Потерян в море

Глава 13. Вселенная хаоса

С наступлением утра жизнь на борту «Отверженного» напоминала извергающийся вулкан. Несмотря на то, что основная часть команды оставалась на корабле, подготовка небольшого отряда проходила довольно бурно. Пираты не знали насколько глубоко им придется зайти на берег, а потому старались предусмотреть как можно больше вариантов, при этом не нагружая себя лишними вещами.

Вместе с капитаном фрегат покинут пятеро: Коджо, Бабаджайд, Угорь, Келпи и Тинаш, заменяющий Ловкого Эра, которого из-за свежих ран на спине оставили на корабле. Они заканчивали последние приготовления. Коджо проверял оружие, Угорь с довольной ухмылкой прятал выпрошенные у Джулио сухари, а Тинаш тихо переговаривался с Джодоком.

Каттальтта, ожившей тенью стоя за спиной капитана, наблюдала за людьми с высокомерным пренебрежением. Словно перед ней копошилась колония муравьев, вызывающая одновременно любопытство и брезгливость.

— Если что случится, то передам через Малька, — Грахго давал последние указания Сарому.

— Так юнга же остается, — удивился боцман.

— Он понимает Отверженного, — пояснил капитан.

— Во-о-он оно чего, — покосился на носовую фигуру Саром. — Не зря, видать, рядом крутится. А эта, — он кивнул на духа, — тоже тут?

Грахго ответить не успел. Каттальтта, уперевшись ладонью о его плечо, нагнулась вперед к боцману.

— Я пригляжу за вашим дра-го-цен-ным капитаном, — произнесла она, издевательски похлопав того по плечу.

На лице Сарома отразилось искреннее облегчение. Грахго обернулся к Каттальтте и вкрадчиво спросил:

— Давно не мерзла?

Вспомнив неприятные минуты в каюте капитана, когда ее сковывал лед его силы, хранительница демонстративно убрала ладонь. Смерив Грахго испепеляющим взглядом, она направилась на нос корабля.

Команда привыкла к внезапным появлениям Каттальтты. Дух могла воплотиться среди дня, зажимая в ладонях какой-нибудь предмет, а после допытываться до каждого, случайно оказавшегося рядом, красивая ли ее находка. Более того, некоторые из пиратов легко шли с ней на контакт. Мартин и Угорь и вовсе разговаривали с хранительницей чуть ли не по-дружески, а юнга всегда встречал с улыбкой и радостью. Но большинство из команды все же предпочитало, чтобы Каттальтта находилась где-нибудь подальше.

— Иногда я рад, что она не человек, — тихо проговорил Грахго, когда дух отошла достаточно далеко.

— Иногда? — с улыбкой заметил Саром.

Капитан приподнял одну бровь и пояснил:

— Когда особенно хочется ее придушить.

Через десяток минут лодка с пиратами опустилась на воду.

Отверженный с грустью наблюдал за движениями весел и каплями, сверкающим веером разлетающимися по воздуху. Будь он человеком, то сидел бы сейчас рядом с капитаном, а после вместе с ним шел по джунглям. Фрегат не помнил, каково это, стоять на твердой земле. И очень хотел вновь испытать такие ощущения.

Когда под лодкой оставалось меньше метра воды, пираты спрыгнули с нее, чтобы быстрее дотащить до берега. Там они вытянули ее подальше от волн и оставили греться на солнце. Их ждали джунгли. Неприветливые и мрачные, несмотря на ясное небо и крики птиц.

Грахго обернулся в сторону Отверженного, прежде чем исчезнуть за густой растительностью. В этот раз корабль ощутил уверенность и решимость, исходящие от капитана. Что бы ни терзало его вчера, сегодня от этого не осталось и легкого шлейфа. Пираты не обладали способностями фрегата, но также ощущали настрой своего капитана. А потому двинулись вперед без колебаний.

Первым шел Бабаджайд. Крепкий африканец, напоминающий буйвола. За ним двигался Тинаш, затем Келпи, Грахго, Угорь и Коджо. Капитан, корректируя движение, вел их по едва различимой тропе, отмеченной спрятанными на стволах метками. Несмотря на это, путь им усложняли разросшиеся лианы, ветви пальм и других тропических деревьев. Поэтому каждые сто шагов строй менялся: идущий первым уходил в конец, а его место занимал второй.

Когда солнце пересекло зенит, настало время привала.

Пираты остерегались уходить с тропы, а потому опустились на землю прям так.

— Ощущения, словно в бочке, — проворчал Келпи, вытирая пот со лба.

— Какая еще бочка? — Угорь, пытавшийся открыть флягу, даже не поднял глаз.

— С сельдью! — Увидев непонимание на лице Угря, Келпи пояснил: — Места мало, деревья, как стены, в своем соку варимся.

Между ними завязался короткий спор, который прервал Коджо:

— Тш! А вы это видели?

Африканец кивнул на ближайшее дерево. Там среди насыщенно-зеленых листьев виднелся маленький череп, украшенный коричневыми перьями.

— Твою ж! — Келпи перекрестился.

Угорь же от неожиданности резко открыл флягу, едва не расплескав бесценную влагу.

— Ребенка что ли? — продолжил ирландец.

Тинаш и Бабаджайд покосились на Келпи, словно тот только что сказал несусветную глупость. Впрочем, это было не так уж далеко от истины.

— Обезьяна, — пояснил Коджо.

— Значит, мы на верном пути, — с улыбкой произнес капитан.

Отдохнув немного, пираты продолжили путь. Однако вскоре, когда первым шел Грахго, им пришлось остановится.

Срубив очередную мешающую лиану и пару больших листьев, капитан увидел перед собой сначала наконечник копья, и только потом дикаря, что его держал. Абориген замер на поляне, угрожающе направив оружие на Грахго. Копье заканчивалось острым кремневым наконечником, украшенным парой пестрых перьев. Проверять, насколько опасна от него рана, капитану не хотелось. А потому он замер, внимательно следя за аборигеном. Тот, при внимательном рассмотрении, оказался невысок и круглолиц. Темная с красным отливом кожа идеально дополнялась боевым раскрасом: черными и зелеными линиями, точками и кругами, покрывающими все открытые участки тела. Одет он был только в набедренную повязку, а на руках красовались плетеные браслеты.

Разглядел аборигена не только капитан. Позади насторожились пираты, готовые в любой момент вступить в схватку. В прошлый раз племя знало о прибытии гостя и ждало его заранее. Как дела обстояли теперь Грахго не подозревал.

— Эм… приветствую? — он постарался доброжелательно улыбнуться.

— Тлен тик-некуи?! — дикарь угрожающе дернул копьем вперед.

Грахго потребовалась вся его сила воли, чтобы позорно не отшатнуться.

— Чо он там лает? — с недоумением прошептал Угорь.

— Может, пулю в лоб? — предложил Келпи.

— Поздно, вокруг посмотри, — отмахнулся от него Коджо.

К огорчению и тревоге ирландца, пираты оказались окружены. Среди листвы и стволов проглядывали лица, украшенные зеленым и черным. Кое-где виднелись духовые трубки и копья. От своего предводителя аборигены отличались только числом браслетов на руках. Они настолько мастерски сливались с природой, что их невозможно было заметить, не вглядываясь специально.

