Пойди туда — не знаю куда

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ, в которой играет музыка, звенят бокалы и раздается совершенно неожиданный телефонный звонок

Она выбрала черное вечернее платье с глубоким декольте. В шкатулке обнаружился кулон с невероятно крупным изумрудом. Василиса примерила его, нацепила очаровательные нефритовые сережки, покрутила головой, повздыхала перед зеркалом и вдруг сняла всю эту роскошь, отчего только выиграла: зеленющие глаза ее многообещающе замерцали, брови сердито сошлись, губы тронула легкая, в оторопь вводившая мужчин усмешка…

А вот с обувью вышел казус! В шкафу были десятки пар туфель — таких дорогих, таких, Господи, шикарных! — но на Василисину ножищу — а у нее был сороковой — налезли только жуткие, с золотыми носками шпильки. Попытавшаяся проковылять в них по спальне Василиса едва не подвернула ногу. Пришлось довольствоваться собственными, изрядно обшарпанными уже кроссовками. К счастью, выбранное ею платье было такое длинное, что они почти не просматривались. Во всяком случае, встретивший ее у лестницы Константин Эрастович не только ничего не заметил, но еще и ахнул от восхищения.

— Царевна! Царевна, да и только! — слепя фарфоровой улыбкой, вскричал он. — Вы убийственно, вы гибельно прекрасны, мадам!..

Ах, да и сам он был совершенно неотразим! Белый костюм, ослепительно белая сорочка, белая бабочка, золотые запонки на манжетах, золотой перстень на пальце!.. О-о!.. Гармонию только подчеркивал торчащий из карманчика розовый, социал-демократического, так сказать, оттенка, платочек.

Кто там злобно бубнит, что в новой России перевелись носители светлого и незапятнанно чистого?! Всем видом своим Константин Эрастович, протянувший руку Василисе, опровергал эти досужие домыслы!

Скромный, практически интимный, как шепнул Василисе на ухо Кощей, товарищеский ужин на три персоны был накрыт в малом дубовом зале. В уголке его, за любимыми хозяином пальмами, негромко играл струнный квартет. В камине потрескивали дрова. Сновали слуги.

Третьим участником ужина был артистичный буйноволосый господин в густо обсыпанной перхотью лиловой сутане.

— Армандо Мефистози! — представил его Константин Эрастович. — Академик оккультных наук, экономист, психоаналитик, политик, кремлевский консультант. В настоящее время работает над монографией «Выдающиеся личности XX века»… — Бессмертный склонился к ушку Василисы и прошептал: — Аферист, судя по всему, международного класса… Верно я говорю, синьор Мефистози?

— Си, си! — с готовностью подтвердил иностранный гость.

Ровно в девять вечера величественный мажордом ударил жезлом в гонг.

— Кушать подано! — возгласил он.

— Сидайте, плиз! — перевел итальянцу Константин Эрастович.

Села и Василиса.

Боже мой, чего только не было на столе! От обилия всевозможных лакомств — икра, лососина, крабы, устрицы, морские ежи, мамочка! — и миноги, миноги! — от всего этого сказочного великолепия у Василисы, так толком с утра и не поевшей, разбежались глаза!..

— Сегодня у нас исключительно рыбный стол. Извините, но так уж заведено по пятницам, — снисходительно улыбнувшись, пояснил Константин Эрастович. — А перед тобой, говнюком, извиняться не буду, — повернувшись к синьору Мефистози, пробурчал он. — Жри что дают. Ву компронэ?

— Уи, месье! — торопливо нагребая в тарелку паюсную икру, кивнул международный академик.

Гвоздем ужина стало огромное, его внесли два официанта, блюдо с каспийским осетром. Синьор Мефистози восторженно вскрикнул, захлопав в ладоши, быстро залопотал по-итальянски. Внимательно выслушав бесконечно длинную тираду, Константин Эрастович кивнул:

— Совершенно с вами согласен, голубчик!

— Вы понимаете, что он говорит? — уважительно спросила Василиса.

— Ни хрена. Ни единого словечка.

— Господи, и даже переводчика нет!

— А зачем? Трещит, как попугай, ну и пущай себе трещит! — хохотнул господин Бессмертный. — Думаете, я не знаю, чего он хочет? Нагреть он меня хочет на пару миллиончиков…

— Рублей?

