, но и шутить. Это удивляло его.

Матео как раз принес из кладовой столярные инструменты, — команда активно устраняла следы последнего боя, — когда Морган поставил перед ним ведро воды и щетку.

— Сегодня на тебе палуба, — помощник боцмана кивнул на пол, на котором виднелись грязь и мусор, вроде стружки, забившейся в щели. Кровь впиталась в дерево еще в первый же день.

— О! Может, я лучше помогу Чайке? — с надеждой спросил юнга.

— С каких пор ты стал торговаться, парень? — Морган насмешливо поднял одну бровь. — Это тебе не рынок. Бери щетку в зубы и за работу!

Скривившись, Матео присел около ведра, с тоской оглядывая палубу фрегата. Сейчас она казалась просто огромной. И почему они плавают не на каравелле? Все нормальные пираты выбирают небольшие корабли, а команда «Отверженного» рассекала моря на внушительном фрегате. Отдуваться же приходится таким мелким пешкам, как Матео.

— Хватит ракушки считать, Малёк, — Морган требовательно топнул носком по палубе.

— Я настраивался, — буркнул юнга в ответ.

Заметив скептический взгляд Моргана, который явно раздумывал, не отвесить ли мальцу затрещину, Матео тут же спросил:

— Драить палубу — это же наказание, да? — вместе с вопросом, он окунул щетку в ведро и принялся скрести доски.

— Допустим. Забыл что ли? Это делается так, — Морган пнул ведро и вся вода выплеснулась на палубу. Немного подвинувшись, чтобы не встать в лужу, он добавил: — Наберешь потом.

— Да, задумался. Так вот. Я же не наказан. Почему ее всегда драю я?

За спиной послышался смех Чайки и Угря. Они, под контролем последнего, латали край фальшборта.

— Потому что, это святая обязанность юнги, — нарочито важно, хоть этому и мешали смешки, произнес Угорь.

— Ты не станешь хорошим матросом, пока не освоишься с этим, — пояснил Морган. — И не привыкнешь к тяжелому, монотонному труду.

— А судя по тому, как ты сегодня начал, до хорошего матроса тебе, как до покоев королевы Испании, — фыркнул Чайка.

Пираты дружно засмеялись, чем привлекли несколько любопытных взглядов. Но поскольку Саром и Эр пропадали в каюте капитана, никто не стал возвращать их к работе.

— Как-то не верится мне, что старпом или капитан также доски натирали, — заметил Матео, когда смех стих.

— Все с этого начинают, — уверенно ответил Морган.

Но Угорь отрицательно мотнул головой, понизив голос:

— Эр не драил. Я слышал от парней, что его сразу взяли в абордажную команду, когда он только оказался в Гар-Нуэра.

— Да ну? С чего бы? — Чайка подобному искренне удивился.

— Подробностей не знаю, но после этого его и прозвали Ловким. А то, что до сих пор жив, только подтверждает это, — Угорь обернулся по сторонам, словно бы проверяя, чтобы на их разговоре никто не грел уши.

Подобные откровения не сильно удивили Матео. Старпом выглядел грозным и свирепым. Да и по характеру являлся таковым, держа команду в жесткой хватке.

— А капитан не мог также? — решился уточнить юнга, который просто не представлял Грахго стоящим на коленях и орудующим тряпкой.

Тень сомнений пробежала по лицам пиратов, но Морган негромко произнес:

— Я слышал от кока, будто капитан наш знатных кровей и начинал плавать на военном корабле самой Испании.

— Да лан? Что б он тут забыл тогда? — Чайка даже выпрямился от удивления.

Угорь тут же шикнул на него:

— Не ори.

Морган пожал плечами:

— Понятия не имею. Но вы его фамилию слышали? Грахго де Мора…

От подобного заявления юнга дернулся, опрокинув пустое ведро. Разве может подобное быть? Нет, Матео и до этого раз или два слышал «де Мора», но принял за обман слуха. Когда начинаешь выдавать желаемое за действительное. В голове сразу же закрутились воспоминания. Может ли Фанатик оказаться его родственником? Фамилия их семьи не такая уж и распространенная, а потому шанс был. Перед внутренним взором зыбкой дымкой всплыл образ дяди Уго, которого Матео почти не помнил. Тот погиб давно, когда мальчику было не больше пяти. Но в памяти осталась теплота и веселье, всегда сопровождающие приезд дяди. Тот всегда первым делом брал на руки неуклюжего племянника и подкидывал высоко-высоко вверх, иногда делая вид, словно не успеет поймать. Матео одновременно хотел, чтобы Фанатик оказался его дядей Уго, но в то же время боялся этого. Иметь в родственниках пирата? Тем более такого? Несмываемый позор. Да и не походил капитан на человека, для которого родственные связи важнее вольной жизни.

— Эй, хватит изображать вяленую рыбу! — болезненный тычок ногой в бок от Моргана оборвал нить воспоминаний. Матео и не заметил, как пираты перестали перемывать кости капитану. Помощник боцмана пригрозил: — Когда вернусь, чтобы половина была уже чистой.

— Будет чистой, — еще раз оглядев палубу, юнга обреченно принялся за дело.

Он никак не мог вспомнить полного имени дяди. Дома, если разговор немыслимым образом заходил о нем, его все называли Уго, а за пределами поместья никто не спешил упоминать. Безжалостно терзая разум и не получая каких бы то ни было результатов, Матео пришел к выводу: нужно узнать полное имя капитана.

Мытье палубы всегда являлось не только утомительным, но и тяжелым занятием. Все время на коленях, с водой и деревом, отчего болела каждая часть тела. Заканчивая, юнга привалился спиной к фальшборту и тяжело вздохнул. Он чувствовал слабую дрожь корабля, напоминающую мурчание кошки. Только значительно тише и обладающую более хриплыми нотами. Но успокаивало оно ничуть не хуже.

Внезапно раздался крик Кота:

— Обломки по правому борту!

Команда пришла в движение. Матео, с трудом разогнувшись, также поспешил к правому борту, с любопытством вглядываясь в воду. На волнах качались куски дерева, бочки, обрывки парусов и такелажа.

— Глядеть в оба! — Ловкий Эр напряженно осмотрелся вокруг.

— Человек за бортом! — вновь подал голос Кот.

Санчо и Ришар тут же принесли подходящий канат, который, когда фрегат подошел ближе, кинули в воду. Конечно, Отверженный мог вытащить бедолагу сам. Но никто из пиратов не стал просить корабль об этом. Тот редко откликался на подобные просьбы, если они исходили не от капитана.

Мужчина в воде из последних сил цеплялся за обломок бушприта. Его разум находился где-то между сном и явью. И даже конец каната, ударивший беднягу по плечу, оказался незамеченным.

— Дьявол. Еще раз, — скомандовал Эр.

Вторая попытка не принесла результата. Пираты переглянулись. Никто не желал лезть ради непонятного человека в воду. Они принялись кричать, пытаясь привлечь его внимание.

— Он же сейчас утонет, — прошептал Матео, заметивший, как ослабевает хватка человека.

— Даже если очухается, — кивнул Угорь.

Взгляд юнги в сомнениях метался от человека за бортом до фрегата, а после меж пиратов. В итоге мальчишка бросился к носовой фигуре.

— Отверженный, — упав на основание бушприта, Матео обратился к кораблю: — помоги ему. Пожалуйста.

«Зачем? От него воняет смертью».

— Ну и что?

«Ему уже не помочь».

— Но мы должны хотя бы попытаться! — не унимался юнга, не замечая, как на него поглядывает остальная команда. — Как можно жить потом, если закрывать глаза в такие моменты?

— Легко, — усмехнулся за спиной мальчишки Освальд.

— И долго, — не преминул добавить Чайка.

