Право имею

Глава 11

Ева поднялась на колени. Впервые это стекло ощущалось лишним. Очертания за ним были светлыми, бесцветными, но черты угадывались. У Дениса не было тех синяков и ран, с которым его хоронили.

— То есть, всё это время тебе даже в голову не приходило, что я могу позвать тебя? — спросил Денис. — А ведь я звал…

— Я думала, что… полгода прошло. Что ты уже дальше ушёл, что ли… — соврала Ева. Она не думала, что Денис может появиться тут, ведь он был другим. Эти мёртвые — одно, а Денис — её личный мертвец… Как бы она ни любила его, сейчас было так больно, словно он только пропал тогда, а теперь она увидела его среди мертвецов.

— Ну что ты, тигрица, — Денис сел на корточки, потому что и она не спешила подниматься. Он коснулся ладонью стекла напротив её головы, словно погладить хотел, и это отозвалось во всём теле тянущей болью. — Я всё это время был тут. Как там мама с папой?

— Не знаю, — призналась Ева. — Им было тяжело… Казалось, они ещё держались, пока дело было в суде, но условный приговор их, похоже, сломал. Я не знаю, что было потом. Когда ты умер, у них не осталось никого, а после суда и ничего…

— Почему ты не осталась с ними? Вы могли бы стать отличной семьёй. Такой, какой тебе не хватало, — Денис продолжал говорить ласково. Ева повела плечом — она до сих пор почему-то робела перед ним и хотела казаться лучше, чем была на самом деле. Не могла же она ему честно сказать, что его родители для неё так и остались чужими. Как и она для них, раз у неё не было ребёнка от их сына.

— Я бы не смогла нормально жить, — призналась Ева. — Я всё время думала об этом… О том, как тебя убили. Кто тебя убил. Он не раскаивался. Боялся только, и то не того, что посадят… и не меня. А зря.

Денис выдохнул шумно через нос, стал печальным, словно смазался, начал:

— Об этом я и хотел поговорить… Зачем ты это сделала? Зачем ты делаешь то, что делаешь сейчас? Я видел тех, кого ты убила…

— Они что-то сделали тебе?! — встрепенулась Ева, неосознанно коснулась стекла, словно могла руку его тронуть хотя бы через этот барьер.

— Нет. Тут уже никто ничего никому сделать не может… Но, Ева. Ты же… убиваешь.

Ева кивнула.

— Я же столько сил потратил, чтобы тебя в человека превратить, чтобы тебя из этого вытащить. Ты была бы хорошей мамой. Ты могла бы найти другого хорошего человека, я был бы только рад. Тут вообще… нет места злости уже, ревности. Понимаешь? Я был уверен, что ты справишься, и я не думал, что… Мне так жаль, что я стал причиной всего этого. Но сейчас ты словно не моя Ева.

Ева менялась постепенно за этот монолог. Пропало что-то жалостливое из лица, пропал болезненный излом бровей и губ, лицо разгладилось. Она смотрела на Дениса так, как говорила бы с кем угодно из команды. Спокойно и отрешённо.

— Ты осуждаешь меня? — спросила Ева. Денис снова вздохнул, мазнул ещё раз стекло своей рукой, словно пытался вернуть прежний контакт с ней. Выдержав эту паузу, заговорил:

— Как я могу?.. Ты же мстила за меня. Но ты подумала хоть на секунду, что мне бы это не понравилось? Что я другого для тебя хотел. Но ты же ещё можешь остановиться?

— Я что, всегда должна была делать только то, что заслуживало твоего одобрения? — спросила Ева почти снисходительно. — Разрешения, может, у тебя спросить? И знаешь что?.. А мне понравилось. Когда его башка лопнула как арбуз. По-моему, он даже вспомнил тебя. Вспомнил, за что ему это. Ты бы видел его глаза, когда он думал, что ему сошло с рук, но тут пришла…

— Пожалуйста, — болезненно поморщился Денис. — Мне не нравится, во что ты превратилась.

Ева пожала плечами, снова легла на пол своей клетки от акул и бросила безразлично:

— А мне какая разница?

Глеб услышал шорох с кухни, когда выходил из своей комнаты. Было раннее утро, дом ещё спал. К тому же, когда Глеб выглянул из окна туалета, он не увидел во дворе отсвета из кухонного окна. Значит, там было темно. Глеб по-прежнему особо не волновался, просто на всякий случай вернулся в комнату за оружием и спустился проверить, кто мог там шуметь.

Ева даже не удивилась, когда увидела его с пистолетом. Она сидела на стуле у окна, смотрела на падающий снег. Кухню немного освещал только свет ночников из гостиной.

Глеб, словно ничего странного не увидел, положил пистолет на стол. Так же не зажигая света проверил, горячий ли чайник и включил его вскипятиться ещё раз.

— Я бы в бар сходила, — первой заговорила Ева. — Считай, больше года без секса… раньше и не думала, что так ломать будет.

— Сходи с Кристиной и Ником, — посоветовал Глеб. Ева фыркнула:

— Они оба туда не за этим ходят. Составишь мне компанию как-нибудь?

— Сходить в бар? — спросил Глеб. Повернувшись, Ева произнесла:

— Ну не в сексе же.

— Машину ты водить умеешь, ключи помнишь, где. Тебя никто не держит, достаточно вернуться. Я-то тебе зачем?

— Может, я с тобой выпить хотела бы? Подальше от этого дурдома. — Ева снова отвернулась. Глеб не мог понять, как упустил тот момент, когда ей стало так плохо. Приснилось что-то?

— Я сразу предлагал тебе два варианта: быть как я или быть как Ник. Пей вместе с Ником, раз выбрала, — Глеб плеснул кипятку в пустую кружку, с ней отправился к себе, без спешки и не оборачиваясь.

Тимура по-прежнему не привезли, и Ник отказывался разбирать ёлку, пока запасной не вернётся домой и они не отпразднуют, наконец, Новый год. В феврале-то месяце.

— Вы как вообще, новости смотрите? — спросил Леонид сразу, как передал материалы дела. Ещё до того, как кто-то из Чертей успел их открыть.

— Как там запаска? — проигнорировал вопрос Ник, и то, что спрашивал Леонид, потеряло смысл. В отправке обнаружилось несколько новостных видео, но к ним ещё три с камер наблюдения. Кажется, это снова были уличные беспорядки.