— А-ха-ха!.. Долларов, долларов, милостивая государыня! Я правильно говорю, — подпихнув психоаналитика в бок, весело спросил Кощей Бессмертный, и тот, даже переставший жевать, когда упомянули об американской валюте, с достоинством подтвердил:

— Йес!

Звучала старинная музыка. Хорошо вышколенная прислуга меняла тарелки.

— Хочу предложить тост! — подняв бокал с красным вином, сказал Константин Эрастович. — За зеленоглазую колдунью, вселившую тайные надежды в Кощеево сердце, за вас, очаровательнейшая… Надежда Захаровна!.. Ага! Вздрогнули! Пролили на скатерть багряное бордо!.. Откуда, откуда он узнал, лихорадочно думаете вы! Но я же говорил вам, что все кощеи…

— Ах, да бросьте, — перебила его помрачневшая Василиса. — Вот уж задачка: это ведь ваш Мишаня сунул нос в мой паспорт. Он относил сумку, документ лежал в кармашке…

— Браво! Брависсимо! — вскричал господин Бессмертный. — Воистину, воистину Премудрая! Вы правы, Наденька, — можно я буду вас так по-стариковски называть? — вы абсолютно правы, голубушка, моя охрана не дремлет. Откроюсь вам: именно в этом секрет моей поразительной живучести в нынешних исторических условиях!

— Боже мой, какая скука! — сказала Василиса. — А я-то, дура, надеялась услышать какую-нибудь жуткую тайну. Какой же Кощей без леденящей кровь тайны?! Должна же быть игла…

Теперь пришел черед вздрогнуть Константину Эрастовичу, с лица которого улыбка прямо-таки слетела, как слетает платок фокусника с того места, где сидел кролик.

— Игла?! — растерянно пробормотал он. — О чем это вы?..

— Уж будто и сказок про себя не читали! Помните: стоит дуб, на дубе — сундук, в сундуке — утка, в утке соответственно — яйцо, ну а в яйце — та самая игла. Сломай ее — и помрет Кощей Бессмертный!..

— Скажете тоже — помрет… — поежился Константин Эрастович, вытаскивая из кармана золотой портсигар. — Курите?

— Так, балуюсь.

Господин Бессмертный скорбно вздохнул:

— Вот!.. От этого и скапутимся — от баловства, от вредных привычек своих. Нас, Надежда Захаровна, не будет, а сундуки, только не те, которые на дубах, а те, которые в подвалах Кощеевых, сундуки, драгоценная вы моя, останутся!.. Кому? Зачем?..

Василиса прикурила.

— А сын? — глубоко затянувшись, спросила она. — Вы же сами сказали, что у вас есть сын.

— Авенир? — Константин Эрастович нахмурился. — Сын, но, увы, не наследник. По меньшей мере нелепо завещать капитал убежденному противнику капитализма. Он ведь у меня в Духовную академию собирается. Так и написал: отслужу в армии, буду поступать… Можете себе представить?

— Да, пожалуй, что могу! — тихо ответила Василиса.

Музыканты за пальмами заиграли что-то веселенькое, современное, совершенно не соответствовавшее воцарившемуся за столом настроению: Константин Эрастович был откровенно мрачен, Василиса — грустна. А тут еще маэстро Мефистози, пивший не вино, а водку, да еще фужерами, засопев, уронил вдруг свою красивую седую голову в салат с крабами.

— Финита ля комедия, — поморщившись, пробормотал господин Бессмертный. — Слабаки они все, шпана, ежели сравнивать с нами. Смысла в них нет. А ведь у каждого из нас, грешных, своя иголка секретная по венам бродит. Что ни человек — то загадка… Вот взять хотя бы вас, Надежда Захаровна…

— Меня?!

— Вас, вас, таинственная вы моя. Кто вы, милостивая государыня? А может, вы не случайно выбежали на Поварскую, размахивая мороженым?..

— Ну, знаете!..

— В том-то и дело, что не знаю, а потому теряюсь в догадках. Вот смотрю и думаю: зачем такой милой, не опасной с виду женщине сразу два паспорта?.. Кстати, замечу — фотографию вам переклеили из рук вон плохо, непрофессионально. Первый же лягашок, заглянувший в вашу… гхм… ксиву…

Рассуждения Константина Эрастовича прервал звонок. Где-то в закромах его души мелодично вдруг затуркотало, и господин Бессмертный, сунув руку в карман смокинга, извлек на свет Божий телефонный аппарат.

— Алло! — вытянув антенку, сказал он. — Алло, говорите, я слушаю вас…