Матео обернулся к пиратам, не находясь с ответом. Расчетливый взгляд Освальда резко контрастировал с добродушным выражением лица. Чайка же и вовсе беззаботно смотрел за борт. Фрегат дернул щупальцами, а после потянулся в воду канатами.

— Ого! Чем ты подкупил его, а? — хохотнул Чайка, оборачиваясь и одобрительно кивая юнге.

Канаты оплели мужчину, чьи руки сразу же соскользнули с обломка, и потянули из воды, чтобы затем опустить на палубу. Влажные золотые волосы в беспорядке упали на доски. Когда спасенного перевернули, то перед командой, обступившей со всех сторон, предстал Эммет Ланкаль, капитан юркой шхуны «Стерва». Кто-то успел привести Мясника, и он сразу же принялся проверять его пульс. Пиратам пришлось вылить на Эммета воды, приводя в чувство.

— Где я? — прохрипел Ланкаль, откашливаясь.

— На борту «Отверженного», — ответил ему Саром. — Выпей.

Мясник подал Эммету пузатую бутылку рома, которую принес с собой.

— Что произошло? — сразу же спросил Эр, стоило Ланкалю оторваться от горлышка.

— Вы не поверите… Сирены.

На борту моментально образовалась тревожная тишина. Пираты переводили взгляд с Эммета на Матео.

— Прав был ваш капитан, морской дьявол его дери, аха-ха-ха, — горько рассмеялся Ланкаль, утирая рот дрожащей рукой. — Жаль, мы слишком поздно это поняли.

— Что делать теперь будем? — после непродолжительного молчания первым подал голос Чайка.

— За борт его, — тут же ответил Ловкий Эр.

Он мрачно смотрел на Ланкаля, быстро сообразив: если юнга прав, и спасенная ими сирена сопровождает фрегат, то ей не понравится встретить здесь бывшего хозяина.

— Как можно, Эр? — нахмурился Саром.

— Ты хочешь последовать за «Стервой»?

— Мужики, — Ланкаль попытался привлечь к себе внимание.

— Нет, но нам не обязательно…

— Я не хочу рисковать, — оборвал боцмана Эр.

— Эр прав, — влез в разговор Джодок. — Нужно думать о команде.

— Эй! — вновь подал голос Ланкаль, все тревожнее сжимая пальцами бутыль.

— Нужно спросить капитана, — с нажимом произнес Саром.

— И он отдаст тот же самый приказ, — уверенно произнес старпом.

Спор, напоминающий разгорающийся пожар, прервал пронзительный визг, впивающийся в барабанные перепонки. Он неукротимой волной ударил в обе стороны, достигнув носа и кормы. Люди прижали ладони к ушам. Некоторые из них упали на колени, не в силах вынести боль. И когда визг стих, а пираты принялись оглядываться, то ошарашенно заметили сирену, сидевшую на фальшборте. Она дрожала от ярости и скалилась, демонстрируя зубы чудовища. Взгляд ее был прикован к Ланкалю.

— Вот ведь… — пробормотал Угорь, делая шаг назад.

— Нет! — вскрикнул Ланкаль.

Ловкий Эр красноречиво посмотрел на Сарома, но все таки положил ладонь на рукоять палаша. Однако старпом ощутил, как один из канатов обвивает его ногу. Когда он перевел взгляд на Отверженного, тот предостерегающе покачал головой.

— За борт, — вновь произнес Эр.

На этот раз с ним никто не спорил. Санчо и Морган подхватили извивающегося Ланкаля и потащили к сирене. Эммет орал и вырывался. Молил, яростно пытаясь освободится. Только когда к ним присоединились Джодок и Ришар, пираты смогли дотащить Ланкаля к борту. Сирена все это время довольно, с каплей предвкушения улыбалась. И когда Эммет оказался в зоне ее досягаемости, вцепилась в него, потянув за собой. Они быстро скрылись за бортом. Послышался всплеск.

— Мы только что скормили человека морской твари, — печально произнес Саром, не отрывая взгляда от воды, где лопались пузырьки воздуха.

— Мы каждый раз скармливаем человека твари. В этот раз просто другой, — спокойно заметил Морган, сглатывая.

— Чего замерли? — угрожающе начал Эр. — За работу, каракатицы! Малёк!

— Да? — юнга тут же подошел к старпому, пропустив мимо пару пиратов, спешащих к реям.

— Сходи к капитану. Мало ли, — Эр почесал шею, бросив быстрый взгляд в сторону каюты.

Матео сразу сообразил, что имел ввиду старпом. Его беспокоило отсутствие капитана, который всегда появлялся на палубе, если был нужен. Благодаря связи с Отверженным, Фанатик знал о происходящем на корабле практически все. Поэтому юнга, коротко кивнув, поспешил в капитанскую каюту.

Оказавшись перед дверью, Матео в нерешительности топтался рядом с ней. А если он сейчас узнает в Грахго своего дядю? Как быть в таком случае? Дальше момента с именем ситуация обдумывалась как-то сложно. Не став больше тянуть, Матео постучал и сразу же толкнул дверь.

— Решился, наконец? — хрипло спросил Грахго.

Он сидел за столом вполоборота, откинувшись на спинку и прикрыв глаза. Картина, которую капитан купил в порту, висела на стене напротив. На полу валялся молоток и пара гвоздей.

— Капитан, у нас произошла ситуация… Странная, — начал юнга издалека, закрывая за собой дверь и проходя к столу.

— Да, я знаю. Не утруждай себя пересказом, — отмахнулся Грахго.

— А, да? — Матео недоуменно запнулся. — Почему вы тогда не вышли?

— Зачем? — Грахго открыл глаза и посмотрел на юнгу. — Вы прекрасно справились и без меня.

— Вы ведь спасли сирену. Могли бы попросить оставить Ланкаля в покое.

— Сам-то веришь в свои слова? — вопрос прозвучал из уст капитана с насмешкой.

Смутившись, юнга подумал, что на всем корабле только его одного волновала жизнь капитана «Стервы». Это невероятно печалило мальчишку. Отец всегда учил его благородству. «Пока есть хоть маленький шанс, что ты можешь помочь, нужно пытаться», — так говорил он. А теперь выходило: можно жить иначе, и ничего не будет. Даже совесть рано или поздно привыкнет.

— Можно вопрос, капитан? — проговорил юнга, вглядываясь в лицо Грахго и отчаянно пытаясь вспомнить, как выглядел дядя Уго. И чем больше Матео старался, тем яснее осознавал: он не хотел, чтобы Грахго оказался им. Ведь тогда весь тот образ доброго, заботливого и благородного офицера испанского флота, коим был Уго и который отпечатался в памяти Матео, развалиться на десятки острых осколков. Матео не представлял, как вынести это.

— Ты уже спрашиваешь. Не мнись, — поторопил его капитан.

— Какое ваше полное имя? — затаив дыхание спросил юнга.

Грахго медленно подался вперед, вглядываясь в глаза Матео. Фрегат, переживающий за капитана, передавал ему эмоции мальчика. Они дополняли картину напряжения и, словно бы, надрыва в облике Матео. И Грахго не смог сказать ему правду.

— Грахго де Мора-Армас, — солгал капитан.

Облегчение, промелькнувшее на лице Матео, ударило Грахго больнее ножа. Однако мальчик дотошно уточнил:

— А второе имя?

— Что за допрос, Малёк? — пряча истинные эмоции, Грахго иронично поднял бровь. На губах появилась кривая усмешка. — Мне придумать тебе новое занятие? Или попросить об этом Эра?

— Нет-нет, капитан!

— А быть может, ты собираешься продать меня короне? Английской или испанской, а? — угроза, промелькнувшая в шутливом вопросе, подняла волосы на затылке Матео дыбом.

— Конечно, нет, — испуганно прошептал он.

