Право имею

Глава 10

Ник был чуть менее безумен, чем думали о нём окружающие. Сейчас, окружённый мертвецами, под дулами стольких пушек, он благоразумно молчал, смотрел на свою спутницу и пытался понять, хотя бы напоследок, что она задумала.

— Нам нужно было поговорить. Я должен сказать, что Черти уже не нужны. Вы не настоящие герои, — произнёс человек в чёрной маске. Он положил руку на голову девушки и та замерла, боясь пошевелиться.

— Мы вообще не герои, — выдохнул Ник.

— Вот и я о чём. Смогли бы вы спасти несчастного ребёнка? Сомневаюсь.

— Да она сейчас у тебя от страха умрёт, — как бы между прочим заметил Ник. — Но окей, я понял. Черти больше не нужны. Вы поэтому за нами охотились?

— Охотились? Один раз погоняли тебя по лесам, как зайца, и уже охотились? Поверь мне, Чертёнок. Если нам нужно вас найти, мы найдём. А пока мы так, просто дразним вас. Лучше скажи, каково ощущать себя ни на что не способным дерьмом.

— Не знаю. Расскажешь? — Маска на лице Ника снова отобразила его улыбку. Смерть заклокотала, её затрясло. Кажется, так она смеялась.

— Любимчик определённо мой, — проскрипела Смерть. Ник заметил, что слышали её только они двое, остальные даже не дёрнулись, их пугали только мертвецы. Противник поморщился, а до Ника начало доходить, что умирать ему ещё рано. Во всяком случае, не сегодня.

— Пристрелил бы тебя ещё в холле, — произнёс парень в чёрной маске.

— Но она не велит? — понял Ник, осмелел настолько, что похлопал.

— Что она обещала тебе, Второй? — Вопрос прозвучал так, словно это был не позывной Ника, а факт того, что он второй у Смерти.

— Что я смогу отомстить за родителей, — почти не соврал Ник.

— Всего лишь? И стоило ради этого с ней связываться? — фыркнул противник, перезарядил пистолет и направил дуло в голову раненного мужчины на полу. Тот, затихший было в надежде, что обойдётся, заорал снова. Но крик оборвался вместе с выстрелом. — На. Жри. Всё мало, да?

— Людьми меня почти не кормишь так, — проскрипела Смерть. — Сегодня только. Кормит он.

Она наклонилась и подняла ещё тёплую руку трупа, вгрызлась в неё так, что захрустела кость. Девушка не видела её, зато то, как что-то стало перемалывать труп, заметила, вскрикнула и попыталась отползти.

— И её, — проговорила Смерть, с измазанным кровью ртом. — Тоже её. Свежее.

Ник перестал улыбаться. Он понимал эту тягу, он с ней каждый день боролся. И он сначала решил, что и этот человек устойчив к её капризам, но он снова поднял пистолет, на этот раз дуло смотрело на девушку, а из глаз исчезла осмысленность.

Ник больше не боялся мертвецов и направленных на него стволов. Он выскользнул из-под прицела, подхватил девушку и свалился на пол вместе с ней. Пуля попала в бронежилет на спине. Больно, но не смертельно. Смерть даже жевать перестала, утёрла губы, позвала:

— Тогда ты убивай её.

Ник хрипло засмеялся и показал ей средний палец, всё ещё прикрывая девушку собой. Выровнял дыхание, чувствуя, как болит спина. А потом поднялся и за шкирку поднял школьницу. Глаза противника снова стали осмысленными.

— Спас, да? — спросил Ник. — Кто же это её спас, а? Пёсик?

— Не называй меня так. Я… — он не нашёл слов. Хотел отбросить пистолет и не мог. Медленно стали поворачиваться в сторону Ника мёртвые.

— Тогда зачем тебе намордник? — спросил Ник. — И почему ты всё равно кусаешься?

— Что она обещала тебе?! Чего тебе нужно было? Ты не понимаешь, с кем связался. Знаешь, о чём я просил её? Вернуть тех, кто умер. И видишь, что получилось? Так чего она обещала тебе?! Как поможет отомстить?!

Ник отпустил девушку и толкнул в спину. Больше ей не нужно было подсказывать — она побежала сама. Мёртвые не тронули её, но медленно повернулись в след, сами остались на месте. А потом так же синхронно, но в этот раз быстро, снова перевели взгляды белёсых глаз на Ника. Тот опять улыбался.

— И что, ты её прямо всегда слушаешься? — спросил Ник. — Ты приказала ему убить девушку, чтобы меня подразнить?

— Послушный он. Непослушный ты. Будешь непослушный — защищать тебя не буду, — произнесла Смерть почти как обиженная девушка, которой не хватало подарков. Ник рассмеялся, и его смех от маски тоже исказился. Он без спешки потянул из-за пояса нож = не его любимый, но тоже неплохой. И вытянул только до половины — руку заклинило. Смерть смотрела на него, не отрываясь. Отломила от руки трупа два пальца, засунула в рот и, пережёвывая их задней челюстью, сказала:

— Тебя ему убивать нельзя. Тебе его.

— Кто сказал, что я?.. — начал Ник, всё ещё пытаясь достать нож, и в это время дула снова повернулись к нему.

— Я, — спокойно ответила смерть. — Подчиняйся или… или я.