— Вот ведь… морского ежа им в глотку, — Угорь хотел сплюнуть, но побоялся спровоцировать аборигенов.

В это время дикарь на поляне прищурился, разглядывая капитана. Чем дольше он смотрел, тем сильнее разглаживались его черты лица. В конце концов, абориген пренебрежительно произнес:

— Э-э-э, охт теххуатл!

Хоть он и держал все еще копье в направлении капитана, но уже не столь напряженно и угрожающе. Дикарь посмотрел на остальных пиратов и крикнул:

— Мехуа! Ассаль!

После команды аборигены стали выходить из зарослей, показывая копьями пиратам идти на поляну. Те неохотно, но подчинились, понимая: иного выбора у них пока что нет.

«Пират на земле, что рыба выброшенная на берег», — глубокомысленно изрек Отверженный с легким разочарованным вздохом. Он наблюдал, как дикари повели свою добычу среди деревьев. По дороге чувствовалась рука человека — листьев и лиан значительно поубавилось. Впрочем, не так сильно, чтобы непосвященный легко нашел путь.

Пираты недовольно поглядывали по сторонам, пытались запомнить путь, да и следили, чтобы дикари не вздумали совершить какую-нибудь глупость. Несмотря на тревогу, преследовавшую их по пятам, никто не предпринимал попыток изменить ситуацию. Грахго вел себя абсолютно спокойно и уверенно шел за предводителем дикарей. Такое поведение капитана немного успокаивало пиратов. Создавало иллюзию, будто бы все идет так, как и было изначально задумано.

Через четверть часа изнурительного пути, становилось ясно, что племя все ближе. На деревьях чаще появлялись своеобразные украшения. Не только черепа или перья. Временами висели небольшие подвески из костей и обсидиана, издающие при движении и ветре легкую мелодию. Лучи солнца подсвечивали черные стеклышки, тусклыми бликами падая на листву. От этого казалось, словно музыка живет в самих джунглях. Местами виднелись и глиняные чаши. Маленькие. Едва ли больше арабской пиалы и с бурыми засохшими следами ладоней на боках. Особенно много их было близ ручейка, который отряду пришлось перепрыгивать. От них поднимались слабые струйки дыма, разносящие тяжелый и сладкий запах цветов, смешанный с чем-то цитрусовым и терпким.

— Не нравится мне это, — Келпи говорил тихо, но на него все равно посмотрел с подозрением ближайший дикарь.

— Главное, чтобы нас не сожрали, — с легкой усмешкой ответил Угорь. — Остальное не важно.

Им пришлось подняться по пологому склону, прежде чем перед глазами предстало поселение аборигенов. Вопреки ожиданиям пиратов, дома, построенные из пальмовых веток и листьев, были расположены среди деревьев. От окружающего леса их разделяли лишь подвески из костей, перьев и обсидиана, развешанные на разной высоте.

Люди, темнокожие и низкорослые, сидели у хижин. Некоторые готовили еду, другие плели корзины, третьи перебирали фрукты. В первый момент пиратам показалось, что все дикари на одно лицо, и отличить мужчину от женщины невозможно. Только одежда: набедренные повязки и платья, — вносили ясность, ибо все аборигены обладали длинными волосами и невысоким ростом.

Но забираясь вглубь поселения и проходя мимо людей, пираты поняли, насколько слепыми они были. Большинство аборигенов перед ними являлись женщинами. Их тела отличались худобой и чистотой, а лица казались намного миловиднее. Мужчины же расписывали свою кожу рисунками и символами. Да и украшений у них оказалось больше.

— Они словно маленькие Бабаджайдики, — тихо хохотнул Угорь, за что заработал свирепый взгляд Бабаджайда и недоуменный от Тинаша.

— Зачем им столько браслетов? — Коджо, который во время пути переместился ближе к капитану, с любопытством оглядывался вокруг.

— Знаки отличия, — ответил ему Грахго. — Количество показывает статус, а техника плетения и украшения — семью, профессию и навыки.

Браслеты действительно сильно отличались. У женщин их было не больше трех. При этом на одном из них красовалось от одной до нескольких подвесок деревянных или золотых — свидетельство о детях, которых родила женщина. У мужчин же число браслетов порой было и вовсе сложно сосчитать. Да и варианты исполнения сильно отличались. Среди дикарей сопровождающих пиратов не было ничего, что могло бы издать шума или привлечь внимание цветом или блеском.

Когда Грахго приплывал сюда в прошлый раз, местный вождь предлагал ему остаться. Рассказывал о внутреннем устройстве и о том, какую бы роль мог занять здесь капитан. Но тот, проведя среди аборигенов несколько дней, слишком хорошо осознал: ненависть в его сердце не позволит жить так, словно ничего не произошло, а любовь к Отверженному — бросить его гнить в бухте.

Теперь, вновь находясь в этом месте, капитан не жалел о своем решении. Перед его мысленном взором оживали картины и чувства прошлого — это придавало уверенности в своей правоте. Когда поселение осталось позади, а впереди начали проступать очертания каменного строения, Грахго понял: они пришли.

Пирамида, чьи блоки украшали древние символы, стремилась к небу, но едва ли превышала верхушки деревьев. Чаши, стоящие рядом, были значительно больше, чем те, что встречались пиратам по пути. Грахго еще помнил: внутри они заполнялись костями вперемешку с древесиной, местами пропитанной маслами.

Невольно пираты замедлили шаг. И дикарь недовольно замахал руками:

— Тэ-ки тэ-ки!

Когда до входа — чернеющего провала на стене, от которого веяло холодом — оставалось с десяток шагов, в нем показалась фигура. На свет солнца вышел мужчина. На голове красовалась сложная конструкция: несколько масок, наложенных друг на друга, закрывали его лицо, нефритовые диски венчали голову и завершались плюмажем из цветастых перьев. Видны были только глаза, окруженные глубокими морщинами, и длинные черные волосы, местами заплетенные в косы. Плечи мужчины закрывала короткая накидка с бахромой из перьев. В руках он держал резной посох, украшенный золотом и увенчанный драгоценными камнями. Весь его вид вызывал в сердцах пиратов интерес и алчность.

Мужчину звали Мекатл. Он был для аборигенов не просто вождем. Мекатл являлся сосудом для знаний и мудрости.

— Грахго, — голос мужчины оказался крепким, обладающим силой, — не ожидал, что ты решишь вернуться.

— Пути господни неисповедимы, — с усмешкой ответил ему Грахго.

— Разве, у вас не порицается богохульство? — несмотря на вопрос, в голосе слышалось веселье.

— У нас много что порицается. Но разве это повод отказывать себе в чем-то?

— Это повод быть осмотрительнее.

Мекатл, опираясь на посох, подошел ближе. Его цепкий взгляд остановился на пиратах. Он ощущался слишком проницательным.

— Зачем ты здесь? — мужчина вновь посмотрел на капитана.

— Ты говорил, что можешь дать больше знаний.

— И ты отказался, — перебил Мекатл.

— Что поделать? — Грахго смотрел в глаза собеседнику, нагло улыбаясь. — Был слишком слаб и глуп.

Дым, исходящий от чаш, затрепетал. Стал сначала красным, затем черным, а после приобрел фиолетовый оттенок. Мекатл сразу же обернулся к ближайшей чаше и через десяток секунд медленно произнес:

— Ты не один.