— Нормально. Живёт у меня, подальше от вас и всего этого. Я верну его, как он придёт в себя.

Раненных обычно привозили в дом. Значит, не рана была причиной того, что Тимура не вернули. Но Леонид мог врать. Он не отвозил их к Тимуру, связаться с ним тоже было невозможно. Кто даст гарантию, что подростка не убили?

— Я никуда не поеду, — тут же отказался Ник и Леонид просто забрал у него планшет, как у непослушного ребёнка.

— Хватит паясничать. Куда ты раненный поедешь?

— Третья тоже ранена, — напомнил Ник безразлично, попытался подсмотреть у неё в планшете. Ева удивилась:

— Третья?

Раньше Ник называл её не иначе, как сучкой. Леонид не стал ждать, когда они разберутся, продолжил, глядя в планшет.

— Это было акцией протеста. До этого момента, — Леонид запустил видео и развернул к ним экран, чтобы команда не искала сама нужный файл. Видео с уличной камеры. Толпа людей, вокруг полицейское оцепление. Где-то в центре, на постаменте около памятника, кто-то кричал. Люди в полицейской форме и шлемах сгрудились у заграждения. В них можно было узнать новичков — людей, которым дали оружие, показали, как им надо пользоваться, а применить его ещё не доводилось. Леонид парой движений замедлил видео, чтобы они смогли рассмотреть, как в эту неудачно сгрудившуюся толпу прилетело огнём. Это был даже не коктейль Молотова, просто что-то, похожее на огненную шаровую молнию.

— Поняли что? — спросил Леонид. Даже Ник смотрел внимательно, но заговорил Глеб, как отличник:

— Это не смесь… что это было? Впервые такое вижу.

Тогда Леонид развернул новое видео — другая камера. Парень в тканевой маске, чёрной. До этого прятал голову в шарф, потому что на таких акциях за маски задерживали сразу. С этого ракурса стало видно: словно маг, парень накрыл одну руку другой, чтобы между ними было немного пустоты, подержал так несколько секунд, потом в ладонях вспыхнуло. Казалось, огонь готов был спалить ему руки, и парень отбросил его, только чтобы этого не случилось. Прямо в толпу растерянных новичков.

Леонид открыл следующее видео, там были новости. Улица и место вроде то же, но теперь происходящее больше напоминало войну: дым, людей мало, хотя это центр. Иногда вспышки.

— В итоге трое полицейских убито, десять получили ранения.

— Это же полиция. В конце концов, правительство, — возмутился Ник. — Хочешь сказать, его не нашли они?

Леонид посмотрел на него снова как на ребёнка, даже объяснять не стал. Правительство вот уже пятнадцать лет Чертей поймать пыталось.

— Он подготовленный. Тёртый, — заметил Глеб. — Всё продумал… Выглядит так, будто пальто на два размера больше. Там другая одежда. Даже если его обыскивали — вряд ли при нём был бензин или даже зажигалка.

— Потому что огонь он получил из рук? — спросила Ева, потом повернулась к Глебу: — Разве мы занимаемся подобным? Какая разница? Они знали, на что шли. Мы что же, за них ещё мстить будем?

— В результате начавшейся давки и волнений, ответных выстрелов, среди пришедших на акцию погибло ещё трое. Раненных в районе пятидесяти человек, — продолжал Леонид. — Я, во-первых, хочу, чтобы вы мстили за них, раз ломает за полицию впрягаться. А во-вторых — вы не мстите. Вы себе жопу прикрываете.

Все напряглись, молча уставились на Леонида, ожидая объяснений. И он, как хороший профессор, заинтересовавший аудиторию, отложил планшет и заговорил с гордостью, но понизив голос, будто ужасы рассказывал:

— Он присоединится к тем ребятам, что за вами охотятся.

— Слушай, а ты вот этим своим даром не можешь узнать, кто они, сразу, чтобы мы и их тоже… того? — предложил Ник. Леонид глянул на Еву, напомнил:

— А она почему не может?

Отчего-то остальные сочли это справедливым, хотя видеть мёртвых и будущее для Евы было как небо и Земля.

— Я вижу то, что могу увидеть. Иногда это совершенно бесполезное знание, к примеру, о дожде или солнце через пару дней. Иногда, намного чаще, связанное с моей работой. Иногда я вижу людей, которых не узнаю, и вспоминаю только через некоторое время, когда оно сбывается. А иногда вас. У меня нет стола заказов, чтобы требовать определённые события.

— Бесполезная способность, — заметил Ник, но всерьёз его никто не воспринял. Если бы не место, Ева бы даже добавила: «Куда лучше материальных жутких глюков, которые требуют от тебя убивать». К тому же Еве вдруг показалось, что если у Леонида способность бесполезная, то уж у неё и подавно.

— Которая уже несколько раз спасала твою жопу, — ответил Леонид. — А будешь выеживаться, и я решу, что зря.

— Вы знаете, где его искать? — спросил Глеб, пролистав всё, что было в папке.

— Да он и не прячется особо. Завтра к вечеру выезжаете с Третьей.

— И что у нас будет против человека, который может создавать пламя? — Глеб спросил это так, словно речь шла о ком-то вооружённом автоматом, когда им выдавали только пистолеты.

— Несгораемая ткань бронежилетов и огнетушители, — ответил Леонид и, подумав, прибавил, — и коробка пантенола.

Поздним вечером Кристина собралась-таки в клуб и Ник без возражений поехал с ней. Пока они переодевались, Еву ещё тянуло напроситься тоже, и в то же время — над ней висело предстоящее задание. Она никак не могла привыкнуть не относиться к каждому как к последнему. Глеб и Ник, казалось, мнили себя бессмертными. Ева знала, что и все те, кого она слышит ночами, тоже верили, что не умрут никогда.

Ева осталась сидеть в гостиной, в этот раз оставив свет тут и на кухне. Дом всегда казался живым, не пустым. Может, из-за собак и кроликов, которые шумели даже ночью. А может, от населявших его призраков. Таким же призраком сел напротив неё Глеб. Словно остальные мертвецы не верили, что кто-то продержался так долго и уже тянули его к себе, а забрать полностью ещё не хватало сил. Ева впервые подумала о том, как же страшно идти с ним вдвоём на задание.

