Право имею

Глава 2

Ночью снился снова стеклянный гроб, только в этот раз в его стенки барабанили, угрожали что-то. Ева не вслушивалась в слова — она знала, что ничего они ей теперь не сделают. Она лежала и нежилась под этими криками как под лучами солнца.

Проснулась она уже сидящей — тело рефлекторно поднялось, рефлекторно потянулось за пистолетом под подушкой, пока она еще только-только открывала глаза. На пороге комнаты стоял все такой же домашний и взъерошенный Глеб, он же огорошил приглушенным:

— Быстро! Раздевайся!

Казалось, он пытался орать шепотом. В ее комнату быстро вошел Никита в спортивных брюках и майке, раздеваться начал так быстро, словно это ему сказали, успел бросить только недовольное:

— Мы потом все объясним.

— Да вы оба е*нулись что ли? — спросила Ева, хлопнув себя на всякий случай по щеке — вдруг снится. Нет, не снилось.

— Доверься мне, — уговаривал Глеб. — Так надо. Тебе надо просто раздеться. Трусы можешь оставить, ничего не случится. Если сделаешь как…

— Ты представляешь, что было бы, если б я раздевалась всякий раз, когда меня просили?

А вот Ник разделся, трусов не оставил — они валялись в самом центре комнаты, как половая тряпка. Ева тут же окончательно проснулась, вытащила из-под подушки пистолет, навела на него, Ник поднял руки.

— Одевайся и вали отсюда, — приказала Ева.

— Мы пытаемся тебя спасти! — скороговоркой выпалил Глеб. Подвинув его, в комнату протиснулась Кристина, и при ее появлении Глеб отшатнулся, зажал рот и нос рукавом пижамы.

— Ева, все правда в порядке, Ники безопасный, я же говорила, а вот там…

— У ворот! — раздался крик Тимура снизу. — Вы там всё?

Чтобы просто ее изнасиловать столько народу не стали бы втягивать. Инстинктами Ева почувствовала, что ей правда помогают, быстро скинула шорты, вышвырнув их на пол комнаты, к вещам Никиты, майку сняла и повесила на спинку кровати, тоже небрежно. Глеба и Кристину как ветром сдуло, дверь они закрыли. Никита спокойно забрался под одеяло, накрыл их обоих с головами и лег. Будто от воспитателя прятались, делая вид, что спят в положенное время.

— Так что происходит? — шепотом спросила Ева. Внизу раздавались приглушенные голоса.

— Это охренеть какая долгая история, пока что подыгрывай, — Ника разбирало от смеха. Не то чтобы Ева сразу поверила в то, что он ассексуал, но, похоже, его и правда нисколько не волновало, что он голый под одеялом с полуголой девушкой. Внезапно это успокоило. Ева выдохнула и перестала чувствовать себя дикообразом. Странно, с Ником было по-прежнему сложно, доходило до ругани, пару раз их разнимали до того, как начиналась драка, но происходящее сейчас Ева восприняла как задание, а в команде они вроде бы сработались.

Голос Глеба послышался уже у самой двери, потом раздался осторожный стук и она открылась. Ник сел, словно его пружиной подкинули. Ева рискнула выглянуть из-под одеяла и оцепенела при виде того монстра, от которого ее спасали. Леонид, одетый в дорогой костюм, как-то профессионально причесанный, стоял на пороге комнаты с большим разноцветным букетом в зеленой оплетке.

— Это мне? — Ник расхохотался, выбрался из-под одела и демонстративно подобрал трусы, начал одеваться.

— Я пытался предупредить, — прошептал Глеб. — Вы думали, что я вру?

— Да он же… — начал Леонид, передумал, собрался, и, выпрямившись, закончил так же галантно, как появился: — Просто зашел поздороваться и вручить букет.

— Спасибо, — сказал Никита, пройдя мимо без майки, но в спортивных штанах. Дверь в комнату закрылась. В следующую же секунду стало слышно, как там шепотом ругались, причем, судя по всему, Леонид Аркадьевич и Глеб, хотя Никита никуда не уходил. Ева без спешки поднялась, оделась в домашнее — трикотажные штаны, спортивный лифчик и футболку. Выходить не хотелось, было какое-то мерзкое ощущение. Полчаса она посидела, глядя в окно, в него же увидела, как отъезжает черная машина их начальника. Только после этого отправилась в ванную.

На нижнем этаже царила тишина, непривычная для Глеба и Ника в одной комнате. Обычно Ник пытался задираться. Что молчал Тимур Ева давно привыкла. Была снова его неделя дежурства, и подросток, хотя никто его не просил, и они спокойно могли обойтись бутербродами, делал вафли на завтрак. Ева, продираясь среди этого молчания, поставила кружку в кофемашину, развернулась, сложив руки на груди, и приказала:

— Рассказывайте.

— Чего рассказывать, он е*анутый, — прокомментировал Ник и от него это было очень странно слышать. Как говорится, чья бы корова.

— Поподробнее, — подбодрила Ева. Тимур поставил на стол перед Глебом первую тарелку, на благодарный кивок даже внимания не обратил.

— Я дольше всех в команде. За время, пока я тут, ты четвертая девушка. То, что с первой у Леонида отношения, я принял нормально. Люди взрослые, он бизнесмен солидный, девушкам такие нравятся. Она не была против, ее ничего не смущало. Потом она прокололась… попыталась связаться с семьей. Сказать им, что жива. Ее увезли… Ник знает, как он там переучивает. У него пунктик, что через боль понятнее будет. Так вот, фактически ее увезли пытать, взяли с нее обещание, что больше она так делать не будет, и вернули в дом. Сама понимаешь, после такого ни о какой романтике и речи быть не могло, если она там раньше и была… Но Леонид явился на следующую же неделю с предложением снова съездить в ресторан, потом на выходные куда-нибудь отдохнуть… Словно ничего не случилось.

Ник, сложив руки на груди, повторил свою емкую характеристику. Перед ним появилась тарелка с вафлями.

— Конечно, Саша этого не поняла. Попробовала объяснить, что нельзя пытать человека, а через неделю снова звать на свидание. Тогда он объяснил Саше, как тут все устроено…

Ева скривилась, запах вафель показался ей чем-то неприятным, но Тимура почему-то не хотелось обижать. Хотя и казалось, что он готовит только для того, чтобы был повод задержаться на кухне.

— В общем… ничего хорошего. Он вроде как наш хозяин, — Глеб снял очки, помассировал переносицу, только чтобы в глаза ей не смотреть. — Было сложно… Саша не сдавалась, он не сдавался… да и не понимал вроде. Много чего было, они то мирились то снова… потом ее убили. Я думал, что Леонид будет тосковать. Но, когда в команде появилась и более-менее освоилась Вика, он явился с букетом и приглашением на ужин. Я рассказал ей, что было при мне и мы договорились, что мы вроде как пара. И — он отступил.