Грахго с недоумением обернулся на пиратов.

— Стоит переживать, что ты ослеп? — уточнил капитан.

— О нет, негодяй, — Мекатл покачал головой. В следующих словах, несмотря на все усилия, ощущалось презрение и злость: — Я о нити Топони.

Мекатл перестал изучать дым и подошел ближе к Грахго. Он вглядывался в его лицо, прежде чем задать свой вопрос:

— Что ты задумал?

И судя по интонации, ответ Мекатлу был не нужен.

— Что я задумал? — наигранно удивился Грахго. Он шагнул ближе к собеседнику, не обратив внимание на то, как напряглись остальные дикари. Склонившись немного ниже, капитан кристально честно произнес, доверительно заглядывая в глаза Мекатлу: — Я понял, что ты прав. Мы с Отверженным не должны быть. И теперь я хочу знать больше, чтобы исправить то, что случилось.

Капитан выпрямился и иронично добавил:

— Благородно, не правда ли?

— Что ж… — Мекатл мстительно прищурился. — Я расскажу тебе: о мире, о нитях, о таких как ты и Отверженный, и о том, как освободить душу корабля. Но взамен один из вас останется здесь. Я бы предпочел тебя, — Мекатл болезненно ткнул посохом Грахго в грудь, — но согласен и на замену.

Когда навершие посоха задело скрытый одеждой камень фиолетовой яшмы, рядом с капитаном проявилась Каттальтта. Всего на два удара сердца, но этого оказалось достаточно, чтобы аборигены увидели ее. Только пираты не успели углядеть духа. Они переглядывались между собой. Каждый из них понимал: Грахго точно не бросит свой корабль.

Мекатл меж тем продолжил:

— Я буду ждать вашего решения завтра утром. Сегодня — будьте нашими гостями. Разделите с нами кров, пищу и удовольствия. Для кого-то из вас они станут последними.

После этого Мекатл отдал несколько распоряжений на своем языке, и дикари, жестами призывая следовать за ними, повели пиратов обратно в поселение.

Им выделили пару хижин, расположенных рядом. Но пираты собрались в одной. Между ними практически не было разговоров. Так, иногда, вспыхивала пара фраз, словно искры в темноте, а после обстановка вновь погружалась в тягучее молчание.

Пиратов было шесть человек: капитан и пять членов команды, — но мысли их оказались очень похожи. Каждый из них обдумывал цену знаний, а также то, кто смог бы ее оплатить. Только капитан не сомневался. Он уж точно заплатить сможет. Вот только вопрос: «Кто станет разменной монетой?» — оставался открытым.

— А я вот никак понять не могу, — Коджо, спокойно сидевший на циновке, вырвал команду из раздумий: — откуда вождь язык знает? Еще и так хорошо говорит! У нас многие до сих пор выучить не могут, — вспомнил африканец своих соплеменников, живших в Гар-Нуэра.

— Выучил, — нервно хохотнул Келпи.

— Ага, еще скажи, что языка специально отлавливал в джунглях или море, — фыркнул Угорь.

— А не мог? — Тинаш также вмешался в диалог.

— Нет, конечно. Здесь, на Юкатане, до сих пор полно испанцев, а хрен с перьями говорит на местной помеси, появившейся на Карибах уже после того, как мы смешались с испанцами и лягушатниками, — уверенность Угря убедила многих, но пираты все равно посмотрели на капитана, надеясь, что он знает больше.

— Хватит на меня пялиться, — спокойно произнес Грахго.

— Капитан, вы знаете? — Коджо не столько спрашивал, сколько утверждал.

Грахго пожал плечами:

— Мекатл называл это памятью крови. Но не пояснял.

— Память крови? — голос Каттальтты и ее силуэт, едва различимый в полумраке хижины, заставил пиратов испуганно дернуться. Даже капитан моментально обернулся к ней, положив ладонь на рукоять кинжала. Но духа, который так неожиданно появился рядом, это нисколько не смутило. Каттальта задумчиво продолжила: — Я думала, это не более, чем легенды.

— Дамочка, вы меня напугали! — Угорь приложил ладонь к сердцу. — А что за легенды то?

Каттальтта лукаво посмотрела на пиратов и проговорила:

— А мне плата какая-нибудь причитается? Я не настолько жадная, как этот старик, но… нога или рука вполне подойдут.

Напоминание о сомнительном предложении дикаря, на которое капитан скорее всего согласится, согнал с пиратов иллюзию беззаботности. Они вновь невольно посмотрели на Грахго. Тот спокойно встретил их взгляды и тяжело вздохнул:

— Я не собираюсь вас отдавать.

— Не в обиду, капитан, — Угорь криво ухмыльнулся, — но мы бы и не дали нас отдать.

— И, если честно, ваши эти слова вообще доверия не вызывают, — тихо заметил Келпи.

Грахго хохотнул, чем вызвал недоуменные взгляды, но переубеждать никого не стал. Тогда Коджо вновь спросил:

— Но вы ведь думали, капитан, что такой исход возможен?

— Конечно.

— И как вы хотели его исполнить?

Этот вопрос, произнесенный африканцем, волновал всех. Какое-то время капитан молчал, разглядывая пиратов. Затем решил, что от правды вреда сейчас не будет, и произнес:

— Я собирался отдать им Билла.

— Бедный Билл, — искренне вздохнул Тинаш.

Но сочувствие в его голосе капитану не понравилось.

— Тебе стоит посочувствовать себе, Тинаш, — угрожающе заметил Грахго: — а не Биллу.

— Вы словно свора собак, — Каттальтта брезгливо отодвинулась к стене. Посмотрев на капитана она издевательски спросила: — Уже решил, кто будет этот несчастный, вынужденный расплачиваться за твои стремления?

Рассерженный Грахго не раздумывая воззвал к силе фрегата и дернул Каттальтту за невидимые кандалы на ее руках. Не ожидав такого исхода, хранительница, вскрикнув, сделала вперед несколько шагов, оказавшись рядом с капитаном. Но в их безмолвную перепалку вмешался Коджо.

— Этим человеком буду я, — спокойно произнес африканец.

На него тут же обрушился шквал вопросов и неверия.

— Безумец!

— А вдруг они тебя сожрут?

— Ты не можешь бросить братьев!

И только капитан молча и ошарашенно смотрел на Коджо, совершенно позабыв о духе. Африканец же безмятежно улыбался, дожидаясь, когда пираты успокоятся. Им для этого потребовалось много времени. Келпи и Угорь не понимали, как кто-то может принять подобное решение. Ведь это равносильно смерти. Бабаджайд и Тинаш не хотели, чтобы Коджо постигла подобная участь. Он был для них не просто товарищем, а человеком, с которым их связывала одна родина, один рабовладельческий корабль и одно освобождение. Такие узы прочнее родственных.

И когда пираты начали постепенно успокаиваться, полотно их хижины, заменяющее дверь, открылось, впуская внутрь женщин с подносами еды. Тогда Грахго произнес то, что от него никто не ожидал услышать:

— Я запрещаю, — капитан поднялся, смотря Коджо прямо в глаза. — И этот приказ не обсуждается.

После чего он покинул хижину, оставив пиратов в изумленном молчании.