У фразы не было окончания, но Ник понял её. Либо он подчиняется, либо его ждёт то же, что и тот труп, который сейчас пережёвывало чудовище.

— Но его братки хоть вне запретов? Их можно убивать? — спросил Ник, улыбаясь только правым уголком рта. Смерть кивнула:

— Как и твоих…

На это Ник снова показал ей средний палец, Смерть отреагировала спокойно:

— Жрать с него начну.

— Ты его отпустить собралась? — проворчал тот, что был в чёрной маске, и Ник заметил зубы в прорезе за решёткой — тот тоже улыбался. — Я не собираюсь убивать его. Задам несколько вопросов. Покалечу только, может.

Только что было совершенно спокойно, если не считать толпы зомби и направленного на Ника оружия, и всё вдруг разом снова пришло в движение. Мертвецы потянулись к Нику — быстро, совсем не так, как до этого наблюдали. Он отстреливал руки, пальцы, головы, но единственное, чего добился — их отбрасывало ударной волной, на смену приходили новые. Ник выиграл для себя всего несколько секунд, уменьшил количество врагов на пятерых, но не больше. Его схватили за руку и шкирку, сцепили руку с автоматом в захват, словно в тиски, вытащили в центр. Ник оказался лежащим на полу около поедаемого трупа, головой у его ног. Волосы, половина лица тут же испачкались в крови. И всё же в общей суматохе Ник услышал угрожающее:

— Эй.

— Я не нарушаю правила, — противник встал около Ника, и пространство вокруг него тут же ощетинилось дулами пушек.

— Я ж теперь знаю, что… — начал Ник и даже губы снова дёрнулись в улыбке, но одно из дул выплюнуло пулю. Попало в бронежилет и с такого близкого расстояния оглушило так, что Ник закашлялся, попытался свернуться, но холодные руки снова растянули его на полу. Ник почувствовал во рту вкус крови, он заставил улыбаться — почти рефлекторно.

— Не убивать, да. Но я могу так тебя измочалить, что ты долго ещё не встанешь. Это была в бронежилет. Следующая будет в руку или ногу. Или яйца тебе отстрелю. Заодно посмотрим, сколько ты сможешь выдержать. На кого вы работаете?

— На Деда Мороза, — ответил Ник, почувствовав, как сжались зубы, словно в него уже выстрелили. На этот раз заметил дёрнувшееся дуло, по всему телу прошёл спазм, и пуля попала в пол рядом с предплечьем. Тогда холодные и скользкие от крови руки мертвецов пригвоздили его к полу. Ник заметил, что хватка у мёртвых была слабее, чем если бы они были ещё живы. Его словно непрофессионалы держали, офисные клерки, не напрягавшие мышц.

— Его пустил, — снова предупредила Смерть. Ник понял — она может одаривать, но она не может управлять этой способностью потом. В противнике что-то заколебалось, но приказ ушёл в пустоту. Скорее всего потому, что и держал Ника не он, он только спрашивал. Поэтому допрос продолжился:

— Как зовут остальных? Кто они? Вы люди?

Ник расхохотался, хотя и рисковал пропустить пулю.

— Человек, поднимающий мёртвых, спрашивает, люди ли мы. Сам как думаешь?

— Я слышал, что говорят. Что вы раз за разом возвращаетесь. Что вас сжигали, топили, распиливали и взрывали. А потом тело пропадало. А потом раз — и Чертей снова трое.

Ник начал понимать. Здравомыслящие люди подозревали, наверняка, как у Чертрей меняется состав, только внешне оставаясь прежним. Но не человек, который мог поднимать мёртвых. Не человек, который отдал себя чудовищу, чтобы найти способ создавать более разумных зомби. Ник смеялся, потому что знал — враг слишком сильно ждёт ответа, чтобы стрелять.

— Хочешь знать, бессмертные ли мы? Мужик, ты смотрел же «Ворона»? Кино, где оживает мститель. Так вот, это правда. Меня, значит, убили с родителями вместе. А потом я открываю в морге глаза, а там эта.

Противник слушал, только шумно дышал. Казалось, что и его зомби тоже слушают. Ник не знал, зачем врал. Просто из какого-то озорства и желания повеселиться, не более. Он не рассчитывал тянуть время. Не думал, что за ним вернутся. Он уже мысленно представлял себя измочаленным: с простреленными в нескольких местах руками и ногами, с раздробленными пальцами. Представлял, как будет изводиться снова их общий монстр от того, что Ник не может пока приносить ей жертв.

Всё снова изменилось в одну секунду. До противника вдруг дошло, что над ним издеваются, и нельзя в это верить. Он со злостью размахнулся, явно целясь в переносицу. Ник уклонился, хотя лишённый полной свободы движения вполне мог поймать удар в скулу вместо переносицы, но перед его лицом вдруг словно чёрное пролили. Рука монстра расползлась, стала похожа на доску с корой. Она застыла между Ником и его врагом. Смерть доела мясо, на полу уже не было ничего, кроме крови.

— Сука, я тебе жертву отдал сегодня, а не он. А ты его защищаешь?

Мертвецы всё ещё держали Ника, но теперь он приложил усилия к тому, чтобы попробовать вырваться. Казалось, что он чем-то резиновым к полу прибит — руки смогли немного подняться, но их с силой тянули обратно, к полу. Нику казалось, что он застрял в трясине, но как до этого он был готов к боли, так и вставшая на его сторону Смерть убедила его в том, что всё обойдётся. И это ощущение он принял с одинаковым чувством, разве что злорадство прибавилось.