— Так что происходит? — спросил Глеб. Теперь он напоминал психолога. Ева хотела сказать: «Ничего», но голос подвёл. Словно кто-то заговорил вместо неё:

— Тот друг, которого ты спас, ещё жив?

— Я не знаю, — признался Глеб.

— А если бы был жив и вы встретились так, чтобы он знал, что это ты? И он бы сказал, что ты зря ради него убивал? Что не стоило оно того? — Ева усмехнулась, как ей казалось зловеще, на самом деле нервно и криво.

— Но я ведь и не то чтобы ради него убивал, — попытался Глеб, ничуть не смущаясь темы.

— А то стал бы ты без него в отца стрелять?

Глеб кивнул, легко соглашаясь:

— Не стал бы. Это довольно инфантильно, винить в своих поступках других. Меня никто не заставлял. Это был мой выбор — стрелять. Мой выбор убивать. Я бы сказал Киру, что он не виноват. Ни в том, что я защищал его. Ни в том, кем я стал. Я уже был этим, Кир тут не при чём.

— Я никого и не виню, — Ева успокоилась, убрала отросшие волосы за ухо. Когда она только начинала в Чертях, стрижка была ассиметричной, кончики волос с одной стороны доставали до виска, с другой до подбородка. Сейчас у неё была равномерная стрижка, короткое каре.

— А себя? — спросил Глеб. Ева болезненно поморщилась.

— Тебе хорошо. Ты можешь не видеться с другом.

— Твой парень приходил поговорить, — понял Глеб. — Ева, послушай…

— Нет уж, давай ты в это лезть не будешь, — оборвала резко Ева, забралась на диван с ногами. Белым пятном от лестницы в кухню шла кошка, задержала взгляд на говоривших, но решила не вмешиваться. Или что еда предпочтительнее. — Со мной всё в порядке, ясно?

— Не похоже.

— Я догадывалась, что поступаю неправильно. По его мировоззрению. Просто у меня в голове будто боевые действия шли. Знаешь… это ощущение, когда жить не можешь с знанием, что за него никого не наказали?.. Глеб, ты вообще хоть раз пожалел, что убил отца?

Глеб только кивнул, чтобы не перебивать. Ей нужно было выговориться.

— Я не жалела. Для меня он и человеком не был… Я знала, что Денис бы не одобрил, но… но я не думала, что он сможет меня осуждать. Оттуда, бл**ь.

Ева закрыла ладонью нижнюю часть лица, как маской, отвернулась. Её сейчас бесил Глеб, такой понимающий и правильный. Она не знала, какой реакции хотела от него, начиная рассказывать.

— Иногда мне не хватает отца, — признался Глеб. — Он во многом был не прав. Но… Вряд ли я стал бы таким, если бы не его участие. Посмотри на меня. Интеллигентный и сдержанный. Ты смеялась, когда я сказал, кто мои родители. Но это тоже сделал отец. Он не причинял мне специально зла, а я убил его. Может быть, Кира убили, как только кончилось расследование. Но именно в тот момент я должен был стрелять. Того человека… прости, не помню имени твоего парня. Так вот, его было уже не спасти. Ты спасала себя. Но, если тебе станет легче, я рад, что ты спасла. Конечно, Черти часто менялись при мне, но мне совсем не всё равно, кто мог бы сидеть напротив.

— Так я бы не умерла, если б забила, — снова попыталась усмехнуться Ева, и в этот раз получилось почти не надломлено. Глеб смотрел так, словно она и сама всё осознавала, и знала, что он понимает.

— Леонид, по сути, спасает не нас. Он спасает это чувство в нас, — осторожно продолжил Глеб. — Чувство собственного достоинства. Что наше спокойствие стоило человеческих жизней. Ты представляешь того человека на месте всех, кого убиваешь? Чтобы ненавидеть их?

— Нет. Ты, конечно, удивишься, но, чтобы ненавидеть людей, мне не нужно кого-то вместо них представлять. Я и раньше с этим прекрасно справлялась.

— А я первое время на месте каждого авторитета видел отца. Потом прошло… а потом это задание с охотником на проституток, — Глеб вздохнул, снял очки и помассировал переносицу. — К этому не привыкаешь. И чувства не стираются со временем. И рутиной это никогда не станет. И мы послушным оружием никогда не будем. Но моё приглашение всё ещё в силе. Если что-то ещё будет волновать — приходи, говори. А сейчас… твоя очередь кормить собак. Скоро ночь, а ты к ним так и не ходила.

Ева поспешно поднялась, словно провинившийся работник, быстро отправилась на кухню за кормом.

Первое время собаки относились к ней как к чужой, но еда подкупила и их. Ева сейчас могла кормить их с рук. Собаки были самые разные — средних размеров лайки, небольшие дворняжки, похожие на терьеров. Некоторым находили хозяев, но в дом за ними никто не приходил. Кто-нибудь просто увозил собак в город. Место тут было чем-то вроде частного собачьего приюта — взамен пристроенной собаки Леонид привозил новую. Ева даже не успевала к ним привыкнуть, достаточно долго тут был только старый дворовый чёрный пёс в последней клетке. Самый спокойный из всех, уставший от улицы, с бельмом на одном глазу, он, кажется, думал, что это — собачий рай. Что после такой жизни заслужил всё это.

У Евы не было ни собак, ни кошек. Пару раз она возила в город собак из этого «приюта» и каждый раз думала о том, что они покидали этот ад, уходили в любящую семью.

Они делали для собак то, чего не смогли сделать для Тимура.

Он не заметил, как стемнело. Ладно бы только на улице — в квартире тоже воцарился полумрак, только два монитора светили в комнате. Один — рабочего ноутбука перед ним, на экране которого шли непонятные обывателям коды, складывающиеся на второй половине экрана в картину сайта. На втором, более старом, ноутбуке, который стоял в паре метров от него, был включён ютуб. Предсказуемо по телевизору обвиняли во всём зачинщиков протеста, самих протестующих и прокручивали, как фильмы ужасов, самые впечатляющие моменты с того ада, что начался после брошенного файера. Чего он не ожидал, так это того, что люди, которых он всегда слушал, теперь наперебой будут обвинять его. Обвинять того, кто поджог полицейских. Его, и это после того, как те же полицейские стали стрелять в безоружную толпу. После всех тех видео с избитыми, всех рассказов о том, что происходило в автозаках ещё до того, как арестованных успевали довести до участка. О тех ранах, что списывались на сопротивление. После того, как полиция не выдала ни одного из тех, кто бил, убивал, стрелял. После всего этого люди смели обвинять его в отсутствии гуманности.