— Я знаю, — равнодушно, точно обглоданную кость, бросил капитан. — А теперь вон отсюда.

Ему не пришлось повторять дважды. Матео выскочил из капитанской каюты, едва сдерживая облегченную улыбку. Юнга верил, что будь Грахго его дядей, и шансы вернуться домой точно бы возросли. Но в таком случае их стоимость оказалась бы слишком высокой. И теперь, получив ответ на мучивший вопрос, Матео смог вдохнуть полной грудью.

Когда дверь закрылась, до юнги долетел приглушенный звук разбитого стекла.

Ночь в открытом море всегда особенная. Словно идеальная копия, она напоминает десятки и сотни других. Но если приглядеться и опустить условности, то становится ясно: каждая из них по-своему неповторима.

Еще в бытность юношей, когда пришлось только-только постигать морскую науку, Грахго полюбил ночные дежурства. Они считались опаснее и труднее. Но только ночью исчезала постоянная суета и многоголосие, коим всегда полон корабль. Вода становилась темнее, нагоняя невольного страха. Снасти уютно скрипели, тянулись канаты. Изредка хлопала ткань флага. А над головой нависало небо. Глубокое, практически черное в карибских водах, украшенное россыпью звезд. Поначалу Грахго сравнивал его с бархатом, расшитым самоцветами, но после вспоминал чужие волосы и цветы. Теперь же его ассоциации были менее приятными. Грахго видел бесконечную утробу, поглощающую души людей. С одной стороны, это дарило понимание смерти. Но с другой, возникал невольный вопрос: а закончится ли его земной путь также? Что-то подсказывало ему, что вряд ли.

Став капитаном, Грахго перестал часто бывать на палубе по ночам. У него была своя каюта и прекрасный вид на воду из окна. Но того ощущения, свободы и легкости, оказалось не достичь в четырех стенах. Поэтому иногда капитан выбирался на палубу, порой даже заступая на смену вместо рулевого.

Очередная ночь оказалась из числа подобных исключений.

Грахго проверил пиратов, несших дежурство, а после направился к носу. Там, опасно балансируя над чернеющим морем, он перебрался на бушприт, удобно разместившись над деревянной фигурой Отверженного.

«Почему не спишь?» — щупальце корабля скользнуло по ноге капитана, привлекая внимание.

Отверженному было приятно разделить часть ночи с Грахго. Корабль любил, когда капитан приходил специально к носовой фигуре. Это стало своеобразным жестом доверия. Ведь находясь на остальной части корабля, легко можно сделать вид, словно это самый обыкновенный фрегат. Но здесь, рядом с носовой фигурой, что шевелила щупальцами и порой двигала головой, отрешиться от сути уже нельзя.

— Не спится, — пожал плечами Грахго.

Впервые за последние три года капитан ощущал убийственную неуверенность и даже страх. Он не знал, как ему быть. Отдавал приказы, совершал поступки рефлекторно, следуя старому плану. А после, заперевшись в каюте, терзался сомнениями. Потому и пришел к Отверженному ночью, ища утешения. Фрегат ощущал чувства капитана, хоть и не мог прочесть мысли.

Отверженный не сразу завёл разговор. Какое-то время он обдумываю ситуацию, подбирал слова. Затем медленно произнес:

«Мне кажется, твое пламя может потухнуть».

— Не понял, — Грахго с недоумением покосился на фигуру.

«Раньше я ощущал тебя неукротимым пожаром. Но сейчас словно догорающий костер, который вот-вот потухнет».

Подобная откровенность заставила капитана скривиться. Он вздохнул. Когда фрегат был человеком, Грахго часто приходил к нему за советом или утешением. Зачастую Отверженному хватало посмотреть ему в глаза, понимающе усмехнуться и сказать, что все будет хорошо, нужно лишь еще немного постараться. Потом, распрощавшись с прошлой жизнью, Грахго учился обходится без этого. Выбивая уважение среди пиратов, получая удары плетью за неповиновение и добывая свой первый корабль, он повторял себе: еще немного терпения, все будет хорошо. Но сейчас это не помогало.

— Я скучаю по тебе, наверное, — капитан криво улыбнулся. Коснувшись ближайшего каната, внезапно спросил: — Помнишь, как мы воровали мандарины?

Отверженный нахмурился. В его памяти медленно, словно поднимаясь из песка, восставали образы. Совсем еще юный Грахго, — он тогда был не старше Матео, — упрямо тянул Отверженного за собой. Уговаривал. Ну и что, что они могут купить фрукты на рынке или даже послать за ними слугу? Добытые в приключении мандарины будут в сто крат вкуснее! Отверженный тогда едва не застрял на заборе, зацепившись ремнем, а Грахго, перепугавшись криков деревенщин, свалился с дерева. Мандарины оказались ужасно горькими.

«Вспомнил», — в голосе корабля послышалось удивление и неприкрытая радость. Раньше он почти не видел такие цельные картины прошлого. Так, неясные тени и обрывки.

— А что ты еще помнишь?

«Я пом…» — корабль резко умолк, не в силах дать ответ.

Его взгляд шарил по волнам, будто там плавали размокшие страницы его воспоминаний. Грахго не торопил его, безразлично разглядывая звездное небо.

«Тебя. И рыжего кота,» — через время произнес Отверженный. — «А еще гранаты. И… боль. Много боли, вот здесь», — он коснулся ладонью груди, и Грахго вздрогнул.

Именно в это место Отверженного ударил пиратский катлас, перерубив ребра и повредив легкие.

«Грахго, каким я был?»

— Так сразу и не сказать… Я бы сравнил тебя с солнцем, чье появление всегда согревает. Ты был человеком слова и верил в лучшее. А еще, — Грахго на мгновение запнулся, не уверенный, стоит ли говорить дальше. После недолгого колебания он все таки продолжил: — Ты ненавидел пиратов.

Повисла долгая, гнетущая тишина. Корабль искал воспоминания и эмоции, но не находил. Чуть подергивал щупальцами, пытаясь разобраться. Ведь так странно слушать о себе, но при этом не видеть в этих словах себя.

«Грахго, но ты ведь был пиратом до того, как я стал кораблем?»

— Да.

«И как я реагировал?»

Капитан немного нервно хохотнул:

— По правде, я думаю, ты не успел осознать.

Отверженный поднял голову к Грахго, разглядывая его с подозрением и ужасом одновременно.

«Это ведь не ты сделал меня кораблем?»

— Как бы я это сделал? Конечно, нет. Просто тогда я пришел слишком поздно.

«Это хорошо».

Они вновь замолчали.

Волны убаюкивающе бились о борт фрегата. Со стороны палубы доносились приглушенные разговоры пиратов. Слышались перекаты игральных костей по дереву.

Грахго опустил взгляд на воду и напрягся. Меж волн виднелась пара глаз, отражающая свет. Приглядевшись внимательнее, капитан рассмотрел белые волосы, полупрозрачными водорослями покачивающиеся на поверхности воды. Лунный свет вырисовывал только верхнюю часть головы, которая то и дело скрывалась под водой. Но даже так сомнений не оставалось: взгляд потусторонних глаз был направлен прямо на Грахго. Этот зрительный контакт поднимал волосы дыбом и отправлял страх спуститься ледяной змейкой по шее вниз.

С очередной волной, белые огоньки над водой исчезли. И сколько бы не вглядывался Грахго, он так и не смог их обнаружить.

С трудом оторвавшись от воды, капитан вернул свое внимание к небу. Там, среди звезд, вырисовывалась вереница вопросов, которые Грахго было некому задать. Но ответы на них казались невероятно важными и нужными. Едва не потерявшись в череде нескончаемых «если», Грахго пришлось напомнить себе: он не желторотый подросток, а пират. Это намного весомее обычного человека.