Ник повторил в третий раз.

— Он не хотел ссориться со мной. С Ником тоже не станет. Вроде как «Если женщина твоя, то я понимаю, я не лезу». Защита. Конечно, я был бы логичнее, но ему показалось бы подозрительным, что уже вторая моя девушка из нашей же команды.

Ева приняла тарелку с вафлями и кивнула вместо благодарности.

— Понимаешь… так проще, чем обострять конфликт. Обычно не особо ощущается, что он как бы наш хозяин. Но… я честно не знаю, что у него в голове…

— Я уже трижды сказал, что, — напомнил Ник.

— Вот я и попросил Ника вроде как тебя прикрыть. Мне кажется, он что-то подозревает, но проверять не решится…

— А Ник чего вдруг такой добрый, что согласился? — скептически спросила Ева, тут же пожалела, потому что при ответе Никиту не смутил полный рот:

— Это ж весело! — он наспех прожевал, проглотил. — Видела бы ты свое лицо… Да и вообще, вот веришь, нет, а ты классная. Для прошлой сучки этого бы не сделал, а ты сбежишь еще, новую искать придется!

— Ты же не псих, — Ева села за стол, смотрела пристально. В своей команде она более-менее начала разбираться. Ник, продолжая есть, развел руками, словно это само собой разумелось, но это только прибавило сомнений.

Первое время ее учили стрелять, заставляли тренироваться, рассказывали теорию боя, ждали, пока у нее заживут шрамы от операций. Незадолго до первого задания подстригли, вытравили ее каштановый до блондинки. Самым неприятным в этой подготовке была замена зубов с пломбами на искусственные. Ей даже отпечатки пальцев стерли, как и остальным в команде.

С тех пор у них была одна совместная вылазка, что-то вроде боевого крещения.

— Ник, дело, — Глеб подвинул к нему картонную папку сантиметра два в толщину.

— Через тебя передал? Обиделся? — усмехнулся Никита, заграбастал папку к себе и начал рассматривать фото, не отрываясь от завтрака. Мясо он уже давно снова мог есть, да и такие папки не отбивали у него аппетита. Дела частенько приносили ему одному, Глеб тоже иногда уезжал один и несколько дней отсутствовал. Ева поняла, что не для всех заданий нужны были все трое.

— А я — в город, — Глеб поднялся, отошел к раковине вымыть тарелку и спросил, стоя к ним спиной. — Кому что купить?

— Как всегда, — внезапно отозвался Тимур и, когда все кроме Глеба к нему обернулись, поставил на стол еще тарелку и со своей ушел в комнату.

— А что он просит всегда? — полюбопытствовал Ник. Глеб пожал плечами, забрал у него тарелку и пустую чашку Евы, их тоже начал мыть, и все же ответил:

— Всякую ерунду. Чипсы, шоколад, жевательный мармелад и газировку. Пиццу.

— Окей, мне цветочек аленькой, — поднялся из-за стола Ник.

— Я с тобой, — внезапно даже для себя выдала Ева. Никита остановился в дверях кухни.

— Хорошо, только ты моя новая супруга, — спокойно отозвался Глеб и тут же поймал запущенную в него тарелку, едва не выронил. Теперь он смотрел — удивленно и как-то разочарованно.

— Задолбали, — объяснила Ева, вцепившись в столешницу, чтобы удержать себя от драки. Спиной чувствовала ликование Никиты и сама на себя злилась за то, что так остро отреагировала. Глеб, стушевавшись, поставил тарелку в раковину, пояснил, не глядя ей в глаза:

— Так надо уже для легенды… Просто если тебя вдруг спросят — ты новая супруга. Со старой я развелся и она уехала к родителям. Я выезжаю через полчаса, если хочешь со мной, то поторопись.

Задний двор был так огромен, что там впору было огород разбивать. Вместо этого там стояли клетки, в которых жили собаки, и стоял вольер с кроликами. Собак привозили из города сердобольные люди — тут было что-то вроде питомника для брошенных, больных и раненных животных. Зачем он — Ева не спрашивала, но на этой неделе была ее очередь кормить собак.

Всего их сейчас было шесть взрослых и один щенок. Иногда кого-то пристраивали, иногда привозили новых. Кролики вполне себе шли на мясо, и по этому поводу Ева не переживала, а вот парочка кроликов, серых и совсем не домашних, жили в пристройке Кристины. Видимо, из любимчиков.

Но и вольеры, и клетки располагались по краям, в центре же двора был просто чернозем. Мягкая плодородная земля, пару клумб по углам. Никита однажды обмолвился о том, что это — кладбище. Уточнять Ева не стала.

Глеб стоял около машины, перечитывал в блокноте список, в целом не выглядел так, словно уже устал тут дожидаться, тем более, что Ева собралась за двадцать минут вместо получаса. Она ждала чего-то вроде: «Что, так поедешь?» или еще какой-то подколки, но Глеб только кивнул и сел за руль. Чем больше он продолжал делать вид, что ничего не произошло, тем больше было не по себе за брошенную тарелку.

— С пятнадцати в десятку сколько раз попадаешь теперь? — спросил Глеб, как только она села. Параллельно заводил машину.

— Семь из десяти… Кто угодно начнет попадать, если заставить каждый день по три часа упражняться, — устало напомнила Ева. Глеб пожал плечами:

— У Вики было три из десяти. Хотя тренировали так же.

Она никогда не спрашивала о том, кого заменила. Вика и Вика, какая разница, а вот остальные ее часто вспоминали. Кроме Тимура, из того вообще слова клещами не достать.

— Тебе очки не мешают? На вылазки линзы используешь? — в другой ситуации Ева бы молчала, но сейчас это было что-то вроде извинений. Глеб и правда был центром дома, старался поддерживать в нем порядок. Она не удивилась бы узнав, что график дежурств придумал он. И вот что странно — график соблюдали все, даже Никита в свою очередь готовил и мыл полы.

— Они без диоптрий. Стекляшки просто.

— Зачем носишь тогда?

Глеб подумал, сделав вид, что просто на дороге сосредоточился, но ответил нехотя:

— Слушай… мне так же перешивали лицо, так же меняли зубы. Раньше я носил очки, тут сделали операцию… Но я и раньше мог ее сделать, мне просто нравилось носить очки.

— Почему?

— Казалось, что я выгляжу безобидно в них, — по-прежнему нехотя продолжил Глеб. Ева покатала эту мысль в голове, спросила логичное:

— Так кого ты убил, чтобы попасть в этот кукольный домик?

