Потерян в море

Глава 5. Старые сказки

Ночь была лунной. Мягкий свет серебрил невысокие гребни волн, обволакивал мачты и осторожно проникал сквозь стекла в нутро фрегата, чьи обитатели сладко спали после не самого спокойного вечера. Каттальтта играючи прошлась по рее, с любопытством разглядывая пустую палубу и одинокого тощего рулевого, что стоял у штурвала. В прошлый раз посещение Отверженного закончилось для духа плачевно. Дыра в груди до сих пор зияла отвратительно холодной пустотой, напоминая о собственной глупости и о непомерной дерзости капитана. Каттальтта подозревала, что она вряд ли затянется, пока не будет возвращено сердце.

"Мне не нравится, как ты шныряешь здесь."

Отверженный всегда прекрасно чувствовал, когда на него пробирался кто-то чужой. Но сейчас фрегат терялся, не зная, в какую категорию стоит отнести плененного хранителя. К врагам или союзникам? Дух тем временем перебралась на бушприт.

— Не будь злюкой, великан, — Каттальтта казалась беззаботной, но ее неумолимо тянуло к камню яшмы, хранящемся где-то в недрах фрегата. — Ты же знаешь, каково быть с кем-то или чем-то связанным. Я только учусь жить без сердца, — она улыбнулась, проводя лианой по осьминожьей голове Отверженного.

Корабль недовольно заворчал, отмахиваясь от хранителя щупальцами. Но в ответ он слышал только задорный смех.

— Даже интересно, чем же живой корабль не устраивает капитана Грахго? — Дух в задумчивости подняла глаза к небу, с удовольствием отмечая, как эти слова насторожили фрегат.

"Почему не устраивает?"

— Да вот и меня терзает этот вопрос! — Каттальтта свесилась с бушприта и заглянула в черные глаза Отверженного, в которых едва заметно плескалась мерцающая зелень его души, спрятанная невероятно глубоко. — Он так стремится к этому, что даже велел тебе вырвать мое сердце! Чем ты мог его разгневать до такой степени, здоровяк?

Отверженный молчал. Он задумчиво перебирал щупальцами, вглядываясь в звездное небо. И пока корабль ворочал в голове тяжелые мысли, Каттальтта его изучала. Любое необычное существо, будь то дух или магический предмет, излучает особенную силу, которую могли заметить другие, знающие как и под каким углом смотреть. Фрегат был соткан из десятков и сотен алых узлов. Некоторые из них тянули загробным холодом, другие — пожаром жизни. Они сплетались между собой в хаотичном танце, впиваясь в капитана. Вот только среди нитей, если приглядеться повнимательнее, можно было разглядеть жемчужины загубленных жизней. Камни, принадлежащие членам команды “Отверженного”, горели ярче, напоминая одинокие костры. Остальные едва тлели. Сердце Каттальтты то разгоралось сильнее, то практически гасло, отбивая ритм. Но хранителю было сложно определить, где именно находится камень. Спрятанный в мощном духе Отверженного, он словно находился под толщей воды. Фрегат, пронизанный непривычным для духа переплетением жизни и смерти, надежно хранил тайны своего капитана. Однако Каттальтта, поразмыслив, пришла к выводу: Грахго вряд ли расстанется с ее сердцем, а значит он должен быть где-то в капитанской каюте.

— Может, все дело в твоей природе, большой корабль? — дух сочувственно погладила бушприт.

"А что с ней не так?"

— Ты монстр, мой милый друг. Монстром и останешься. А людям всегда противно быть рядом с вами. И когда такие, как ты, им больше не нужны, они безжалостно их убивают. Вы награбили достаточно золота, чтобы уйти на покой. Думаешь, эгоистичный Грахго отдаст тебя другому капитану? — Голос Каттальтты был мягким и лживо сострадательным. Он сладкой патокой пробирался сквозь корабельные доски, проникая в самое сердце фрегата.

"Он хотел снять проклятие, " — возразил Отверженный, все больше погружаясь в состояние задумчивой печали, которая, рано или поздно, переходила в ярость.

— А ты разве проклят? — Искренне удивился дух. — Быть живым кораблем — это получить ценный дар. А он хочет забрать его у тебя…

Ядовитые слова Каттальтты достигли своей цели. И пока на небе разгорался нежный рассвет, внутри Отверженного сгущались сумерки.

"Я не позволю."

— Не позволишь?

"Нет."

Скрывая радость, хранитель едва слышно прошептала:

— Тогда помоги мне вернуть сердце. Я не могу забрать его, пока Грахго там.

"Я помогу."

Каттальтта видела, как сильно обижен фрегат на капитана, который его якобы предал. Боль, причиненная таким близким существом, разрывала Отверженного. Укол совести заставил духа пожалеть о своём поступке, но она тряхнула головой, прогоняя ненужную здесь сентиментальность. Как бы не было жаль корабль, Фанатика необходимо остановить до того, как он соберет все сердца и решит сломать законы мира ради одной проклятой души.