— Сказала я, он мой тоже, — прохрипела Смерть, и голос её изменился, окреп, отозвался морозом по коже.

— Так я не убиваю его, — произнёс враг, разминая запястье и болезненно морщась. — Мы просто разговариваем и играем. Есть такая игра у людей, правда ли я в тебе дырок наделаю.

— Нравится не эта игра, — тем же тоном продолжило чудовище. А затем сделало несколько молниеносных бросков в четыре стороны. Во время этих движений у неё удлинилась шея, зубы словно вывалились из пасти — в несколько рядов, острые, расположенные кое-как, словно колючки на кожице личи. У мертвецов, что держали Ника, пропали те самые руки, которыми они его держали. Ник хотел подняться, но его с нечеловеческой силой схватили за шкирку и поволокли к выходу — прямо по полу, как был. Смерть тащила его, как мешок с награбленным. Он попытался было вырваться, но понял, что её пальцы тонкими ветками вросли в стальные листы его бронежилета. Прекратив сопротивляться, Ник принял и это, устроившись удобнее и не показывая, как неудобно, когда тебя волокут задницей по полу. Он показал средний палец и своему противнику, который стоял в окружении мёртвых, такой похожий на них. Он то бледнел, то краснел, на виске пульсировала жилка. На маске Ника снова показалась широкая улыбка, словно он был победителем. Любимая женщина предпочла его.

Довольно долго в кабине было тихо. Еве казалось — каждый думал о том, что они оставили Ника там. Фактически бросили. Ева представляла, как его там разрывают. Убивают всеми возможными способами. Но ведь они звали его с собой — дорога была открыта. Чего он сунулся туда? Спасать девушку? Неужели Ник был настолько принципиальным?

— С Тимуром было то же, — вдруг заговорил Глеб. Ева посмотрела на него возмущённо, заметила красные прожилки в глазах, словно Глеб давно недосыпал, заметила остекленевший взгляд и вцепившиеся в руль руки, решила не ругаться, но и беседу не поддерживать. — То же, что с той девушкой… Из интерната несовершеннолетних поставляли их губернатору. Некоторых даже добровольно — это же сулило деньги, влияние в будущем… по факту просто прямой путь в проституцию. Тимур красивый парень. Он не хотел, его и не спросили. Его продало руководство интерната. Я не уверен, что мы появились бы там, если бы Леонид не приказал забрать его к нам. Я думал, что там будет матёрый хищник, а там был напуганный парень… напуганный парень и мёртвый губернатор. Мёртвая охрана, что вбежала внутрь. Внешних повреждений не было, просто у них внутри вдруг что-то сломалось, и они умерли. Тимур заорал, что это не он. Он думал, мы пришли его убивать. За них. За тех, кто собирался его изнасиловать. Но он так кричал, что… понятно было, что это он. Не знаю как, до сих пор не знаю, но это он. Мы живём в одном доме с монстрами, Третья.

— Мы не лучше, — ответила Ева, по-прежнему имея ввиду то, как просто они бросили Ника. Было темно, но фары высветили на белой от снега дороге что-то, больше похожее на тень. Словно посреди дороги вдруг проросло тонкое дерево. Глеб затормозил за три метра до тени и несколько секунд они с Евой всматривались в то, что преграждало им путь. И вздрогнули оба одновременно, когда на багажник приземлилось что-то тёмное. Приземлилось так, словно с крыши скатилось, но машину качнуло. Оба схватились за оружие, но узнали фигуру, которая теперь, матерясь, держалась за спину. Это был Ник. Тень с дороги исчезла, и могло показаться, что Ник превратился в эту тень и упал им на бампер.

Было непривычно тихо, даже собаки не гомонили на заднем дворе. Куда-то пропали и все остальные обитатели дома. Не то чтобы они раньше стремились выбежать встречать Леонида, но из такой тишины и того, зачем его позвали, ему казалось, что все попрятались. Кроме Евы и Глеба, которые вели его так, будто он дороги не знал.

— И вы не нашли ничего умнее того, чтобы закрыть его в подвале? — спросил Леонид. — Глеб, вот уж от кого, а от тебя не ждал.

— Что ещё нам было делать? Он ушёл в дом с мертвецами. Вернулся с двумя дырами в бронежилете, потасканный, но живой. Мы его уже мысленно похоронили с Третьей. А он нам посреди тёмной трассы на бампер приземляется. Как с неба рухнул.

Ева молчала и шла чуть позади — губы сжаты в линию, в руках полулитровая бутылка воды. Они спустились по лестнице вниз, в подвал. Леониду казалось, что Черти ему тут рассказывают какую-то сказку. Мертвецы, пропавший и вернувшийся Ник.

— А если б его там убили? — грозно спросил Леонид. — А вы сбежали. А труп кто, снова я буду выкупать? А? А если по трупу на нас бы вышли? Хватило ж ему мозгов как-то на себе символ вырезать. Прямо там, где татуировка была, которую я еле свёл. Я ж не могу его перед каждый заданием…

— Тогда зачем он нам? — как-то не серьёзно спросил Глеб. — Ну правда. Неподконтрольный. Я приказал отступать, он ломанулся в этот дом.

— Он спас девочку. Пока вы убегали, поджав хвост.

