Право имею

Глава 3

— Итак… Глеб сказал, что ты передала ему слова Вики. Слова той Вики, которую ты никогда не видела при жизни, и слова, которые она, будучи живой, сказать не могла, — закончил Леонид и уставился в глаза, не моргал даже, словно взглядом череп Еве просверлить пытался. Они сидели в комнате для совещаний, над плечом Евы замер Глеб, кроме них троих в комнате никого не было, дверь к тому же была заперта, чего раньше для совещаний не делалось. Ева взгляд отвела, попытавшись взглянуть на Глеба, но тот сейчас больше напоминал телохранителя, чем друга или… хотя бы лидера.

— Ева? — мягче окликнул Леонид, и Ева перевела взгляд снова на него. Злость клокотала внутри — она не понимала, зачем Глеб передал это главному. Ещё меньше понимала, зачем сама что-то ему сказала. Возможно, минутная слабость, когда избежала смерти и хотелось скорее отдать все долги. — Глеб?

— Я всё рассказал, — почти отрапортовал Глеб. Леонид так же мягко попросил его:

— Сядь. Чего как истукан… Глеб, почему Вика могла так сказать? Ты что-то ей сделал, за что мог себя винить? Я, конечно, в ваши отношения не лез, но всё же?

Ева почти злорадствовала. Вот так, попытался подставить её, теперь оправдывался сам… вовремя опомнилась: «Вот гнида!» Леонид ведь и пытался сделать так, чтобы она расслабилась. «Смотри, и ему достается». Играют тут с ней?!

— Я думаю, что Вика могла решить… — неуверенно заговорил Глеб, но сбился, замотал головой и начал заново: — Я винил себя в её смерти. Потому что я оставил её у того окна. Потому что я отдал приказ смотреть, не попытается ли цель сбежать. И она смотрела… в окно.

— Мог со мной поговорить, — снова холодно отозвался Леонид, откинувшись на спинку стула. — Я бы тебе сразу сказал. Раз она не заметила, как к ней подобрались, то, с твоим приказом или нет, она бы долго не протянула. Вика была не самой надёжной, она всё равно погибла бы.

— Так зачем вы её в команду взяли? — сквозь зубы процедил Глеб. Руки его вцепились в рукава рубашки.

— У меня выбора особо не было. На тот момент она подходила, я подумал, что… Глеб, не смотри так, пуля в голове лучше того, из чего я её вытащил.

— Мы, — отрезал Глеб. — Мы её вытащили.

— Мы, — без особого желания уступил Леонид. — Ты ведёшь себя так, будто я знал, как оно сложится. Все разные. Она была в той же ситуации, она убила двоих в одиночку. Я поздно понял, как ей в Чертях тяжело.

Ева думала о том, что если бы та самая Вика была жива, то Еву не вытащили бы тогда из машины. Её бы изнасиловали и убили с особой жестокостью, а тело спрятали бы так, что нашли его только археологи. При мысли об этом сейчас мурашки стройными рядами маршировали по спине.

— Ева, — снова переключился на неё Леонид. — Никто не будет говорить, что ты сумасшедшая. Где ты видела Вику? Где ты вообще «их» видишь?

Ева вгляделась в его лицо и поняла — да, не будут её считать сумасшедшей. Они не будут, а вот её мнение насчёт себя было ещё спорным. Она чувствовала себя как в детстве, когда они с друзьями рассказывали друг другу страшные истории, и сами не верили в то, во что верил слушатель.

— Во сне, — просто призналась Ева, потому что это ни к чему не обязывало. Ну приснилось ей. Всё в порядке, пока она сама в это не верит.

— Кого ещё ты видела в снах? — продолжал Леонид. Ева неуверенно пожала плечом:

— Да никого почти… я не знаю. Банду ту видела, которую мы убили. Один раз только…

— Рассказывай. Как это выглядит? На что похоже?

— Стеклянный гроб в чёрной воде, — выпалила Ева, словно назло говорила. Но, сказав уже, расслабилась и дальше пошло легче, ведь как на дуру на неё не смотрели. — И в воде этой есть кто-то. Цепляется за стекло, но я вижу только руки, слышу только голоса. Вика прямо… будто стояла напротив меня. Словно там было на чём стоять.

Зацепилась за удивлённый взгляд Глеба. Он не возмущался, он впитывал информацию, но если Леонид принимал её как что-то значимое, то Глеб как нечто фантастическое, но уже сотни раз доказанное очевидцами.

— Кроме этого тебе снятся сны? — продолжал Леонид. Ева отрицательно покачала головой. — Раньше снились? — Кивнула. — Ты можешь вызывать как-то тех, с кем хочешь поговорить?

— Это же бред, — криво усмехнулась Ева. Леонид помотал головой:

— Почему же? Ты же общалась с Кристиной. И она наверняка говорила тебе о своих способностях.

— Способностях? То, что её мужики хотят, так это не способность. Просто красивая девушка, хрупкая, открытая. Парни любят таких, — возразила Ева. Леонид снова отрицательно покачал головой. Теперь получалось, будто он ей про сны рассказывал, а она не верила. Глеб поджал губы и выглядел смущённым.

— Может и любят. Но не настолько, чтобы десять изнасилований. Состоявшихся, не говоря уже о попытках. От неё в полиции заявления уже на пятом принимать перестали. Если бы я сюда её не забрал, её бы просто убили однажды.

Ева всё ещё для себя пыталась оправдать сказанное, и нашла к чему придраться:

— Она же такая открытая. Так не бывает. Она должна была в угол забиться и на улицу не выходить больше.

— Именно в таком состоянии я её и нашёл, — кивнул Леонид. Он говорил ровно, хоронил свою гордость под пластами спокойствия. — Общаться приходилось в противогазе, чтобы самого не понесло… Понимаешь, то, что она заперлась, её всё равно не спасало. У неё это волнами как, прости уж, месячные. И временами в дверь ломиться начинали, так устоять не могли. Я сделал из неё принцессу, посадил её в башню… Думал, что и принца ей подбросил, пока не увидел вас с Никитой в одной постели. Нанял лучшего психолога для неё — женщину, конечно же. Она и рисовать уже тут начала. Да и сама по себе она девушка сильная… В общем, удивительно, но можно.

— Ты не так долго с ней общаешься, — подал голос Глеб. — Не забывай — она смогла поладить с Ником. И она знает, что именно Ник делает. Но это правда, Кристина не просто красивая девушка. А тебе не просто снятся мёртвые.

— Ну, это тоже ещё доказать надо, — вдруг проявил скепсис Леонид. — В следующий раз попроси рассказать что-то, чего ты не знаешь.

— Разве Вики не достаточно? — растерянно спросил Глеб, повернувшись к начальнику.

— Нет. Мало ли, что вы тут уже успели рассказать. Это может быть и правда просто сон, но я склонен тебе верить.

— Не, погодите. Это сны. Всего-то сны. Так не должно быть, — Ева снова попыталась нервно улыбнуться. Леонид тяжело вздохнул, подвинул к Глебу планшет, закрывая тему, чтобы перейти к делу.

— Отдохните немного. В этот раз разведка. Есть один политик, не нравится он мне.

— Всего один? — неловко пошутил Глеб, ещё не отойдя от темы. Планшет включил, но перелистывал изображения спокойно, и как-то даже растерянно.

— Ну да, конкретно этот не нравится. Этот и те законы, что он проталкивает.

Глеб оторвался от материалов, открыл рот что-то возразить, вроде и отказаться, когда Леонид перебил:

— Да я не прошу его убивать. Я же говорю, отдохните. Просто понаблюдайте за ним. Присмотритесь к тому, как он работает. С кем он работает. Потом расскажите, как есть. Ничего не заметите — буду считать, что провалили задание.