Но один момент все равно не давал капитану покоя. Поборовшись с собой еще с десяток минут, он сдался и шепотом спросил:

— Что мне делать, старик?

В его тихом голосе чувствовалось подступающее отчаяние, что мягко кралось на мягких лапах.

— Я так хотел отомстить за тебя. За себя. Хотел, чтобы ублюдок Роуз утонул в своих страданиях. Хотел вернуть тебя человеком. Но теперь… Нужно ли это? Может, стоит плюнуть на все и просто отвезти Матео в Валенсию?

«И взойти на виселицу?» — с сомнением спросил Отверженный.

— Я давно готов к ней. Но не хочу, чтобы твои доски гнили на дне моря.

«Ты склоняешься к самому легкому пути, вместо того, чтобы бороться. Если все люди такие, то я не хочу быть человеком».

— Теперь я отвечаю не только за тебя, но и за Матео, — Грахго опустил голову.

«Почему ты винишь во всем Роуза?» — неожиданно сменил тему фрегат.

— Потому что он сдал тебя пиратам. Потому что он ухлестывал за моей сестрой. И потому что он хочет получить состояние моего отца, — зло прошипел Грахго, чувствуя, как внутри вновь разгорается ненависть, способная спалить дотла и его самого.

Корабль удовлетворенно кивнул. Помимо стремления помочь капитану и не дать ему умереть, Отверженный чувствовал и нежелание отпускать Матео от себя. Он боялся за его судьбу не меньше, чем Грахго. Было ли это следствием их связи, воскрешения юнги или корабль знал мальчика, когда еще сам был человеком? Отверженный не знал ответа.

«И ты думаешь, что пока жив Роуз, в Валенсии будет безопасно? Самое безопасное место во всем мире для мальчика — это я. Тем более, если он такой подлец, то что ему стоит вновь взяться за твою сестру?»

Грахго с силой растер лицо ладонью и зашипел. Он не хотел тащить с собой мальчишку. Более того, капитан был уверен, что Отверженный сам выкинет его за борт, если с Матео что-то случится. Но нечто останавливало Грахго открыть правду кораблю до конца.

— Ты бы хотел вновь стать человеком? — спросил капитан в итоге.

«Мне хорошо быть кораблем. Но ты прав. У нас нет будущего в таком обличьи. Поэтому, да. Я готов стать человеком».

— Я услышал тебя.

Грахго поднялся, желая вернуться в свою каюту, выпить мерзкого пойла, что называется ромом, и погрузиться в глубокий сон без сновидений. У него еще было время продумать план своих действий. Не обязательно принимать окончательное решение сейчас.

«Тебе стоило сразу мне рассказать все это».

— Стоило.

Уходя в каюту, Грахго не заметил, что у их разговора оказался невольный свидетель. Каттальтта, изучающая корабль, находилась в трюме. Но услышав голос капитана, беззастенчиво вылезла наполовину сквозь обшивку. И пока никто не обратил на нее внимание, вновь скрылась в глубине фрегата, как только Грахго начал слезать с бушприта. Каттальтта не слышала фраз Отверженного, но и ответов капитана было достаточно, чтобы сделать некоторые выводы.

В предрассветных сумерках волны напоминали туман. Они клубились серо-голубой дымкой, плавно перетекая в небо на линии горизонта. Странное время, когда темнота уже сползала с мира оборванными лоскутами, но солнце еще не уронило на землю первые лучи. Они замерли у самой кромки, прежде чем рухнуть вниз сверкающим водопадом. В такие мгновения сердце замирало от восторга.

Но капитан Роуз не был пленен окружающим его великолепием. Он яростно вышагивал по каюте, сжимая кулаки с животной силой. С его левой руки падали тяжелые капли крови. Все усилия судового врача оказались впустую, и рана, нанесенная проклятым капитаном, вновь открылась.

— Надо было прикончить его там! — прорычал Роуз, пиная ножку стула.

— Поспешные решения ведут к поражению, капитан, — холодно заметил святой отец.

Он повторял эти слова уже не первый раз. Но все фразы и убеждения разбивались о плотную пелену ненависти, окружающую капитана. Устав от бесполезного разговора, Амато стоял у окна, любуясь, как робкие лучи мягко касаются воды, превращая поверхность моря в изумительный витраж.

— Я бы убил его, — упрямо заметил капитан, окончательно разбивая магию рассвета на сотни осколков.

— Вы так уверены, что сталь разит его? — святой отец, тяжело вздохнув, обернулся к Роузу. — Кажется, вы стреляли в него. Это возымело успех?

Заметив же, как Роуз с досадой отвел взгляд, Амато продолжил:

— Со стороны порта приближались пираты «Отверженного». Останься вы там еще на минуту, и мне пришлось бы читать заупокойную. По вам.

Он подошел ближе к капитану и произнес, цитируя библию:

— "Потому что Бог был в гневе, и решение Его было—"смерть«, но любовь Свою ко мне явив, дал мне «жизнь». Ночью я лежал и плакал, но на следующее утро счастлив был и пел!«

Вновь посмотрев на святого отца, Роуз нахмурился. Он был протестантом, но вынужденное сотрудничество с Амато заставляло его смирять гордыню. Ведь испанец оказался единственным, кто откликнулся на мольбы.

— Переживите «ночь», Морган, — священник положил ему ладонь на плечо.

— Я понял вас, отец Амато.

Взгляд Роуза бесцельно блуждал по каюте, выхватывая редкие предметы и силуэты, приобретающие в рассветных лучах мистическую ауру. Он разжал кулаки, успокаиваясь. Хоть в душе шторм все еще не утих окончательно. Давать советы со стороны всегда удобно. Но Роуз горел в адском котле с того дня, как потерял дочь. Не проходило и дня, чтобы он не просыпался в поту от кошмаров, где уродливая пасть раз за разом разрывает нежное девичье тело. Порой ему казалось, словно вокруг зыбкий и неясный сон, обернувшийся кошмаром. И всего-то нужно: проснуться. Тогда перед взором вновь появится изящная Исбель, играющая на старом пианино. Но каждый новый день лишь растягивал страдания.

— Что вы предлагаете, падре?

— Сложный вопрос, — Амато прошелся вдоль стола, пальцами касаясь отполированного дерева.

Он ничего не понимал в судоходстве. И незнание распаляло раздражение и беспомощность. Будь воля Амато, и он бы просто перешел на пиратский фрегат, дабы испробовать методом проб и ошибок все свои идеи и возможности. Но кому нужен святой отец на пиратском корабле?

— Вы говорили, распятие принесло ублюдку боль! — Роуз вновь распалялся, не обращая внимание, как поморщился святой отец. — Так давайте…

— Что? Вы предлагаете закидать его крестами? — в голосе Амато проскользнула ирония. Священник на мгновение прикрыл глаза, беря себя в руки.

Капитан Роуз раздраженно умолк, на краткий миг сжав ладони в кулак. Безумно хотелось выкинуть выскочку в рясе за борт. Но Роуз понимал всю нелепость своего желания.

— Прошу прощения, капитан, — меж тем произнес Амато, доставая и начиная перебирать бусины розария в руках.

Роуз махнул рукой, принимая извинения. Он подошел к окну, вглядываясь в водную гладь. По телу разливалась ноющая боль из руки, напоминая об упущенной возможности. Капитану пришлось прогнать из головы лишние мысли. Стоило усмирить собственную несдержанность ради достижения цели.

— В первую очередь нам нужно больше оружия и план, где недостаток брига станет достоинством перед фрегатом. Иначе Фанатик пустит «Мотылек» ко дну до того, как мы сможем что-то предпринять, — проговорил Роуз, в конце концов.

Амато серьезно кивнул на это, словно мог оспорить или добавить что-то важное.