— Он? — подала голос Ева. Леонид ответил, остановившись напротив подвала, даже не обернувшись:

— Она говорит, что её спас один из Чертей. Но про ходячих мертвецов ничего. В доме гора трупов, в некоторых, казалось, и после смерти продолжали стрелять. Но она, конечно, о них ничего не рассказывает. Никому не охота в психушку… Он там уже день сидит. Без меня разобраться не могли?

Глеб цикнул зло, что было на него не похоже в обычной обстановке, ответил нехотя:

— Да он… не знаю. То ли прикалывается… но решили с тобой посоветоваться.

— Прикалывается? — спросил Леонид удивлённо, по-прежнему не оборачиваясь. В подвал не просачивались звуки из-за двери.

— Ползает, — за него ответила Ева, передёрнув плечами. — Как в фильмах ужасов. Ползает, мычит, цепями звенит…

— Так может он и правда умер? — предположил Леонид. Словно пошутил, но всё же…

— Умрёт он, как же, — проворчал Глеб, открывая дверь в подвал. В дальнюю стену были вставлены металлические скобы, за среднюю крепилась цепь. Ник был прикован за руки и шею, и всё же её длины хватало, чтобы двигаться. Маска Чёрта всё ещё была на нём, только погашенная. Он смотрел на дверь спокойно, встав вполоборота. И всё же его фигура не была прямой. Казалось, стоять так вот ему тяжело.

— Привет, — произнёс Ник. — Новый год там без меня празднуете?

Бутылка с водой попала ему по голове и отлетела на пол. Ник сказал как-то раздражённо: «Ай», наклонился поднять. Перед тем, как пить, он снял маску. Нижняя часть лица была чёрной от засохшей крови. Леонид смотрел внимательно, Глеб стоял рядом с ним, Ева единственная была вооружённой и ждала с пистолетом за их спинами.

— Что там произошло? — спросил Леонид. Ник пожал плечами:

— Мне показалось, что я увидел знакомого. И я пошёл. А потом эти мертвяки… а потом я уже на бампере очнулся.

— И тебя отпустили просто так?

Ник умылся остатками воды, бросил обратно пустую бутылку, звякнув цепью, и приказал:

— Ещё.

— Как я могу доверять тебе теперь? — продолжал Леонид. Ник пожал плечами, но поморщился при этом движении, попытался засмеяться, но получилось отрывисто:

— Будто ты раньше мне доверял, старикан.

Прошло буквально пару секунд тишины, после которых Леонид спокойно приказал:

— Отстегните его. Ему надо в больницу. Что тебе сломали опять?

— Рёбра, кажется. Да на мне как на собаке, ты же знаешь, — снова отрывисто засмеялся Ник. Глеб так же спокойно двинулся с ключами открывать замки на цепях, только Ева всё ещё была напряжённой, всё ещё была готова стрелять, если что. Она так дышала, словно внутренне уже паниковала. Глеб снял замки, Ник размял запястья и двинулся в сторону выхода. Он шёл медленно, глядя куда-то мимо людей. Прошёл Леонида, но около Евы вдруг выдал: «Мозги!» — и попытался укусить её в плечо, но получил удар рукояткой в челюсть. Сплюнул кровь и пошёл дальше, даже не заметив. Леонид понимал — Ева была в такой панике, что могла выстрелить и за шутку. Но у Ника никогда не было тормозов.

— Если он в больнице начнёт бросаться на людей, то… Ну, это Никита, ничего не поделать, — попробовал отшутиться Леонид и вышел следом. Напряжённые и какие-то молчаливые Глеб и Ева остались в подвале.

На кухне Ник под краном промывал голову, лицо. Вода затекала ему за ворот, по запястьям в рукава. Бронежилет валялся у входа на кухню.

— Ты же врёшь мне, — негромко произнёс Леонид. — Боишься, что я не поверю? Столько всего случилось, что я во всё поверю.

— Хорошо, — Ник обернулся, сорвал кухонное полотенце и вытерся им. — Открылся Ад. Появился мужик рогатый, глянул на меня и сказал, что я ещё поживу. Что я ему нравлюсь, много всего наворотить успею. Тогда появился ангел, попытался меня унести к себе, чтобы я ничего больше не наворотил. И вот несёт он, а я, сука, тяжелый…

— Врезал бы тебе, да как-то обещал тебя не трогать. Пока можно ещё не трогать, — с досадой произнёс Леонид. — Девку правда ты спас?

— Нет. Там был из этих, с масками как у мазохистов. Сказал, специально к нам пришёл сказать, что Черти в сравнении с ним сосут. И что они — новые Черти.

Когда через пару дней в дом вернули вполне живого Ника, Леонид, который привёз его лично, поставил Второго у дверей, вызвал Глеба и Еву, остановил их напротив. Ник, как солдат, заложив руки за спину и вытянувшись, заученно заговорил:

— Простите, что напугал вас. Я по дурости думал, что это весело. Простите, что ослушался приказа.

— И? — потребовал Леонид, стоило Нику замолчать. Будто не был уверен, что Ник и сам не договорит.

— Если я снова так подставлю команду и ослушаюсь командира, то мне вырежут почку, — так же спокойно закончил Ник. — А с одной почкой сложнее будет пить те обезболивающие и транквилизаторы, что мы жрём в таких количествах. Всё, где мои конфетки?