Улица встретила капитана сумерками и недоверчивыми взглядами жителей. Но он проигнорировал их, направившись к краю поселения. Грахго шел быстро, желая остаться один и хорошенько подумать о ситуации. Ему нужно было всего лишь понять, кто из пиратов наиболее презираем в его команде, и затем отдать беднягу дикарям. Этот исход оказался бы лучшим.

Преодолев невидимую черту, разделяющую поселение от джунглей, Грахго столкнулся с одним из аборигенов. Воин с копьем, что сопровождал их сегодня в деревню.

— Ръятлок, — он указал рукой на мрачную громаду джунглей.

— Я просто постою. Вон там, — Грахго в ответ прикоснулся ладонью сначала к себе, а после указал пальцем на одну из чаш, стоящую около спуска к ручью.

Воина подобное устроило, и он кивнул, отступив к ближайшему дереву.

Остановившись у чаши, Грахго сначала заглянул в нее, а после осмотрел джунгли. Старые деревья, сплетенные друг с другом лианами, напоминали живую изгородь размером с крепостную стену. Кое-где среди листвы виднелись огоньки. Маленькие светлячки делали джунгли не такими грозными и опасными, добавляли волшебное сияние, напоминая о старых сказках. Грахго позволил себе пять минут тишины. Когда мысли неконтролируемо текут в своем направлении, цепляясь то за одно воспоминание, то за другое.

Передышка закончилась, когда за спиной зазвучала мелодия. Кто-то задел подвеску и выругался. Обернувшись на звук, Грахго увидел Коджо.

— Не смотрите на меня так, словно я продал вам дохлую кошку, — африканец улыбнулся, останавливаясь рядом.

Но Грахго шутку не оценил.

— Зачем? — капитан нахмурился, вглядываясь в лицо Коджо.

— Если вы думаете, что решение далось мне легко, то ошибаетесь…

Коджо перестал изображать веселье, позволив печали изменить черты его лица.

— Но так зачем же ты принял его тогда?

— Я считаю вас своим другом, капитан, — Коджо посмотрел Грахго прямо в глаза. — И все мы, негры, обязаны вам своими жизнями. Я хочу вернуть долг за себя и Джодока. Адису и Одхиамбо.

— Ты давно вернул свой долг, — Грахго чувствовал, как сдавило грудь. Маленький пульсирующий комок боли между ребер не давал дышать в полную силу.

— Я так не считаю.

Коджо положил ладонь Грахго на плечо. Улыбнулся одновременно грустно и безбашенно.

— Не забывайте: я свободный человек и могу распоряжаться своей жизнью сам, пока это не противоречит кодексу. Вы не можете мне запретить покинуть команду и корабль.

— А если я попрошу?

— Даже если будете умолять, ха-ха, — Коджо рассмеялся, демонстрируя белоснежные в темноте зубы.

Вот только для Грахго это не являлось шуткой. Он был готов даже умолять, если бы это сработало. Капитан шагнул к африканцу, заключая его в крепкие объятия, которые оказались красноречивее слов. Его разрывало от признательности и чувства утраты. «Разменная монета» превратилась в слишком большую жертву. И пока друзья прощались друг с другом, они не заметили, как дым в чашах поблизости приобрел фиолетовый оттенок.

Юнга лежал на пристройке и разглядывал звездное небо. Он давно оставил попытки найти знакомые созвездия, а потому самозабвенно придумывал новые, дополняя их легендами. Саром объявил отбой час назад, и никто не мешал Матео предаваться грезам.

Мелодичный шум волн, скрип снастей и тихие разговоры дежурных — все это складывалось в колыбельную, что мягко погружала юнгу в сон. Воображение рисовало захватывающие путешествия среди звезд. И даже громада Отверженного представлялась чем-то надежным и безопасным, что обязательно должно быть во сне. Уют окутывал Матео надежным коконом, не без помощи корабля, который неосознанно старался сделать сон мальчика лучше. Пребывая в сладкой неге дремы, юнга и не заметил, как смолкли разговоры пиратов, несших дежурство.

Весь фрегат погрузился в сон. И только сам Отверженный напряженно смотрел в даль, оберегая покой людей и переживая за самого близкого для себя человека. Он настолько увлекся сценой, разворачивающейся в глубине джунглей, что не заметил одну весьма важную вещь практически у себя под носом. Сон команды не был естественным.

Только когда сирена коснулась ладонью обшивки корабля, Отверженный изумленно огляделся и забеспокоился. Увидев в воде Эрмис, он догадался: она усыпила людей на борту. А потому фрегат возмущенно сложил руки на груди, грозным взглядом требуя пояснений.

— В-верх!

Сирена прильнула к кораблю, с надеждой смотря на фальшборт. Но Отверженный покачал головой. Он не собирался поднимать на борт создание, что погрузило в сон всю команду. По крайней мере, без объяснений.

— Хо-дить, — Эримс подняла руку, двумя пальцами показывая ходьбу. — У-чит. Т-ты!

Под конец своих слов, сирена воодушевленно улыбнулась. И Отверженный не смог сдержать беззвучного хохота. От смеха его щупальца хаотично задвигались, а часть такелажа негромко заскрипела. Фрегату понравилось, как Эрмис решила выполнить коварное условие капитана. В такой ситуации Отверженный не мог отказать ни сирене, ни себе. Он уже представлял лицо Грахго, когда эта хитрая рыбка пойдет на своих двоих.

Уже через минуту корабль поднял сирену на борт. Та едва ли не светилась от счастья, что огромный монстр охотно согласился помочь. Эрмис то и дело касалась ладонями дерева и снастей, не в силах выразить признательность.

Из-за особенностей Отверженного обучение началось молча.

Когда хвост сменился ногами, фрегат протянул канаты сирене, чтобы та могла за них держаться. Но вопреки воодушевлению и настрою обоих, поначалу Эрмис каждый раз падала. Слабые и непривычные ноги подгибались, стоило сирене попытаться сделать шаг. Им потребовалось много времени, прежде чем Эрмис научилась стоять хотя бы несколько секунд без посторонней помощи. Но им обоим пришлось признать простой факт: учиться ходить на корабле, что покачивается на волнах, не самое простое дело.

Когда Эрмис вновь попыталась сделать шаг, волна особенно неудачно угодила в бок фрегата. Сирена испуганно взмахнула руками и с коротким визгом упала прямо в скрученные канаты. Как бы она не старалась, вылезти у нее не получалась. Эрмис лишь все сильнее вязла в них, проваливаясь глубже. А перестав трепыхаться, увидела, как носовая фигура корабля беззвучно давится от смеха.

— Вот это улов, — тихий шепот Оскала донесся с другого борта.

— Я еще сплю? — спросил у него Чайка.

Визг сирены во время падения разрушил ее же магию, и дежурившие пираты сразу же проснулись. Из сна вырвался и Матео, смотрящий теперь на Эрмис во все глаза. Но долго лицезреть картину они не смогли. Отверженный невозмутимо подхватил сирену. Канаты живыми змеями обвили ее за талию, частично захватили бедра и подняли в воздух. Тихий смех Эрмис разнесся над палубой, напоминая ручеек, весело бегущий по камням. Фрегат неторопливо перенес ее за борт, где бесцеремонно бросил в воду. Падая, сирена извернулась, словно у нее и не было скелета, и практически бесшумно нырнула.