— Я бы хотелось посетить храм, капитан.

— Храм? Зачем?

— Мне нужен совет. И кое в чем убедиться.

Святой отец не стал раскрывать деталей Роузу, ограничившись короткой фразой. Амато нужно было больше узнать о дьявольской сущности «Отверженного».

Долгое и утомительное плавание подходило к концу. фрегат, преодолев просторы Карибского моря и зайдя в воды Мексиканского залива, прошел вдоль побережья Юкатан, и теперь рыскал в поисках неприметной бухты.

Матео еще никогда в жизни не видел столько живописных мест, как в этом путешествии. Массивные скалы и опасные рифы, непроходимые заросли и слепящая глаза лазурь воды, белоснежный песок и огромные черепахи — все это заставляло юнгу восторженно вздыхать. Исполинские деревья тянулись к небу, пытаясь ветвями достать до облаков. От них к воде ниспадали узловатые лианы с небольшими листочками. Меж зарослей мелькали диковинные птицы, чье оперение напоминало атласные платья дворянок старого света. А один раз Матео смог увидеть даже обезьяну.

Но больше всего ему запомнилась вода. Тонкая белоснежная полоска пены, где Карибское море граничит с Мексиканским заливом. Поистине, невероятное зрелище. Словно бы невесомые, волны, напоминающие полупрозрачный голубой газ, сильно контрастировали с тяжелыми, свинцовыми водами залива. Для Матео это было сродни соприкосновению двух миров.

Команда посмеивалась над восторженными восклицаниями и взглядами юнги, но каждый раз звала посмотреть на особенно интересную, по их мнению, вещь. Мандарин и вовсе предложил Матео делать рисунки и записи, пусть даже и кривые. А Освальд поделился для этого дела карандашом и небольшим блокнотом. Теперь юнга сидел на нагретых за день досках и увлеченно рисовал каждую свободную минуту.

Это добавляло каждодневной рутине флёр вернувшегося детства, падающего на окружающий мир золотистой пыльцой, что скрывает уродства и подчеркивает достоинства.

Фрегат проходил мимо скалистого берега, когда Матео спрятал блокнот. На море опускались сумерки, и совсем скоро настанет черед зажигать лампы. На корабле все чаще поднимался вопрос: как команды сегодня будет ночевать?

Угорь сцеживал в кулак очередной зевок, мрачно взирая на пейзаж. Он оживился, когда к нему подошел уставший Саром. Плавание утомило многих.

— Чо, команд никаких? — спросил пират боцмана, на что тот лишь мотнул головой.

— Вот бы якорь тут где кинуть, надоело спать сменами, — скривился присоединившийся к ним Санчо.

В этот момент, когда последние лучи солнца огненными кометами высвечивали верхушки скал, с капитанского мостика послышались команды. Заскрипели канаты, мягко развернулись паруса, волны с силой ударялись о корпус, — Фанатик менял курс фрегата. Теперь корабль не крался вдоль берега. Он уверенно шел прямо на зубастые скалы.

— Капитан? — забеспокоился Саром, цепляясь пальцами о фальшборт.

— Что?

— Скалы! — не выдержал юнга, оглядываясь на квартердек, где у штурвала стоял Грахго.

— А то я не вижу, — ухмыльнулся он в ответ. — Сбавить скорость!

Команда хоть и понимала, что капитан не собирается идти на таран, но все равно ощущала беспокойство. Угорь перевесился через борт, переживая за скрытые водой камни. Те, покрытые водорослями, едва видными силуэтами окружали корпус фрегата. «Отверженный» умело протискивался между ними, ведомый невидимой нитью. Или, лучше сказать, нутром корабля. Саром, напротив, боялся оторвать взгляд от громады, что с каждой минутой становилась все ближе, нависая несокрушимым монолитом. И лишь когда фрегат прошел половину пути, между скал показался просвет. Узкий проход, скрытый от любопытных глаз изгибами камней и бликами солнца. У Матео перехватило дыхание. Словно сама природа прятала путь искусной иллюзией.

Первым среагировал на марсе Кот:

— Матерь Божья!

— Медузу мне в печень, — пробормотал Саром. — Мы же не влезем…

Эр бросился на квартердек.

— Безумец! Там слишком тесно! — старпом схватился за штурвал поверх ладони капитана.

Грахго, чье лицо в мгновение ока обострилось, плавно перевел взгляд на Ловкого Эра.

— Руку убрал, — слова слетели с губ Фанатика опасным шепотом.

До скал оставалось не больше пятнадцати метров. Уже можно было увидеть уединенную бухту и кромку леса за проходом. А капитан и старпом замерли на квартердеке, будто время остановилось. Решительность Ловкого Эра разбивалась о холодный гнев Фанатика. Они смотрели друг другу в глаза. Послышался скрежет. Одна из рей фок-мачты прочерчивала неровную линию на стене прохода. Эр, все еще излучая сомнения, разжал пальцы и сделал шаг назад.

Грахго сразу же отвернулся от него, мягко и спокойно поправляя корабль, все это время поддерживаемый усилиями Отверженного.

Скалы местами выпирали. И тогда либо они проходили в опасной близости от фрегата, либо задевались реями. Каждый раз, когда натужно скрипело дерево, команда переставала дышать. В какой-то момент они спугнули огромного зеленого попугая. Издав пронзительный крик, птица пролетела между такелажем и направилась в сторону берега.

Наконец, «Отверженный» вошел в бухту.

— Бросить якорь, — отдал команду Грахго, когда фрегат миновал опасный участок.

Пара пиратов сразу же столкнули за борт тяжелую цепь. Воздух наполнился звоном и запахом ржавчины. «Отверженный» протащил якорь по дну несколько метров, прежде чем окончательно остановился.

— Капитан, — Саром, вытирая со лба пот, привлек к себе внимание: — ночуем на корабле?

— Да, — Фанатик кивнул, отпуская штурвал. Остановив Сарома рукой, он продолжил: — Подготовь «кошку». Эр получит пятнадцать ударов.

— Что? — старпом резко обернулся к капитану.

— Хочешь двадцать? — осведомился Грахго.

— Какого черта, капитан? — с нажимом произнес Эр.

— Ты подверг опасности команду. Любое отклонение от курса в тот момент — пробоина. Оспаривание решения капитана во время совершения маневра — нарушение кодекса, — Грахго говорил сухо. Именно так офицеры флота зачитывают устав. — Свое несогласие выражай до или после. Ты знаешь это не хуже меня, Эр.

Старпом, осознавая ошибку, с досадой опустил взгляд. Все на корабле смотрели на него. Не каждый день между капитаном и старшим помощником разгорается подобная сцена. И хуже всего было то, что Эр понимал: он повел себя, как последний кретин. Стыд жег щеки.

— Кто исполнит наказание? — негромко спросил Саром.

Принимать на себя такое бремя никто не желал. Это было легко заметно по тому, насколько быстро каждый из пиратов сразу же нашел себе дело.

— Ну, так как старший помощник не может отхлестать себя сам… — Грахго усмехнулся, оглядывая команду, которая, словно дети, старательно отводила взгляд. — Это сделаю я.

«Давай лучше я?» — со злорадным удовольствием предложил Отверженный. Он демонстративно потянулся, а после принялся разминать плечи.

Эр моментально перевел взгляд на носовую фигуру, подозрительно прищурившись. В ответ Отверженный беззвучно засмеялся. Старпом раздраженно цыкнул и принялся спускать на палубу.

Через десять минут Ловкого Эра привязали к грот-мачте за руки. Без рубахи, в одних штанах, он выглядел еще внушительнее даже в таком положении. Массивная спина с крепкими мышцами и уродливыми старыми шрамами напоминала вспаханное поле. Матео смотрел на старпома во все глаза. Юнга впервые видел, чтобы кого-то привязывали для порки.