Гибкая фигура на одно мгновение попала под пока еще слабые лучи, только-только восходящего, солнца и сразу же исчезла за стенами капитанской каюты, пройдя сквозь них, как стилет сквозь звенья кольчуги. Оказавшись внутри, Каттальтта в ужасе замерла. Она разглядывала стены, покрытые силуэтами людей, и все яснее понимала, что это вовсе не искусный рисунок неизвестного мастера. В переплетениях щупалец застыли самые настоящие души, которые так и не смогли найти дорогу к нити Топони из-за ужасающей магии проклятого фрегата. Дух-хранитель задрожала. Она осознала, что за жемчужины скрывались в узлах силы корабля.

— Сколько же времени вы бороздите здешние воды?

Ее шепот всколыхнул запертые в корабле души. Рисунок пошел рябью, и черные мазки задвигались. Они тянулись к нити Топони, которая должна была вытащить их из этого ада и указать путь. Но Каттальтта оказалась бессильна. Она не успела даже коснуться пугающих стен, как щупальца осьминога усилили хватку, сжимая в своих удушающих объятьях обреченные жизни.

— Как же мне помочь вам?

Каттальтта неуверенно шагнула вглубь, бесцельно и брезгливо оглядывая каюту, пока ее взгляд не наткнулся на кровать. Там, беспокойно сжимая одеяло сквозь сон, спал Грахго.

— Сначала я должна найти сердце.

Хранитель решила первый делом оглядеть капитана, чтобы затем, когда Отверженный не сможет больше сдерживать свой гнев, спокойно обыскать каюту. Конечно, если камень яшмы не окажется у Фанатика. Она осторожно приблизилась, невольно подмечая, как плотно сжаты тонкие губы капитана и какая глубокая морщина пролегла между бровей. Он лежал на спине, тяжело дыша, словно боролся с демонами во сне. Сквозь не до конца застегнутую белую рубаху, под тройкой медальонов на шнурках и серебрянной цепочке, виднелся уродливый шрам, проходящий от ключицы и теряющийся где-то под тканью. Каттальтта могла бы назвать Грахго красивым, поскольку мужчина обладал той тонкой аристократической красотой, которая пока еще не теряла своей мужественности. Но дух слишком хорошо знала, как уродлива его душа. Иная другая не смогла бы жить так долго с Отверженным, сплетаясь с ним все сильнее. Но маленький росток сомнений у хранителя все же был. Грахго хотел снять проклятие. И сейчас, видя что именно представляет из себя каюта, Каттальтта частично его понимала.

— Какого черта?!

Фанатик так резко распахнул глаза и рывком сел, что хранитель едва успела спрятаться. Корабль совершил резкий крен, из-за чего несколько книг в беспорядке попадали на пол. Капитан торопливо встал, на ходу натягивая сапоги и кафтан. Снаружи долетали крики и ругань. Когда Грахго распахнул дверь, чтобы проверить в чем дело, шум стал явственнее. Каттальтта дождалась, когда капитан покинет каюту, и принялась за поиски. Сердце она нашла не сразу. Пришлось проверить стол, секретер и кровать. Только потом хранитель увидела неприметный шкафчик, встроенный над кроватью в стену. Буквально втиснув в него голову, Каттальтта увидела фиолетовую яшму. Она потянулась схватить ее, но браслеты, оплетающие руки и ноги, сковало арктическим холодом, не позволяя не только пошевелиться, но и вздохнуть.

Отверженный стойко пытался объяснить себе желание Грахго избавиться от верного корабля. Он искал в себе изъяны до самого утра, но так и не смог найти то, что именно бы не понравилось капитану. Эта несправедливость заставляла щупальца в гневе сжиматься, а канаты все сильнее оплетать мачты и реи. В итоге фрегат решил, что заслуживает получить ответы. В этот же миг корабль пришел в движение, вырывая штурвал из рук Тощего Тома, оплетая канатами Джодока и Ловкого Эра, которые первыми выскочили на палубу в желании узнать, что произошло.

— Чертов кракен! — Удивленно воскликнул рулевой, вмиг растерявший все желание поспать.

Штурвал бешено вращался то в одну, то в другую сторону, не давая Тому ухватиться и выровнять фрегат. Из-за этого корабль болтало в разные стороны, лишая пиратов устойчивости.

— Хватит дурить!

Ловкий Эр, в отличии от Тощего, был куда изощреннее в своих фразах. Канаты подняли его между мачтами, спеленав, как ребенка, и не оставив даже шанса.

— Деревянная каракатица! Что б тебя короеды пожрали!

— Ругань не работает, Эр, — прохрипел Джодок, висевший неподалеку.

— Спалю все такелажи, осьминожья отрыжка!

Старпом продолжал брызгать злостью, безнадежно пытаясь вырваться из цепкой хватки корабля. Отверженный, планомерно пленящий команду, раскрыл пасть в немом рычании и потянулся к перепуганному юнге, пятившемуся к бочкам с водой. В это время Гарри-Порох отмахивался от настырного каната шомполом. Рядом, вооружившись половником и сковородой, пристроился Джулио.

— В сторону, Малёк!

Морган отбил канат, уже практически схвативший мальчишку, обухом топора, давая мелкому возможность спрятаться получше.

— Что здесь происходит? — Голос капитана, застывшего у входа в каюту, был полон холодной ярости.

Фрегат оттолкнул юнгу и Гранта, уронил пойманных пиратов, паре из которых не повезло оказаться за бортом, и потянулся всеми канатами к Фанатику.

"Как ты мог?!"

— Что мог? — капитан смело шагнул вперёд и, не став сопротивляться, позволил Отверженному пленить себя под удивленные и непонимающие взгляды остальной команды, приходящей в себя.