— Ух ты! — юнга кое-как спустился на палубу.

— Ты что тут забыл, Малек? — Чайка недовольно обернулся к нему.

— А мы расскажем остальным? — не унимался Матео.

Чайка на этот вопрос постучал себя по голове:

— Еще чего! Совсем дурной?

— И признаться, что мы уснули на посту? — Оскал зевнул. — А ты нарушил приказ об отбое и шлялся по палубе?

— Я тут спал! — сразу же открестился Матео.

Но Чайка непреклонно покачал головой:

— Саром нам быстро наказание найдет.

— Жаль, — юнга попытался проскочить к борту, чтобы посмотреть на воду, но Оскал успел схватить его за ухо.

— Чтобы через секунду тебя здесь уже не было, — пригрозил он, подталкивая мальчишку в сторону трюма.

Обиженно насупившись, Матео отправился спать. Но он успел увидеть, как среди волн мелькнул хвост, в свете луны отливающий серебром.

Мекатл позволил прийти пиратам, только когда солнце практически достигло зенита. Долгое ожидание не добавило их и так плохому настроению радости. Но капитан выглядел на удивление спокойно и уверенно. И только отсутствие привычной иронии выдавало его расположение духа.

Старик ждал их у входа в пирамиду. Его взгляд выражал неприкрытое любопытство и жажду, пока пираты подходили ближе. Было видно, как Мекатл пытается прочесть их лица, проникнуть за грань материального и коснуться потаенных мыслей. Большинство из людей вокруг являлись для старика открытыми книгами. И когда Грахго остановился перед Мекатлом, тот уже предполагал исход.

— Тяга к знаниям бывает губительна, — в голосе старика слышалась неприкрытая улыбка. — Главное, чтобы погубила она не тебя. Верно, Грахго?

Капитан дернул подбородком, в попытке сдержать едкий ответ. Но все равно произнес:

— Если она погубит вас, меня тоже устроит.

— Когда-нибудь и мой пепел станет частью всего этого, — Мекатл распростер руки, указывая на чаши вокруг. А затем, не меняя интонации, произнес: — Плату. Она пойдет с ними, — он указал посохом на пару дикарей-воинов, стоявших неподалеку.

Тогда Коджо шагнул к ним, кровожадно улыбнувшись. Он двигался легко и свободно, как человек сам избравший свой путь. Такое поведение насторожило аборигенов. Уводя Коджо в сторону поселения, они то и дело бросали на него подозрительные взгляды и крепко держались на свое оружие. Остальные пираты неотрывно следили за процессией, не нарушая образовавшейся тишины.

— Идем, Грахго.

Мекатл развернулся в сторону входа в пирамиду, но Грахго остановил его:

— Что делать остальным?

— Они подождут тебя в тени, — не оборачиваясь произнес старик, возобновляя путь.

Прежде чем последовать за Мекатлом, Грахго тише шелеста листьев сказал оставшимся пиратам всего одно слово:

— Осмотритесь.

Не задерживаясь больше ни секунды, капитан смело вошел в черный провал.

Поначалу передвигаться приходилось на ощупь. Мгла словно окутывала осязаемым плащом, погружая в холод. Все инстинкты Грахго кричали об опасности, но он упорно продвигался вперед, касаясь чуть влажной стены кончиками пальцев левой руки. Воображение рисовало острые углы, хищные лезвия и дикарей, которым не терпелось убить надоедливого капитана. Но разум упорно сопротивлялся необоснованным страхам.

Вскоре тьма начала рассеиваться. Пространство плавно серело, таяло туманом перед небольшим огоньком впереди. И через десяток шагов Грахго оказался в круглом зале, увенчанном куполом. Здесь тоже располагались чаши. Но в них горел огонь, освещая резной постамент по центру, а также десятки и сотни изображений на стенах, напоминающих трепещущие языки огня из-за драгоценных камней, вставленных в пазы.

«Кровь».

Пока Грахго силился охватить взглядом каждую диковинную деталь в зале, Отверженный заметил главное. Узоры постамента переплетались между собой и упирались в желоб, ведущий к углублению в полу, наполненному кровью. Это не сильно встревожило Грахго. Намного сильнее его притягивали знаки на камне, невероятно сильно напоминающие резьбу в полуразрушенном храме Каттальтты.

— Жалеешь, что не согласился на мое предложение в прошлый раз? — Мекатл стоял недалеко от постамента и взирал на Грахго сквозь прорези маски.

— Жить здесь?

— Да.

— Нет. Никогда не жалел, — равнодушно бросил капитан, подходя ближе.

— А я жалею, что не уговорил.

Неожиданное признание старика вызвало у Грахго неподдельное удивление. Но ему не пришлось задавать вопросов. Мекатл продолжил:

— У тебя взгляд человека, ищущего знания. Не только те, что нужны для корабля. Но и те, что становятся пищей для разума, — он поднял руку и постучал пальцем себе по виску. — Ты мог бы стать хорошим учеником. Но теперь уже слишком поздно.

— А еще я мог бы стать отличным лицедеем, — Грахго насмешливо хмыкнул.

— Для каждого открыто тысячи дорог. Мы сами выбираем, по которой из них пройти, — философски заметил старик.

— Хватит этой чуши, — капитан закатил глаза. — Давай уже поскорее перейдем к главному. Иначе мне будет сложно побороть в себе искушение свернуть тебе шею.

— Угрозы здесь не работают.

— Именно поэтому я тебе заплатил, — на последних словах голос Грахго источал океан невысказанной злобы.

Но Мекатл на это тихо рассмеялся, поманив капитана за собой. Тому ничего не оставалось, кроме как пойти следом.

Они остановились около стены. На ней раскинулась резная фреска, изображающая сгусток, отдаленно напоминающий галактику, к которому, точно щупальца, тянулись вереницы звезд. Маленькие алмазы, вставленные в стену, притягивали взгляд, действительно напоминая мерцающие души.

— Мир, где мы живем, принято называть Матлок риткоотль, что означает Вселенная хаоса, — Мекатл начал свой рассказ тихим голосом, безмятежно взирая на стену. — Ибо хаос является истоком. Жизнь началась в его агонии и объята им до сих пор. На заре времен, тысячи частиц вели первозданный танец, сталкиваясь друг с другом. Некоторые из них отбрасывало назад, иные притягивало ближе и они сливались воедино с другими. Так образовывались Топони. Люди теперь называют их галактиками.

Постепенно их сила и влияние стало настолько велико, что они принялись пожирать частицы друг друга. Так в бесконечно долгой борьбе из их ошметков появились души. Сильнейшие или выжившие, что зачастую одно и тоже. Они вобрали в себя остатки чужого бытия и обрели разум. Их притягивало друг к другу, но это же притяжение доставляло и нестерпимую боль. Слишком много чужеродного оказалось в их сути. И тогда мир, спасаясь от самоуничтожения, раскололся на две части: жизнь и смерть. Оотль и рит. Душа должна была возродится в мире оотль. Познать суть жизни и очистить свое естество от чужеродной примеси. А после, когда ее срок придет, перейти в мир рит ради долгожданной гармонии.

— Телесные оболочки, ставшие пристанищем для «звезд», — улыбнулся Грахго, вспомнив виденное им.

— Верно. В оотль душа обретала плоть. Но теряла знания.