Леонид передал ему после этого блистер с ампулами — скорее всего, сильное обезболивающее. Значит, царапинами Ник не отделался. Ник хотел было идти в комнату, но Леонид остановил его, схватив за плечо, уставился на Глеба и Еву выжидательно, хотя с ними он ничего не репетировал.

— Мы не должны были бросать тебя там, — первой поняла Ева.

— Должны были, — ответил Ник, прежде чем она успела закончить. — Если у меня крыша поехала, то пусть меня одного убивают.

— Вот именно, — произнёс Глеб. Леонид тут же прикрикнул на него:

— Это ещё что?! Глеб, надо извиниться.

— Смысл в этих извинениях, если в следующий раз он снова сделает то же самое? — упёрся Глеб.

— Я искренне, я не смогу снова бросить кого-то из своих, — выпалила Ева, и Глеб закончил:

— И Третью с собой потащит.

— Папа Глеб, я больше не буду, — без особой серьёзности пообещал Ник. Казалось, если бы его не держали, он давно бы уже ушёл и больше в этом фарсе участия не принимал. Но нечто мешало ему врезать сейчас Леониду и сбежать. С Глебом же что-то случилось от того, что к нему так обратились. Ева поняла, что это какой-то давний конфликт, и Ник знал, что нарвётся с такой шуткой. У Глеба закаменело лицо, из эмоций осталась только злость. Ник, подтверждая догадки, широко улыбнулся, продолжая провоцировать. Леонид видел, как шла насмарку вся его воспитательная работа. Казалось, он вот-вот готов был отпустить, почти расслабил пальцы, но тут же сильнее сжал хватку, потащил Ника к выходу.

— Что? — спросил Ник удивлённо.

— Вижу, что ты не осознал. На перевоспитание.

Ева дёрнулась помешать, но уже её перехватил Глеб. Пришлось кричать со своего места:

— Он же раненный.

— А из-за кого он раненный? — продолжил Глеб. — Думаешь, мне хорошо? Я знаешь, сколько таких, как ты, похоронил? Думаешь, ты двоих пережил и уже всё повидал? Умирали те, кто подчинялся. Умирали те, кто, как ты, делал, что хотел. Тебе всегда насрать было, что мы чувствуем. Что Третья на стенку лезла от того, что мы тебя там бросили. Ни ты ни я ей не докажем, что это был твой выбор. Что с ней было бы, если бы тебя потом правда в коллекторе нашли? По частям. Вот он, тварь, ёлку наряжает, и вот уже его голову с выпученными глазами закапываем на заднем дворе. Это я уже привык. Я не хочу тебя хоронить только потому, что на смену, может, кто-то ещё менее адекватный придёт.

— Да ты знаешь, кто меня заменит. Запаска — вон со второго этажа подслушивает, — устало заговорил Ник. Но теперь он выглядел более открытым. Даже Леонид остановился, ждал, что всё же они смогут договориться.

— А я его в бою ещё не видел, — ничуть не смущаясь, ответил Глеб.

— Так я сразу неадекват был, как в доме появился, — напомнил Ник. — Почему вы меня ещё тогда не пристрелили?

— Думали, ты прикалываешься. Что пройдёт после первых же вылазок.

Лицо у Глеба по-прежнему было застывшее, злое.

— Не прошло? — усмехнулся Ник.

— Осознали, что правда прикалываешься. Ты во второй вылазке в комнату дверь выбил, где ребёнок был семилетний. Вот тогда мы что-то стреманулись. А ты ребёнка вышвырнул, а отец его, как раз наш заказ, под детской кроватью прятался. С тех пор я старался тебе верить, какую бы херню ты не творил. А теперь думаю, что тебе плохеет. И Леониду надо искать тебе место в психушке. В психушку из Чертей ещё никто не уходил, обычно раньше загибались.

Помолчали. Ник смотрел в сторону, Леонид по очереди на всех трёх, остальная команда на Ника. Леонид только тряхнул его, ничего не сказал, и Ник снова понял, как дрессированный.

— Я видел того, кто поднимал мёртвых. Он меня не может тронуть — у нас с ним… один общий источник.

— Там, на дороге, это было то, о ком ты рассказывал, — поняла Ева. — Оно правда существует. То есть ты не псих? Мы же видели её.

— Я видел только неясную тень, — поправил Глеб.

— Ник рухнул нам на капот посреди трассы. Как, по-твоему, он мог это сделать? Ник, это оно? Расскажи, что это?

— Можно подумать, я знаю, — безразлично отозвался Ник. — Но меня она не тронет. Если снова мёртвые начнут вставать — бегите или держитесь за мной. Но лучше бегите.

— Ну вот, и совсем без пыток, — вздохнул Леонид, отпуская Ника. Тот, болезненно морщась, размял то место, за которое держался главный. — А теперь я бы выпил кофе, мне ещё на работу ехать.

Глеб словно оттаял, ушёл на кухню. Никто не стал переспрашивать Леонида, уверен ли он, что в начале одиннадцатого вечера ему надо на работу.

Ёлка ещё стояла в гостиной, когда однажды, уйдя на вылазку всем составом, Черти вернулись вчетвером. Четвёртый человек только скулил, на голове у него был чёрный мешок, руки скованы наручниками за спиной.