"Бросить меня? Предать. Решить, что я тебе больше не нужен!"

Казалось, корабль и сам запутался, что из этого ранило его сильнее. Он источал боль и обиду, которую ощущали даже пираты, споро вытаскивающие из воды выпавших товарищей.

— С чего ты это взял? — Спокойно спросил Грахго и поморщился, когда щупальца перехватили его вместо канатов, неаккуратно сжимая сильнее, чем было необходимо.

"Слышал."

Отверженный подтащил капитана к себе, усиливая хватку и вглядываясь в его лицо. Что он хотел там увидеть? Сожаления? Боль? Страх, что раскрыли? Или раскаяние? Корабль не знал. Он был готов ко всему, но все таки не ожидал, что Грахго устало улыбнется, разглядывая разгневанную морду осьминога с искренней теплотой.

— Как ты мог в это поверить, старик? — Фанатик вздохнул, прикрывая глаза и сдерживая стон. Отверженный сжал его особенно сильно, едва не ломая кости. — Я ведь обещал, что никогда не брошу тебя. Как ты мог это забыть? — Вновь открыв глаза, Грахго посмотрел на фрегат с легким укором и осторожно коснулся его морды, протянутой рукой. — Как?

Такой простой вопрос пробудил у корабля давно забытые картины. Оживленный порт тонул от количества людей и кораблей, бросивших якорь. Между ними и пристанью сновали бесчисленные шлюпки. Уши Отверженного закладывало от гвалта. Валенсия, а это была именно она, — корабль точно помнил этот удивительный город, в порту которого никогда не отдавал швартовых, — жила в полную силу. Почему-то Отверженный был намного меньше, чем сейчас, и стоял он не на приколе или якоре, а на деревянной пристани. Перед ним, теребя в руках небольшой мешок, застыл Грахго. Он был значительно моложе, на лице еще не появились следы от кинжала, а улыбка казалась намного мягче и добрее.

— Не переживай, старик. Пусть капитан Гонсалес спустит с меня хоть три шкуры, но я вернусь домой, — Грахго улыбнулся дерзко и уверенно, но Отверженный слишком хорошо его знал, чтобы не заметить за показной бравадой грусть.

— Успеешь к свадьбе?

— Обижаешь. Не забудь отстирать парадный костюм от краски! Не хочу краснеть за тебя перед невестой.

— Мне будет тебя не хватать, — Отверженный крепко обнял Грахго, сдерживая подступающий к горлу ком.

— Я ведь не бросаю тебя. Никогда не брошу, — едва слышно ответил молодой человек.

Он оттолкнул от себя Отверженного и поспешил к шлюпке.

Фрегат удивленно моргнул, выныривая из внезапно свалившихся воспоминаний. Отверженный явственно ощущал: тепло, тоска и даже любовь Грахго оставались точно такими же, какими были много лет назад, когда он, будучи еще совсем юношей, стоял перед ним в порту Валенсии.

"Никогда не бросишь."

— Никогда.

Отверженный так быстро разжал щупальца, что чуть не уронил капитана в воду. Фанатик едва успел схватиться за бушприт, повиснув на нем из последних сил. Все тело болело после гневных объятий фрегата.

— Капитан! — Морган, держась за канат, протянул Грахго руку.

Капитан бы не смог дотянуться до нее. Но Отверженный, виновато пряча взгляд, подхватил Грахго и перенес на палубу. Там, капитан при помощи Моргана поднялся.

— Чего уставились, недоумки? — Рявкнул Фанатик на команду. — Навести порядок на палубе! Худой Том! Якорь тебе в глотку, как долго корабль будет мотать из стороны в сторону, точно пьяного матроса в Гар-Нуэра?!

Пираты, невозмутимо пряча катласы и топоры, которыми собирались рубить щупальца фрегату, сразу же бросились выполнять команды капитана, кидая опасливые взгляды на притихшего Отверженного и злого, как тысяча чертей, Фанатика.

— Помочь, капитан? — предложил Морган. — Вам бы к Мяснику заглянуть.

— Нет. Займись кораблем.

Фанатик недобро усмехнулся. Прежде чем идти к судовому врачу, ему нужно было проверить каюту на наличие одного неугомонного духа, о котором Отверженный только что смущенно поведал.

Каюта встретила капитана умиротворяющей тишиной, ожидаемым беспорядком и завораживающим полумраком, который едва рассеивали нежные лучи восходящего солнца. Грахго, оглядывая разбросанные книги, помятые карты и растрепанный судовой журнал, тяжело вздохнул. Оставалось только порадоваться, что он не забыл, как часто это бывало, закрыть чернильницу, чем избавил свои вещи от безобразных клякс. Однако долго созерцать окружающий бардак капитан не смог. Его внимание привлекла фигура Каттальтты, пойманная с поличным и замороженная в весьма нелепой позе. Дух-хранитель опиралась одним коленом о кровать, пока носок другой ноги едва касался пола. Ее руки лежали на широкой деревянной окантовке, обрамляющей скрытый в стене ящик, а голова терялась за дверцей этого самого ящика, пока лианы художественно ниспадали по выгнутой спине на плечи и постель. Дымчатое темно-серое тело Каттальтты ныне было покрыто инеем, придавшим ему бело-голубой оттенок.