— Не твое дело, — тут же отрубил попытку Глеб. Они ехали среди таких же коттеджных домиков, на улицах не было никого, только один кот на заборе и попался из живых существ. Место вообще выглядело как дачный поселок, только дома тут были богаче. При этом въезд не охранялся.

— А Никита?

— Кого-то. Мужиков каких-то. Автоматической пилой нарезал.

— Ну, раз он тут, то должно быть за дело, — пожала плечами Ева. Глеб кивнул:

— За дело.

Неловкость только усилилась. Стало интересно, ответил бы Глеб, если бы не утренняя выходка? Но тогда перемкнуло что-то, показалось, что ее все за мужика пристроить пытаются и делить, как просто… какую-то бабу.

И при этом была благодарность за то, что выручили, пока она еще не могла сориентироваться в ситуации. Глеб в ее понимании поступил правильно — возможно, это было не страшно, и она могла просто отказаться. А может, их начальник правда относится к ним больше, как к собакам в их вольере, чем как к настоящим людям.

— Так значит, тут пытают, — кивнула Ева.

— Если есть за что… Меня еще ни разу не трогали. Ника… ну, это Ник. Он как специально нарывается. Вику тоже не за что было… Леонид Аркадьевич не любит, когда ему не подчиняются, но у него нет приказов, которые противоречили бы изначальным целям. И он боится за нас. Все, что он делает — делает для того, чтобы нас не поймали. Так что, если ты не захочешь тоже связаться с родными, то и трогать тебя никто не станет.

Ева усмехнулась, подумала немного и решила подкинуть ему информацию. Может в качестве извинений, может контакт наладить:

— Когда менты меня искали, они на квартиру к моей матери пришли. Избили ее, все не верили, что она не знает, где дочь прячется. Я была так растрогана этим, что даже убивать их не стала, когда они меня нашли наконец. Хотя, наверное, стоило бы… Я не общалась с ней лет пять. С тех пор, как смогла через суд квартиру разменять, пока она ее не пропила окончательно. Сомневаюсь, что меня когда-либо потянет в родные места.

Глеб откровенность оценил, судя по раздумчивому кивку, заговорил уже охотнее:

— Ты не похожа на человека, который садится в машину по первому требованию полиции.

— Так и есть, — Ева криво, но довольно усмехнулась. — Я троим из них шрамы оставила на память. Было бы их чуть меньше, кого-нибудь точно бы прирезала, но эти ребята очень поднаторели в том, чтобы нападать впятером на одну. Меня бы сейчас туда в маске, да при оружии, да с тем, что я теперь умею — было бы намного веселее умирать.

— Злишься на них?

— Нет… на этих нет. Я убила их друга с особой жестокостью. Это было предсказуемо. Твоя очередь. Обо мне ты знаешь все.

— Ну… Мне двадцать три, меня и правда зовут Глеб, я сын проститутки, и я едва не убил одного из «чертей», освободив себе место в команде. Меня вовремя оттащили.

Ева задохнулась от такого потока информации, тут же не сдержалась, начала смеяться.

— Сын, прости, кого?

— Не похож?

— Конечно нет! Ты похож на старосту группы! На прилежного юриста или бухгалтера. На «сына маминой подруги». Но никак не на сына проститутки.

— Ну, меня отец воспитывал. Можешь еще смеяться, но я правда был старостой класса.

— А потом взыграли мамины гены?

— Нет. Папины.

Ее взяли в команду летом, в июле, а теперь мир был в разгаре перехода в осень, листва уже пожелтела. Дни смешались, и в какой-то из них Ева с удивлением обнаружила, что уже октябрь. Словно в параллельный мир попала, потеряв несколько месяцев на этот сложный переход.

— Я своего отца и не знала никогда, — зачем-то сказала Ева. — Я не жалуюсь, нет… весь мир такой сейчас, какой-то несчастный.

— Не жалеешь, что родилась? Что не умерла?

— Нет. Кто-то должен был убить того мудака. Да и теперь намного веселее, чем когда-либо раньше. Хотя, возможно, я чего-то по-прежнему не догоняю и все не так хорошо, как кажется.

— Давай проверим, — предложил Глеб. — Твою прежнюю жизнь стерли. Ты должна делать то же, с чего ты начала — убивать людей, которые этого заслужили. Если однажды ты окажешься недостаточно быстрой и ловкой — они убьют тебя. Все верно?

— Да, все так. Прямо как на войне.

— Это и есть война, только не совсем добровольная.

Ева покрутила в пальцах белый локон (никак не могла привыкнуть к тому, что это светлое теперь ее волосы), ответила задумчиво:

— Знаешь, если бы после того убийства ко мне явился этот Леопольд, и сказал, что я выиграла счастливый шанс присоединиться к «чертям», и могу решить — попробовать жить дальше или стать одной из них и убивать с ними, я бы выбрала именно то, чем являюсь сейчас.

— А ты слышала раньше про «Чертей»?

— Я что, в интернете не была? Про «Чертей» все знают. Сколько было убийств, когда надевали маски, как ваши и…

— Да, я слышал, — раздраженно перебил Глеб, и на этот раз это не вызвало чувство стыда, наоборот казалось, что удачно поддела. Конечно, он злился — мстителей ловили, в эфирах «Чертей» клеймили террористами, которые подавали дурной пример молодежи. И эта «молодежь» попадала либо в тюрьму, либо умирала, потому что были такие же бабочки однодневки, как и вся реальная команда «Чертей», готовая поплатиться за то, что делают.

— А Леонид Аркадьевич, получается, тебе не нравится? — предположил Глеб, наверное, тоже решив поддеть побольнее. Ева широко улыбнулась и ответила емким:

— Он е**нутый.

— Прокурор. На посту уже пятнадцать лет, — Леонид остановился около проекции фотографии. В их доме была небольшая комната, похожая на класс. Тут стояли три стула, стол, проектор и белый ватман, на который проецировалось задание. Справа от Евы сидел верхом на стуле Никита, он же первым спросил:

— Надеюсь, не за его прямую работу? Вот еще мы прокуроров не убивали. Что дальше? Адвокаты?

— Месяц назад вы наказали банду. Они были им прикормлены — платили ему, он раздавал взятки, предупреждал о действиях полиции, устраивал им связи. Один из банды был мужем его сестры, так что привет ему от родственничка, — пока Леонид говорил, он передал планшет Глебу, перелистал до нужной страницы. Глеб включил настольную лампу, достал из бумажной папки и просмотрел три черно-белых листа с цифрами и, подняв снова взгляд на компаньонов, кивнул. Ева подвинула папку к себе, но в цифрах ничего не поняла. Хотя как-то так получалось, что Глебу верил даже Ник. — Вы по-прежнему можете отказаться, сам-то он не убивал. Но он говорил, кто под них копает, и у кого охраны меньше. Я думаю, что такие ничем не лучше убийц.

