Предатель

Глава 10

Винни сидел в такси и страшно волновался. До встречи с Лео Голдманом оставалось меньше десяти минут, а он был все еще в сорока кварталах от «Центурион-офиса». Он рассчитывал, что к началу показа фильм будет уже доставлен в офис Голдмана, но кинолаборатория запоздала с подготовкой копий, и ему пришлось самому везти фильм. Он достал платок, вытер лицо и сделал несколько глубоких вздохов, пытаясь расслабиться. Изменить теперь он ничего не мог, оставалось положиться на судьбу.

Он опоздал на десять минут, и секретарь Голдмана сказала, что его уже ждут в смотровом зале. Он спустился на лифте вниз, отдал коробку с фильмом поджидавшему его механику, поправил галстук и вошел в зал.

Лео Голдман сидел, сгорбившись, в кресле, а в воздухе тянулся дым сигары. Он кивнул Винни, затем нажал кнопку и сказал:

— Начинайте, Джерри.

Винни занял свое место, и фильм начался. Когда прошло тридцать секунд титров, зазвонил телефон.

Голдман поднял трубку и стал быстро говорить, время от времени попыхивая сигарой.

Винни дотянулся до кнопки микрофона:

— Джерри, пожалуйста, остановите фильм и перемотайте к самому началу.

Голдман перестал говорить и прикрыл рукой трубку:

— Я смотрел, — сказал он.

— Лео, — спокойно произнес Винни. — Все, что мне нужно — это десять минут вашего пристального внимания. Если после этого вы захотите кому-то позвонить — ради Бога.

Голдман как-то странно на него посмотрел.

— Я перезвоню, — сказал он в трубку и нажал кнопку микрофона. — Поехали, Джерри.

Фильм начался снова, и Винни дал себе слово не смотреть на Голдмана. Это не трудно было сделать — Винни впервые видел законченный фильм и не мог оторваться от экрана.

Через десять минут после начала Голдман посмотрел на часы, потом взялся за телефон.

«Ох, черт, — подумал Винни, — я пропал!»

— Бернис, — сказал Голдман в трубку, — запишите, кто будет мне звонить.

Винни облегченно вздохнул и стал снова наслаждаться фильмом.

Голдман выкурил еще две сигары, но даже не пошевелился в своем кресле. И только когда на экране промелькнули последние кадры, он заговорил.

— Кому принадлежит фильм? — спросил он.

— Компании «„Ночи Даунтауна“, Инкорпорэйтед», — ответил Винни.

— А компания кому принадлежит?

— Мне.

— Все сто процентов капитала?

— Совершенно верно.

— А вкладчики?

— Они вложили средства в картину, а не в корпорацию.

— Значит, у вас есть полная свобода действий, без каких-либо помех со стороны?

— Да.

— Кто еще видел этот фильм?

— Кроме вас, никто; эту копию не видел даже режиссер, а всего их две. Вторая для фестиваля.

— Сколько вы хотите за негатив?

— Назовите свою сумму.

— Я дам вам два миллиона долларов за фильм со всеми правами.

— Нет.

— Вы что, с ума сошли?

— Лео, завтра фильм покажут на Нью-Йоркском кинофестивале. На следующее утро появятся отзывы в «Таймс». Это больше не будет открытием.

— Хорошо, два с четвертью миллиона.

Винни медленно покачал головой. Он ждал, что его снова спросят, сколько ему нужно.

Лео встал.

— Ну что ж, друг мой, до встречи, — сказал он и двинулся прочь из маленького зала.

«Продолжай действовать», — сказал себе Винни. Он нажал кнопку:

— Джерри, перемотайте, пожалуйста, пленку.

Голдман скрылся в дверях.

Винни сел и стал ждать, когда механик закончит перемотку. Он не собирался бежать за Голдманом. «Ничего страшного, — думал он, — завтра вечером они все увидят этот фильм».

Двери распахнулись — вернулся Голдман, прошел между рядами кресел и сел рядом с Винни.

— Ладно, посмотрим, насколько вы умны, — сказал он. — Скажите, чего вы хотите. Только будьте благоразумны и реалистичны. Если вам это удастся, я его покупаю.

— Я хочу три миллиона долларов наличными, — сказал Винни. — Я хочу десять процентов прибыли — это лично для меня, а не для корпорации, — по отдельному контракту; я хочу гарантий, что на рекламу и прокат будет затрачено не менее восьми миллионов долларов; я хочу гарантий, что фильм будет демонстрироваться не менее, чем в тысяче кинотеатров; я хочу гарантий, что ни единый кадр не будет изменен.

— Я не могу гарантировать десяти процентов прибыли, — сказал Голдман.