— Где он? — спросил Глеб. На нём по-прежнему была маска. Ник отозвался, уже пересекая гостиную:

— У себя в комнате, где ж ещё. Я притащу.

Глеб подтолкнул четвёртого к подвалу, тот шёл осторожно, он не видел, куда его ведут, но старался спешить, чтобы не злить похитителей. Ева задержалась, глядя наверх. Со второго этажа сначала послышался звук выломанной деревянной двери, потом крик Тимура: «Ты что делаешь, псих?! Тебе нельзя сюда! Выйди! Выйди, не трогай меня!»

Ева вздохнула и пошла за Глебом в подвал. Ей не хотелось смотреть на то, как Тимура протащат по лестнице. Вряд ли Ник стал бы церемониться.

В подвале Глеб уже крепил похищенного цепью за наручники к стене. Ева осталась у входа, только чуть посторонилась, чтобы впустить Ника, когда тот введёт подростка. Сверху слышались возмущённые крики, Тимура даже не смущало, что Ник дома всё ещё в маске. Кажется, мальчик звал их — прямо по именам. «Глеб! Ева!» «Ничего, — подумала Ева. — Всё равно осторожность уже ни к чему». Подумав так, сняла маску и смогла спокойно вздохнуть.

Тимур замолчал, когда понял, что его ведут к подвалу и что тот открыт нараспашку, чего раньше у Чертей не случалось. Уставился на Еву, как только её заметил, с обидой, но на Глеба посмотрел уже испуганно. На Тимуре не было маски, да и вообще он был в домашней футболке и пижамных штанах. На ногах только тёплые носки — в частном доме зимой мёрзли ноги. Еве стало его жаль.

Глеб, закончив, снял маску, а потом пистолет с предохранителя. Ник перекрывал выход, он же опередил Глеба, который хотел объяснить, пропев искажённым маской голосом:

— Мы принесли мышку.

— Мышку? — сипло переспросил Тимур. Он уже понял, смотрел на них так, словно верил им, а его в этот подвал забить до смерти притащили.

— Мы подобрали дело специально для тебя, — заговорил Глеб. Ева поняла — он-то маску снял, чтобы Тимур видел перед собой не монстра городских легенд, а настоящего человека, который готовил ему есть, помогал в стрельбе, которого Тимуру иногда приходилось перевязывать.

Глеб протянул оружие, Ева — захваченную из машины папку. Ник продолжал сторожить выход. Тимур оказался со всех сторон обложен, ему опять не оставляли выбора. Только в прошлый раз ему, наверняка, сообщили, что он будет жить тут и тренироваться, а теперь — что тренировки кончились. Связанный завыл бессвязно из-за заклеенного рта.

— Но вы же живы, — заговорил Тимур, морщась болезненно. — С вами всё в порядке еще…

Ева вдруг, впервые с момента вступления, осознала, что если бы убили не девушку, то Тимур уже был бы среди Чертей. Он тут дольше, чем она. И после каждой их вылазки наверняка думал, что вот-вот наступит его очередь. И ещё поняла, что Тимур боится не столько стрелять, сколько того, что Леонид мог предупредить — скоро их станет меньше.

— Да, но мы ввязались в войну. Против нас какие-то ещё психи, а мы до сих пор не нашли их заказчика, — Глеб был мягким, старался уговаривать. Пистолет на его руке лежал легко, рукояткой к подростку. — Тимур… я помню, каким мы тебя забрали. Кожа да кости. Я думал, из тебя ничего путного не вырастет. Ник мог тебя под мышкой тащить, сейчас уже так не унесёт. Ты возмужал. Поверь мне — намного лучше в первый раз сделать это так, чем уже на вылазке. И иметь время осмыслить, чем через пару дней ехать вытаскивать из коллектора разложившийся труп.

Тимур смотрел на них затравленно, отступал к двери, но, стоило перейти какую-то границу, как его со всей силы пнул Ник. Глеб сделал шаг в сторону, чтобы Тимур не упал на него. Тимур попытался отползти от мычащей жертвы. Глеб тем временем забрал у Евы листы дела, положил их на ступени лестницы, на них — пистолет и рядом — «тревожную кнопку». В подвале связи не было, но кнопка действовала по схеме обычного звонка — стоило нажать, и наверху раздавался сигнал.

— Тебя не выпустят, пока ты его не пристрелишь, — предупредил Ник и вышел. Следом — Ева. Глеб закрыл за ними дверь, оставшись внутри. Черти ждали его с минуту, потом и Глеб вышел из подвала, с металлическим скрежетом запер его. Ник снял маску только когда снова вышел в гостиную. Ева уже снимала бронежилет к тому времени. Все трое, не договариваясь, сели на диваны вокруг журнального столика — Ева и Ник с одной стороны, Глеб напротив них. Остались в армейских брюках с карманами и чёрных майках, вещи оставили около дивана в куче — оружие, бронежилеты, запасные обоймы. В тишине, в которой они ожидали, послышались шаги. Глеб даже не дёрнулся, его сложно сейчас было напугать. С лестницы спускалась Кристина. Словно ей и не было холодно — босиком, в шортах и рубашке, завязанной под грудью. Села на диван, где сидел Глеб, словно была частью этого, вместо приветствия улыбнулась всем по очереди и внезапно, словно пощёчину дала, произнесла:

— Всё время забываю, какие же вы на самом деле суки.