Первые несколько дней он не мог работать, не мог смотреть видео. Сказался на работе запившим и попросил пару дней прийти в себя. Кажется, ему даже не поверили. Да, он был оглушён страхом, но больше страхом за то, что смог сделать он, сам. Своими руками. Он до сих пор помнил крики. Странно, но в тот самый момент не было почти ничего — только небольшая дрожь в руках. Он не запаниковал и смог уйти оттуда вполне спокойно, как планировал. Обошёл оцепление, смог переодеться в начавшемся беспорядке. Успел скинуть в мусорку засветившиеся вещи. Он вёл себя так, будто сто раз это проделывал, словно он был профессионалом, а не они. Он гордился собой, адреналин кружил голову. Потом вернулся в пустой дом, включил в прихожей свет. Раздеваясь, достал телефон и нашёл видео со своим броском — его уже залили. Первой мыслью было: «Да я тут совсем на себя не похож. Вон какой здоровый парень, плечи широкие. На вид под тридцатку, прям дяденька».

На видео не было звука. Крики подбросила память. Может, она приукрасила их, но с него вдруг будто кожу сдёрнули и к этим крикам приложили как ко льду голым мясом. Он закрыл себе рот, чтобы не заорать самому.

Он не думал, что будут жертвы кроме полиции. Не думал, что в городе введут комендантский час, чрезвычайное положение. Он ждал наказания, и каждый звук подъезжавшей к дому машины воспринимал как полицейскую. Собирался сжечь себя вместе с теми, кто за ним придёт, только боялся снова услышать эти крики.

А потом наросла новая кожа и появился уже новый, третий он. Те два дня были днями слабости. Вылезшей из кокона бабочкой, которая боялась своих же крыльев. Это прошло, дальше он ждал уже с каким-то злорадством. Ждал, чтобы не пришлось их искать. Чтобы снова почувствовать, что он всего в несколько движений может сделать с человеком, который только что жил.

— За агрессию мы получаем агрессию. Мы оказались в этой ситуации именно потому, что однажды позволили себе насилие. Теперь мы сами боимся себя и… — продолжал ведущий, ничем сейчас не отличавшийся от тех же ведущих, но по телевизору. Второй ноутбук, на котором было видео, вдруг вспыхнул. Смотреть за огнём было интереснее, чем за ведущим. Экран оплыл, ноутбук замолчал, оставив после себя мерзкий запах пластика.

Комната вся была в пропалинах — следы гари на стенах, на потолке, прожжённые дыры на занавесках, на ковре. На обоях от старых плакатов остались прямоугольники скотча. На стене оставался только один плакат, размером с рекламный баннер. Маска с пиксельным ртом на фоне дочерна сгоревших зданий.

Еву смущало всё: само дело; то, что Леонид в этот раз просил «не светить особо масками». Он явно не хотел, чтобы все узнали, что парня убили Черти. К цели в обществе было неоднозначное отношение, но вряд ли дело было только в этом. Глеб же вёл себя как обычно, вот уж кого не смущало ничего.

На них были чёрные куртки одинакового фасона. Тяжело было достать две разные модели, рассчитанные на защиту от огня, но странным это не смотрелось.

В подъезд они вошли без масок чертей, просто закутанные в шарфы, с поднятыми воротниками. Совсем недавно выпал свежий снег и последние снежинки ещё таяли на шапках.

Дом был в старом районе, тут цель жила ещё со своей матерью. Сейчас он обитал тут один — можно было вваливаться, застрелить и уходить, пока не приехала полиция. Смущал Еву и ещё один малозначительный факт — парня звали так же, как того, из-за кого подставился Денис. Это был совсем другой человек, Ева проверила, но и их заказ в этот раз носил имя Павел. Что случилось с тем Павлом, с которым Денису не посчастливилось дружить, Ева не знала. Не интересовалась до этого момента. Его либо посадили, потому что с такими обвинениями никого не отпускали, либо убили уже.

Этот Павел был младше того на три года. Учился в каком-то из современных онлайн-вузов, работал из дома. Ему вовсе не обязательно было и из дома-то выходить. Но, выбравшись, он пошёл именно туда, где мог сеять хаос.

Двор казался таким же старым, как дом. Вместо детской площадки — пустырь, переходящий в помойку. Подъезд, в котором пахло так, словно в подвале давно протекали трубы. Это место было похоже на место, где раньше жила Ева ещё с матерью.

Если бы вместо разговора с мёртвыми Ева могла как волшебник швыряться огненными шарами, в кого она запустила бы первый? В конце концов, кого именно она убила первым?

Но Глеб не ненавидел никого, и сейчас это отсутствие ненависти Ева понимала, как огромную пропасть между ними. Ей казалось — скажи Леонид Глебу убить родную мать, тот и её убил бы так же спокойно и хладнокровно. Так же безоговорочно поверил бы боссу.

Павел жил на верхнем, пятом этаже. Когда Черти вошли в подъезд, его телефон начал трезвонить. Павел сначала приготовился принять вызов, потом понял, что номер неизвестен, чужой. Первое, что он подумал — это свои. С ним связались те, кому он нужен. Кому нужна его ненависть и сила. Ответил всё равно с опаской, подскочив к окну и выглянув на улицу, но не заметил там ничего подозрительного.

— Да?

— Вали оттуда, — посоветовал голос.

— Это кто? — растерялся Паша.

— Я сказал, беги оттуда. Гроб на колёсиках почти нашёл твой дом. Бери деньги и беги, забудь про всё остальное, у тебя времени вообще нет.

— Кгб нашло? — Паша знал, что КГБ давно нет, но все остальные слова вылетели из головы. Из трубки раздался приглушённый смех и это только больше задело. Кому-то там было смешно, пока Паша тут с жизнью прощался и чувствовал нервное бурление в животе. Отсмеявшись, голос как-то вкусно и в то же время буднично протянул:

— Черти.