— Вроде древняя нить Топони, несущая на своих плечах столь тяжелое бремя, а выглядишь сейчас, как самый обычный вор Валенсии…

Голос Грахго был полон издевательской иронии, от которой дух злобно зашипел.

Помимо воли капитан вспомнил не только безобразно очаровательный преступный мир Валенсии, в которой жил долгие годы и суть которого смог изучить в полной мере. Вид скованного духа принес и более низменные, но такие сладкие воспоминания. Лучше приветливых портов Валенсии были только дикие прибрежные городки Нового Света, с распростертыми объятиями ждавшие смелых мореплавателей.

Хмыкнув, мужчина направился к кровати, попутно поднимая предметы, попадающиеся на пути. Книги и карты брал особенно бережно. Это отражалось в осторожных прикосновениях и неторопливости, словно бумага могла рассыпаться у него в руках от чрезмерных усилий. Пальцы с трепетной нежностью касались корешков, украшенных затейливыми подписями авторов. Здесь можно было увидеть комедийный роман Жана Реньяра и политическую аллегорию Франсуа Фенелона, творчество Сервантеса, Шекспира и остальных признанных и едва известных писателей прошлого века. Однако лишь на одном из них Фанатик задержался дольше прочих. Местами потертая от частого чтения, с треснутой и выцветшей обложкой пьеса Кальдерона замерла в руках.

— И где твоя язвительность? Даже ничего не скажешь, воришка? — Положив стопку на стол, Грахго еще раз оглядел духа.

— Вор. Здесь. Ты! — Несмотря на ярость и злость, голос хранителя звучал сдавленно и искаженно, с затяжными паузами между словами, делающими фразы прерывистыми и ломаными.

От нелепости картины клокочущий в груди гнев капитана постепенно стихал. На губах у Фанатика расползлась недобрая улыбка. Увидь ее Каттальтта, наверняка, поспешила бы убраться с корабля на родной остров. Но видела она только стены ящика и пульсирующее сердце, которое так желала, но не могла взять, хоть и была невероятно близка.

— Надо же, я и не подозревал, что будет такой фееричный эффект!

Он подошел ближе, разглядывая Каттальтту с удивлением и интересом. Особенно тщательно Грахго рассмотрел место, где шея духа упиралась в деревянную дверцу ящика. Не совладав с искушением, капитан с опаской провел пальцами по месту стыка. Чем ближе дерево было к духу, тем оно становилось холоднее. Затем дернул за одну из лиан, но та оказалась словно каменной — дух даже не покачнулся.

— Кажется, у тебя проблемы, а, дорогуша?

Задача, которая теперь стояла перед Фанатиком, обладала неясными очертаниями и сомнительным завершением. Грахго понятия не имел, что теперь делать и как вернуть хранителю первоначальный вид. Он создавал оковы по наитию, собрав силу, что пронизывала его вместе с кораблем, и преобразовав ее в сдерживающий фактор для злобного духа. И капитан не представлял, как это все сработает, если плененный хранитель решит сотворить что-то подобное. Попадись Каттальтта где-то в другом месте, и Грахго бы просто отодвинул ее в угол, чтобы не мешалась, до более удачного времени. Но призрачная девушка заблокировала своей головой доступ к сердцу, телом перекрыла кровать, а длинными лианами усыпала пол. Просто так ее было не подвинуть.

— Освободи!

Хриплый и возмущенный окрик вывел капитана из задумчивости. Он вздохнул. В голове одновременно было тесно от мыслей и пусто от идей. Не имея чего-то получше, Грахго попробовал потянуться к оковам и убрать их. Легко и изящно, словно отгонял хрупкую стрекозу. Как говорила в детстве няня: иногда самый простой ход — самый действенный. Но судя по тому, что ничего не поменялось, этот случай не подходил к таинственному “иногда”.

— Что. Ты. Там. Возишься? — Каттальтта выплевывала слова, не скрывая раздражения.

— Не мешай. Я думаю.

— Оставь. Тем. Кто. Умеет. Думать.

— Тебе?

Иронией, присутствующей в одном слове, можно было заполнить трюмы “Отверженного” доверху. Едкие слова духа зарождали в голове Грахго кощунственную мысль, позаимствовать у Мясника пилу и отделить слишком уж болтливую голову от тела. Останавливала только пара вещей. Во-первых, кто знает, сколько времени потребуется, чтобы найти следующую нить Топони? А во-вторых, нет гарантии, что подобные радикальные меры помогут и дух заткнется.

— Капитан. Вы. Так. И. Кораблем. Управляете?

— Ты можешь…

— Нет. Криворукий. Болван!

Фанатик медленно выдохнул, успокаивая себя. Ему нужна была ясная голова для решения чертовой проблемы. Но неугомонный дух не утихал.

— Давай. Не. Торопись… У. Нас. Вечность. Есть, — процеживала хранитель каждое слово сквозь зубы так язвительно, что яд с них едва не стекал по стене. — Сначала. Думают. Потом. Делают. Грахго.

— Ага, именно поэтому, ты полезла в ящик, даже не подумав о последствиях? Умно-умно.

Капитан перевел взгляд на окно, подмечая сколько времени прошло.

— Ты уверена, что я не могу тебя вытащить, дорогуша? Знаешь ли, у меня здесь весьма неплохой вид открывается…

— Да. Как. Ты. Смеешь?