— Пойди туда, не знаю куда… — проворчал Глеб. Фотографии и статьи уже изучала Ева. Принятые законы, поддержка разрабатывающихся, какие-то небольшие социальные дела и встречи для того, чтобы было за что хвалить в газетах. Человек выглядел харизматичным, средних лет, но пышущий энергией, да и улыбка на всех фото была приятной.

— Ну почему же. Я дам документы и скажу, когда и куда. А вы посмотрите, как он в доверие втирается. Настолько, что ему без связей всё подписывают.

— Завидно? — спросила Ева. Леонид вздохнул, сложил руки на животе, ответил бодро:

— Нет. Я тоже, как видишь, много полезного имею. Но вы присмотритесь, присмотритесь.

Когда они выходили из комнаты для совещаний, напротив, в коридоре, стоял Никита, опершись на стальную подставку капельницы. Из больницы его вернули недавно, и обитатели дома пока ещё ходили на цыпочках мимо него, так же на время освободили от дежурства.

— Кого убивать будете? — спросил Никита. По нему непонятно было, шутит он или всерьёз интересуется.

— Никого, — ответил Глеб.

— Как никого? Что, перевелись твари? Я новости смотрел. В Туле девятиклассника до смерти на стройке забили. Только в понедельник случилось.

— Не волнуйся, Никита, их уже посадили, ты до них не доберёшься, — Леонид говорил нехотя. Было ощущение, что на время восстановления после ранения Никита стал для него досадной помехой, нелюбимым сотрудником от которого и толку ноль, а разговаривать всё равно надо.

— Ну так и что? Перевелись гниды?

— Никита, прекрати. Это важнее, — возразил Леонид и к выходу поспешил чуть быстрее, чем обычно. Глеб выглядел немного растерянным, и это беспокойство передалось и Еве.

— Такого раньше не было? — спросила она.

— Бывало. Да, бывало… но цель слишком старая для нового чёрта. Да и мы пока все живы…

— О да, друг. Я знаю, ты бы с радостью закопал меня с остальными на заднем дворе, — напоследок добавил Никита и медленно, будто старик, поплёлся по коридору. По лестнице он обычно забирался минут пятнадцать. Собственно, его никто и не просил спускаться. Еду бы ему приносили, не выходи он на кухню. Но Никита вёл себя так, будто он не ранен. Либо будто его рана не помешает ему оспорить место главного психа в этом доме.

Ева внимательно прислушивалась и, дождавшись хлопка входной двери, развернулась к Глебу. Он как раз собирался куда-то идти, но Ева остановила, поставив руку на стену напротив него.

— Ты сдал меня.

— Начинается… Это может нам помочь, — развёл руками Глеб. У Ника прямо глаза загорелись, он передумал уходить:

— Да! Именно! Он и меня постоянно сдаёт!

— Когда ты части трупов домой таскаешь?! — повысив голос, спросила Ева, и Никита поднял руки, сдаваясь.

— Это полезная информация, — снова попытался Глеб. Ева резко повернулась к нему:

— И ты в неё веришь?! Веришь в то, что я сказала?

— Да.

— А я соврала! Не было никакой Вики! Просто я видела, что ты из-за этого с ума сходишь, и решила… подшутить! Понял? Развести тебя решила на какие-то эмоции! В доверие втереться! А ты поверил!..

— Слушай, — Глеб говорил по-прежнему спокойно. — Я не верю, что ты вообще была в состоянии заметить, что кого-то что-то тут гнетёт, или так внимательно за нами всеми наблюдала. По мне, так сначала замкнулась в себе, и если бы я не сказал, что меня это грызло, если бы Вика тебе не сказала…

— Да не было никакой Вики! — выкрикнула Ева так, что с заднего двора стали вторить ей собаки. Глеб вздохнул, развёл руками:

— Как скажешь. Сейчас нам это не нужно, а тебе даст время привыкнуть к этой мысли. Я пойду, успокою собак.

Ева совершенно забыла, что рядом ещё находился Никита. Стояла, уставившись в пол и пытаясь себя успокоить. Казалось, что её вот-вот разорвёт от эмоций. И больше всего раздражало даже не то, что Глеб её сдал (было бы куда хуже, если бы все просто посмеялись), а то, с каким спокойствием он к этому предательству отнёсся. Разве они не команда? Разве не обязаны прикрывать друг другу спину?

— Я вот, хоть убей, тоже в тебе ничего не вижу, — наконец подал голос Никита. — С Викой всё было понятно, её вперёд гнал страх. Страх, что её убьют, если она откажется. Потом страх, что её убьют в процессе. Страх, что убьют кого-то из нас. Ей не нравилось то, что мы делаем. Она неделями могла из комнаты не выходить и на босса реагировала так, будто он её ногами бьёт в каждый приезд. Но послушно брала пушку и шла убивать. Послушно тренировалась. Дай угадаю — когда ты её видела, она наконец-то была спокойна?

— Я даже не удивлена, что ты в это веришь, ты же псих, — процедила Ева. Ник криво улыбнулся:

— Эй, если я пока что инвалид, это не значит, что не смогу огреть тебя капельницей. Но меня радует, что, после всего, ты не стала относиться ко мне как к спасителю. И огорчает, что ты сейчас пойдёшь перед Глебом извиняться.

— Больно надо, — фыркнула Ева и направилась к выходу из коридора, и через гостиную наискосок к двери на задний двор.

Собак завёл Леонид, он же сказал каким-то волонтёрам, что здесь можно устроить передержку. Леонид и сам иногда гладил и кормил собак, разговаривал с ними и хвалил. И тогда, глядя на это со стороны, Ева ощущала себя лишь такой же собакой в его питомнике.

Глеб сидел в вольере с дворнягой, самой брехливой из всех, трепал её за ушами и успокаивал шёпотом. Ева задержалась у сетчатого забора, вцепилась пальцами в проволоку.

— Зачем нам вообще собаки? — спросила она, осматриваясь. — Нам мало что ли дел?

— Чтобы не оскотинились, — не оборачиваясь, ответил Глеб. И в то же время нельзя было сказать, что он злится. Но Глеб был прав — она ни о ком из них не задумывалась. Они были просто призраками в её новом мире. Такими же, как люди в чёрной воде за стеклом…

— Слушай… блин, ну ты тоже виноват. Ты мог хотя бы меня спросить?

— Ты бы не согласилась.

— Конечно не согласилась бы, ведь!..

— Потому что ты не считаешь это правдой, — Глеб отпустил окончательно разомлевшего пса, обернулся. — И не считаешь это важным. Пожалуйста, доверяй мне чуть больше.

— Но ты же предал меня, как тебе доверять? — Ева говорила уже без злости, и теперь и сама не верила в свои слова. Видимо, правда успокоилась. Вошла в вольер и почесала псу подставленный живот.

— Я вас не предавал. Всё, что я делаю, я делаю для команды.

— Если бы тогда попали я и Ник, а ты остался бы дома, ты бы и взорвал нас тоже «для команды»? — обиженно спросила Ева, глядя на пса вместо собеседника. Глеб довольно долго молчал, прежде чем признаться:

— Я предпочитаю не думать о той ситуации. Это был бы слишком… сложный и тяжёлый выбор, и пока меня перед ним не поставили, я не хочу лишний раз его делать. Но я не так безумен, как Ник, чтобы рвануться всех спасать.

— Мы оба знаем, что Ник безумен настолько, насколько пытается быть безумен.

— Хорошо. Ты бы отправилась нас спасать?

— Да, — прямо ответила Ева. В этот раз Глеб посмотрел недоверчиво. — Я всё равно умру. Сколько смогли протянуть прошлые Черти? Ты главный «долгожитель» тут?