В этот момент Паша, словно весь мир вдруг заткнулся и стал вести себя тише, услышал шаги в подъезде. Соседи так не ходили — соседям не от кого было скрываться, они топали, гремели ключами, говорили по телефону. Звонили в дверь, если это были гости. Тут же шаги были такие, словно в подъезде выпал снег и кто-то на лыжах подобрался к двери.

Он представлял, как за ним приходят спецслужбы или полиция. И как он, словно Роршах из «Хранителей» будет пробиваться с боем. Доведёт их до паники, спалит нескольких. Представлял их вооружёнными огнетушителями, и как его ловят словно в фантастических фильмах, потому что он нужен им живым. Он никогда не думал, что первыми за ним придут Черти. И не нашёл в себе сил драться против них.

Схватил из коридора куртку, впрыгнул в ботинки. У входной двери было жутко, казалось, что вот-вот палить начнут прямо через неё. По дороге к балкону, бегом, подхватил деревянную копилку с замком и самой большой заначкой. Сломал её об косяк балкона и переложил наличку в карман. Пластиковые карты были с ним, но по картам его и обнаружить могли, он это знал. Побег занял несколько секунд. Хотел на последок и квартиру спалить, но рука не поднялась — тут было столько вещей, оставшихся от мамы, столько воспоминаний.

Когда рванул ржавую железную дверь пожарного выхода в полу балкона, ощутил и прилив адреналина вместе с этим рывком. Казалось, он сам теперь горел изнутри. Хотят погоню — будет погоня. Спрыгнул на балкон к соседям, захлопнув крышку пожарного выхода. У соседей было темно, а на люке стоял старый стол и пустые ящики. Когда Павел двигал их, ему показалось, что он расслышал и звуки из своей квартиры. Квартиры, которая теперь была пустой.

Балкон ещё этажом ниже оказался не застеклённый, и Павел смог осторожно выглянуть. В его квартире ещё горел свет, но теней не было и никто не показывался. Вместо того, чтобы успокоить — это насторожило.

«Что, если мне показалось, и пришли не за мной, а рекламщики теперь так крадутся, чтобы за спам в двери не получить в лоб?»

«Что, если они поняли и ждут внизу?»

«Что, если они специально спугнули, а сами засели в засаде, тут деваться некуда».

Посмотрел вниз — во дворе были люди, выглядели они обычными обывателями. Павел плохо знал соседей в лицо и не мог сказать, кто из них просто притворяется местным.

На втором этаже пожарный выход вниз был заклеен монтажной пеной, в комнате горел свет, и Павел успел заметить только, что кто-то выбежал из неё, как только он тяжело рухнул на балкон. Со второго этажа прямо через перила спрыгнул в снег. Не успел подумать о том, как на него посмотрят, как от подъезда раздалось:

— От любовницы?

Там курил мужик лет тридцати, в спортивных штанах и с наброшенной на плечи курткой. Павел приметил, что кончик сигареты у него еле тлел. Вылез из сугроба, отряхиваясь, как пёс, из какого-то излишнего азарта поднёс пальцы к сигарете и поджог ярче. Мужик не удивился, решив, что это была зажигался. Дёрнулся только от неожиданности.

— От неё, — ответил зачем-то Павел и — пошёл, засунув руки в карманы. Спокойно, буднично, словно каждый день так спускался.

— Что значит ушёл? — Леонид был так зол, словно такого раньше никогда не случалось и Черти впервые кого-то проворонили. Глеб докладывал через гарнитуру и от того казалось, что он говорил сам с собой. Хотя он и докладывал, что цель ушла, они с Евой быстрым шагом двигались через дворы, через сугробы, куда-то напролом.

— Его кто-то предупредил, — вместо этого ответил Глеб. Голос оставался ровным, хотя Ева запыхалась.

— Не может быть. Я его своей способностью нашёл. Его никто больше не мог найти.

— Значит, у кого-то другая способность. Находить, — у Глеба получалось говорить это мягко, спокойно. Словно он и не издевался.

— Быть не может. Где Ник? В доме? У него была информация…

— Он отсыпается после клуба, они вчера ходили, — в голосе Глеба Ева уловила колебание. Одновременно в этим Ева снова уловила метрах в семи от них уже знакомый силуэт. Глеб ничего не говорил, и до доклада Еве казалось, что они не упустили его — уже минут десять они шли за сгорбленной фигурой куда-то спешащего парня. Они и сейчас его преследовали.

— Глеб, я сам спрошу у него. А вам лучше бы найти этого парня. Я же говорил, это для вашего же блага.

Глеб сбросил вызов.

Приблизиться они не могли — парень выбирал людные улицы и дворы, озирался, но их, кажется, не замечал. Играла на руку и темнота и то, что все были в таких же чёрных куртках. Да и Глеб старался догонять так, чтобы не попадаться цели на глаза.

— Мы можем пристрелить его и скрыться, — Ева произнесла это не предлагая, а прощупывая почву. Проверяя свою догадку. — Пока люди сообразят, что случилось…

— Тихо, — шикнул Глеб. — Нас через два квартала повяжут. Просто иди за мной.

— Зачем было врать боссу? — спросила Ева. Она не могла назвать Леонида его позывным, но и именем опасалась. Пусть без масок, но они были на задании.

— Наверное за тем же, что и предупреждать цель о нашем визите, — с досадой бросил Глеб, вытягивая шею, чтобы рассмотреть преследуемого. Ева отстала, пытаясь понять смысл только что сказанного. Когда до неё дошло, первой мыслью было паническое: «Нику пи***». Потом она задумалась, почему не разозлилась на него. Потому, что не было доказательств и Глеб мог быть прав — кто-то ещё нашёл их цель раньше?

— Он предупредил его прямо перед нашим появлением, — громко прошептала Ева. Хотела продолжить мысль, но заметила — цель заходила в бизнес-центр. Небольшой, на три этажа, потрёпанный, но с кучей табличек у главной двери. В здании в этот час горело всего два окна. Но Глеб выглядел раздосадовано.