Мекатл перешел к следующей фреске. На ней изображались силуэты людей, за спинами которых в разные стороны расходились лучи, а под ногами лежали кости. Эту фреску украшал обсидиан.

— Гарии — существа, избранные из числа душ для вечной службы хаосу. Они встречали душу и помогали ей перейти в загробный мир рит. Гарии не рождались. Ими становились люди. Точнее, два человека, связанные друг с другом. Один из них умирал, другой оставался жить, а мир скреплял их души между собой, тем самым делая мост между оотль и рит, — старик в предупреждающем жесте поднял ладонь, не давая Грахго задать вопросы, так и крутившиеся у него на языке.

Впрочем, это капитана не остановило.

— Как понять, мост? И как выбирались люди?

Недовольно покосившись на Грахго, Мекатл воздержался от колкостей, спокойно поясняя:

— Выбирались те, между кем при жизни была прочная связь. Зачастую близнецы, иногда побратимы, реже муж и жена. В момент, когда один из них умирал, их привязанность в полной мере открывалась миру, и тогда он вливал через нее силу. Душа умершего помещалась в предмет и переплеталась с душой живого. В итоге обе души словно находились сразу в двух мирах одновременно. И могли беспрепятственно переходить из одного в другой физически, чувствуя себя хорошо и в оотль, и в рит.

Сделав небольшую паузу, Мекатл прошел к следующей наиболее крупной фреске, изображавшей безобразных существ, поражающих воображение и воскрешающих в памяти легенды многих народов мира. Грахго смог разглядеть среди них Сциллу и Тифона, хафгуфу и келпи. И чем дольше задерживал он взгляд на уродливых переплетениях линий, тем больше деталей, заставляющих стыть в жилах кровь, находил.

— Но души, так и не избавившиеся от чужеродных примесей, оказались слишком слабы. Не многие из них были способны навсегда расстаться с теми, кого любили. Используя подвластную им силу, некоторые из гарии задерживали пребывание близких в оотль. И тогда хаос подчинял их себе… Когда стало ясно, что все больше гарий становятся заложниками своих эмоций, случился катаклизм, уничтоживший их всех.

Следующая фреска отражала картину, которую Грахго видел благодаря Каттальтте: пять нитей Топони парящих в воздухе над островом.

— На смену им пришли совсем иные создания. На этот раз мостами стали те души, что уже прошли свой земной путь и вознеслись в рит. Оттого и название у них нити Топони. У каждой нити свой храм, спрятанный от людских глаз, что является якорем и тюрьмой для грязных душ, — Мекатл шагнул дальше, показывая следующую фреску, отражающую его слова. — И контакт нить держит лишь с ближайшими к ней четырьмя нитями и душами, лишенными плоти. Но… скоро и их работе придет конец.

— Почему?

— Они не справляются, — просто пожал плечами старик. — И ты прямое тому доказательство.

— Хочешь сказать, гарии вернутся?

— Конечно, нет. То, что ты появился, всего лишь глупость одной из нитей.

— Не понимаю.

— Идем, — Мекатл направился в сторону постамента.

Дойдя до камня, он опустился на колени рядом с одной из чаш, положив около себя посох. Указал ладонью на место подле себя, призывая Грахго сесть. И пока капитан опускался, старик достал из углубления в постаменте маленькую пиалу. Он зачерпнул в нее крови, а после добавил перетертых трав из мешочка на своем поясе.

— Ты как-то спрашивал меня, что означает это таинственное «память крови», — заговорил вновь Мекатл, размешивая содержимое пиалы. — Таких племен, как мое, в мире несколько. Мы — хранители знаний. Те, кто помнит. Когда-то мы учили новоявленных гарий, а после стали оберегать свои знания до тех пор, пока мир вновь не будет нуждаться в них. «Память крови» — это умение извлекать знания из чужой плоти и крови. На, выпей это.

Грахго принял у старика пиалу, пренебрежительно скривив губы. Он уже понимал, чья именно там кровь. И пусть капитану уже доводилось благодаря Мекатлу пробовать человечину, пить из пиалы совершенно не хотелось.

— Ты ведь и сам хочешь узнать, что именно произошло в тот день. Верно, Грахго?

— Верно…

Капитан поднес пиалу к губам, и на мгновение прикрыв глаза, осушил ее одним глотком. Металлический привкус смешался со сладостью и горечью трав, обволакивая язык и небо. Чужая кровь обожгла горло и желудок. На несколько секунд все звуки и запахи исчезли. Им на смену пришел огонь, наполнивший Грахго изнутри. Его вены начали испускать красный свет. И даже белок глаз изуродовали алые трещины. Ощущая себя вспыхнувшим факелом, капитан совсем забыл о пиале в руках, и та упала на пол, глухо ударившись о камни.

Сквозь пламя, бушевавшее внутри, пробивался лишь голос Мекатла:

— Смотри на меня.

Старик навершием посоха надавил Грахго на щеку, заставляя сильнее повернуть голову. Это далось капитану на удивление легко. Словно бы кто-то дернул за нужную нить безвольную марионетку.

— Вот так, — приговаривал Мекатл, следивший за Грахго.

Он всматривался в глаза, вены, а после резко сдернул маску и подался вперед, одновременно с этим хватая капитана за руку. Острые зубы старика впились в ладонь Грахго, разрывая кожу до крови. Безумные глаза Мекатла и боль выдернули капитана из объятий воображаемого пламени. Он отшатнулся в сторону.

— Дьявол! — Грахго выдернул руку, едва сдерживаясь, чтобы не ударить старика.

А тот сел также ровно, как и до этого, спокойно вытирая с подбородка кровь и поднимая маску.

— Какого дьявола?! — Грахго смотрел, как Мекатл вновь прячет лицо, и всерьез раздумывал прикончить его прямо здесь.

— Память крови, я ведь объяснил тебе это только что, — проговорил старик. — Надеюсь, ты способен взять себя в руки и выслушать меня до конца.

На удивление, кровь на ладони перестала идти через пару секунд, а всего полминуты спустя место укуса и вовсе затянулось корочкой. Но Грахго потребовалось еще немного времени, чтобы побороть естественное желание убраться отсюда подальше. Он выдержал грешные души острова Каттальтта, неужели у него не хватит выдержки и смелости на какого-то старика?

— Можешь не сомневаться во мне, — надменно проговорил капитан, внимательно следя за Мекатлом.

Тот в ответ хмыкнул. Грахго показалось, что особенно издевательски.

— Тогда продолжим, — Мекатл кивнул. — В мире несколько десятков нитей Топони, каждая из которых отвечает на своей территории на переход душ в мир рит. В тот день, когда Отверженный умирал, рядом с вами оказалась одна из нитей. Не знаю, что двигало ею. Может быть, сострадание? Она постаралась удержать Отверженного от перехода. Но в итоге растворилась между вами, прочно связав друг с другом и тем самым создав подобие гарии.

— Почему подобие? — напряженно спросил капитан.

— В вас слишком много хаоса, Грахго. Вы скорее те существа, которых невольно создавали гарии, чем они сами.

Нельзя было сказать, что это открытие сильно повлияло на Грахго. Скорее, оно внесло ясность. Ибо, в конце концов, для капитана не так важно, кто он есть. От этого его свершения и цели не могли измениться. А потому Грахго перешел к более волнующим его деталям:

— Ты знаешь, как разорвать связь?