Грахго улыбнулся, услышав в голосе Каттальтты неприкрытое возмущение и даже смущение. Было забавно замечать столь людские черты у бестелесного духа.

— Если бы ты не заблокировала свое же сердце и не заняла кровать, то я бы оставил тебя так. Сразу двух зайцев бы пристрелил. Избавился бы от дальнейших хлопот следить за тобой и каждый день получал бы эстетическое наслаждение, — издевательски растягивая слова, капитан начал поправлять рубаху и штаны. Выбежав до этого из каюты впопыхах, он имел неряшливый вид, и теперь быстро это исправлял.

В каюте повисла тишина, нарушаемая лишь шорохом одежды и звяканьем пряжки ремня, да оружейной перевязи. Служба на военном судне внесла целый рой привычек в жизнь Грахго. И даже теперь, на пиратском судне, многие из них не спешили уходить.

— Что. Ты. Там. Делаешь? — Подозрительно спросил дух.

— Расстегиваю ремень.

— Ч-что?!

Капитан, как раз поправляющий пряжку, удивленно перевел взгляд на хранителя, в голосе которого проскальзывала паника и растерянность.

— Ремень, говорю. Проблемы со слухом, дорогуша? — Грахго прищурился, с легким сомнением вглядываясь в Каттальтту.

— Животное.

Он не стал сразу отвечать на слово, полное презрения и высокомерия. Медленно подошел к кровати и духу на ней. Вкрадчиво спросил, облокотившись о стену каюты и приблизившись к плечу Каттальтты, обжигая его дыханием:

— И что с того?

Кончиками пальцев Грахго коснулся выпирающего позвонка Каттальтты у основания шеи, где соединялись перья, частично скрывающие ее плечи. Разглядывая духа ироничным взглядом, он игриво, едва касаясь, начал спускаться по позвоночнику ниже.

— Знаешь, Катта, как встречают пиратов бордели Гар-Нуэра, Нассау или Тортуги?

Капитан остановился на пояснице и скользнул ладонью на бедро, нежно поглаживая его, словно рисовал забавные картинки на запотевшем стекле. Однако эти прикосновения совсем не походили на те, к которым он привык. От них не шло тепло, под пальцами не ощущался бархат кожи. Каттальтта была настолько ледяной, что пальцы Грахго деревенели.

— Совсем, как ты сейчас. Стоя на коленях и умоляя обратить на себя внимание…

Хранитель дернулась. Фанатик ощутил, как под его ладонью напрягаются призрачные мышцы. Смог увидеть, как иней, покрывающий Каттальтту, становится тоньше, но не уходит насовсем. Дух медленно, немного изломано, освобождалась. Капитан отошел в сторону, внимательно наблюдая, как пленница пытается разорвать сдерживающие ее оковы. Вот только сил ей явно не хватало. Вытащив голову и оттолкнувшись от кровати, Каттальтта сделала пару неуклюжих шагов назад, но так и не смогла удержать равновесия, упав на пол. Иней начал неотвратимо возвращаться назад.

— Вот значит, как это работает, — пробормотал Грахго себе под нос.

Хранитель представлял из себя жалкое зрелище. Исчезли нелепость и злость. Теперь перед капитаном предстала поникшая, скрюченная фигура, окруженная спутанными лианами и льдом, с гримасой страха на лице.

— Ты!

Она с трудом вскинула голову, прежде чем оковы вновь сомкнулись.

— Когда. Подохнешь. Станешь. Моим. Псом.

В ее взгляде перемешались ненависть, страх и отчаяние. Они налетели на Грахго, но столкнулись с безразлично-жестоким выражением в глазах пирата. Ни сожаления. Ни жалости. Ни стыда.

— Твоя. Душа. Гнить. Будет. На. Моем. Острове!

— Моя душа принадлежит не тебе, дорогуша.

Капитан криво усмехнулся, разворачиваясь к двери. Ему нужно было хорошенько подумать. Понять, как именно это работает, и получить не мимолетный результат, а полный контроль. Да и Каттальтте полезно будет посидеть одной.

— А. Я?! Не. Смей. Бросать!

Крики духа так и остались без ответа.

Пираты успели убрать практически весь беспорядок, появившийся в результате бунта Отверженного. Корабль им в этом старался помочь, как мог, чувствуя вину. Теперь юнга понуро драил палубу в компании пары проштрафившихся пиратов. Но Грахго не замечал привычную суету вокруг. Он стоял у штурвала, вглядываясь в лазурную даль, простирающуюся на многие мили. Это успокаивало получше крепкого пойла и не путало мысли. Вот только сейчас злость, будто жаркое, закипала внутри, не желая остывать.

Знание всегда являлось одним из самых важных ресурсов. Вовремя полученные донесения, скрупулезный сбор информации, открытие фактов или, напротив, их утаивание — все это давало возможность действовать на опережение. Делало победителем даже того, кто должен был проиграть из-за малых сил. Грахго хорошо знал эту науку. Знал и применял. Он имел много приятелей и знакомых, среди которых были люди самого разного сорта, начиная от контрабандистов и заканчивая деятелями культуры. Благодаря этому Фанатик практически всегда знал, где и когда поплывет жирная добыча, способная насытить всю команду, а в какое время лучше убраться подальше и затаиться. Это же помогало ему выслеживать торговые суда своего отца.