Ева о многом хотела его спросить, но сейчас было некогда. Они и к зданию направились, явно преследуя всё ту же цель, не собираясь её упускать даже под предлогом свидетелей. Ева не понимала, как должна действовать и что решил для себя Глеб. Она была готова как убивать, так и отпустить того, за кем они пришли. Она не испытывала к цели ненависти. И в то же время ей было обидно — неужели Глеб и Ник настолько не доверяли ей, что не раскрывали своих планов? Какую игру затеял Ник? Ведь он предупредил цель только точно зная, что Черти уже рядом.

В здании даже охрана была — старичок в стеклянной будке с открытым окошком. Даже смешно.

— К кому? — спросил он устало.

— В студию «Фристайл», — произнёс Глеб первое название, что зацепил взглядом на двери. Не попал, конечно.

— Закрылись уже две недели как. Если вы…

Ева сама поняла, что делать. Охранник смотрел на Глеба, её в расчёт не принимал. Ева стрельнула из шокера, проводки попали в китель на груди. Охранник хрипло вскрикнул, повалился на стол. Ева успела подумать, что даже это могло убить его, всё-таки он выглядел пенсионером. Но мысль мазнула и прошла. Глеба она, кажется, тоже не задела. Приняв случившееся как данность, он направился по лестнице вверх, словно чуял жертву. Ева доверилась, поспешила следом. Она слышала, как в здании открылась дверь, кто-то обеспокоенно спросил, всё ли в порядке. Спросил, кажется, больше из страха за себя, чем за охранника.

Дверь на чердак, старая и проржавевшая, была приоткрыта. Она запиралась на навесной замок и, будучи внутри, никто не смог бы закрыть её снова. Глеб уверенно вошёл и немного помедлил, раздумывая, впускать ли напарницу. Ева сама перехватила дверь и впихнула его, вошла следом. Их лица всё ещё до половины закрывали шарфы, маски болтались где-то на уровне ключиц, но их так и не надели.

— Я не хотел бы убивать Чертей, — произнёс голос из темноты, и Ева сразу поняла, где он находился — у забитого досками окна. Половина досок была уже сорвана.

— Мы не Черти, — соврал Глеб. Павел рассмеялся.

— Слушайте… мы же с вами одинаковые. Вы мстите за всех, я пока только за себя… просто вам проще. А мою мать знаете, кто убил?

— Рак, — ответил Глеб спокойно. Ева тоже читала дело, но так быстро бы не сориентировалась.

— Как же, — фыркнул Павел. — Её могли бы вылечить в Канаде. В Германии. В Испании. Скажите, а у нас почему нет? Потому что у нас тут спарта какая-то, слабые и больные — к ногтю. И незачем их спасать. А я на них смотрел там, на митинге. Они тоже выглядели слабыми, испуганными. Так боялись, что из толпы в них полетит что-то.

— Это не было спонтанным. Ты пришёл туда готовым, — напомнил Глеб. Ева вытащила пистолет, но пока направляла в пол, держалась за Глебом. Просто страховала. Они даже маски от огня ещё не надели. — Это было хладнокровное убийство шестерых человек. Ты не умеешь себя контролировать, не думаешь о последствиях. Злость в тебе есть, а вот ума маловато.

— Кладите пушки, а то я весь чердак спалю. Я умею.

— Я верю, — кивнул Глеб. — Именно поэтому не положим.

— Но и не стреляете? — спросил Павел. Глеб кивнул, поднял руки, сказал спокойно:

— Знаешь, от скольких людей я слышал, что они как Черти. Знаешь, что они прикрывали этим? Оправдывали своё желание убивать. Ничего не поменялось, и раньше психопаты говорили, что просто очищают мир, в этот раз у них появилось новое прикрытие — Черти. Но ты впервые прав. Ты как мы. Я видел плакат в твоей комнате.

— Вы же не Черти, — голос Павла дрожал, но в то же время сочился уверенностью. — Сам сказал.

— Зависит от твоего решения, — кивнул Глеб. Казалось, что конфликт исчерпан, но свет с улицы вдруг отразился в глазах Паши искорками, а в следующую секунду Ева поняла — это не свет с улицы. У него загорелись ладони.

Глеб отскочил назад, спиной вытолкав Еву обратно в коридор. Они вместе скатились с лестницы, Ева ударилась больно, Глеб же упал на неё, быстрее пришёл в себя и смог прикрыть. Дверь чердака облизнули языки пламени, словно страшное чудовище лизнуло её, затаившись внутри. Глеб достал пистолет, быстро приложил к лицу маску и, пока она крепилась, вбежал вверх по лестнице. Тогда раздались и первые выстрелы. Ева поднялась и тут же снова упала на пол — из двери вырвался поток огня. Не успела она заволноваться о том, что Глеба могло задеть, как снова послышались выстрелы.

Когда Ева ворвалась на чердак, были сожжены доски, которые закрывали окно, и сейчас в него вылезал Глеб. Павел был меньше и наверняка сделал это быстрее, Глебу же сначала пришлось сбивать горящие обломки. Ева тоже была не мужской комплекции и, как только Глеб скатился с покатой крыши вниз, Ева без труда проскользнула и оказалась наравне с ним. Уже внизу, на Земле, держась за раненную руку, бежал Павел. На снегу оставались чёрные в полумраке кляксы крови. Но, что самое ужасное — Павел орал. Конечно, он звал на помощь, его же тут убивать пришли. Глеб быстро отыскал рухлядь пожарной лестницы, вцепился в неё, чтобы быстро спуститься. На крики ещё никто не собирался отзываться. Пока Глеб спускался, Ева попыталась достать цель с крыши, сделала два выстрела, но только переполошила округу. Конечно, обычным пистолетом и с такого расстояния она не достала. Глеб был уже не земле, рванулся следом — быстрее, словно хищник, догонявший раненного зайца. Стоило ему попытаться прицелиться, на секунду остановившись, как Павел, может почувствовав, а может и правда совпало, развернулся и послал в Глеба небольшую волну огня, на какую хватило сил. Перед тем, как пригнуться, Глеб успел снова выстрелить. Ева уже спускалась, чтобы ему помочь.

Пуля попала в плечо, Павла развернуло и швырнуло лицом в снег. Он даже сознания не потерял — пополз, загребая под себя. Он всё ещё звал, но уже глухо. Тут была какая-то дорога, на которой не видно было машин, за дорогой начинался частный сектор. Дома стояли, словно перепуганные. В них не горел свет, а Ева могла поспорить, что до выстрелов он был, хотя и не видела этого.