— Морган, — мальчишка подошел к Гранту, дернув того за рукав. Говорил он шепотом, несмотря на то, что вся команда собралась на палубе и гул голосов перекрывал любой шум: — А почему именно удары плетью?

— Не могу сказать наверняка, — Морган пожал плечами. — Но думаю, слишком опасная ситуация была.

Угорь, подойдя к ним со спины, положил ладони на плечи. В это же время к мачте вышел капитан, закатывая рукава рубахи.

— Не только, — Угорь улыбнулся, переводя лукавый взгляд, полный превосходства, с юнги на Моргана.

— А что еще? — сразу же заинтересовался Матео.

— Эр — старпом. Слишком унизительно драить палубу или стать одной из трюмных крыс. А килевание или созерцание неба лишат нас старпома на долгое время. Кэп оказал ему услугу. Тем более, я слышал, что рука у Грахго намного легче, чем у Эра или угольков.

Видя, как Саром передал Грахго «кошку», с которой на палубу падали капли воды, пираты умолкли. Девять пеньковых веревок с узлами закрепленные на палке — орудие, хорошо знакомое многих пиратам. Поговаривали: редко кто мог выдержать больше пятидесяти.

— Эрик Барнс, — начал капитан, — за вмешательство в действия рулевого во время совершения опасного маневра ты понесешь наказание: пятнадцать ударов «девятихвостой кошкой».

Фанатик смерил старпома взглядом, а после поднял руку. Резкий звук разрезаемого воздуха и все девять веревок впились в загорелую кожу Эра. Старпом вздрогнул, крепче сжимая пальцами канат. Вместе с ним вздрогнул и Матео.

— Один! — сухо крикнул Саром.

Третий удар вспорол старые шрамы, оставляя на коже кровоточащие полосы. После пятого, кровь начала падать на палубу. Несколько капель сорвались с «кошки» при очередном взмахе и угодили юнге в лицо. Он стер их неосознанным движением.

— Семь!

Кроме голоса Сарома ничто больше не нарушало тишину наказания. Все прочие звуки: скрип такелажа, всплеск волн, далекие крики птиц — отступили на задний план и растворились неясным фоном.

После девятого удара Эр шумно выдыхал каждый раз, когда «кошка» опускалась на его спину. Он больше не вздрагивал, но продолжал крепко стоять на ногах.

— Пятнадцать! — казалось, Саром с облегчением выдохнул.

Подошедший Коджо выплеснул на окровавленную спину ведро воды. Эр дернулся, впиваясь в канат до побелевших костяшек. Помимо воли, с губ старпома сорвался стон боли, когда соленая вода попала на свежие раны. Мартин на пару с Ришаром принялись освобождать Эра.

— Отведите-ка его в каюту, — приказал Мясник, внимательно осматривая спину.

— К дьяволу, — хрипло прорычал Эр, отталкиваясь от мачты.

— К дьяволу, — с кривой улыбкой согласился Грахго, передавая «кошку» Моргану. — Только так теперь буду называть твою дыру.

Старпом фыркнул, направившись прочь. Ришар хотел его проводить, но Эр одним рыком отогнал от себя пирата. Мясник же спокойно пошел следом, поманив за собой Мартина:

— Идем-идем, поможешь мне. В мои-то годы тяжело скакать туда-сюда.

Маленькое сетование врача вызвало хохот со стороны команды. Уж Мясник-то, даром что был стариком, напоминал живучее тощее дерево, которому не страшны никакие катаклизмы. Жилистый и юркий, он орудовал ножом одинаково хорошо и на операционном столе, и в кабацкой драке.

Вечером, когда часовые уже стояли на посту, а команда только-только закончила ужин, наступало время свободы. В тихой бухте, укрытой от ветров и лишних глаз, можно было насладиться ею в полной мере. Бабаджайд и Готто, устроившись под светом фонаря на палубе, играли в оваре, — игру, пришедшую из Африки. Вокруг них собралось немало любопытствующих. Джодок негромко объяснял правила некоторым пиратам, пока Коджо подначивал сыграть Худого Тома. Каттальтта притаилась в тени неподалеку, жадно слушая объяснения африканца.

Освальд в компании Моргана, Санчо и Оскала играли в карты, пока еще тройка пиратов лениво наблюдали за ними. Кто-то, напротив, предпочел хорошенько выспаться. Среди таких оказались Мартин и Матео.

Меж тем, в каюте старпома собралась не менее пестрая компания: Джулио, Саром, Мясник и сам Эр. Водрузив по центру пустой ящик, они играли в кости. Масляная лампа тускло освещала горсть сухарей, полупустые кружки и остывшие куски мяса.

— Ну ты сегодня и устроил сцену, — Саром собрал кости, не спеша их бросать.

— Не надоело? — старпом удостоил его недовольным взглядом. Это была далеко не первая шутка за вечер.

— Я только начал, хах!

Боцман потряс кружкой, после чего с глухим стуком перевернул на ящик. Когда он поднял ее, то взорам пиратов предстали двойки, единицы и тройки.

— Не твой день, — Джулио ловко смел кости.

— Зубоскалить меньше надо, — не преминул вставить Эр.

Небольшую каюту наполнил раскатистый смех.

— Мне осталось три победы, — Мясник многозначительно посмотрел на Джулио.

— Я еще отыграюсь, — погрозил тот.

Проигрыш судовому врачу всегда заканчивалось для кока одинаково. Мясник неизменно получал право собирать остатки похлебки или надбавку к своей порции. Удивительно, сколько еды влезало в старика. Не сказать, чтобы Саром отличался оригинальностью, но он хотя бы просил одну чашку неразбавленного рома.

После очередного броска Ловкий Эр потянулся, болезненно морщась и сыпля ругательствами.

— Я сказал не тревожить, — тут же спокойно заметил Мясник, едва удостоив старпома взглядом.

— Да не могу я столько неподвижно сидеть!

— Мне всегда было интересно, — Джулио откинулся на стену, разглядывая массивную фигуру Эра, — вы же с капитаном никогда особо не ладили. Как ты старпомом-то стал?

— Кракен его знает, — Эр пожал плечами и тут же зашипел. — Да что б его…

Саром хмыкнул и улыбнулся, почесав шрам на губе:

— Там было что-то вроде: «Опытный, все в лицо говорит. И не тупой». Хотя, насчет последнего я уже не уверен, — боцман засмеялся. После чего вновь перевернул кружку: — Ха! Рискните переплюнуть!

— Ты-то почем знаешь? — недоверчиво заметил Эр, пока Мясник горестно вздыхал. Победа уходила у него из-под носа.

— Так я спросил. В тот же день, когда он тебя назначил.

— В бездну эти разговоры, — Мясник хлопнул ладонью по ящику, привлекая внимание. — Трехпалый мухлюет, пока нам тут зубы заговаривает!

— Ополоумел? — не совсем достоверно возмутился боцман.

— Ах-ха-ха, ну ты и румынская крыса, — захохотал Джулио.

Между Саромом и Мясником разразился жаркий спор. Но кок не стал дожидаться его окончания. Джулио поднялся, и кивнув Эру на прощание, покинул каюту, продолжая посмеиваться.

Прежде чем идти спать, кок решил заглянуть к капитану. В отличии от большинства команды, он сопровождал Грахго в эту бухту и в прошлый раз. Вот только после посещения местного племени, и так немногочисленная команда разбежалась при первой же возможности. Тогда аборигены, ссылаясь на какие-то законы мироздания, потребовали отведать человечину. Для большинства пиратов это оказалось слишком. И они ушли, разнося о капитане «Отверженного» безумные слухи.