И теперь, не имея понимания и знаний, как управлять силой, ставшей за эти годы намного больше, Грахго терялся, ощущая только злость. На себя, на корабль и на духа. Когда его жизнь переплелась с Отверженным, у них появилась лишь слабая двусторонняя связь. Но постепенно она росла, а вместе с ней расширялись и возможности Грахго.

Во время пленения хранителя на острове, капитаном двигала цель. Он не задумывался, что, как и почему. Это все было не важно. Главное было получить желаемое И теперь, воссоздавая в памяти тот момент, Грахго мог понять только принцип работы оков — правило, которому они подчиняются и в соответствии с которым "заморозило" Каттальту. Это же и позволило частично, на пару мгновений, ослабил ледяную хватку. Но как освободить ее полностью и при этом оставить оковы, капитан понять не мог.

“Как ее заморозило?”

Отверженный беззастенчиво читал эмоции и обрывки мыслей Фанатика, пока тот, увлеченный рассуждениями, не опомнился. Убедившись, что поблизости никого нет, Грахго шепотом пояснил:

— Оковы были настроены на духа и его эмоции. В тот момент, когда эйфория от близости сердца заполнила разум Каттальтты, ловушка сработала. Нужная шкала достигла критической отметки, проще говоря. Когда она отвлеклась от мыслей о сердце перед своим носом, оковы ослабли.

“Нельзя ломать шкалу. Эта змея вновь начнет заполнять ядом мои доски.”

— Я тоже не хочу этого. Но не знаю, как сделать иначе.

“Ты пленил ее нами. Как?”

— Вспомнил, — капитан улыбнулся, — вспомнил, как мы выглядим среди звезд, и мысленно потянул несколько нитей связать духа.

“Ты можешь потянуть их еще.”

— Не вижу, какие нужно тянуть. В тот раз, я просто взял первые, что попали. Теперь мне нужны те же самые, а не любые.

Слова корабля подтолкнули мысли в новом направлении. Помогли лучше сконцентрироваться, но все же не привели к ответу. Тем временем, Отверженный неуверенно предложил:

“Посмотри моими глазами.”

— Твоими?

Идея фрегата казалась странной и удивительной. Грахго всегда использовал ощущения, которые ему передавал корабль, или спрашивал напрямую. Ему ни разу даже в голову не пришло посмотреть на мир глазами Отверженного, который никогда не брезговал смотреть через него, если желал.

“Да. Посмотри.”

— Хм, давай попробуем. Я все равно ничего не потеряю, верно, старик?

“Ничего.”

Под чутким руководством Отверженного, Грахго прикрыл глаза, растворяясь в корабле. С первых же мгновений капитана захлестнули сотни новых ощущений и эмоций. У него стало на десятки и сотни больше рук и ног. Он чувствовал ласки волн, игру ветра, получал удовольствие от щетки, что скаблила доски, натирал ладони о канат и балансировал на рее. Потребовалось время, прежде чем Фанатик смог отделить себя, корабль и команду, не путаясь в многообразии чувств. На то, чтобы привыкнуть к новому взгляду ушло больше нескольких минут.

У корабля не было понимания глаз, хоть он и пользовался по привычке носовой фигурой, когда желал посмотреть в одну из сторон. Каждый канат, доска и сантиметр являлись глазами Отверженного, представляя сложную картину, в которой огромную роль играл фокус.

Вскоре Фанатик смог осмотреть корабль, полный красный нитей и жемчужин. Нашел он и Каттальтту, оказавшуюся в самом центре клубка. Хранитель был сплетен из фиолетовых, излучающих слабый свет, узлов, грубо обрывающихся на груди. На ее руках и ногах виднелись неумело и криво спленные веревки, от которых отходила тонкая, местами дырявая, паутина, скрывающая фигуру Каттальтты полностью. Грахго уже видел похожую картину, когда, будучи ребенком, впервые посетил фамильный склеп, заброшенный уже много лет. По центру, освещаемая слабыми лучами, едва проникающими сквозь узкие окошки, в печальной позе застыла статуя ангела, покрытая толстым слоем паутины и пыли, что полностью скрывали любые детали.

Первым порывом было потянуть веревку, ослабить ее. Но Грахго одернул себя. Как бы не хотелось этого признавать, но Каттальтта оказалась права. Ее слова, словно попавшая под ноготь заноза, ныли, не позволяя забыть. Сначала подумай — потом сделай. Фанатик внимательнее вгляделся в клубок, кажущийся хаотичным. Использовал все возможности корабля, разглядывая нити и узлы под разными углами. Это помогло понять, что они совершенно не одинаковые, а их переплетения имеют четкую систему и скрытую последовательность, напоминая лучшие творения Леонардо да Винчи. Нити и узлы, пронизывающие Отверженного и Грахго, были не однородно алыми. В корабле большинство узлов являлись темно-бордовыми, напоминая запекшуюся кровь. У капитана, наоборот, преобладал насыщенно-алый цвет. Но у обоих те жилы силы, что сплетались между собой и проникали друг в друга, объединяя Отверженного и Фанатика в единое целое, при более внимательном изучении и попадании света отливали зеленым. Корабль и капитан напоминали переплетения тропических лесов, намертво сцепившись “корнями” и “ветвями”.