На секунду снова стало тихо, потом Ник зашёлся смехом, показал ей большой палец. Еву же это резануло сильнее, чем если бы Кристина сказала это в любое другое время. Потому что сейчас Кристина только подтверждала то, что они и сами знали.

— Иди к себе, — приказал Глеб. — Тебя не касается.

— Конечно не касается. Может, и на моё место хочешь? Своим телом ловить этих боровов? А? У вас до последнего был шанс. Помочь ему сбежать, помочь скрыться. Спрятать. Я думала, вас устраивает, что он тут, потому что тут безопасно. Вы же всё видите, что он не хочет убивать.

— Никто не хочет убивать, — возразила Ева. Ник поправил:

— Кроме меня.

— Это нежелание проходит, — дополнил спокойно Еву Глеб.

— И на кого вы теперь похожи? Зачем вы его втягиваете? Как ведро с крабами… Потому что Лео приказал? Вы сами себя за хвост кусаете, сами замыкаете этот круг. Всю жизнь только убиваете. У вас был шанс спасти, а вы его просрали.

— Иди к себе, — повторил Глеб. — Пока я тебя туда не унёс. И запер.

— Просто решила уточнить, что вы понимаете, что делаете, — Кристина подняла белые руки, показывая, что сдаётся. Встала с дивана и правда пошла к себе. Казалось, Глеб выдохнул с облегчением.

— Ник, сколько ёлка ещё будет стоять? — переключился он. Ник пожал плечами, откинулся на спинку дивана:

— Как время будет, уберу.

— Так до мая ждать можно.

— Да ну не, я не думаю, что он там до мая просидит. Мы ему сказали, что еды и воды давать не будем, пока он его не пристрелит? Стоит сходить сказать?

— Нет уж, сиди, — приказал Глеб, сцепив руки перед собой в замок.

— Я тогда и статью его находил. В интернете. Её даже особо не прятали — удалили, но в сохранёнках она ещё оставалась. Отец думал, будет резонанс. Думал, что именно его расследование самое важное, — продолжал Ник, глядя в свои карты. Отвлёкся, когда до него дошла очередь — забрал одну карту у Глеба, тут же скинул её вместе с парой. — Он одного понять не мог. Вся страна агонизировала. Это везде происходило. И всем было плевать.

Свет в гостиной горел только над журнальным столиком, остальной дом тонул в темноте. За окном мела вьюга, ёлка пряталась в углу чёрным чудовищем. Около всех троих стояли чашки с крепким кофе.

— Он думал их удивить… И чем? Беззаконием, — Ник невесело усмехнулся. — Будто в этой стране ещё кого-то удивляет беззаконие… Мы захлебнулись в этом. Когда меня посадили, когда там били, издевались… у меня уже не было иллюзий… были моменты, когда я уже готов был сдохнуть, но знал — она не отпустит. Бить — бейте. Ломать — ломайте. Убивать не даст.

— Ты нашёл их потом? Тех, кто тебя в тюрьме пытал? — спросила Ева, забирая из его веера карту. Глеб, казалось, не слушал или не понимал, о чём они.

— Некоторые так и остались в тюрьме… — Ник подпёр щёку рукой. — Да и… мне нельзя было. Я же вроде как умер. Было бы подозрительно, если б умирали те, кто мне насолил…

— Поэтому они умирали случайно, — за него ответил Глеб. — Один на даче провалился в туалете. Захлебнулся дерьмом.

Ник улыбнулся, глядя в карты.

— Леонид не возражал? — спросила Ева. Ответил снова Глеб:

— Ник работал аккуратно. Его спасло это, а ещё то, что Леонид всегда поддерживал в Чертях мстительность. Вот если бы его поймали…

Глеб так и не надел очки и было непривычно видеть его не в маске и без них. Ева раньше и внимания не обращала на то, как часто он носил их дома. Словно для неё существовали отдельно Глеб и Первый из Чертей.

Пиковая дама была у Евы, и эту карту, как мину, остальные удачно обходили. Словно за спиной Евы кто-то подсказывал им, какую брать не стоит.

— Иногда мне стыдно за то, как просто я это пережил, — продолжил Ник, и на этой фразе остальные Черти уставились на него удивлённо. — Но потом столько всего случилось, что… что и для меня родители потонули в общем фоне насилия, страха, ненависти и, главное, боли. Я должен благодарить физическую боль. Она помогла мне перебороть душевную.

— У тебя в семье писатели, что ли, были? — огрызнулась Ева. Она злилась больше потому, что на руках оставались две карты, а Ник только что выбыл из игры. Глеб, ожидаемо, забрал безопасную карту и скинул свои. Ева осталась с Пиковой Дамой, а значит — весь следующий кон должна была откровенничать. Делать этого ей совсем не хотелось, но игра есть игра. Нужно было отказываться раньше. Ник уже не обязан был отвечать, только улыбался, положив руку на спинку дивана. Ева забрала со стола карты, перемешивала, думая о том, что и как могла бы рассказать. Не хотелось ничего. Всё прошлое сейчас казалось невыносимым: мама, интернат, даже Денис. Светлым пятном, как ни странно, для Евы было именно это место. Но она помнила — когда-то и время с Денисом выглядело счастливым. Сейчас это был человек, из-за которого она сама сломала себе жизнь.

Когда раздался сигнал звонка — все замерли. Словно они сидели в бункере в ожидании Конца Света и увидели, наконец, как диктор объявляет — началось.