Им и раньше доводилось добивать раненных. Тогда с этим не было проблем, но не сейчас. Паша попыхивал пламенем так, словно сам пытался загореться. Глеб действовал быстро, больше не сомневался, будто совсем всё человеческое отбросил, став машиной. Нагнал, придавил больное плечо к снегу, направил дуло в голову. Пламя лизнуло его куртку, маску, опалило брови, но так и не нашло, за что на этом человеке зацепиться. Это задержало Глеба всего на доли секунды.

А потом ещё на столько же, когда Глеб отвлёкся на что-то и, хотя опасности не было, отпрыгнул. Ева видела, как качнулся воздух, но в первую секунду приняла это за колебание температуры от огня. А вот второе колебание она уже узнала…

Ева выстрелила до того, как смогла оценить обстановку. Фигура напротив, которая теперь стала заметна в вечерней темноте, вскрикнула, упала, но снег перед Глебом взметнулся ещё несколькими волнами, почти наугад, едва не зацепив его ногу. Послышался звук полицейской сирены, возвестивший о том, что времени осталось не так много. Над Павлом стояли две фигуры, это не считая той, что Черти отбросили. Оба были в чёрных кожаных масках, которые Ник так точно сравнил с намордником.

Глеб гадал, есть ли способности у тех двоих, что стояли сейчас против них. Ещё недавно он готов был отпустить этого человека, потом поддался азарту, а теперь и вовсе не хотел проигрывать. Потому что то, о чём говорил Леонид, уже почти случилось. Не то чтобы Глеб не верил ему, но думал, что можно это изменить.

Ева зависела от него, она ждала приказа и готова была бездумно умереть тут с ним. Внезапно, но это останавливало от продолжения схватки, с другой стороны — у врагов в команде уже были люди с яркими способностями, и Черти и раньше проигрывали по количеству и умениям, а теперь стало ещё хуже.

Так и замерли друг против друга, тяжело дыша. Их не атаковали, им давали шанс уйти. Глеб считывал ситуацию — могли победить как Черти, так и их противники, но никто не атаковал, потому что точно понимали — без жертв не пройдёт. И решали, готовы ли пойти на эти жертвы сейчас. Глеб ещё с прошлой встречи понял, что врагам не всё равно, что будет с людьми из их команды.

Звук сирены становился всё громче, Глеб слышал дыхание Евы в динамике внутренней связи и, дотянув до последнего, погасил маску и по внутренней же связи передал: «Валим».

На подъезде к дому они заметили машину Леонида и стало как-то неспокойно. Он никогда не наказывал их за провалы. Отчего-то Глеб знал, что не Тимура приехал вернуть их начальник. Поэтому из машины выскочил по-боевому быстро, как и Ева. Они спешили так, словно в доме был враг и Никите требовалась помощь.

Кухня с гостиной пустовали, следующим был подвал и именно туда бросился Глеб, а за ним и Ева. Вошли и тут же были оглушены звуком выстрела. Хотя грохот смягчил глушитель, по ушам всё равно ударило, на пару секунд звуки в них заменились звоном.

На Нике были заботливо надеты наушники, в которых они обычно тренировали стрельбу. Из правой ноздри к губам текла кровь, там размазывалась. Левая рука Ника была пристёгнута наручником к скобе в стене, его фигуру окружали три свежих пулевых отверстия. Леонид обернулся на шум, кивнул им и тут же нахмурился, угадал:

— Всё-таки упустили, — Потом повернулся снова к Нику, поднял пистолет: — Вот видишь, что ты наделал?

Ник не выглядел испуганным, наоборот смотрел исподлобья, серьёзно. Совсем не так, как когда его пытались наказывать за сделанное им.

— Я не делал ничего, — раздельно произнёс Ник, слизнув с губ кровь. — Ты же проверял мой телефон. И телефон принцессы тоже проверял.

— Вы выезжали в город и могли вместо выпивки купить новый, — резонно заметил Леонид. — Куда тебя понесло сегодня из дома? Ты разве не раненный?

— Развеяться, — спокойно ответил Ник. Палец Леонида прижался сильнее к курку, но до того, как он успел выстрелить снова, вмешался Глеб, жёстко отчеканив:

— Выстрелишь ещё раз, и я тебе пулю в затылок пущу.

Удивлёнными выглядели все трое. Леонид обернулся, потом снова посмотрел на Ника, опять на Глеба с Евой. Ева решила, что самое время достать оружие, хотя, несмотря на сказанное, у Глеба в руках не было ничего. Ник улыбнулся привычно, как-то даже издевательски.

— Вышли оба, — приказал Леонид.

— Он сказал, это не он, — глядя в упор и подставив лоб, словно для пули, произнёс Глеб. — Когда это Ник не признавался в том, что делал?

— Да он знает, что ему конец, если это он.

— Он и раньше знал. Он всегда по тонкому льду тут ходит, но у него хватает мозгов не проламывать его. Все шутки Ника были на грани, но…

— А это и не шутка, — напомнил Леонид. — Никита ненавидит ментов. Тот человек сжёг их заживо.

— Я тоже ненавижу, — напомнила Ева. — Я сегодня стреляла в него.

— Почему? Потому что я или Глеб приказали? — спросил Леонид. — Потому что я сказал, что он доставит проблем? Или всерьёз считала его виновным? А может и вы его упустили потому, что не верили в его виновность? В то, что он заслужил. Глеб, может, не было никакого звонка?

Леонид развернулся к выходу, у которого ещё стояли Глеб и Ева, палец он по-прежнему держал на курке.

— Глупо врать тому, кто мог просто увидеть эти события, — отчеканил Глеб. — Его вытащили у нас из-под носа. У нас, но там была полиция. Если они не смогли оградить его от полиции…

Леонид поднял пистолет, целясь в этот раз в Глеба, но снова куда-то мимо. Ева тут же вскинула свой, но выбрала целью голову начальника. Прошипела:

— Только попробуй.

— Да я смотрю вас всех перевоспитывать надо, — изобразил удивление Леонид.

— Сначала сам лечись, — продолжала Ева. — С такими деньгами лучших врачей нашёл, психиатров забыл, особенно самому к ним сходить.