Глеб кивнул, Ева развела руками — она вообще не ожидала, что тут спрашивают. В ее первое задание Леонид просто сказал: «Эти твари уже шесть человек на этой трассе убили. Чтоб от них мокрого места не осталось». Никита, перелистав папку на начало и обнаружив там то же фото, что светилось на ватмане, спросил только:

— Мне тоже?

— У тебя пока свое дело. Я все же надеюсь, что Первый и Третья там вдвоем справятся. На одну-то кабинетную крысу.

— Я и один могу, — пожал плечами Глеб. — Двое зачем?

— Она новая, пусть набирается опыта. Или хочешь, чтобы я ее со Вторым послал? — предложил Леонид, и Еве не совсем понятно было: это он так их за тот концерт подколол или что-то другое имелось ввиду? Поймав ее взгляд, Ник ухмыльнулся зло. Перевела взгляд на Глеба, тот пояснил без особого желания:

— Ник эксперт по маньякам. И Леонид очень любит его к ним отправлять. Что-то вроде зуб за зуб.

— Одного маньяка натравливать на других, — кивнула Ева. Вспомнилась та рука, с которой у них началась первая драка.

К вечеру в доме становилось тихо и спокойно, даже Тимур не включал музыку. Не удивительно, что Глеб задремал. Вечером он сидел перед телевизором, с которого бубнили что-то говорящие головы, потом лежал, сделав звук тише, а потом и вовсе заснул. Очки Глеб оставил на полу, у ножки. Когда Ева тащила из кухни выходу во двор мешок собачьего корма, на грудь Глеба запрыгнула кошка, немного потопталась. Он прижал ее рукой и неловко погладил. Приняв это за разрешение, кошка скруглилась до белой меховой подушки и удобно устроилась на вздымающейся груди. Когда Ева тихонько вернулась, напротив дивана, спиной к ней, стоял Никита, задумчиво рассматривая получившуюся картину. Кошка косилась на него недовольно, словно подвоха ожидала. Ева напряглась, особенно когда Никита развернулся, заметив ее. Он приложил палец к губам, попросив вести себя тише, а после наклонился и сложил диван вместе с Глебом и с кошкой.

Кошка, раздраженно вскрикнув, выскочила взъерошенной. Глеб застрял в диване и теперь громко матерился. Диван сложился книжкой, и теперь Глеб отчаянно пытался выбраться из этой ловушки, пока Никита, что-то насвистывая, ушел на кухню.

Ева никогда не видела, как начинались их драки, только слышала иногда шум снизу или приходила уже в разгар. И все же она удивилась, когда выбравшийся Глеб напал первым — схватил сзади за шею, взял ее в локтевой захват и прижал.

— Поэтому тебя даже твоя кошка не любит, псих, — прошипел Глеб и отпустил как раз, когда Никита попытался ударить в ответ. Они разлетелись на метр друг от друга, оба оказались полусидящими на полу.

— Кто сказал, что мне нужно внимание этой меховой варежки? — поднялся Ник, но при этом он разминал плечи. Открылась дверь наверху, на лестнице показался Тимур, окликнул раздраженно: «Только не в гостиной!» — и ушел так же быстро в комнату. Ева прислонилась к косяку, ей было интересно посмотреть.

— Ну да, ты просто так шел, решил меня в диван закатать, — раздраженно хмыкнул Глеб. Очки он по-прежнему не надевал, и выглядел таким злым и взъерошенным, что сам на себя был не похож.

— Так у меня же крыша давно поехала. Разве я не всегда так делаю? — ухмыльнулся Никита, демонстрируя клыки.

— Слышал, что сказали? Не в гостиной. Пойдем, выйдем.

«Они же не будут драться на могилах перед собаками» — успела подумать Ева, и конечно они не стали. Потому что Никита пригнулся и рванулся плечом вперед, зацепил Глеба и приложил ногами о диван, опрокинул. Глеб, словно и не заметив этого, сцепил руки в замок и ударил в спину, прямо в позвоночник. Потом размахнулся еще раз, но сцепленные в замок руки поймал Ник, прижал так, чтобы всем весом на эту сцепку надавить, чтобы захрустели запястья.

— Тогда зачем ты ее притащил, кошку эту?! — выкрикнул Глеб, высвободил одну руку и ударил резко в челюсть, быстро, словно пощечину нанес. Ник откатился, потряс головой, восстанавливая ориентацию в пространстве, успел ответить:

— Собакам скормить, — прежде чем получил ногой в живот. После этого он только корчился, сбивая шерстяной коврик. Глеб спокойно поправил диван, поднял и надел очки, пригладил волосы. На Еву посмотрел так, словно ее и не было тут, ушел наверх, к себе в комнату.

— Какие страсти, — фыркнула Ева и мимо корчившегося Никиты прошла на кухню поставить корм. Ник отдышался, дошел до кухни тоже, но замер над раковиной, сплюнул в нее кровь, умылся. Что-то говорить не хотелось, но драки для Евы все равно были привычными. Она знала, что такое люди, которые друг друга понимают только через драки и никак иначе.

Она обернулась и — замерла. На секунду в Никите, который умывался, мелькнуло что-то человеческое, понятное, даже близкое в чем-то. Он все время вел себя как безумный и был если не коброй, которая непонятно, на кого кинется, то оставленным без присмотра садовым шлангом с включенной на весь напор водой. Как Глеб недавно показался кем-то чужим, незнакомым, так и Никита теперь был… простым парнем, которому только что начистили рожу. Но лишь на секунду — заметив, что на него смотрят, Никита словно снова опустил на глаза какую-то поволоку безбашенности и обернулся так, словно только повода ждал с девушкой тоже драку затеять.

— Нет, — как собаку, одернула его Ева. — Иди на хер.

— Скучная, — фыркнул Ник и сунул голову под водную струю.

Никита ушел первым, ближе к ночи. Казалось, что Тимур знал об этом, поэтому и оставлял ему ужин в пластиковом контейнере. Глеб пил кофе, изучая файлы с делом на планшете, выезжать должны были ранним утром, чтобы в начале дня добраться до нужного города. Леонид предпочитал играть честно и не убивать людей в постели. Эффектом неожиданности «Черти» пользовались на полную. А как иначе, если они почти всегда в меньшинстве? Маскироваться, притворяться, следить, использовать женщину, чтобы выманить жертву — это он мог использовать, а вот убивать, пока человек спит — нет.