— Уничтожить корабль.

— Гениально, — сарказм Грахго способен был удавить. — Есть другие варианты?

— Убить тебя.

— Еще что-нибудь? Убить нас обоих?

— Чудовища, монстры, мистические создания — это давно стало частью мира. Но вы, Грахго, чума. И мир сам исторгнет вас рано или поздно.

— Почему это должно произойти? — капитан начинал понемногу злиться, и это явственно отражалось в выражении его лица.

— В каком бы состоянии не оказалась душа, она рано или поздно перейдет в рит, тем самым завершив изначальный путь. Но если душа попадает к вам, то она уничтожается. Рассеивается в окружающем мире, как то было с частицами во времена зарождения Топони, — в голосе Мекатла можно было услышать презрение и даже отвращение. — А мир, как ты это уже мог понять, хоть и состоит из хаоса, но стремится к порядку.

— У него это не очень-то и получается…

Грахго поднялся на ноги и направился к фрескам. Он еще раз прошел вдоль стены, изучая историю появления мира под внимательным взглядом Мекатла. Остановившись напротив фрески с нитями Топони, капитан спросил:

— Я знаю, что если собрать сердца пяти нитей, то можно открыть полноценный проход в мир мертвых. Если все, как ты говоришь, то зачем тогда подобная возможность?

— Потому что как хаос стремится к порядку, так и порядок стремится к хаосу.

Могло показаться, но Грахго был уверен, что старик в этот момент довольно улыбался под маской. Ибо его слова вносили определенную смуту в разум капитана, который никак не мог поставить рядом взаимоисключающие вещи. Он решил подумать об этом позже.

— Кто-то пытался провернуть подобное? — Грахго вернулся к первоначальному вопросу.

— Собрать сердца? Да. Не простые люди. Но некоторые из потомков гарий, что сохранили в себе достаточно сил и безрассудства. Их всех ждал печальный конец.

На последних словах в голосе Мекатла прользнуло нечто вроде предостережения. Словно опасность скрывалась не столько в естественных законах мира, сколько в подводных камнях, связанных с обладанием сердцами.

— Ты знаешь, как найти обители нитей Топони? — несмотря на то, что Грахго знал примерное направление благодаря Каттальтте, он хотел обладать более точными расчетами.

— Знаю. Но с чего ты взял, что расскажу тебе?

— Знания в обмен на одного из нас, разве не так?

— Знания касательно мира и тебя с твоим кораблем. О нарушении его законов уговора не было.

Грахго резко обернулся к старику. На короткий миг в его глазах промелькнула настоящая угроза. Но Мекатл непреклонно продолжил:

— Ты ничего не добьешься силой. И умрешь, как только выйдешь из пирамиды один.

— В таком случае, полагаю, мы закончили, — Грахго испытывал недовольство, но не стал давить или унижаться перед стариком. Поспешные действия редко приводят к победе.

— И даже не останешься на ужин? — притворно удивился Мекатл. — У нас сегодня пир: новые… знания, — он произнес это с намеком, от которого у Грахго внутри все похолодело.

Капитан прожил на карибах достаточно, чтобы знать о предпочтениях некоторых племен каннибалов. Попавший к ним в плен человек, мог прожить еще несколько месяцев, а то и лет. За это время у него зачастую даже появлялись дети. И теперь Грахго оставалось только надеяться, что Мекатл издевается над ним. Что они не собираются жрать Коджо прямо сейчас. Капитану потребовалась вся его выдержка, чтобы усмехнуться и высокомерно произнести:

— Предпочту поужинать с видом на море.

— Как тебе будет угодно, — в тон ему ответил Мекатл, поднимаясь.

Путь обратно прошел в раздумьях. Грахго и не заметил, как они оказались у выхода. Солнечный свет непривычно ярко ударил капитана по глазам, словно это были не бестелесные лучи, а тяжелый канат, упавший с верхней балки. Грахго зажмурился, прикрывая глаза ладонью и пытаясь проморгаться. Когда это ему удалось, перед взором предстали все те же джунгли. Недалеко от тропы, ведущей в поселение, сидели Келпи и Тинаш, о чем-то тихо переговариваясь. Ни остальных пиратов, ни аборигенов видно не было.

Окончательно выйдя на свежий воздух, Грахго вздохнул полной грудью, отмечая, что дурман Мекатла уже практически не ощущается внутри.

— Где остальные? Мы возвращаемся на берег, — обратился он к пиратам, подходя ближе.

Только с этого места стала видно четверка дикарей, сидевшая у дерева и поедающая какой-то местный фрукт. Но сомнений не оставалось, они сразу заметили Грахго и Мекатла, шедшего позади, стоило им показаться из пирамиды.

— Здесь где-то, — Келпи неопределенно повел головой.

Тинаш, недобро поглядев на старика, сложил губы и протяжно засвистел. Стоило ему умолкнуть и из недр джунглей раздался похожий свист.

— Подойдут, — кивнул африканец.

Мекатл в это время разговаривал с дикарями. Как бы ни старался Грахго, понять у него не получалось. Набор звуков напоминал детскую абракадабру и надежно скрывал смысл от чужих ушей.

— Когда закончишь свою историю, Грахго, возвращайся, — Мекатл подошел к пиратам и положил ладонь на плечо капитану. Несмотря на дружеский жест, взгляд и интонация старика излучали больше мрачного удовлетворения. — Или пришли кого-нибудь. Мне будет интересно узнать, как поступит с тобой вселенная.

— Обязательно вернусь, — Грахго оскалился в ответ, с обещанием смотря в глаза Мекатлу.

Тот удовлетворенно кивнул и ушел в сторону поселения. Пираты же остались дожидаться Угря и Бабаджайда.

Обратный путь до берега словно бы пролетел в одно мгновение. Быть может, пираты так стремились поскорее покинуть племя, где позорно оставили одного из своих, что неслись прочь от него точно птицы. А может, все оказалось намного проще, и в этот раз им уже не нужно было прокладывать себе путь катласами и саблями. Как бы то ни было, магия обратного пути развеялась уже на берегу, выплюнув пиратов на горячий песок.

— Проклятые дикари, — Келпи пнул какую-то ветку и с облегчением уставился на фрегат.

Многим он казался уродливым из-за носовой фигуры или зловещей ауры. Но на деле это был один из самых прекрасных кораблей своего времени. И сейчас, стоя на якоре в бухте и плавно покачиваясь на волнах, он вселял в сердца уставших пиратов восторг и воодушевление. Носовая фигура скалилась в довольной и немного печальной улыбке, приветствуя капитана и его отряд.

Пираты сразу же направились к лодке. Угорь даже махнул рукой кораблю. Но их остановил голос Грахго:

— Не так быстро, парни.

Они с недоумением обернулись к капитану.

— Что-то не так? — спросил Угорь.

— Ты и Келпи отправитесь на корабль, — Грахго ухмыльнулся, заметив облегчение вперемешку с удивлением на лицах пиратов. — Расскажете Эру и Сарому, что произошло. Передадите, что утром, во время восхода, я буду ждать на берегу две шлюпки. Пусть Эр отберет ребят.