Капитан мысленно потянулся к каждой нити, желая понять, в чем еще заключается их разница. Бордовые отдавали холодом, воскресив в памяти воспоминания о безжизненном граните и глубоководном море, в пучине которого сгинуло так много кораблей. Красные, точно полусухие вина Италии, излучали горячую силу солнца, напоминая о тенистых садах и спелых фруктах, о крови, бурлящей в венах. Там же, где на нитях играл зеленый, словно сталкивались два мира, отдавая друг другу только лучшее, что было в них: безмятежность и покой старого склепа, хранившего мудрость ушедших поколений; неукротимый поток водопада, рвущегося вперед и упрямо прокладывающего дорогу в будущее.

Вскоре Грахго дошел до оков, держащих Каттальтту. Они почернели, едва ли сохранив красный отствет. Фанатик убрал, а затем вплел безобразную паутину, окутывающую поникшую фигуру, обратно в веревки, подлатав заодно и их, сделав более аккуратными и законченными. Выныривая из сознания Отверженного, капитан успел заметить, как поспешно хранитель покинул фрегат.

— Вот так, видишь?

Келпи, что считался мастером хитрых узлов, сделал рукой неуловимое движение, и вот перед ним и юнгой предстал крепкий и надежный узел. Малёк за движениями пирата не успевал. Для него наука узлов казалась чем-то волшебным и непостижимым. Слишком уж быстро двигал руками Келпи.

— Вижу.

Понуро признал юнга результат трудов пирата. Узел выглядел устрашающе. Тем удивительнее было то, как быстро он был завязан.

— Но ничего не понял…

— Ох ты ж дурная башка, — усмехнулся пират. — Объясняю еще один раз. Смотри.

Келпи терпеливо начал показывать в очередной заход хитросплетения канатов. После знаменательного бунта Отверженного прошла пара дней, полная обычных хлопот и умиротворяющих вечеров. Фрегат уверенно держал курс на пиратский порт, попутно высматривая случайную добычу. И сейчас команда была погружена в каждодневную рутину под присмотром Моргана, пока старпом и капитан составляли список необходимых для базы вещей.

— У меня не выходит, — через время Малёк удрученно покачал головой.

— Ты потратил всего ничего и уже сдаёшся? Иди тогда сразу нырни в море, щенок, — Келпи презрительно скривился. Было видно, он не рискует лишний раз прикасаться к юнге.

Занятые своими делами, пираты не заметили новых гостей на борту. Необычные существа, похожие на помесь рыб и птиц лазурного цвета, облепили борта, заглядывая через фальшборт. Отверженный с удивлением и интересом наблюдал за ними, чувствуя, что никакой угрозы от них не исходит. Они источали вкусную энергию, чем-то напоминая духа-хранителя, но "пахли" водорослями, красной рыбой и солью. Фрегат, перебирая щупальцами, облизнулся.

— Келпи, что это?! — первым заметил нежданных гостей юнга.

— Святая Мария… Что за морские муравьи к нам прицепились?

Команда высыпала на палубу, с интересом и осторожностью разглядывая странных гостей. Те в ответ шевелили отростками, похожими на полупрозрачные радужные усики, и ожидаемо молчали.

— Тревожно как-то, — Гарри-Порох неприязненно поморщился, уже прикидывая в уме, чем можно избавиться от подозрительных тварей.

— Да брось, разве такие милашки могут навредить? — Худой Том приблизился к одному из существ.

— Вот обычно милашки бьют больнее всего!

— Ну ты бы не переносил свои похождения на живность, — усмехнулся Джодок.

Пираты в ответ захохотали. Но все же в их смехе чувствовалась напряженность. Смелость смелостью, но годы плаваний и передряг научили большинство пиратов осторожности.

— Это Нгава-Явха, — Грахго, вышедший из каюты на шум, с завидной безмятежностью оглядывал корабль, подмечая существ на фальшборте, реях и корме.

— Предвестники бури? — удивился Морган, смотря теперь на существ с большей внимательностью.

— Они самые, Морган.

— Но кто это, капитан? — практически с детским восторгом спросил юнга.

— Это служители Атлакамани, богини штормов, которой поклоняются ацтеки, — Фанатик спустился на палубу. — Увидеть их в воде, означает предугадать надвигающийся шторм.

— А что означает, увидеть их на палубе? — Гарри-Порох, изучая еще большее подозрение, отодвинулся от борта.

— Кто бы знал, Гарри, — Фанатик усмехнулся. — Полагаю, их привлек Отверженный.

Фрегат тем временем приноравливался к тому, чтобы поймать одно из существ. Узнать на вкус невиданное ранее диво представлялось ему очень заманчиво.

— Я бы не делал этого, старик, — как бы между делом заметил Грахго. — Ты ведь не хочешь, чтобы надвигающийся шторм стал для нас всех последним?

"Не хочу."

Отверженный тут же подтянул к себе многочисленные щупальца, всем своим видом показывая, что не собиралась только что поохотиться.

— Вот и славно. Спроси, что им нужно.

Команда не слышала ответов корабля, но уже привыкла ориентироваться по Фанатику и его словам. В ожидании, когда фрегат наладит контакт с дивными созданиями, пираты напряженно следили за движениями недорыб, которых становилось все больше. В какой-то момент Мальку даже стало казаться, что их с лихвой хватит, чтобы перевернуть Отверженный брюхом к небу.