— Система совершенствовалась. Появлялись новые предосторожности, новые люди, которым можно верить. Новые тренеры, инструкторы. Думаю, первые Черти правда очень недолго существовали. Когда я пришёл, ещё не было взрывчатки в масках.

— Её ввели, чтобы мы не убежали? — пошутила Ева и даже улыбнулась, чтобы обозначить это как шутку, хотя и не особо искренне. Глеб только кивнул. Видно было, что хотел ещё что-то рассказать, но передумал.

— Хорошо, с собаками понятно. А кролики зачем? — сменила быстро тему Ева, пока ей не решили рассказать, что и чипы под кожей у них могут впрыскивать яд.

— Когда Ник долго сидит без дела, у него окончательно едет крыша. И тогда у нас на обед крольчатина… Знаешь, если однажды он подаст к столу запечённой свою кошку, то я перестану доверять ему спину.

На подъезде к зданию на телефон Евы, которая сидела на пассажирском сидении, позвонил Леонид. Глеб в зеркало глянул, но от дороги отвлекаться не стал.

— Да? — осторожно спросила Ева. Раньше Леонид не звонил им во время заданий. Телефоны они с собой не брали, правда для коммуникации всегда были часы, но и на них Леонид не звонил и не писал. И всё же это задание было особым — у обоих не было ни оружия, ни масок.

— Ева, солнце, я что вспомнил. Там зал для конференций, а слева от сидений для прессы есть лестница. Вы же с запасом едете? Сядьте рядом с этой лестницей.

— На кой чёрт? — спросила Ева. Звучало так, будто мамочка интересуется, надел ли сынок шапку и колготки в мороз. За окнами снега ещё не было, но валила какая-то мерзкая морось.

— Так и знал, что не догадаешься. Если вас раскроют, то туда отступать лучше всего.

— Кто нас раскроет? Каким образом? — почти прошипела Ева.

— Включи на громкую, — попросил Глеб, заволновавшись. Леонид, видимо услышав, вторил ему с той же наигранной заботой в голосе:

— Да-да, включи. Есть? Меня слышно? Глеб, два крайних места ближе к лестнице. Я не уверен, что он не знает о том, что им заинтересовались черти и не попытается вас отловить.

— С чего бы им интересоваться чертям? Проворовался — да. Но у нас что, все убийцы закончились, чтобы мы чиновниками занимались? К тому же, знаю я этих чиновников. После одного такого дом менять пришлось, нас с вертолётами искали.

— Глеб, ты же знаешь, какой я подстраховщик. Вам всё равно, где сидеть? Так сядьте туда.

— Хорошо, — согласился Глеб и звонок тут же сбросился. Ева открыла рот от возмущения, вдохнула глубже и наконец заговорила:

— Что, ты во всём ему потакать собрался?

— Нет, и ты это знаешь. Но, если он говорит, что надо сесть лицом на север и ждать звездопада, то садись лицом на север. Поверь мне. У него чуйка какая-то на это дело.

— Нас что, раскроют? С чего? Зачем нам ехать тогда, если он чует проблемы?

— Скорее всего, проблем не будет. Но у меня свой эксперимент. Давай посмотрим, что там будет.

На Глебе была рубашка в клетку и чёрные брюки с ремнём. На Еве деловой костюм с узкой юбкой и строгим пиджаком. Каштановый парик закрывал часть лица, на которой ещё оставался шрам над глазом. Охрана пропустила их в здание по пресс-картам. По ним Еву звали Татьяной Туцкой, а Глеба — Сергеем Киреевым, оба были приписаны к одному из местных телеканалов. Глеб нёс с собой громоздкую камеру, которая стабилизировалась прямоугольной рамой. Ожидая от рамок металлоискателей уровня тех, что стояли на вокзалах, Ева сначала прошла, только сумочку оставив на досмотр. Её вернули, в этот раз она выложила телефон и ключи. Вернули снова и, чертыхнувшись, Ева сняла браслет и цепочку с шеи, в тот же лоток положила пресс-карту, на которой тоже был металлический зажим. Только после этого её наконец-то пропустили, хотя охранник и ухмылялся, явно ожидавший, когда сможет предложить девушке личный досмотр. Глеб, прошедший рамки, теперь снова надевал ремень с поясом.

— Кстати, неплохо выглядишь, — почти неглядя распихивая вещи по карманам, похвалил Глеб. Он впервые видел, как Ева умеет преображаться из дворовой девчонки, которую можно назвать «своим парнем» во взрослую и успешную женщину.

— Стараюсь, — осматриваясь, ответила Ева. Улыбнулась проходившему мимо мужчине, одетому тоже официально, но формой тела стремившемуся к шару. Глеб, который знал, что Ева может и кружкой запустить, и в драку ввязаться, растерялся и внимательно наблюдал за реакцией. Толстяк приосанился, дальше пошёл уже без спешки, словно павлин. Когда они отошли от поста охраны, Ева, будто случайно прижавшись к Глебу грудью, шепнула:

— Что? Не ожидал?

— Я помню твоё досье, — едва слышно ответил Глеб и ускорил шаг. Со стороны было похоже на флирт, и улыбнулась Ева ему вслед только для того, чтобы сделать вид, что смогла смутить.

Зал для прессы располагался на третьем этаже, прямо в коридоре. К стене ближе стоял небольшой подиум, а напротив десять рядов стульев, припаянных к полу. Хотя это и выглядело как школьная сцена, между рядами стульев и подиумом уже была натянута лента и стояли двое охранников. Репортёры разошлись по кучкам и что-то негромко обсуждали, иногда даже смеялись. По углам стояли кадки с пальмами, оставляющие ощущение казённости места. Потолки были высокими, вместе со стенами выкрашены в белый цвет, на просторных окнах тюль, самая дешёвая. Да что там, она выглядела так, будто её после ремонта кто-то выбросил, а завхоз подобрал и приспособил сюда.

Свободны были практически все места, и Глеб спокойно занял именно тот стул, что был ближе всех к открытой лестнице.

— Ты серьёзно? — спросила Ева, сложив руки на груди и приподняв бровь. — Не могу поверить, что ты настолько послушный.

— Слушай. Я работаю тут в тысячу раз дольше, чем ты. Тебе где-то хочется сесть или тебе до лампочки?

— Да. Я бы села к трибуне поближе.

— Садись, — разрешил Глеб, настраивая камеру. — А я могу и отсюда всё снять.

Ева постояла ещё несколько секунд, рассматривая бесстрастное лицо Глеба, но, шумно выдохнув, села рядом. Глеб продолжил настраивать камеру, не показывая виду.

Задержали ещё примерно на полчаса, и всё это время они сидели молча, разглядывая людей и то, как те занимали свои места. Зал получился похожим на шахматную доску — между репортёрами разных изданий оставалось по свободному стулу. Когда боковая дверь открылась — из кабинета наконец показался мужчина спортивного телосложения и с так качественно уложенными волосами, словно все эти полчаса потратил на причёску, Глеб впился в него взглядом. Ева тоже сразу его узнала с тех снимков, что привозил Леонид.

Михаил Бесов, тридцать семь лет. Выделялся на фоне остальных политиков презентабельной внешностью (хоть сейчас на обложку) и хорошо подвешенным языком. Принадлежал к центральной партии и только в последний год стал выделяться, привлекать к себе внимание прессы рискованными инициативами. Всё это Ева прочитала о нём прочитала в досье, сама она раньше и не слышала о таком политике. Впрочем, она и не следила за политикой, да и вообще в последнее время из жизни как-то выпала.