Глеб не выглядел взволнованным. Напротив, был похож на главу семейства, который готовился к деловой поездке. Привычной, сложной, но все же понятной. Шесть лет в деле… наверное, для него это уже обыденность. Еву же мандражило. Она не понимала, откуда дрожь — задание простое, ничего страшного. Она уже убивала, нужно просто сделать это снова. Но ее трясло. Так же, как перед первым убийством. Так же, как тогда перед первым делом для нее у «Чертей». И каждый раз она сомневалась и думала — а сможет ли? На деле все оказывалось просто, но Ева боялась больше даже не убийства, а того, что ее заклинит и она не сможет вовремя нажать курок.

Смотреть на спокойного Глеба бесило, и она из кухни, забрав свой ужин, направилась в комнату. Уже от центра гостиной заметила: Тимур сидел, свесив ноги с лестницы, упершись лбом в перила, смотрел за происходящим.

— Мы тебе кино что ли? — Ева попыталась пошутить, получилось зло. Тимур даже внимания не обратил. Пока она поднималась, негромко произнес:

— У тебя два пути. Либо как Никита, либо как Глеб.

— А у тебя?

— Как получится. Я еще расту, — спокойно отозвался Тимур. Но, когда Ева остановилась за его спиной, обернулся зло, словно готов был драться.

— Тебя тоже «стерли»? — спросила Ева.

— Не твое дело, — огрызнулся вмиг окрысившийся подросток.

— Тебя не перешивали еще… ты сам по себе довольно симпатичный.

Тимур, хотевший было что-то возразить, захлебнулся словами и раздраженно отвернулся, спрятав вспыхнувшее лицо. Когда довольная этой победой Ева пошла дальше, Тимур внезапно ответил:

— Я этого не просил…

Дом у прокурора был раза в три больше того, в котором жили они, и явно выделялся на фоне соседей. Машину оставили далеко от него и еще минут тридцать топали в утреннем тумане через перерытую землю — рядом строилось еще что-то. Оба уже были в масках, но закрытые шарфами. Со стороны выглядели как пара, гуляющая по промозглому осеннему утру. Между собой не разговаривали, потому что маски деформировали голоса. Еву трясло до сих пор, то ли от холода, то ли от нервов, и именно сейчас хотелось трепаться без умолку.

Над двухметровым забором с обоих краев стояло по камере. Ими занялся Глеб — обе зацепил тросом и сломал поворотный механизм, развернув к земле объективом. Кивнул — они уже обсуждали план действий, и дальше пошло слаженно — подсадил Еву на забор, она помогла ему подняться. Туман постепенно расходился, но пока мог служить прикрытием…

Мужчина лет сорока, довольно подтянутый, с благородной сединой в висках, пил кофе, глядя в планшет абсолютно так же, как Глеб этой ночью. Он обернулся и замер так, словно надеялся, что это чудовища, и если не шевелиться и не дышать, то они пройдут мимо, но Глеб поднял пистолет, навел в лоб.

— Погодите. Я же не убивал никого… и они мне обещали не убивать. Я не знал этого всего… я не виноват. Мне говорили, вы только…

Глеб и спорить с ним не стал — даже для Евы. Пуля вошла в лоб, вышла где-то с затылка, расплескав темно-красное по светлой кухне, по мраморной столешнице. Ева услышала, как щелкнуло за спиной, где-то ближе к двери. Охраны тут не было, жил прокурор один. Это мог быть случайный свидетель, а могла быть опасность, и Ева осторожно, как можно тише, все еще держа пистолет наготове онемевшей рукой, вышла в коридор проверить.

Хотя они появились тут с заднего двора, забравшись в окно спальни, входная дверь была приоткрыта. Ева вскинула пистолет, готовая стрелять. Рука после онемения как загорелась. Ева бы сейчас в кого угодно выстрелила, и она смело сунулась в коридор, к двери ближе, чтобы проверить две комнаты справа и слева от входа.

И даже готовая, тренированная, Ева лишь удивленно смотрела, как за ткань ее бронежилета зацепилось два железных крючка. От них тянулась тонкая проволока.

Глеб убедился, что человек с простреленной головой точно умер, обернулся уходить и услышал сначала оклик: «Беги!», потом разряд. И Глеб побежал, только не из дома, а к источнику шума.

Потом, оставаясь с самим собой наедине, Глеб спрашивал себя, почему он не сбежал. Да, тело действовало само, но действовало почему-то в каких-то странных интересах, никак не миссии. Он мог уйти, так даже у Евы было бы больше шансов на спасение. Но он думал, что их пришли убивать, и рванулся спасти.

Еву скрутило разрядом тока, она корчилась на полу просторной залы. Двое в бронежилетах и касках ожидали, что напарник побежит, бросились догонять и едва не налетели на Глеба в дверях кухни. Тем проще было пристрелить обоих, с двух рук в подбородки. В приоткрытую дверь начал затекать целый поток таких вот, в броне и шлемах. И в то же время Еву обесточили и, пока она не очухалась, тащили туда, за дверь. Глеб решил, что думать будет потом, сейчас было время стрелять.

— Так вот я ее, считай, от голодной смерти спас. Я ж ее выблядка хозяина убил, и ей было два пути — на улицу, где ее бы даже не за мясо, а меха ради освежевали, либо жрать его в этой квартире. А хозяин у нее… ну блин как ты мудила, разве что жертв было ну на пару-тройку поменьше… Или мы просто не о всех знаем? — Никита присмотрелся к привязанному к кровати мужчине. У того уже не было уха. Его грязную, пропитанную маслом рубашку заливала бурая кровь. Они находились в подвале под гаражом этого человека, тут было оборудовано место, в котором можно было недолго жить — кровать, раковина с водой, плитка электрическая, вместо туалета ведро. А еще цепи, два железных таза и пилы, ножницы, гвозди и пассатижи. Никита перебирал их, задумчиво рассказывая, сейчас вертел в руках щипцы. Ответа он не ждал — рот у человека был замотан скотчем. — В общем, такой же мудак. К тому же каннибал. Я заставил его сожрать собственный нос, прежде чем убил. Надо было яйца, но я побрезговал. Кошку забрал… дверь оставил открытой, вроде как сбежала, но забрал. Думал, ну чего она тут. Так эта пушистая тварь…

Мужчина, который до этого сверлил его взглядом и упрямо молчал, вздрогнул, когда что-то электронное пискнуло. Никита недовольно глянул на электронные часы, из последних моделей, в которые мог поместиться целый компьютер. Глянул и тут же потерял интерес к жертве, поднялся, все так же глядя на экран, и, достав пистолет, три пули выпустил ему в живот. На экране часов было пикселями выведено: «Нам конец, добей».