Леонид приехал в больницу утром, когда Черти находились там уже два часа как. Он спешил, конечно, но не смог раньше — звонок его выдернул из кровати.

На месте застал уже следующую картину: Тимур спокойно лежал на кровати с забинтованным плечом. Через бинты проглядывал круг пулевого отверстия. Объясняться он не спешил, вообще не разговаривал и на Леонида даже не смотрел.

У Евы пуля задела локоть. Остальные были целы. Они ждали начальника снаружи палаты, к Тимуру не совались. Леонид вполне доброжелательно утащил их в подвальные помещения, где хранился инвентарь, там посадил напротив себя и спросил:

— Кто стрелял в Тимура?

— Я, — спокойно ответил Глеб до того, как кто-то успел соврать. Леонид по лицам прочитал — это правда.

— Он сделал то, что я приказывал? — продолжил Леонид. Только после этой фразы понял, что они ждали того, что Глеба накажут. Хотя бы ударят. Но, видя, что ничего такого не происходит, Черти расслабились. Глеб кивнул. Он стоял впереди, Ева и Ник сидели на проржавевших кроватях, которые лежали тут, хотя должны были на мусорке.

— А теперь сначала и подробно, — вздохнул Леонид, заметно успокоившись. Ему позвонил утром Глеб. Хотелось услышать ещё раз на месте, словно что-то могло измениться или оказаться розыгрышем.

— Он не в нас стрелял, — начала Ева, указала на локоть. — Просто подвал… рикошет.

— Тимур хорошо стреляет, руки у него не тряслись, — по-деловому начал Глеб.

— Вы спустились в подвал, — поправил начало Леонид.

— И… Тимур начал стрелять, — подтвердил Глеб. — Мимо нас. Просто хотел сорвать злость и растратить обойму. Я думаю, он долго того человека добивал. После каждого нового выстрела долго не мог решиться на следующий.

— Он не хотел нас убивать, — наконец, закончила Ева.

— Тогда почему, Глеб, ты в него стрелял? — спросил Леонид, вцепившись взглядом в Глеба. Тот, словно и не было этого давления, спокойно ответил, как само собой разумеющееся:

— Потому что он стрелял в нас и ранил Еву. Я же тоже не убил его.

Все уже поняли, что в данной ситуации Глеба простили бы, даже если бы он и убил. Остальным оставалось только гадать, как на это отреагировал бы сам Глеб. Ощущал бы он себя виноватым? Чувствовал ли пустоту в доме как укор себе или уже слишком привык терять других? Но и Глеб стрелял не на поражение. Тимур был легко ранен, не больше.

Тимур выглядел так, словно принял эту рану, как наказание, хотя болело, должно быть, адски. Леонид не пустил к нему остальных Чертей, пришёл один, стоял долго у двери и ждал, что подросток заговорит сам. Попробует извиниться, оправдаться. Потом подумал — а может, Тимур считает эту рану наказанием вовсе не за то, что стрелял, что ранил свою? Может, этот совсем недавно ещё ребёнок думает, что это возвратная боль за то, что он убил человека. Хорошего или плохого — не важно. Тимур резал руки, когда попал к Чертям, но Леонид тогда ограничился тем, что нанял мальчишке хорошего психолога. Раны были неглубокие, угрозы не представляли. Да и вспомнились только сейчас.

— Тимур, ты же помнишь? — спросил Леонид вместо того, чтобы ругать его. Тимур не ответил, только уставился на главного удивлённо исподлобья. — Ты ещё живой. Для мира ты ещё живой. Я могу убить тебя сейчас, а могу убить, когда понадобится новый Чёрт.

Тимур попытался изобразить спокойствие, буркнул только:

— А какая разница, когда я умру и умру ли на самом деле? Я уже столько времени живу в этом доме, и никто из них до сих пор не попытался узнать, куда я пропал.

Леонид знал — парень говорил о родителях. Разговора не получилось, но, по крайней мере, Тимур не был опасен. Ничего, будет помнить, насколько опасно оружие, если палить во всех без разбора.

Ночью голоса во сне Евы сливались в какофонию звуков, голосов. Она так привыкла продолжать под них спать, словно это были звуки общежития. Ева не видела в этой способности преимущества, она не пользовалась ей. Иногда голоса обращались конкретно к ней. «Мой сын, — говорил мужской голос. — Мой сын с тобой рядом. Слышишь?» И Ева делала вид, что не слышала. Её словно опускали в клетке в море с акулами. Акулы ничего не могли ей сделать, но рвались поговорить. И Ева укладывалась на дно клетки, прикрывала голову рукой (привычным уже жестом, словно и правда в общежитии спала под звуки пьянки из соседней комнаты) и продолжала спать. Ей не было интересно, что ей хотят сказать с той стороны. И, хотя мёртвые снились ей не каждую ночь, она перестала к ним прислушиваться, когда узнала, что они реальнее, чем сон.

Вплоть до этой ночи. Когда кто-то зацепился за гладкое стекло, что окружало её. И все остальные голоса почтительно замолчали, а «акулы», кажется, даже отпрянули. Словно за стеклом был какой-то крупный хищник, которого все испугались. Но его не могли испугаться, он при жизни был самым безобидным в мире человеком, и Ева узнала его, стоило мёртвому позвать её по имени. Прямо как раньше.