— Не очень хорошее начало, так опаздывать, если он хотел произвести впечатление, — шепнул Глеб, не торопясь включать камеру. Ева достала блокнот, стала читать его так, словно в нём были заготовлены вопросы. Она чувствовала себя как на уроке — если что в голову придёт, то спросит, а если нет — то и ладно, они тут не для того, чтобы выделяться.

— Лучше молчи, — посоветовал шёпотом Глеб. — Нам надо тут до конца отсидеть и потом, может, подойти ближе. А я тебя знаю, ты такой вопрос подберёшь, что охрана нас отсюда вышвырнет. И все точно нас запомнят.

— Я буду послушной девочкой и только записывать конспект того, что он рассказывает, — пообещала ласково Ева, но в блокнот больше не смотрела. И сама с удивлением поймала себя на том, что вглядывается в выступающего, силится выполнить размытый приказ, который по сути и не требовал ничего, кроме как наблюдать. Глеб тоже совсем не следил за тем, что снимала камера, тоже сосредоточился на человеке напротив. Он улыбался открыто, дружелюбно, говорил:

— …все наши беды от безнаказанности, от того, что мы привыкли давать людям второй шанс. Третий шанс… но это лишь убеждает их в безнаказанности. И вот у нас новости о жестоких убийствах как грибы после дождя. И многие из убийц несовершеннолетние. А начинаешь разбираться — и вот тебе и на плохом счету он был у учителей, некоторых из школы выгнали. Ну выгнали, а дальше куда? Я думаю, нам нужно не галочку ставить напротив любого ученика, что украл жвачку в магазине, а применять к нему наказание. Действенное. Чтобы он боялся попасться снова. Я бы провёл пару показательных смертных казней.

Словно несколько десятков кроликов перед удавом, журналисты слушали, глядя на него стеклянными глазами. Еве было скучно. Не потому, что не задевало сказанное — просто она не верила в него. Даже не в то, что это не исполнится… для неё это был замкнутый круг лицемерия. Дениса убили за знакомство с теми, кто был виновен. Денис был не при чём. Что мешало этим людям убивать виновных? Да ничто, но это не делало бы лучше мир или их самих. Именно потому, что они убивали всех, без разбора и ради галочки.

«А Черти?» — спросило что-то внутри. И тут же Еву продрало ощущением надвигающейся бури. Как-то шумно стало — с той стороны коридора, к которому все сидели спиной, слышались шаги. Тяжёлые, гулкие и слаженные. Еве хватило пары секунд этого звука, Глебу — секунды. Оба нырнули в лестничный проём до того, как волна этого звука окончательно накрыла зал.

Люди удивительные создания. Каждый день читая о том, что опять кого-то убили, они никогда не могут примерить это на себя. Глеб и Ева точно знали, что в любой день убьют их. Что утром они могут есть вафли с кофе, а к вечеру Никита будет закапывать их безголовые трупы на заднем дворе. И если бы тяжёлая поступь была даже просто совпадением, ошибкой, чем-то привычным — они бы нырнули в укрытие. Но, когда остановились шаги, послышалась автоматная очередь, смешавшаяся с какофонией грохота и криков.

Эта мешанина ещё продолжалась, когда они практически скатились с лестницы на этаж ниже, преодолев два пролёта. Глеб поднялся и размялся, но, видимо, кроме синяков ничего не обнаружил. Ева быстро отряхнулась, попыталась порвать юбку и, когда это не получилось, просто подняла её выше, чтобы она не сковывала движения. На ногах, под колготками, оставались красные отметины, которые к вечеру грозили превратиться в синяки. Когда они оправились, выстрелы из автоматных очередей сменились криками боли и одиночными, которые эти всхлипывания прерывали.

— Добивают раненых, — шёпотом сказал Глеб, параллельно, словно автоматически, поднёс телефон к уху. Тот ответил молчанием — связи не было.

— Сюда наверняка тоже пойдут, — предупредила Ева, заглядывая в коридор второго этажа. Из кабинетов начинали выглядывать люди — бледные, но ещё отказывающиеся верить в происходящее. — Что скажешь… Серёжа? Отсидимся и подождём полицию или сами разрулим?

Парик Евы был закреплён на волосах шпильками и сейчас держался как родной. Глеб задумчиво прислушивался — с первого этажа снова слышалась тяжёлая поступь. Так бежал вооружённый человек, к тому же в бронежилете, Глеб хорошо знал такие шаги. На решение оставались секунды, вряд ли им снова попадётся одиночный боец, как не теперь, когда они рассредоточились и обыскивали здание.

— … без пятнадцати два здание было захвачено. Судя по сообщениям тех, кто успел сбежать, были выстрелы и крики. В здании администрации выбиты окна, на третьем этаже, где была пресс-конференция, не осталось ни одного целого. Наши коллеги либо мертвы, либо остались в заложниках. Террористы объявили, что, если с ним не свяжется достаточно компетентный политик, чтобы выполнить их требования, они будут расстреливать по одному заложнику каждый час. Для демонстрации серьёзности своих намерений они вытащили двоих людей к парадном выходу и расстреляли. Вы можете видеть их трупы, они по-прежнему у здания. Стало известны их имена, это…

— Ниииик, — позвал Тимур из гостиной, выглядел он при этом довольно бледно. Вообще если Тимур решался сам обращаться к Нику, то уже можно было предположить, что случилось что-то страшнее разбитого окна. — Ник, а куда Еву и Глеба отправили?

— В Рязани. В администрацию.

Никита в это время протягивал кошке свежее мясо на ладони. Кошка размышляла — с одной стороны мясо её манило, с другой стороны она не хотела брать его с рук Ника, а на пол тот ничего не клал. Да и остальную тушку зайца закрыл в холодильнике, который кошка не могла открыть. К тому же кусок в руках Ника был свежим, только недавно принадлежал живому существу, и сейчас из него сочилась ещё тёплая кровь, но и она оставалась на полу под рукой Ника. Кошка глянула на подростка с надеждой, Тимур даже не заметил, продолжал:

— А они… у них не было задания захватывать здание?

— Не. Они туда на экскурсию, — скривился Никита, мясо всё-таки кинул на пол и отошёл. Кошка бросилась есть, но смотрела на хозяина подозрительно.

— Тогда это… их, возможно, расстреляли, — продолжал бледный Тимур, указывая в гостиную, где всё ещё работал телевизор. Ник прислушался к новостям, прикинул и со стола взял свои часы. Отправил сообщение Глебу: «Живой?», в ответ пришло «Да», записанное у них в шаблонах. Никита откинул часы и снова сел на корточки перед кошкой:

— Не, не расстреляли.

В часах была отдельная связь, по военным технологиям. Обычные глушилки её не брали, если только правда развернули бы армейские. Пока Глеб отвечал, Ева оттащила труп к кабинету, открыла шкаф, выставила из него пискнувшую девушку, до этого там прятавшуюся, впихнула в шкаф труп, закрыла дверцу.

— Как думаешь, скоро его хватятся? — спросила Ева, но тут же заметила, что смотрел Глеб не на неё, а на девушку, которую Ева спугнула из шкафа. Та не собиралась орать, сообразив, что эти люди на её стороне, но всё ещё выглядела напуганной. Еве некстати вспомнилось, что им нельзя оставлять свидетелей, она шёпотом одёрнула:

— Сергей.

И Глеб вспомнил, что они тут как бы и не они, и без масок, и практически под гримом, их потом не смогут найти, даже если сообразят, кто это был. А так как масок при них не было, сообразить не должны были. И, чтобы показать, что всё понял, Глеб кивнул:

— Татьяна. Да, простите, девушка, мы с коллегой привыкли к боевым действиям, кое-чему научились… пожалуйста, осторожненько проберитесь вон в тот туалет и попробуйте спрятаться там, если не хотите, чтобы смерть его списали на вас.