"Они хотят историю."

— Историю? — Фанатик в изумлении приподнял брови.

"Сказку."

— Еще и сказку. Старик, ты уверен?

"Да. Истории вызывают чувства и воспоминания. Они дают силу. Чем больше силы, тем сильнее буря."

— Сильная буря опасна, — заметил капитан, скептически оглядывая предвестников.

"Они проведут нас сквозь нее."

— Это уже похоже на добрую сделку. — Грахго повернулся к остальной команде, с легким сомнением оглядывая собравшихся. Они не походили на людей, знающих много сказаний. — Итак, отребье, предвестники требуют сказку за безопасный проход сквозь бурю.

— Вы шутите, капитан? — Джодок обвел взглядом пиратов и недорыб.

— Если бы, здоровяк. Так что, есть тут ценители поучительных историй?

— Если только не самых приличных капитан, — заулыбался пират с татуировкой чайки.

— Может, мне попробовать? — Неуверенно улыбаясь, спросил Морган.

Фанатик склонился в легком поклоне, совершив рукой простенький пируэт, тем самым приглашая временного боцмана выступить. Тот кашлянул, сделав шаг вперед.

— Эту историю мне рассказывала матушка. Она называется "Карамельное яблоко".

Морган, поначалу говоривший тихо и не очень уверенно, постепенно обретал смелость. Предвесники, молчаливые слушатели, только медленно шевелили усиками, не сводя с него взгляда. История боцмана начиналась на далеком английском берегу, в рыбацкой деревеньке, где жил маленький мальчик по имени Джек. Он очень любил сладкое, но семья его была слишком бедна, чтобы позволить себе что-то слаще пары кореньев. Видя, как мучается Джек, заглядываясь на медовые горшочки и яблочные пироги, продаваемые на ярмарках, мать его, добрая Шарлотта, в отчаянии ушла в лес. Там она повстречала духа. Не доброго и не злого. Он предложил ей сделку: мать Джека приносит ему раз в день перламутровую ракушку с берега, а дух взамен отдает ей яблоко на палочке, сваренное в карамели. Шарлотта легко согласилась. С этого времени она ночами, пока семья ее спала, уходила на побережье, разыскивая необходимую ракушку, чтобы наутро порадовать Джека карамельным яблоком. Шарлотта потеряла счет дням и уже забыла, когда в последний раз нормально спала. Но эти неудобства стоили того, чтобы видеть, как улыбается по утрам Джек, беря в руки очередную сладость. Вот только постепенно одного яблока ему было уже мало. Джек хотел большего. Он подкараулил мать, разыскивающую ракушку, и хитростью разузнал о ее договоре с духом. Тогда Джек решил, что он найдет много-много перламутровых ракушек, чтобы отнести их духу и обменять на целый мешок карамельных яблок. Он весь день и всю ночь провел на берегу, но так и не нашел ни одной ракушки. Тогда Джек в отчаянии прыгнул в море, желая отыскать ракушки на дней. Но влекомый жаждой большего все глубже под воду, он так и не смог выплыть обратно.

— Какая-то херовая сказка у тебя, Морган, — Худой Том махнул рукой.

— Почему же?

— А че он потерпеть не мог что ли? Нахер в воду полез. Мать то ему все приносила на блюде, — рулевой, не обращая внимание на недовольство временного боцмана, распалялся все больше.

— Ну так это ж поучительно! — Влез в разговор Джодок.

— Что уж там поучительного? — Келпи принял сторону Тощего Тома. — Как быть идиотом?

— Что страсти до добра не доведут! Голову терять нельзя, — Морган потряс руками, привлекая к себе всеобщее внимание.

Пираты живо и яростно спорили, словно Джек и яблоко были не выдуманной историей, а проблемой, стоящей перед ними здесь и сейчас. Они настолько увлеклись отстаиванием своей истины, что даже не заметили, как предвестники бури исчезли в морских волнах, становящихся все более беспокойными.

— Кажется, они нашли свое яблоко. Верно, Малёк? — Фанатик, стоящий рядом с юнгой, хитро усмехался.

— Похоже на то, капитан, — мальчишка заулыбался в ответ.

За столько дней плавания, он уже не испытывал всепоглощающий страх, находясь рядом с одним из самым жестоких и кровожадных пиратов здешних вод. Юнгу невольно тянуло к Фанатику. Он восхищался им и желал узнать больше. Желал быть таким же, как он, способным во что бы то ни стало постоять за себя и свои убеждения.

— Капитан, — Малёк смущенно шмыгнул носом: — а как вы стали пиратом?

Фанатик опустил на него скептический взгляд, но не стал отталкивать. Малёк напоминал одного близкого человека, будучи словно призраком, восставшим из пепла прошлого.

— Возможно, когда-нибудь ты об этом и узнаешь. А пока, нам нужно подготовиться к надвигающейся бури.

Капитан, все еще благодаря Отверженному ощущающий присутствие Нгава-Явх, которые указывали путь, направился к штурвалу.

— Закрыли рты, висельники! — Рявкнул Фанатик. — Полный парус!

Отверженному и его команде предстояло пройти через шторм, надвигаюшийся вместе с огромной грозовой тучей, уже рокочущей на горизонте.