Домой Никита ввалился в вечерние сумерки, свет в гостиной включать не стал. Вышедший на шум Тимур щурился, пытаясь понять, кто вернулся, наконец окликнул:

— Ник?

— Я, я, — отозвался тот. Экран телевизора вспыхнул, но вместо сетки передач там была карта, на которой были обозначены три точки: две рядом друг с другом и одна в стороне. Ник пальцами увеличил местность, где были две точки.

— Что происходит? — спросил Тимур. Ничего ему не отвечая, Ник подобрал телефон со стола в гостиной, нажал на нем быстрый вызов и в тишине дома раздалось приглушенное:

— Давай быстро, у меня совещание.

— Тогда Глеб звонить не будет. Все в порядке, мы все вернулись уже.

— Молодцы, отдыхайте, — в голосе послышалось что-то похожее на зависть. Он, судя по голосам на фоне, правда был на совещании, а не у проституток.

— Ник, ты соврал, — зачем-то обвинил Тимур. Никита пожал плечами, уверенно заявил:

— А ты меня не выдашь. Давай так, если через пять часов не позвоню, то там в подвале, около котла, есть три кнопки. Вот тебе ключ, их надо будет нажать.

— И что тогда случится?

— Ничего, — легкомысленно отозвался Никита. — А потом большие перемены.

— Что происходит?

— Тебя это пока что не касается. Но я все же думаю, что мы вернемся. Но если чего, позаботься о кошке.

— В масках детонатор.

Ева до этого смотрела в пол. Их оставили в какой-то каморке, связанными по рукам и ногам, посадили на металлические стулья, впаянные в пол. После этих слов подняла голову, всмотрелась в светящуюся неярким неоном маску Глеба.

— Я отправил Второму сообщение. Как только он вернется на базу, он нас убьет. Осталось дотерпеть. Поэтому же они не могут снять маски — если попытаются, то они тоже сдетонируют… не знаю только, откуда они это знают.

Сообщения были всегда заготовлены, и самым первым именно это, предсмертное. Чтобы такое отправить, нужно было только две кнопки зажать, и Глеб успел до того, как его обездвижили ударом приклада в лицо. То ли упал он удачно, то ли хорошо спланировал падение, но часы после него разбило до состояния металлолома.

— Значит все, конец? — спросила Ева спокойно. Глеб кивнул. — Почему ты не сбежал?

— Не могу сказать. Не уверен, что знаю.

— Дурак, — так же безразлично отозвалась Ева, наклонив голову к плечу. Спину ломило от неудобного и жесткого стула. Их везли куда-то недолго, около двух-трех часов, в одном багажнике. Больше всего ее беспокоило то, что с ними сделали фото — связанные «Черти» и люди в масках. Ева впервые осознала, что еще не ощущала себя частью «Чертей». Так, стажер. К дому привыкла, а к миссиям еще нет. И умирать за нее, еще не совсем часть команды, за человека почти постороннего, казалось действительно чем-то глупым.

А самое странное — убивать было страшнее, чем сейчас ждать, когда придут убивать их. Только снова это унизительное положение жертвы… оно не давало покоя.

Открылась железная дверь каморки, в которой их держали, и повеяло холодом, где-то внизу играла тяжелая музыка, но сюда доносились только басы и обрывки мелодий. Напротив двери было четверо мужчин спортивного типа в черном, с балаклавами вместо масок.

— Бомбы, значит, — один из них присел на корточки, коснулся маски Евы, словно снять хотел. Внутри все сжалось от страха, но противник отпустил тут же. — Что, если мы на бабе проверим?

— Проверьте, — снисходительно разрешил Глеб. Маски до этого осматривали, чтобы понять, как их снимать. Они казались приросшими к коже лица. Глеб был спокоен, как святой, готовившийся принять мученическую смерть.

— Груздь, не трогай. Там правда система какая-то…

— Так бабу убьем, он сговорчивее станет.

— А кто знает, кто из них сговорчивее?

— Понятно, что баба будет сговорчивее, — раздраженно обернулся через плечо Груздь.

— Я слышал, когда чекисты расстреливали, бабы как-то более стойко это переносили. Как и пытки, если дело детей не касалось, — произнес третий. — А впрочем… если сильно постараться.

— Давайте дадим им шанс, — вперед вышел один, который до этого, говорил мягко, как с друзьями. — Нам нужно узнать — на кого вы работаете? Кто вам оплачивает все эти ваши дурацкие гаджеты? Кто вас набирает?

— Сам Дьявол, — ответил Глеб, но в голосе, даже исковерканном электроникой, проскользнуло что-то издевательское.

— А где живет дьявол? Кем работает? Как тут его зовут?

— Вы что, тупые? — вступила Ева, и она говорила серьезно, зло, словно правду. — Вам же сказали. Мы умирали уже раз десять, но всякий раз он нас с того света вытаскивал и…

Груздь ударил по лицу, зацепив маску — Ева почувствовала вкус крови во рту.

— Слушай, Манул. Давай с бабы начнем. Она-то может и не расколется, а вот друг ее не просто так спасать ломанулся, хотя мог через окошко свалить.

— А и начнем, — кивнул тот, что до этого играл «доброго полицейского». И тогда завертелось — надвинулась вся эта толпа одетых в черное, Еве отстегнули ноги от стула, но тут же скрепили их между собой, как труп поволокли из каморки в комнату, бросили на пол. Бронежилеты с них сняли еще до того, как бросить в багажник, теперь же затрещала ткань черной брезентовой куртки. Еве казалось, что она упала в воду и ее несет куда-то. Она словно бы задыхалась в этой черноте, но тело расслабилось — она не могла сделать ничего, она не сопротивлялась, даже когда предложение «Давайте для начала сиськи отрежем!» встретили одобрительных хохотом. Разрезали футболу и упругую материю спортивного лифчика. В рваной ткани, словно в открытой ране с черными краями, теперь белело голое тело с пятнами сосков. Что-то начало подниматься изнутри, из души, хотелось сопротивляться, хотя бы в рожу плюнуть, но и тут мешала маска. Она не давала кусаться, а со связанными руками, против четверых, придавленная к полу, Ева не могла ничего. Лезвие охотничьего ножа, каким свежевали крупную дичь, коснулся припухлости груди, потом самым кончиком лезвия коснулся середины соска, нажал так, что показалась кровь, тело залихорадило.

— Кто ваш хозяин? — снова спросила черная река то ли у Глеба, то ли у нее. И тут Еву затрясло так сильно, что все тело задергалось как от тока. Она не сразу сама поняла — это был не мандраж, ее душил смех.