Забавно было наблюдать, как человек пытается и не шуметь, и при этом смыться как можно быстрее и дальше. Она даже туфли с каблуками сбросила, но это, конечно, зря — в коридоре оставалось битое стекло. Ева передала Глебу бронежилет, широкий боевой нож и пистолет, себе забрала автомат. Глеб надевал и снятую с трупа балаклаву. Конечно, в ряды террористов он не смог бы влиться, но обмануть, чтобы его не расстреляли сразу — это да.

— Дилетанты, — понизив голос, прокомментировал Глеб. Они вдвоём и без оружия смогли справиться с вооружённым в бронежилете. Именно потому, что он, похоже, решил, что раз у него есть автомат, то сильнее него никого не найдётся.

— Одиннадцатый, что там у тебя? — прошуршала рация. Глеб, не отрываясь от затягивания ремней бронежилета, в неё спокойно сказал:

— Второй этаж, чисто.

— Первый этаж, что у вас?

— Это пятнадцатый. Первый этаж чисто, двери забаррикадировали.

— Ну, их минимум пятнадцать, — уже отключив рацию, спокойно заключил Глеб. Ева напряжённо молчала. Ей опыт подсказывал, что против пятнадцати вдвоём, имея даже автомат и бронежилет, они ничего не сделают. — И они думают, что второй этаж пуст.

— А ещё, что ты возвращаешься.

— Если их столько, то зачем было только одного отправлять на зачистку?

— Охрана у входа. Туда нужно минимум пятеро, — Ева успокаивалась по мере того, как оценивала обстановку. — Ещё девять на заложников.

— Но их может и не пятнадцать… А давай посмотрим внимательнее, что есть у нас тут на этаже. Может, найдём ещё что-то интересное.

— Пер… Сергей. Мы выживем? — спросила Ева, но уже без особого беспокойства. Глаза Глеба за прорезями маски оставались спокойными, холодными. Ответил он, безразлично пожав плечами:

— Когда-нибудь мы точно умрём. Но вряд ли сегодня.

Они вышли из кабинета снова в коридор, направились к той лестнице, что спасла им жизнь. Она была более тёмной, менее парадной, чем главная, но захватчики предпочитали передвигаться по ней — не такая открытая, и казалась более защищённой.

— Как думаешь… когда он нас сюда посылал, он знал? — негромко спросила Ева, и Глеб одёрнул:

— Потом.

По лестнице поднимались уже двое, более спокойные, да и выглянувший из-за угла Глеб (чтобы не было видно, что он не в военных брюках и ботинках) внушил им немного уверенности, ещё и рукой махнул. Ева отошла на два шага назад для разгона, потом выскочила из-за спины Глеба и автоматной очередью в головы срезала обоих сразу. Снова заорала рация:

— Кто стрелял?

— Одиннадцатый, — ответил Глеб.

— Ты ж говорил у тебя чисто!

— Схалтурил, — просто признался Глеб, и Ева уставилась на него удивлённо. Жестами показала — больше беспокойства. Дилетанты же. Глеб опомнился: — П… простите.

— Слыш, сука, ты там… — тот не договорил, возникла пауза, а потом спокойный голос, уже другого человека, позвал:

— Руслан, это ты?

Ева и Глеб переглянулись, Глеб снова попробовал голосом отыграть страх:

— Какой Руслан?.. Я одиннадцатый.

— Назови имя своей матери, одиннадцатый.

— С какого перепугу?

— Чтобы я мог убедиться. Не волнуйся, тебя не вычислят, ведь у многих же матерей зовут… как? Верой?

Ева одними губами произнесла ответ, и Глеб решил, что всё равно ничем не рискует. Что бы он ни сказал — их уже почти раскрыли, и произнёс, как предлагала она:

— Ты че попутал? Ты ж знаешь, я свою мать в глаза не видел.

После пары секунд, показавшихся вечностью, спокойный голос выдохнул:

— Спускайся на первый этаж. Ты там нужнее.

Рация отключилась, и Глеб задумчиво замер, всё ещё не веря, что Ева оказалась права. Девушка тем временем тащила за ноги на этаж один из трупов, Глеб решил помочь со вторым, попутно спросив только:

— Как?

— Рискнула, — просто ответила Ева. — Есть идея.

— Снова рискуем?

— Ага. Маски их теперь дырявые, а вот штаны и сапоги переодень. Надо, чтобы они тебя не сразу узнали.

Ева даже задержалась, чтобы подновить макияж и поправить парик. Оставила волосы чуть более растрёпанными. Она шла впереди, держа спину прямо и заложив за голову руки, Глеб следом с автоматом, даже особо не направляя на неё. А за спиной у Ева, прямо за поясом юбки, не скрытый даже рубашкой, торчал пистолет. Видел его, правда, только Глеб.

Выход охраняли шестеро. Они удивлённо уставились на женщину, сначала вскинули автоматы, и Ева ожидала уже и очереди. Но что-то им мешало, возможно две «случайно» расстегнувшиеся пуговицы на её блузке — прямо над лифчиком. Шрама на груди при таком разрезе видно не было, и сама грудь выглядела полной, не бракованной.

У входа располагался пост охраны, чуть дальше от него были открыты два укрытия: стальные листы в мелких смотровых дырах. Видимо, эти укрытия не помогли, или использовались уже захватчиками. Потолок был более низкий. Лестницы шли параллельно друг другу, начинаясь от середины этажа, прямо рядом со стальными листами.

— Смотрите, что нашёл, — похвастался Глеб.

— Рехнулся что ли? — проворчал кто-то из охраны. Это они тоже предполагали — что охрана не купится. Да и расчёт был как на отморозков, которые не откажутся от развлечения, так и на тех, кто не будет стрелять в безоружную сдавшуюся женщину. Другой, у самой двери, попытался возразить:

— Не, а почему бы и нет, собственно?

— Мы тут не за этим!

— Ну ладно, — Глеб изобразил разочарование голосом, пожал плечами. — Просто заложник. Что ж я её должен был там оставить?..

И всё шло по плану, пока один из шестерых вдруг совершенно серьёзно не спросил:

— А ты кто?

До того, как они окончательно опомнились, вскинул автомат Глеб, прицел которого до этого блуждал, вытащила пистолет Ева. Глеб пристрелил одного в голову, перенаправил очередь на стоящего рядом, но тому только руку задело разрывными, потрепало сильно, до рваных ран. Ева пристрелила одного, после этого тут же легла на пол, отползла под защиту металлического щитка охраны. Глеб спрятался за соседним. Если не считать заоравшего от боли раненного, их уже оставалось трое против двоих. Рация сразу на несколько голосов начала спрашивать, что происходит. Со стороны входных дверей слышалось испуганное:

— На нас напали! Нас атаковали! Он одет как один из наших! У нас крыса!

— Сам крыса, — не без удовольствия огрызнулся Глеб и, высунувшись из укрытия, пустил автоматную очередь, и заполошный крик оборвался. Ева улыбнулась. Если раньше она ещё опасалась за их положение, то теперь это снова превращалось в игру. Она даже не помнила, трясло ли её, когда на здание напали. Кажется, нет. Для неё с самого момента спасения и перекройки жизнь стала войной, и вполне ожидаемо пойти на пресс-конференцию без оружия, а оказаться в захваченном здании. Напротив, её забавляла беспомощность и отсутствие опыта противников. Словно их готовили очень быстро и научили только из автомата стрелять, не рассказав, как нужно делать это грамотно.

Раненный сменил крики на скулёж, наверное и вовсе пытался лежать тихо, но вырывалось вместе с каждым вздохом, и оба чёрта знали его местоположение. Остальные двое вели себя тихо, притаились, боясь выдать любым движением.