Но дойти до капитанской каюты Джулио не смог. Когда он оказался на палубе, дорогу ему преградил обычный канат. И как бы кок не пытался его обойти, перелезть или поднырнуть, у него ничего не получалось. Отверженный отказывался пропускать.

— Да что такое-то? Почему нельзя? — не выдержал Джулио.

Фрегат промолчал, но канат качнулся и его конец толкнул кока прочь. Удивленному Джулио ничего не оставалось, кроме как послушать Отверженного и уйти восвояси.

Тем временем, в каюте капитана разворачивалась не самая привычная сцена.

Испытывая смешанные чувства от нахождения в бухте, Грахго поддался мимолетной слабости. На столе, рядом с раскрытой книгой, стояла неполная бутылка вина и лежала пара яблок. Рубиновая жидкость в бокале отражала отблески лампы, окрашивая страницы в алый. А капитан в тщетной попытке стремился погрузится в выдуманную историю. Вот только мысли, словно маленькие юркие рыбки, разбегались в разные стороны, не давая сосредоточиться.

Когда Грахго понял, что читает одну и ту же страницу уже в пятый раз, то раздраженно оттолкнул от себя книгу и откинулся на спинку стула. Он всеми силами растягивал этот вечер, надеясь таким образом отдалить рассвет. Но в итоге лишь еще сильнее вяз в болоте собственных мыслей.

Изначально у капитана был план. Помня предпочтения аборигенов, Грахго хотел задобрить их подарком: Косым Биллом. Именно поэтому он закрывал глаза на мятежные разговоры, вспыхивающие в трюме и на берегу. Привести барана на убой проще, когда он идет на своих двоих и без принуждения. Но капитан никак не ожидал, что команда решит расправится с заговорщиком сама. Это до сих пор не укладывалось у него в голове.

— Идиоты, — зло прошипел Грахго.

Лишившись Билла, он остался без дара. Никто больше в команде не подходил на такую роль. Выбери кого-то другого, и уже завтра все остальные отвернутся от него.

«У нас гости», — голос Отверженного всколыхнул трясину рассуждений Грахго.

Но, вопреки ожиданиям, дверь в каюту не распахнулась. Зато раздался слабый стук оконной рамы. Обернувшись на звук, Грахго увидел сирену, сидевшую на окне и с любопытством заглядывающую внутрь.

— Что за черт? — изумленно прошептал капитан, не совсем понимая, как незваная гостья оказалась здесь.

Сирену его слова никак не смутили. Она подалась вперед, втягивая носом воздух. При этом жабры на шее затрепетали. С ее тела стекала вода, собираясь на досках темными лужами. Лунный свет подсвечивал белые волосы, переливался на перламутровых чешуйках и преломлялся в каплях. Она походила на призрака, потерявшегося в бухте и теперь искавшего упокоение.

«Она так просила посмотреть, что я решил… почему бы и нет?» — лукаво проговорил фрегат, довольный собой.

— Ну спасибо… Эй, рыбка, тебе тут не место, — проворчал Грахго, поднимаясь со стула и намереваясь избавится от сирены.

Но та уже перекинула хвост в каюту и замерла, беззаботно улыбаясь. Чешуя пошла рябью, а после водопадом опала на пол, оставив после себя человеческие ноги. О хвосте напоминали лишь нежные чешуйки, оставшиеся на внешней стороне правого бедра и на голени левой. Они напоминали изломанные ракушки, каким-то чудом не падающие вниз. Грахго невольно засмотрелся. Это одновременно завораживало и пугало. Он бы решил, что в ней нет и капли плоти, но все еще помнил стертые до крови щиколотки.

— Ин-те-рес, — с трудом и по слогам произнесла сирена. Ее голос оказался слишком грубым, напоминающим проржавевшие цепи.

Она собралась встать, но, непривычная к ногам и качки, сразу же повалилась на пол, неуклюже взмахнув руками. Грахго едва успел подхватить ее. В нос ударил запах водорослей и соли, мокрого песка. Словно капитан касался не живого существа, а оказался под гребнем волны.

— И как же ты собралась тут исследовать все, если даже ходить не умеешь?

Грахго, стараясь слишком уж не шарить взглядом по стройному телу сирены, перенес ее на свой стул. В свете лампы она выглядела мистически, представляя собой ожившую легенду. В волосах виднелись ракушки и жемчуг, на лице, плечах, ребрах и ногах переливалась рыбья чешуя. Манила прикоснуться. Провести кончиками пальцев, чтобы сравнить: как сильно она отличается от нежной кожи? Даже на лице, в районе скул, виднелись маленькие чешуйки. Подумав пару мгновений, капитан снял камзол и бросил его на плечи гостье. Та встрепенулась, пытаясь скинуть тяжелую ткань.

— Ну уж нет, — Грахго ухватился за ворот камзола и натянул его обратно, соединив полы вместе. Наклонившись к сирене, он четко, словно ребенку, произнес: — Не снимай. Иначе выброшу обратно, — и кивнул в сторону распахнутого окна.

«Без тряпки ей лучше» — заметил Отверженный, за что заработал сердитый вздох от капитана. Несмотря на правоту фрегата, Грахго не собирался мучить себя.

— Жар-ка, — пожаловалась сирена, разглядывая непривычную одежду.

— Потерпишь, — капитан был непреклонен. — Имя есть?

Гостья задумчиво перевела взгляд на стол, где сразу же увлеклась разложенными на нем предметами. Протянув руку, она провела кончиками пальцев по столешнице, после ковырнула книгу.

— Эр-мис.

Пока она не добралась до вина, Грахго убрал бутылку и отодвинул бокал. Он не был уверен, как на алкоголь отреагирует мифическое создание. Хорошо, если просто уснет.

Сирена меж тем толкнула яблоко и тут же принюхалась к нему.

— Е-да? — спросила она.

— Будешь?

— Да!

Капитан скептически хмыкнул, но достал нож. Стоило Эрмис увидеть лезвие, тускло блеснувшее в свете лампы, как она сразу же яростно зашипела, съежившись на стуле. Хорошенькая мордашка сирены вмиг исказилась из-за звериного оскала.

— Эй-эй, рыбка, все хорошо, — Грахго поднял руки вверх, зажав нож меж пальцев.

Он плавно потянулся за яблоком под неусыпным контролем сирены, которая продолжала шипеть, точно рассерженная кошка. Сильнее всего на лице выделялись зубы. Все до одного острые.

— Видишь? Все в порядке, — продолжал успокаивать сирену Грахго.

Достав яблоко, капитан начал не торопясь счищать с него кожицу. Затем отрезал небольшой кусочек и протянул его Эрмис. Та приняла угощение с великой осторожностью. Впрочем, убедившись в отсутствии опасности, сирена отправила яблоко в рот. Предвкушение и любопытство на ее лице сменилось отвращением. Раскусив мякоть, она скривилась и сразу же выплюнула все обратно, принявшись отплевываться. Ошметки яблока, сок и слюна безобразно упали на камзол и колени сирены.

— Ч-что эт-то?

Эрмис пальцами очищала язык, пытаясь избавиться от гадкого вкуса, а Грахго стоял напротив и старался не рассмеяться. Отверженный молча наблюдал за ними с почти что детским любопытством.

— Ч-что? — повторила свой вопрос Эрмис.

Она хотела брезгливо смахнуть с коленки кусочки, но капитан успел поймать ее за руки.

— Нет-нет, я уберу, подожди, рыбка.

Присев рядом на корточки, Грахго достал платок.

— Это яблоко, — первым делом, он взял руки сирены, чтобы вытереть их, на что та сразу же захихикала, пытаясь игриво вырваться. После принялся за колени и ткань. — Фрукт такой.

— Яб-ло-ко…

Эрмис подалась ближе к столу, отчего некоторые локоны угодили капитану прямо в лицо. Но сирена не заметила недовольно вздоха и ворчания Грахго, последовавшие сразу же за этим. Она взяла в руки наполовину очищенное яблоко, близко-близко поднеся к глазам.