— Выблядки, — рычащим голосом произнесла она. — Я башку отрастила, чтобы вернуться и убивать таких, как вы. Думаете, если вы мне что-то отрежете, оно не отрастет? Можете меня на куски разрезать, сжечь и каждый уголек похоронить за сто километров друг от друга, но через полгода я буду резать уже вас.

Нож надавил сильнее, вошел в мягкую жировую ткань и уперся в ребра. Хотя Ева вздрогнула, она продолжала, словно не так сильна была раздирающая боль:

— Мы не люди. Мы не чувствуем боли. Сколько бы нас не убивали — мы вернемся в ваш проклятый мир. И сожрем всех…

Нож дернулся, наотмашь резанул по лицу, появилась рана от виска до брови, чудом не зацепила глаз, который теперь заливало кровью. И Ева вдруг поняла, что стало тише, пропал задор. И дело было не в ее словах, а в славе «Чертей». Она не была их частью, но становилась сейчас, почти что посмертно. Следующий разрез появился на шее — профессиональный, не такой глубокий, чтобы убить, но болезненный. Похоже, с нее собирались снимать кожу, во всяком случае так Ева подумала. И всерьез испугалась, когда стало темно. Она не простила бы себе сейчас, потеряй она сознание. Но тело еще ощущало себя, тело болело, и вокруг нее из тишины появилось раздосадованное:

— Какого хера?.. Что там?..

И сразу после этого маска Евы мигнула, как сломанная вывеска, и погасла. Так же поступила маска Глеба с секундной задержкой. И после этого подмигнула уже третья маска, над Евой и напротив Глеба.

— Добрый вечер, — произнес искаженный голос Никиты, и черная река, которая до этого тащила, держала, и крутила, окрасилась в красный, запахла знакомо резкой кровью, взорвалась криками и хрипением.

Спустя несколько минут Еву вздернули на ноги, и только по тому, что ей стали расстегивать цепь на руках, она поняла, что это — свои.

— Твой пистолет, — вежливо пояснил Никита, всунув ей в руку оружие. В шею кольнуло неприятно. Раньше этого не нужно было применять, но Еве говорили об этом. Стимулятор вперемешку с обезболивающим. Подействовало почти сразу — теперь раны уже не казались такими невыносимыми, можно было двигаться. — Тут еще много мразей, которых надо убить, и теперь они слышали, что мы тут.

Еве дважды объяснять не надо было — она проверила, снят ли пистолет с предохранителя и вместе с ним направилась к двери, прикрывать своих. Никита тем временем подошел к Глебу, заскрежетали замки и цепи.

— А теперь, друг, обними меня, ибо на поясе моем твоя кобура, — глухо посмеялся Ник. Глеб все делал молча, даже щелчка снятия с предохранителя не было, пистолеты уже были готовы. — А теперь… давайте раз***м тут все.

Ева скинула с себя порванную одежду, сняла более-менее целую с ближайшего трупа и надела. Водолазка тут же пропиталась кровью. В висок ей ткнулось что-то твердое, и девушка осторожно приняла, ощупала.

— Прибор ночного видения, — пояснил Никита.

— А ты?

— Я и так смогу. И Глеб сможет. Помни одно — когда будешь стрелять, видно вспышку, все будут целиться туда. Не стой на месте, прикрой нас.

И вот снова это чувство — словно в темноте с ней разговаривал не тот Никита, которого она знала, а кто-то другой… вполне себе разумный.

— Готовы? — спросил Глеб. — Сколько их там?

— Еще шестеро, — сказал Ник и, словно фокусник, открыл дверь из этого закутка.

Комната находилась на втором этаже чего-то, похожего на пустой склад — гофрированная крыша, бетонные балки стен. И полное отсутствие окон. Внизу с фонариком у щитка двое еще пытались починить проводку, еще трое стояли поодаль, чего-то ждали. Похоже, крики они либо не слышали, либо приняли за естественные звуки для комнаты, в которой пытают людей. Ник почти кубарем, как-то по-звериному скатился с лестницы, Глеб выстрелил, ориентируясь на свет фонарика — по пули в затылок каждому «электрику». Фонарик загремел по полу и больше никто его поднимать не рисковал. Раздались новые выстрелы — стреляли по тому месту, где только что был Глеб. Никита как какое-то чудовище подкатился к палившим и рубанул почти наугад — Ева сняла второго стрелявшего, которого Ник не успевал достать. Третий стрелявший рухнул уже от пули Глеба. Ник поднялся и стряхнул с широкого прямоугольного лезвия кровь, он старался держаться спиной к Еве. Вбегающие на склад были как на ладони — Ева пристрелила двоих, и больше никто к ним не совался.

— Глеб, сколько? — спросил Никита, после того, как в течении минуты прислушивался.

— Плюс семеро, — нехотя отозвался Глеб.

— Я наверстаю, — пообещал Ник. Глеб уверенно пошел к выходу, Никита задержался и вперед пошел только услышав, что Ева спускается по лестнице.

Домой они доехали перевязанные наспех, чуть ли не марлей из машины. Некогда, потому что не было уверенности, что убили всех, да и адреналин и допинг гнал вперед. По-настоящему больно стало уже дома — Ева легла на пол в гостиной, прижимала к груди присохшую марлю. Никита посмотрел на это, пожал плечами и перешагнул через нее. Их встречал бледный Тимур — сел рядом с девушкой, открыл аптечку и достал из нее шприц, наполнил прозрачным, ткнул в горевшее от ран лицо. Как раз стимулятор понемногу начинал отпускать, возвращалась мстительная навязчивая боль. Ева доверяла, не пыталась помешать Тимуру, попросила только: «Грудь еще». Она хотела и водолазку задрать, вызвав у подростка румянец до самых ушей, но вся ткань прилипла к телу. Глеб звонил.

— Нам нужна «Скорая». Третья ранена. Серьезно, но не смертельно… что значит, почему раньше не сказали?.. Ник? — Глеб удивленно уставился на психа, тот улыбнулся во все зубы, развернулся идти к лестнице, но споткнулся об собственные ноги и рухнул лицом вперед. Больше он не вставал, за всем этим с перил спокойно наблюдала кошка. — А у Ника, кажется, еще серьезнее… — проворчал Глеб.

Лица Ева не чувствовала, словно была на приеме у стоматолога, который вместо десен заморозил ей щеку. Она забрала у Тимура шприц, остаток вколола в грудь прямо через тряпки. От нее на полу оставались красные разводы, к Нику шли такие же красные отпечатки обуви.

Ева впервые оказалась в этой больнице. Тут было много детей, их громкие голоса раздавались с первого этажа. Кажется, было время ужина. Бесстрастный и привычный врач, ни о чем не спрашивая, с водой оторвал ткань от тела, смыл кровь и начал зашивать по все тому же обезболивающему, что ей вкололи дома. Начал с груди, в то время как Ева сидела, откинувшись на спинку медицинского кресла, а в руку ей по капле поступала какая-то прозрачная жидкость, от которой было тепло. Она уже привыкла не задавать вопросов.