— Вы чего добивались? — спросил Глеб. Ева тем временем услышала, что по лестнице к ним бежит кто-то — один к чёрному ходу, другой по центральной. Ева показала на центральную и на себя, потом Глебу на вторую лестницу. Когда там с разницей в несколько секунд показались по одному человеку с автоматами наготове, сняли их без проблем. В это время попытались убить и Еву, как более лёгкую добычу, но пуля срикошетила от стола, задела ей висок, но по большей части только парик порвала, да поцарапала. Ева не без раздражения спряталась снова в своё укрытие.

— Жаль, времени нет их поспрашивать, — посетовал Глеб. Между двумя стальными перегородками, за которыми они прятались, было расстояние в полметра, но находились они на одном уровне, и Черти могли видеть друг друга. К тому же в перегородках были дырки, как в крупной тёрке, через них можно было наблюдать, что происходило ближе к двери. Трупы тут были — четверо охранников. Открыты двери в кабинеты и из одного из них вытекало алое на мраморный пол.

— А ты умеешь спрашивать так, чтобы отвечали? — усомнилась Ева. И отозвался Глеб достаточно громко, чтобы слышала не только она:

— Умею.

И непонятно было, врёт он, чтобы запугать, или правда умеет. Если бы Ева встретилась с ним где-то на улице, в транспорте или по работе, она никогда бы не могла предположить, что Глеб убийца. Никита был похож на убийцу, сама Ева, когда не притворялась, тоже. А Глеб даже убивая был похож на строгого учителя математики. Казалось, что он не убивал, а просто делал свою работу. Может и не особо приятную, но другой у него не было, да и выбрать не давали.

— …они за стальными перегородками… Мертвы. Да, кажется, кто-то сильный. Что?.. Бл*, ты нас в это втравил, я прошу тебя спасти нас!.. Так у них тоже автоматы…

— Я не буду убивать, если вы сдадитесь, — поймал мысль Глеб. — У вас есть раненный. Нам нужно только освободить заложников. Выбросите оружие, поднимите руки.

— Слышишь? Хочешь, чтобы мы сдались? Да? Эй!.. — потом несколько секунд тишины, и после неё неуверенное:

— Это… ты. Там. Кто вы такие?

О, как хотелось Еве встать и сказать: «Черти». Как красиво это бы выглядело. Да, это мы, перестрелявшие уже, наверное, половину вашего горе отряда. Мы, люди, которых заставляют стрелять до мозолей, не жалея на обучение боевых припасов. Которых заставляют развивать мускулатуру. Даже её, не давая скидку на то, что она девушка. Когда Еве не удавалось подтянуться нужное количество раз, инструктор кричал: «Вика тоже не могла! И где теперь Вика?! Так же хочешь?!» И Ева не хотела как Вика. Даже зная, что однажды умрёт, она хотела как Глеб и Ник — успеть с собой в ад затащить как можно больше людей. Сама. Это было похоже на азарт, и, хотя этих людей убивать было не так интересно, как тех, чьи дела она видела на фотографиях с трупами, даже эта схватка отозвалась в выплеском адреналина.

— Военные журналисты, — отозвался Глеб спокойно. — В отличие от вас, в таком аду побывали, что захваченное здание — говно. Мы в захваченном городе были. В захваченной стране.

— А имена ваши как? С вами главный поговорить хочет. Он отпустит заложников, кроме Бесова, его охраны и секретаря.

Глеб застыл. Так он обычно делал, если перестраивал план действий. Ева шепнула, возможно недостаточно тихо:

— Они что, ещё живы?..

Глеб словно не услышал, и Ева решила, что лучше не отвлекать и довериться человеку, который шесть лет выживал в постоянно изменяющихся условиях.

А потом поняла, что Глеб просто прикидывает, выгоднее ему будет спасать заложников или продолжать убивать по одному захватчиков, без опасений для себя. Потому что сейчас, когда наверху ещё оставались люди, нужны были и те, кто будет их охранять. И это единственная причина, почему на них сверху не хлынула волна вооружённых людей с автоматами.

— А что так низко сразу пали? — прокричал Глеб. — Хотели с правительством говорить, а теперь согласны на угрозы журналиста с автоматом?

Стало тихо, Ева подумала, что они, возможно, по внутренней связи общаются с лидером, но в этот раз отозвалась только рация Глеба, и голос там был другой, не тот прежний, спокойный, который брал на себя опасные ситуации. Этот был срывающимся, больше подходящим для голоса человека, у которого всё пошло не по плану:

— А ты думаешь, я не понял, что ты не журналист? Вас кто подослал? Вы кто?

Их окружали, правда по-прежнему силами тех двоих, что оставались на первом этаже. Был слышен тот шум, что могли производить люди, пытавшиеся ползти с оружием и в броне. Ева уже мысленно прикидывала, чей бронежилет ей больше подойдёт по размеру. Выглядели они не такими качественными, какие использовали в своих вылазках черти, но, как говорится, дарёному-то коню…

Была ещё одна проблема. Оцепленное здание они должны были покинуть, не попавшись полиции. И если Ева по-прежнему выглядела как один из заложников, то Глебу нужно было время переодеться, чтобы при попытке штурма его не пристрелили спасители, не разобравшись.

— Какой мне смысл называть себя, если мне ничего не угрожает? — спросил Глеб. Террорист, которого до этого застрелила Ева, лежал почти у самого её укрытия. А главное, до автомата можно было рукой дотянуться. И Глеб знаком так буднично попросил этот автомат, будто за завтраком масла, не отвлекаясь от телефонного разговора. Ева показала, что у неё только пистолет, и автомат был бы ей нужнее, но так же спокойно Глеб повторил знак. Пришлось ползти.

Стоило коснуться рукоятки, стоило только начать тащить его к себе, и вместо выстрелов или угроз раздалось паническое: «У них теперь два автомата!» Ева перестала таиться, да и что там за перегородкой она видеть не могла, но стало шумно. Схватив автомат, она перекинула его Глебу, тот уже взял свой так, чтобы рукоятка упиралась в стальные пластины бронежилета. В считанные секунды левой рукой так же примостил второй и, поднявшись во весь рост, у обоих только на курки нажал, поворачивая тело так, чтобы направлять очереди.

Их понадобилось где-то три — короткие, злые. Сразу после этого Глеб левой рукой вернул автомат Еве и отправился проверять поле боя. Двое были ещё живы. Одному прошило бронежилет, сильно зацепило плечо и шею, он хрипел так, словно умирал. Глеб забрал автомат у него, вышвырнул к двери, насколько мог далеко. Второй выживший был тот самый, что до этого получил ранение в руку и теперь сидел серый, зажимал мясо на плече. Глеб поднял автомат и раздалась ещё одна очередь. Ева понимала почему: первый не мог встать и догнать их, чтобы внезапно атаковать. А раненный только в руку мог собраться и отомстить.

Подняв и одну из уцелевших раций, Глеб сказал в неё:

— Это пятнадцатый. Мы их убили.

Снова секундная тишина, а потом тот же спокойный голос:

— Кого? Моих людей?.. В смерти заложников будешь ты виноват.

— Да я всю жизнь виноват, — проворчал Глеб, и непонятно было, рации или сам себе. Когда он обернулся, Ева уже ловко завязывала ремни бронежилета. Обернувшись, она заговорила, не отвлекаясь от дела, словно давно отточила эти движения:

— Выход открыт.

— Да, и скоро снаружи это поймут. Надо спешить.

— Что, мы не попробуем выйти, сделав вид, что мы просто заложники? — без особой надежды спросила Ева. Глеб ответил:

— Будто нам поверят.

Он по-прежнему оставался серьёзен и спокоен, и это и в неё тоже вселяло уверенность. Хотя и у них, и у врагов было оружие, и тех было больше, но Еве казалось, что победят всё равно они с Глебом.