— Я нормален.

— Оно и видно, — продолжала Ева. — Раз Ник говорит, что ничего не делал, то Ник этого не делал.

— А, точно, он же вас спас как-то. От меня же, — вспомнил Леонид. — Тоже долг ему отдаете… Жирно-то как. Один раз я обещал его не трогать и не тронул, а второй раз он вами воспользовался. Хорошо. Тот, кого вы упустили, сам вам задницы поджарит.

Леонид убрал в кобуру пистолет, прошёл к выходу. Сбросил ключи от наручников в руки Глебу, ушёл не оборачиваясь и все были уверены, что не в гостиной он их ждать сел.

Глеб же отстегнул Ника от скобы, спросил:

— В порядке?

— Да что мне будет? — пожал плечами Ник, но он всё равно выглядел ошарашенным. От помощи отказался, и уже у самого выхода из подвала обернулся и спросил:

— Так вы, может, и плакать по мне станете, если я умру?

— Не дождёшься, — отчеканила Ева, злая на него так же сильно, как и на Леонида.

— Я правильно понял: там был парень, которого преследовали Черти. А потом появились ещё люди у которых не было половины лица. Они посмотрели друг на друга и разошлись — Черти в свою сторону, а люди без лиц в свою сторону. Сломав полицейскую машину, которая приехала на вызов. Как сломав, вы не рассмотрели, — Калинин потёр переносицу. Напротив него сидела пожилая женщина, которой по виду было от пятидесяти до шестидесяти лет. Остальные тоже слышали выстрелы, да и в целом было понятно, что в городе происходило что-то странное. Но более-менее осмысленные показания звучали только так. Остальные говорили, что либо было слишком темно, и вообще они думали, что это не выстрелы а чей-то салют, другие говорили, что видели лишь неясные тени. Женщина же была на улице и неподалёку. Вместо того, чтобы сбежать, решила, что смерть в перестрелке не такая уж ужасная, и теперь смотрела на следователя глазами человека, который опять выжил.

— Да. А парень ещё огнём попыхивал, — спокойно рассказала она.

— Который?

— Которого они делили.

— Что за парень-то?

— Кто ж знает…

— Описать сможете? Они ничего не говорили? Между собой? Парню? Парень что-нибудь говорил?

— На помощь звал только.

По статистике в городе не происходило ничего из ряда вон, никаких непонятных убийств, которые могли бы привлечь внимание Чертей. Но Калинин чувствовал — нельзя отмахиваться от этой истории. Это был такой шанс, какого ещё лет пять не попадётся.

Глеб спустился на кухню. Сам точно не знал за чем, просто вечерняя тяга к холодильнику. Никита сидел в гостиной на диване, на коленях — переноска с несчастной кошкой. Никуда везти кошку Ник не собирался, да и вообще частенько так сидел, приучая животное к себе. Животное выглядело несчастно, но не голосило, как раньше. Поравнявшись с диваном, Глеб остановился и небрежно спросил:

— А на самом деле ты его предупредил?

По телевизору крутили какие-то яркие мультики, вполне детские. Никита так же спокойно пожал плечами и ответил:

— Я.

Ева вышла на шум с первого этажа. Она уже поняла, что парни снова дерутся, но пистолет на всякий случай прихватила — вдруг не между собой. Остановилась у лестницы, глядя на то, как Глеб прижимал Никиту ногой к дивану, сам в это время открывал переноску и выпускал из неё кошку. Ник сопротивлялся молча и как-то вяло. Может, сил не осталось после всего случившегося. Ещё Еве показалось, что Глеб будто специально давил на рёбра, возможно именно те, что были сломаны.

— Вы с ним похожи. Точно не родственники? — хрипло засмеялся Ник, глядя, как побежала на второй этаж кошка. — Или слишком долго работаете вместе…

— Кому ещё ты звонил? — Глеб проигнорировал подколки.

— Никому.

— Как тебе после этого доверять? — по-деловому спросил Глеб. Вопрос не был риторическим, он ждал ответа, и Ник, наконец отбросив от себя его ногу, заговорил:

— Как хочешь. Только, мне кажется, что мы думали об одном и том же.

— Тебя там не было, — коротко бросил Глеб и отошёл, отпустив, наконец.

В середине февраля с кухни раздался звук — словно кто-то бил в кастрюлю как в колокол. Так как очередь готовить была Глеба, Ева решила пойти посмотреть. Даже Кристина выглянула из своей комнаты, но её тут же захлопнул вышедший на звук Глеб. Он без спешки направился вниз, Ева решила не обгонять его. На заднем дворе снова лаем залились собаки.

Ник стоял спиной к двери, смотрел в экран телефона, который держал в правой руке и бил в кастрюлю левой рукой. Ева отняла у него мелкую кастрюлю, которой он бил, врезала по затылку ей, и Ник зашипел раздражённо, обернулся. Назревала драка, но по лицу его стало ясно — ему было не до того. Глеб остановился в дверном проёме, сложил руки на груди.

Ник молча и как-то растерянно развернул телефон к нему, на весь экран было включено видео. Что-то не очень качественное, но статичное: камеры наблюдения или авторегистратор. Скорее второе. Помещение какой-то лаборатории. Мимо экрана пробежал человек в белом химическом комбинезоне. Показалось, что что-то красное разлетелось об его лоб и затылок, человек рухнул, на столе упало и разбилось несколько колб. Мимо экрана быстро проскочил другой человек — на этот раз в чёрном, только маска на лице светилась. Настоящая маска, какую использовали Черти. Кадр был размыт от движения, но всё же что-то да угадывалось.

— Подражатель? — спросила Ева.

— Не думаю. — Глеб хмурился, всматриваясь в экран. — Пусти видео.

Ник послушался и, посмотрев его ещё раз, Глеб произнёс:

— Это Тимур.

Произнёс так, словно подростка на этом видео убили.

— Тимур, — кивнул Ник так, что стало ясно — он и раньше это понял и звал посмотреть совсем не на подражателя. — А что скажешь о его цвете волос? О форме?

У Тимура раньше волосы были русые, цвета какао, на видео же — тёмные, как у Глеба.

— Это Первый, — сглотнув, признал Глеб. — Он меня заменяет.