— Я пом-ню! — радостно воскликнула Эрмис, когда Грахго встал.

Еще немного повертев плод в руках, сирена лизнула его напоследок и сразу же положила обратно на стол, потеряв к нему всякий интерес.

— Теп-перь не в-вку-сно, — доверительно сообщила Эрмис.

Наблюдая за ней, Грахго сел на край стола. Сирену хотелось сравнить не то с ребенком, не то с котенком. Маленьким животным, что познает мир с беззаботностью и непосредственностью присущей лишь тем, кто только появился на свет.

— Что еще ты помнишь, рыбка?

— Эр-мис. Не рыб-ка, — сирена подняла вверх палец, поучительно погрозив им в воздухе. А затем ткнула в книгу, перо и чернильницу. Немного поразмыслив, она указала и на бокал. — Эт-то!

Оторваться от капитанского стола было не просто. Карты, компас и различные инструменты для навигации — вещи, способные пленить и простого обывателя, что уж говорить о диком существе. Довольно долго Эрмис изучала секстант, сложный прибор для определения широты. Заглянув в зрительную трубу, сирена покрутила лимб, но так ничего и не смогла понять. А попробовать секстант на зуб ей не дал уже Грахго, все это время коршуном следивший, как бы с дорогим инструментом ничего не случилось.

— Это плохая привычка — подняв одну бровь, скептически заметил капитан.

Обойдя Эрмис, он отодвинул вместе с ней стул подальше от стола. Для сирены это стало своеобразным разрешением встать. Покачиваясь и кое-как держась за стул, она с восторгом смотрела по сторонам.

— По-ка-жи, — Эрмис махнула рукой в сторону полок и ящиков, чуть не упав обратно на стул.

Грахго придержал ее за талию.

— Я не буду тебя носить, — он смотрел, как сирена цепляется пальцами за его рубашку, и понимал: камзол не очень то и помогает.

— Поч-че-му? — Эрмис обернулась к нему, заглядывая в глаза.

— Неудобно.

Грахго легко подхватил ее и понес к окну, решив, что на сегодня столь странного общения хватит. Он и так не сразу выставил сирену вон в благодарность за спасение Матео. Но двигало им не только это. В мыслях капитана уже формировался образ ручного монстра — заманчивая перспектива на случай столкновения с военными судами.

— Не-не хо-чу! — Эрмис мертвой хваткой вцепилась в Грахго.

— Зато я хочу.

Остановившись около окна, капитан понял, что вытолкнуть сирену наружу будет сложно. Он улыбнулся. И будь Эрмис человеком, то наверняка бы разглядела в облике Грахго налет коварства.

— Давай договоримся? — предложил он, ставя сирену на ноги и мягко касаясь ее подбородка.

— До-го-во-рим-ся? — Эрмис подалась к нему, пытаясь ухватить ускользающий смысл слова. Она склонила голову на бок, непреклонно убирая капитанскую руку от своего лица. По ее выражению и взгляду Грахго не мог понять, какие мысли ее терзают. А потому не решался полагаться на свое обаяние и игру.

— Да, — капитан отстранился, обводя рукой каюту. — Ты учишься ходить, а я показываю тебе корабль. Согласна?

«Она же не научится ходить без посторонней помощи», — недоуменно заметил Отверженный. Но поняв уловку капитана, корабль осуждающе заскрипел.

— Хо-ро-шо, — сирена с предвкушением улыбнулась, обводя каюту взглядом.

Она сама потянулась к окну. Грахго оставалось только забрать свой камзол и ждать. Но перебравшись за борт, Эрмис посмотрела на капитана:

— Об-ма-нешь. Убь-бью, — все с той же улыбкой произнесла она и прыгнула в воду.

Грахго тряхнул головой, словно бы сбрасывая наваждение. На всякий случай закрыл окно, хоть с Отверженным это и не имело особого смысла. И когда капитан повернулся обратно к столу, то нос к носу столкнулся с Каттальттой. Не ожидав увидеть духа, да еще и так близко, он отпрянул назад, больно врезавшись в стену.

— Дьявол! Что ты тут делаешь? — прошипел Грахго, потирая бедро.

Хранитель злорадно рассмеялась, проигнорировав вопрос.

— Ты, словно тухлое мясо падальщиков, притягиваешь мертвецов, — Каттальтта прошлась вдоль стен, разглядывая застывшие на них души.

Грахго, истратив все силы за этот долгий день, махнул на хранителя рукой. Он прошел к столу и взял бокал. Терпкий вкус вина принес долгожданное наслаждение и прогнал напряжение, сковывающее все тело.

— Сирена… Знаешь, как они появляются? Конечно, нет. Но я могу рассказать тебе, — продолжила Каттальтта.

— С чего вдруг такая доброта, дорогуша?

Бросив насмешливый взгляд на хранителя, Грахго принялся убирать со стола.

— Хочется согнать это мерзкое выражение лица с твоей морды, — фыркнула дух.

— Ох, дорогуша, — капитан подался к ней, склоняя голову. На губах мелькнула змеиная улыбка, когда он доверительным шепотом обращался к Каттальтте: — Ты действительно думаешь, будко какой-то мертвец может у меня что-то там согнать?

— Я могу хотя бы попытаться.

— Вперед, — Грахго безразлично махнул рукой, пройдя мимо духа.

Расправив постель, он начал снимать лишнюю одежду. Каттальтта недовольно отвернулась, на несколько мгновений слившись с тенью в углу. Затем ее силуэт мелькнул вдоль стены, и в итоге она села на один из стульев, рядом с которым горела лампа.

— Когда люди умирают, их души приходят к ближайшей нити Топони, чтобы с нашей помощью перейти в вечность, — Каттальтта дотронулась пальцем до огонька, отчего тот затрепетал, рискуя погаснуть. — Светлые души переходят по нити дальше, темные — остаются на земле, чтобы искупить вину, побороть страхи и слабости. Иногда, чтобы простить себя самим.

Бархатный голос Каттальтты смешивался с ночной тьмой, делая мрак теней в каюте гуще. Они извивались, тянулись, плясали в стремлении поглотить помещение целиком. Когда Грахго стянул рубаху и поднял голову, то ему показалось, будто даже силуэты душ на стенах движутся. В неистовой борьбе они старались избавиться от оков иллюзорный щупалец.

— Но есть и другие. Отмеченные вселенной. Они обретают вторую жизнь, не переходя по нити Топони. Гарпии, цицимиме, ёкаи, сирены, — Каттальтта откинулась на спинку стула, сжав огонек в кулак. Мгновение и каюта погрузилась во тьму. Только фиолетовая яшма на груди у Грахго источала едва видимое сияние. — Упс… Тебе ведь уже не нужен свет?

— Нет, не переживай, — капитан иронично покачал головой. — И почему вселенная их отмечает?

— Кого-то, чтобы наградить, иных — наказать.

Грахго устало провел ладонью по волосам, прикрыв глаза. Ждет ли его подобная участь? И если да, то каков будет итог?

— У таких существ душа прорастает в тело, — продолжила Каттальтта: — и изменяет его. Сирены, например, обретают вторую жизнь под водой. И когда их душа и плоть сливаются, то невольно в процесс попадает и вода. Удивительно, что после этого они становятся более живыми, чем мертвыми.

Каттальтта пересела на кровать, склонилась к уху Грахго и с несдерживаемым злорадством прошипела:

— А говорил, что не получится.

После чего дух отпрянула, направившись на палубу. Оставшись один, капитан усмехнулся. Участь стать монстром его вовсе не пугала. Это всего лишь очередное приключение, которое, если судить по сирене, имеет свои преимущества.