Когда они двигались по пожарной лестнице вверх, Глеб глянул на часы, которые засветились. Снова сообщение от кого-то, скорее всего от Леонида. Глеб мазнул по экрану беглым взглядом, к сведению принял, и больше уже на них не отвлекался. Ева только теперь вспомнила, зачем они тут, запоздало подумав, что задание они провалили. Стало слышно, как ругались на третьем этаже.

— Ясно же, что не получилось! И я сразу говорил, что не получится! Удивительно, что нас ещё на покупке не загребли! А полиция там, за стенами, с нами церемониться не будет! Даже если мы сейчас выпустим всех заложников.

— Ну и иди! Сдавайся! А я верю, что у нас есть план! Что без плана мы сюда бы не совались!

— План был, что нас услышат. А теперь у нас в самом здании крысы… Наверняка кто-то был скрытым охранником.

— Вы глухие, что ли?! Идёт кто-то!

Несколько человек вскрикнуло — ещё оставались заложники в здании. Тогда Глеб остановился на лестнице, не доходя до этажа. Ева полностью ему доверяла и держалась позади, она не знала, что в такой ситуации делать.

— Показалось? — спросил кто-то. И тут же нервно, на грани истерики: — Иди проверь!

Послышались шаги, но неуверенные и уже не такие громкие. Даже Ева понимала, что идёт не один из захватчиков, Глеб тоже замер, хотя автомат держал нацеленным на дверной проём. Сначала показалась голова в чёрной вязаной маске, потом тело — одутловатое тело одного из журналистов, которого заставили надеть маску. Глеб приложил палец туда, где у маски должны были быть губы. Заложника трясло, но он не орал, а послушно молчал.

— Что там?!

Глеб жестом показал, что человек может бежать. Кажется, до него это только теперь дошло, и он, качнувшись, рванул теперь уже с криком вниз по лестнице, к выходу. Вот теперь послышался топот военной обуви и того, кто высунулся в лестничный пролёт, короткой очередью снял Глеб. Снова начал подниматься, но на этот раз обстреляли дверь, стену напротив коридора. В этом чувствовалась паника, в то время как Ева и Глеб оставались собранными и спокойными. Но одновременно с затихающей какофонией Глеб заорал, причём так, как до этого кричал раненный с первого этажа. Ева быстро включилась в игру, громко спросила:

— Тише! Куда попали?! Сейчас перевяжем! — и рванула ткань рукава, при этом не отвлекаясь от двери, из-за которой стреляли. Оттуда тут же высунулись две рожи в масках, готовые добить, и мощностью выстрелов их отбросило на стену. После этого Глеб, махнув Еве, вышел вместе в ней в общий зал. Против них остались двое в масках, которые стояли дальше, у парадной лестницы, а между ними и чертями было ещё человек пять сбившихся в кучку заложников, прямо на линии выстрелов. Ева осмотрелась быстро слева, Глеб глянул, не было ли кого справа, но там оставались только трупы, стулья, опрокинутые кадки. Тут и прятаться было негде.

Несколько секунд люди напряжённо смотрели друг на друга, как и дула автоматов. Ева целилась как и Глеб — через заложников прямо в противников. Представляла всех кусками мяса, уже трупами. Потом сменила тактику — представила, что они очередной «заказ» чертей. Вон та женщина жестокий убийца, тот мужчина на самом деле покрывал бордель с несовершеннолетними проститутками, а вон та харя явно на досуге детей расчленяла.

И ей поверили. В то, что она будет стрелять и через заложников. Лица Глеба никто не видел. Захватчики не стали рисковать, бросились по парадной лестнице вниз, почти одновременно, не сговариваясь. Вслед им не стреляли, да и догонять не стали — тут были не все. Глеб, сняв маску и стягивая бронежилет, который теперь, в считанные секунды до штурма, мог скорее сделать его целью, чем спасти, выпалил:

— Где остальные?

Вместо ответа двое из заложников показали ему на кабинет за трибуной. Глеб направился туда, Ева снова — прикрывать. Пока Глеб двигался вперёд, не отвлекаясь, Ева осматривалась в поисках засад или оставшихся тут террористов, и никого не видела. Победа казалась простой.

Глеб выбил дверь ногой, тут же спрятался за косяк, Ева была чуть сбоку, собиралась сделать то же, но задержалась.

Напротив двери был человек в бронежилете, в военных чёрных брюках, с всклокоченными волосами. Он выглядел неестественно невозмутимым для ситуации, даже Глеб не был так спокоен. Но смутили Еву глаза человека, в них словно в каждом плавало по зеленовато-белому карпу. Черти видели человека всего секунду, после которой Ева продолжила отклоняться в укрытие, Глеб приготовился стрелять, а голова человека в бронежилете и без маски словно взорвалась. Одновременно раздался и выстрел.

Бесов вышел из кабинета в испарине, с ослабленным галстуком, из-за письменного стола осторожно поднималась девушка-секретарь, с пола вставал один из охранников. В руках Бесова был пистолет, и Глеб не спешил опускать свой автомат, даже когда политик заговорил:

— Спасибо, что отвлекли его. Он один остался. Думал, что сможет отстреляться…

— Почему же он не вышел, прикрывшись вами? — спросил Глеб. Бесов пожал плечами и убрал пистолет за пояс:

— Я не знаю. Правда не знаю, но, похоже, это спасло нам жизнь… Нет, это вы нас спасли. Как вы вообще это… это всё?.. Как вы?..

— Служили раньше, — соврал Глеб, не спешивший расставаться с автоматом. Снова послышались тяжёлые шаги, этот звук наполнил всё здание, но на сей раз это не могло быть подкрепление террористов.

Сообщением, которое прислал Леонид, оказался план отхода. Глеб и Ева делали вид, что они в процессе оказались сильно ранены, хотя серьёзнее синяков, царапин, да осколка штукатурки у Глеба, который, впрочем, нужно было доставать, ранений не оказалось. Но их погрузили в одну карету «скорой». Бесов сам шёл до самой машины, всё настаивал, что тоже поедет, что обязан проследить, но санитар охладил его несколько фамильярно:

— У нас что, карета чумная что ли или труповозка вас штабелями складывать? И так двое.

— Давайте я на своей машине отвезу. Они же нас спасли всех.

— А зашивать их тоже сам будешь? В машине? Нет уж, давай, отойди и не мешай работать.

Ева в окно видела, как смотрел на отъезжавшую машину политик. Совсем не как на спасителей, скорее с обидой, и что-то ей подсказывало, что не на медбрата эта обида.

— Что ты видела? — спросил Глеб, занявший каталку, потому что из него как раз доставали осколок. Во всяком случае старались, но на ходу это было сложно. Возможно, поговорить Глеб решил именно чтобы отвлечься от этой боли.

— Зелёное. В глазах.

— Значит, не показалось, — выдохнул Глеб и закрыл глаза, сдаваясь на милость санитару.

— Значит, близко вы так и не подобрались… туман в глазах… ясно, — кивнул Леонид. Он смотрел в жестяной забор так, словно мог видеть сквозь него. Был тот отвратительный период осени, когда листья уже опали, трава уже засохла и частично перегнила, по утрам морозило, а снег всё не выпадал. Глеб и Ева стояли за его спиной, на крыльце дома. Собаки с заднего двора лаяли, но лениво, скорее для порядка. — Я рад, что с вами всё в порядке.

— Ты знал, что здание захватят? — спросил Глеб спокойно, словно о приезде дальнего родственника. Леонид обернулся и посмотрел укоризненно, даже губы по-детски изогнул:

— Глеб, ты что? Я вас туда безоружными отправил. Двоих. Если бы я знал, что на здание будет совершено нападение, я бы туда отправил Никиту. Как думаешь?