В комнату протиснулся Глеб с синяком над глазом, одетый в докторский халат. Кроме синяка других ран видно не было, и Ева почувствовала зависть.

— Никита выкарабкается, — шепотом сказал Глеб. Ева приоткрыла один глаз, над которым не было пореза и который не заплыл, спросила прямо:

— Что это за место?

— Детская больница. Леонид дает на нее деньги, очень много. И они без лишних вопросов зашивают и лечат нас.

Доктор продолжал орудовать иглой, делая вид, что его тут нет, и непонятно было, как он относился к такой повинности. Возможно, он считал, что это киллеры местного авторитета, которых постоянно кромсают в разборках. Скорее всего, он думал, что лучше так, чем лишать детей шанса на выздоровление.

— Ник нас спас, — кивнул Глеб и, больше не развивая тему, собирался выходить, но Ева окликнула:

— Как выглядела Вика?

— Как ты, — честно признал Глеб. — Только щеки были полные. У тебя впалые… И нос у нее был более округлый.

— Она просила передать, что ты не виноват, — Ева прикрыла глаза. После пережитого ей казалось, что она попала на курорт с оздоровительными процедурами. Неприятными, но после них будет так хорошо. Глеб потоптался на пороге, сверля затылок доктора взглядом, но решился сказать только:

— Виноват.

Никите выделили отдельную палату, прямо как в американских фильмах, с уютными занавесками на окне, с телевизором напротив кровати и небольшим полустоликом-полуподносом. Лицо его, впрочем, оставалось пепельно-серым. На открывшуюся дверь он отреагировал, приоткрыв один глаз, попытался улыбнуться так же, как раньше. Леонид сел на стул около кровати, упер локти в колени.

— Что? Будешь тыкать пальцем в рану? Наказывать? — спросил самоуверенно Никита, и бизнесмен покачал головой.

— Долго думал… пока сюда ехал. Наказывать тебя? За что? За то, что ты соврал? Если бы ты тогда сказал, что их похитили, я бы их взорвал. Но тебе-то их зачем спасать? Ты мог сдохнуть там же, с ними.

— Я же ненормальный, у меня нет логики, — глухо засмеялся Никита, по-прежнему глядя только одним глазом. Леонид раздраженно поджал губы, проворчал:

— Мне тут не рассказывай… Знаешь что, заноза в заднице? Следующий твой проступок прощаю. Вот так, можешь хоть трупы домой таскать, хоть… не знаю. Что тебе там еще в башку взбредет… Я бы их убил, правда. Но они тут, оба живы, — Леонид улыбнулся, будто не верил. — Глеб говорит, это как-то связано с кошкой.

— Врет, — заявил посерьезневший Никита.

«Очередное зверское убийство. Полиция отказывается комментировать. Сколько еще банда Чертей будет терроризировать людей? На этот раз они ворвались на завод, на котором производились освежители воздуха для машин, и убили всю рабочую бригаду. Десять безоружных человек…»

Выпуск новостей остановился на паузе, на экране был цех, в котором работала полиция. Не было уже видно трупов, только кровь на цементном полу. Экран с выпуском снова стал маленьким, основную часть теперь занимал парень со светлым ежиком волос, но в черной маске на половину лица. Из-за маски его голос звучал приглушенно:

«Ага. Бедные рабочие, как жаль… Видите ли вы тут те самые коробки с елочками для машин? Нет, и я не вижу. Цех уже давно использовался не по назначению, и вот у нас статья журналиста «Будущего», где он рассказывает, как его возили в тот цех и угрожали пытками и расправой. Угрожали, демонстрируя что-то похожее на кровь по стенам. И возили, надо полагать, те самые «безвинные» рабочие. А знаете, что я нашел на этих рабочих? Михаил Груздев, отсидел за разбой и побои. Его жертву отключили от приборов из «экономии», у нас же нет в стране денег содержать людей в коме. Но это не убийство, что вы. У десяти из пятнадцати «рабочих» такие характеристики. Убийства, разбой, изнасилования. Ивлевка нервно курит! Каких «хороших» ребят Черти положили! Да вы что!»

— О, Калинин, — произнес Ник, ткнув в экран, на котором шло видео. — Надо было ему привет оставить.

Глеб шикнул и отодвинул планшет от него. Ослабший Ник не стал за ним тянуться. Леонид сидел на стуле рядом и тоже смотрел видео, собственно и планшет был его, хотя держал его Глеб.

«И знаете, что делали эти «хорошие» ребята в воскресенье в цеху? Лучше бы нам этого не знать. Но я подозреваю, что в этот раз в свою пыточную они затащили самих Чертей. В даркнете была фотография, которую приняли за подделку. Как раз в ту ночь она появилась: двое связанных в знакомых нам масках. Там же писали: «Сейчас посмотрим, насколько они бессмертные». Что, посмотрели? Но я очень сомневаюсь, что эти ребята сами туда решили Чертей затащить. Тут начинается интересное. Человек, на которого этот цех и производство оформлены — обычный бомж из Рязани. Конечно ни сном ни духом, о том, что там что-то происходило. Ребята оказались хоть и не бессмертными, но такими же безликими и вроде как и без хозяина. Но хозяин у них есть, и если скоро Черти прирежут какого-нибудь «добропорядочного» предпринимателя, то любой дурак сможет два и два сложить, чтобы понять, что предприниматель нарвался сам.

На этом все. Ставьте лайки, снова выйдем с этим видео в топ и…»

— Тц. И он не знает, на кого они работали, — шикнул раздраженно Леонид.

— И ваших связей не хватает? — то ли издевался, то ли всерьез спрашивал Никита. — И правда, какие профессиональные ребята.

— Раз они так следы заметали, то это может вообще военные вам на хвост сели. Плохо, не хочу на каждое дело такие сюрпризы.

Глеб перемотал видео, и теперь смотрел без звука. Разглядывал, чем занималась на месте полиция.

— Мне кто-то войну объявил, не иначе, — закончил Леонид и планшет свой легко отобрал. Глеб остался такой же сгорбленный и задумчивый.

— Разве не нам? Чертям? — спросил Никита.

— Нет. Если кто-то вас трогает, то он на меня нарывается. Потому что прежде всего Черти — это я. Вы еще в детский сад ходили, когда я все это начинал. Глеб! Что с девушкой, она не попытается сбежать?

— Нет, — Глеб поднялся, начал протирать очки, лишь бы ни на кого не смотреть. — Ее все устраивает.