Пираты переглянулись между собой, но Грахго, опасаясь дара Мекатла, поспешил продолжить, лишь некоторые слова выделяя особой интонацией:

— Ребята должны быть крепкими. Мы соберем припасов и воды для дальнейшего плавания. Тинаш и Бабаджайд как раз расскажут мне об источнике пресной воды, который вы здесь обнаружили, пока я вел беседу с нашим гостеприимным хозяином.

— Мы поняли, — Келпи кивнул, а затем расплылся в кровожадной улыбке.

— Поторопитесь, — равнодушно заметил капитан.

Оставшись на берегу с африканцами, Грахго разделил с ними скудный ужин. Он внимательно выслушал их рассказ, а после выпил за Коджо. Внутри до сих пор жгло от одной только мысли о друге.

Когда солнце совсем уже опустилось к горизонту, окрашивая небо яркой палитрой закатных цветов, Грахго оставил Тинаша и Бабаджайда, направившись вдоль берега. В голове зрел план, но капитан специально оставлял его в разуме неясным очертанием. С Каттальттой он и вовсе решил поговорить уже утром.

Дойдя до места, где песок смешивается с камнями, переходящими в скалы, что закрывают бухту от внешнего мира, Грахго увидел в воде сирену. Яркие лучи отражались на чешуе, отчего хвост напоминал ожившие языки пламени. В руках Эрмис сжимала какой-то сверток ткани. Увидев капитана, она широко улыбнулась. Заинтригованный Грахго подошел ближе.

— С-сдел-ка? — предложила Эрмис, наклонив голову на бок.

— Какая? — Грахго присел на корточки, чтобы быть с ней более менее на одном уровне.

— Ты учить хо-ди-ить. Я петь. Од-дин раз, ког-да ну-жен, — она коснулась пальцами горла, а после резко клацнула зубами.

— Хочешь одурманить мне чужую команду, когда я попрошу?

— Съесть. С-сдел-ка.

Грахго не мог упустить такой шанс. Маленький зубастый фокус в рукаве, который способен сыграть важную роль на поле боя. В погоне за сердцами можно столкнуться с чем угодно. И хорошо бы иметь при этом ручную сирену.

— По рукам, рыбка, — Грахго шутливо протянул ей руку.

— Эр-мис, — она ударила его по пальцами, а после начала вылезать из воды.

В этот раз капитан не стал ждать. Он легко подхватил ее на руки, вынося на берег. Но все равно не смог оторвать взгляда от хвоста, вновь обратившегося водой.

— Н-нет! Н-не от в-воды! — запротестовала Эрмис, испугавшись суши.

— И как же я тебя ходить буду учить? По волнам? — иронично поинтересовался Грахго, переходя с камней на песок. Но заметив, как сирена сжалась, он спокойно произнес: — Мы недалеко. Будешь доставать до воды, идет?

Эрмис кивнула, продолжая смотреть с опаской. Чтобы отвлечь ее Грахго спросил:

— Что в руках?

Он поставил Эрмис на теплый песок, продолжая придерживать.

В ответ сирена, точно маленький ребенок, гордо улыбнулась и развернула ткань, демонстрируя удивленному капитану женскую камизу. Принявшись натягивать ее, Эрмис едва не запуталась в подоле, но все же вышла победительницей из этой маленькой борьбы.

— Да ты полна сюрпризов!

Грахго наблюдал за сиреной с веселым прищуром. Мокрая ткань облегала тело, подчеркивая изгибы и пряча наготу вместе с чешуей. Это казалось одновременно соблазнительным и неправильным. Камиза смотрелась на Эрмис чужеродно. Но Грахго все равно пришлось напомнить себе, что перед ним стоит зубастая тварь, пожирающая людей, а не обычная девушка.

— Что ж, начнем, — вместе с этими словами, капитан утянул сирену за собой на песок.

Эрмис удивленно взмахнула руками, но послушно села рядом. Там она сразу же запустила пальцы в песок, перебирая песчинки. С одной стороны, куда не доставали волны, они были сухими, с другой влажными. В глазах сирены светился восторг.

— Главное, тебе нужно научиться держать равновесие, — начал объяснять Грахго. — Ходьба — это не только движения ног. Как и в воде, здесь задействовано все тело. Помогай себе руками.

Несколько минут Грахго объяснял Эрмис, как нужно двигаться, изредка показывая на себе. Затем помог подняться и заставил все повторять самой. Он держал ее крепко, даря ощущение устойчивости и безопасности. Терпеливо ждал, пока сирена привыкнет к ногам и теплому песку под ними. Смотрел внимательно, подмечая, как дрожит ее тело от напряжения. Когда Грахго заметил, что Эрмис больше не выглядит восторженно-испуганной, то поторопил ее:

— Шагай.

Она послушно, но неуверенно сделала шаг вперед. Ее колени сразу же подогнулись, и сирена повисла в руках капитана, лишь судорожно вздохнув и удивленно завертев головой. Она ожидала, что упадет. Грахго усмехнулся, помогая ей поставить ноги вместе.

— Учись. На корабле будет жестче и сложнее.

— З-зна-ю.

— Откуда? — он приподнял брови.

Затем, немного помедлив, Грахго перекинул ее руку себе на плечо, придерживая за талию.

— Давай. Шаг. Второй. Держи равновесие, иначе отпущу. Еще шаг. Я не твои ноги, не надо на меня так заваливаться.

— Ко-раб-ль у-учил, — Эрмис улыбнулась, вспомнив, как пыталась ходить по палубе. Она не заметила, что Грахго посмотрел на фрегат с неудовольствием.

Они шли вдоль кромки воды, словно пьяные. Изредка волны набегали и касались стоп сирены, и тогда на коже тут же появлялись жемчужные чешуйки, чтобы через мгновение вспыхнуть в отблесках закатного солнца и сразу же исчезнуть. От касаний воды сирена счастливо улыбалась.

— Вот так, молодец. Помогай себе руками, рыбка. Не бойся, я держу.

— Эр-мис, — сирена каждый раз упрямо поправляла капитана.

Но тот, казалось, специально продолжал называть ее не по имени.

Грахго отдавал короткие команды, медленно заходя сирене за спину, давая ей больше свободы и едва придерживая за талию. В какой-то момент он отпустил ее. И Эрмис, не осознав этого, прошла вперед еще шагов пять, неуклюже взмахивая руками и покачиваясь из стороны в сторону. Она восторженно вздохнула, но все таки заметила, что капитана рядом нет. Закачавшись, сирена замахала руками, будто пыталась взлететь, но все равно начала падать. Грахго подхватил ее, прижимая к себе.

— Вот видишь. А ты на берег идти не хотела, — широко улыбаясь, проговорил капитан.

Он скользнул взглядом по ее восхищенно-испуганному лицу, а затем подтолкнул вперед.

— Еще раз.

Грахго с головой погрузился в веселое занятие, то и дело подшучивая над сиреной. Эрмис понимала не все фразы, но ей безумно нравились новые ощущения на твердой земле. Иногда они делали небольшие перерывы, садясь прямо на песок, чтобы сирена могла отдохнуть, и молча сидели несколько минут.

Эрмис вернулась в воду, когда на небе загорелись тысячи звезд.

Но Грахго еще долго не мог уснуть, смотря на далекое небо и вспоминая слова, услышанные в затхлом пространстве пирамиды.