— Думаю, что ты не собирался нас убивать. Но ты очень удачно нашёл нам пропуск именно в то время, когда на здание нацелились.

— Просто совпадение. Ясно? — всерьёз обиделся Леонид. И выглядел он обеспокоенным, Ева до этого тоже думала, что он их подставил, а теперь не находила причин. Конечно, они выбрались, но ведь могло быть и по-другому. А Леонид вложил в них столько денег и сил, что вряд ли стал бы так изощрённо убивать.

— Так в чём проблема с Бесовым? Что он сотворил там? — Глеб сделал вид, что поверил, но так сделал, что и Леонид должен был понять, сколько ему теперь стараться, чтобы снова заслужить доверие своих же чертей.

— Я думаю, что он тоже не так прост. Человек, собравший людей и захвативший здание — тот, от кого меньше всего это ждали. В политику его не пускали, но он старался, и старался действовать мирно. А тут вооружённый захват, убийство журналистов… Да, со стороны выглядит так, словно он сорвался, потому что его не хотели… Но, я думаю, он был человеком умным, чтобы понимать, что, став террористом, он тем более ничего не добьётся.

— Разве они не умирать туда шли? — спросила Ева, сложив руки на груди, чтобы согреть ладони. Они с Глебом только накинули куртки, вышли в домашней обуви, теперь она замерзала.

— Умирать — да. Позорить свои взгляды и дело — вряд ли. Это вам не школьники, которые идут расстреливать всех подряд. И вот вам совпадение — после этого инцидента правительство прислушалось к Бесову. Теперь он разглагольствует, что нельзя допустить повторения, что надо монополизировать оружие государством. Не выдавать ни охотничье, ни пневматику… и за ужесточение контроля над оборотом оружия. Это мне точно выйдет боком.

— Так ты думаешь, он может контролировать людей? — внезапно спросил Глеб, и Ева замерла между двумя состояниями, не зная, что лучше — высмеять его или поверить. Но Леонид спокойно кивнул:

— Да. Но, кажется, только одного человека… есть ещё какие-то ограничения… Но и вы засветились. Если вас снова туда посылать, то только перешив до неузнаваемости. А мне теперь цены на боеприпасы задерут так, что… надо уже экономить на своём небольшом хобби. Ну и вас жаль снова кромсать. Ева, как локоть?

Локоть не болел, да и не был ранен в последнее время. Ева интуитивно коснулась груди, которая срасталась долго и болезненно, и на которой всё же оставались швы. Глеб переспросил:

— Локоть?

— А, грудь, — поправился Леонид. — Прости. Вас так часто стали бить, что я уже путаюсь. Ладно, отдыхайте пока. Работа подождёт, всех всё равно не перебьём.

Леонид направился к воротам, сам себе открыл, сам за собой закрыл. Ева заторопилась в дом, но Глеб поймал её за куртку, сжал руку, хотя прислушивался к тому, как отъезжала машина.

— Что не так? — спросила Ева. Глеб повернулся к ней, выглядел теперь обеспокоенным, заговорил шёпотом:

— Он знал. Я более, чем уверен, что он знал.

— Он не стал бы так нами рисковать. Если бы знал, то отправил бы с оружием. И не как репортёров. Ты же сам говорил, он ненавидит рисковать.

— Но он знал и то, что у нас всё получится. И тут не просто вера в нас. Сядь мы чуть дальше от лестницы и нас либо расстреляли бы, либо мы сидели бы с заложниками. И нас тоже расстреляли. Но он попросил сесть к лестнице ближе.

— Ты к чему клонишь? — выдохнула Ева, и белый пар изо рта показался ей огненным дыханием разозлённого дракона.

— Да я и раньше это за ним замечал. Кому я скажу? Нику что ли? У Ника тоже, знаешь ли, не все дома… Слушай, иногда кажется, что он заранее всё знает. Вика с нами только полгода как была. Но я видел в его бумагах — он уже тогда следил за тобой.

— А что, на всякий случай он не следит? На случай если бы мне, допустим, просто надо помочь. Или если кто-то умрёт внезапно, а у него готов план?

— Следит, — нехотя признал Глеб. — Ладно… Если это не доказательство. Если то, что тебе снятся мёртвые, а Бесов может подчинять себе людей против их воли — тоже не доказательство того, что что-то не так с Леонидом, то вот тебе ещё история… Меня в чертей затащили сразу после того, как я убил. У него принцип, он берёт только убийц. Тех, кто смог в себе это перешагнуть. Перестал быть человеком. Так всегда было, и меня тоже сразу после убийства похитили. Только… только никто не знал, что я убью. Тот, кого убил — не знали. Человек, который был со мной — не знал. Да что там! Я сам нихера в тот момент не знал! Мне просто пушку дали и сказали стрелять! А знаешь кто знал? Леонид. Леонид и черти. Я только вышел оттуда, несколько метров до дороги дошёл, как вырулил чёрный джип и меня туда втащили. Он послал чертей ещё до того, как я убил. Понимаешь?

— Ты хочешь сказать, что он видит будущее?

Глеб кивнул, глаза у него блестели как-то нездорово, губы поджал.

— И после этого Ник псих? Он хотя бы нормальным не притворяется, — фыркнула Ева скорее чтобы с себя какую-то ответственность снять. Ей не хотелось верить Глебу, потому что если принять его слова — получалось, что она как Алиса, уже не в своём мире.

— Кто, вашу мать, эти журнашлюхи? — Бесов закурил, ослабил галстук. Был уже вечер, в кабинете горела только настольная лампа. — У журналистов сейчас что, боевая подготовка обязательна в институте? Что они делали в этих горячих точках — снимали или боевиков убивали?!

— Это всё на раз-два проверяется. Достаточно было на входе внимательнее посмотреть. На том канале и правда работают журналисты с такими именами, и внешне они даже похожи, но именно что похожи, — секретарь положила на стол два планшета. На одном — реальные фотографии журналистов, на другом — фото с камер наблюдения при входе с теми, кто явился на конференцию. — Они даже не старались. Подходящая стрижка, телосложение и типаж лица, и всё. Но это не они.

— Хорошо, а они-то кто? — Бесов ткнул в экран, на котором было фото с камер, так сильно, что на него упал пепел. Секретарша поморщилась и смахнула его, сделала жест, словно поправила выбившуюся из причёски прядь, но волосы были уложены в хвост туго. После этого технику от начальника отодвинула и придвигать больше не рисковала.

— А этого даже я не пробил. Не было таких. На камерах светились, но никуда не попадали, так чтобы там и имена их можно было узнать, — охранника не было видно в полутьме кабинета, он стоял у стены. Стоял, хотя рядом находилось гостевое кресло. Кроме них троих в кабинете никого больше не было, как и на всём этаже — настенные часы показывали начало первого ночи. На ближайшее время городская администрация была оцеплена, приходилось сидеть в кабинете директора мелкого дома культуры.

— Да я не могу так! Что, если их отправили меня убить? — выдохнул Бесов уже тише. Охранник цыкнул:

— Так они и убили бы. Здание захвачено, у них автоматы, у тебя только пистолет. А кто потом докажет, что они тебя и свидетелей расстреляли? А если и заподозрят — вот найдёшь ты их сейчас?

Бесов пожевал губами, потом попытался затянуться, но сигарета не горела. Она была аккуратно срезана до горящего табака и отстриженный кончик догорал в пепельнице.

— Да Лида! — словно супруге, попытался попенять Бесов. Секретарь проворчала смущённо:

— Я говорила в кабинете не курить. Да, нервы, но ведь это вторая уже…

— Лида, честное слово, я бы тебя давно выгнал, если б можно было.