— Лео, вы собираетесь приобрести потрясающий фильм, уже законченный, который обойдется вам в треть того, что вы бы сами потратили на его производство.

— Не исключено, что придется редактировать его для телевидения.

— Вы можете дублировать фильм, но не редактировать.

— Я хотел бы, чтобы вы перешли ко мне на работу. Я дам вам шестьсот тысяч в год, плюс оплата расходов и пятилетний контракт.

— Лео, я хочу самостоятельно снимать фильмы. Мне нужно производственное соглашение.

— Какого рода?

— Три четверти миллиона в год, расходный счет и триста тысяч премии, миллион в год на развитие производства, контракт на три года.

— Три года и возможность продления контракта еще на два года. Если бюджет превысит двадцать миллионов, то остальные средства вы находите сами в другом месте.

— Хорошо, но у вас будет тридцать дней на организацию съемок, после этого я забираю фильм и делаю с ним, что хочу, но снимаю на «Центурионе». Если вас устраивает мой вариант фильма, я получаю полтора миллиона в год.

— Шесть недель на организацию съемок.

— Договорились, — сказал Винни.

Голдман поднял трубку и набрал номер.

— Мюррей, мне сейчас нужен контракт на закупку фильма, цена три миллиона, картина называется «Ночи Даунтауна», мы покупаем ее у корпорации «„Ночи Даунтауна“, Инкорпорэйтед». Я сказал сейчас. Далее, мне нужен отдельный контракт, передающий десять процентов прибыли от фильма лично некоему Майклу Винсенту. Далее, мне нужен проект продюсерского контракта. — Он перечислил все пункты, о которых договорился с Винни. — И еще, — сказал он. — Приготовьте чек на три миллиона долларов для корпорации и еще один — на сто тысяч долларов — для Винсента. Мне нужно, чтобы все это было у меня в офисе через полчаса, — он повесил трубку.

— Вы можете составить эти контракты в полчаса? — недоверчиво спросил Винни.

Голдман отмахнулся.

— Это все заготовки, она впишет имена и цифры и все распечатает. Это займет сорок пять минут, — он встал. — Где негатив?

— В смотровом зале, — ответил Винни.

— Мне нравится, как вы работаете, Майкл. Продолжайте в том же духе.

Быстрым шагом Винни проследовал за Голдманом в его офис. Это была квадратная комната, стены которой были увешаны абстрактной живописью.

— Прекрасная коллекция, — сказал Винни.

— Вам следует посмотреть, что у меня имеется дома, — ответил Голдман. Он пролистал свой календарь. — Итак, я возвращаюсь из Лондона в субботу. Вы появитесь на студии в понедельник. Во вторник приходите на обед. Хотите, чтобы я позвал для вас девушку?

— У меня одна уже есть на примете.

— Замужем?

— Нет.

— Отлично.

Контракты были готовы. Винни внимательно прочел все условия, пока Голдман разговаривал по телефону: то сожалел о чем-то, то ловко отшучивался. Голдман был рассудительным человеком. В семь часов вечера контракты были вновь проверены и наконец подписаны.

Голдман вручил Винни два чека.

— Это деньги за фильм. А это стотысячная премия, первая выплата по вашему контракту.

Винни встал и пожал ему руку.

— Спасибо, Лео.

— Майкл, позвольте кое о чем вас спросить. Во сколько обошелся вам этот фильм?

— Шестьсот тридцать тысяч долларов, — ответил Винни.

Голдман разразился смехом.

— Вот это мне нравится! — воскликнул он. — Я-то считал, что не меньше миллиона восемьсот! Я заплатил вам больше, чем нужно! Не говоря уж о том, что вы послали к черту своих инвесторов, забрав десять процентов прибыли себе лично.

— У меня только два инвестора, и они разбогатеют быстрее, чем разбойники с большой дороги. Вы ведь тоже заключили хорошую сделку; за плохие вы не беретесь.

— Так всегда бывает, друг мой; двое подписывают соглашение, и каждый из них всегда знает что-то такое, о чем другому неизвестно. И в конце это срабатывает.

Винни внимательно посмотрел на Голдмана.

— Лео, что вам известно, о чем не знаю я?

Голдман позволил себе слегка улыбнуться.

— Сегодня утром не стало Кэрол Джеральди. Передозировка. Это гарантирует по меньшей мере десять миллионов прибыли от проката этого фильма; и я надеюсь посмертно получить для нее награду Академии. Вот увидите.

Винни сел в такси и посмотрел на свои чеки. Да, если бы он знал о смерти Кэрол, он получил бы, по крайней мере, еще миллион. Зато он добился для себя десяти процентов от прибыли!