Глава 12

Жиган ждать не любил. И куклой, которой управляют, дергая за нитки, никогда не был. Он привык действовать самостоятельно, вести собственную игру.

Пока Колесников комбинировал, Жиган решил зайти с другого конца. Логика рассуждений была простой. Тачки не могли растворяться в воздухе. Даже будучи украденными, они оставляли следы. Уж слишком приметные авто угонялись тайными недоброжелателями Колесникова

Маясь без дела в снятой квартире, Жиган поливал цветы бабы Веры. Иногда, задумавшись, надолго застывал возле какого- нибудь развесистого фикуса. Вода лилась в старенькую кадку.

«Скорее всего, паленые тачки уходят из Москвы. Тут, конечно, классных телег навалом. Просто деваться некуда от всяких «мерсюков», «Линкольнов» и прочей автомобильной элиты. Дорогих машин в златоглавой — как грязи. Но эти… эти слишком приметные. Расписанные в каждой газете. К тому же их усиленно ищут менты. Стараются оправдаться в глазах населения. Найти нажитое непосильным трудом и вернуть народным любимцам. Поэтому перепродавать тачки даже с перебитыми номерами в Москве никто не станет. Если, конечно, угоном не занимается банда дебилов. А на дебилов ребята не похожи. Скорее — наоборот. Шустрят весьма сообразительные ублюдки. Беспредельничают без тормозов, но грамотно…»

Иногда к Жигану заглядывал в гости кот. Алкоголик, живший в соседней квартире, не кормил бедное животное. Облезлый, с отрубленным хвостом котяра перебирался через балкон и усаживался напротив Жигана. Заискивающе заглядывал ему в глаза, терся о ногу и хрипло мурлыкал.

Пришлось завести для полосатого бродяги дежурную бутылку молока, Глядя, как кот его лакает, Жиган возвращался к своим мыслям.

«Краденое авто идет по конвейеру: угонщик — перегонщик автомобиля — мастер, который изменит облик машины, — оформитель документов. Затем тачка уходит к покупателю. Первое и последнее звенья вычислить трудно, а вот остальные можно попытаться. Умельцев переваривать номера кузовов и перебивать номера двигателей в городе до хрена. Спецов по подделке документов гораздо меньше. Отсюда и надо плясать. Авось что-нибудь да выгорит…»

И Жиган решил навестить одного старого знакомого.

Гравера по прозвищу Чичо прооперировали по поводу катаракты.

До операции похожий на карлика гравер считался лучшим изготовителем фальшивых документов во всей Москве Свою карьеру он начинал еще при Сталине, подделывая продуктовые карточки в блокадном Ленинграде. Его поймали с поличным, посадили и хотели расстрелять. Но мастера взяло под крыло могущественное ведомство.

Чекисты, а точнее отдел, занимавшийся заброской в тыл немцев диверсионных отрядов, поручили граверу изготовку фальшивых аусвайсов, военных билетов войск «СС» и проездных документов отпускников. Чичо работая на совесть и до сих пор помнил, какого цвета была обложка у военного билета солдата сухопутных войск, а какого — у артиллеристов. Работая с немецкими документами, гравер научился педантичности и точности.

Заслуги гравера оценили по достоинству. После войны вместо «вышки» ему вкатили смешной срок. Отмотав его в лагерях под Воркутой, Чичо исчез из поля зрения правоохранительных органов. Сделал себе новую биографию, по которой Чеслав Викторович Лыбедько, житель Восточной Украины, проливал кровь в партизанском отряде, а позже восстанавливал экономическое могущество родины на шахтах Донбасса. За что был награжден заслуженной медалькой и целым букетом болезней.

В криминальном мире о Чичо знали немногие, а когда старик стал слепнуть, и вовсе забыли. Но он не обижался, полагая, что все, что ни делается, — к лучшему.

Когда Жиган постучал в дверь неприметного одноэтажного дома в подмосковном поселке, Чичо принимал лекарство. Он вышел, накинув на плечи клетчатый плед, подслеповато прищурился и, узнав гостя, радостно воскликнул:

— Ба, Жиган! А базарили, что ты на кладбище червей кормишь.

Шутки у старика были своеобразные. Он обожал пересыпать свою речь прибаутками и поговорками. Шаркая обутыми в теплые бурки ногами, Чичо прошел в дом.

— Извини, Жиган. Бухалово не предлагаю. Боюсь, если выпью, на молодку потянет. А в моем возрасте кобелиться опасно. Перевозбудишься, и кердык! Все-таки неприлично, если понесут хоронить с елдой как оглобля, — старый балагур захихикал, представив собственные похороны в столь неприглядном (или, напротив, — приглядном) свете.

Устроившись на чистенькой кухне, Жиган достал плоскую бутылку «Смирновки».

— Да я свою принес. Может, сделаем по капле?

Посмотрев на этикетку, Чичо взболтнул жидкость, наблюдая за полетом пузырьков, пошамкал ртом и важно заметил:

— Уважаю хорошее берло. За встречу можно и накатить. На халяву ведь и уксус сладкий. А с шалавой я, пожалуй, еще справлюсь, если брыкаться не будет.

Из холодильника Чичо достал нежирный бекон, помидоры, початую банку паюсной икры и пучок зелени. Неторопливо сервируя стол, старик искоса поглядывал на гостя. Понимал, что Жиган пожаловал неспроста. Когда-то Чичо делал для него документы. Теперь, из-за болезни и старости, не мог оказать подобную услугу. Однако не торопился объявлять о своей немощи. Первое слово должен сказать гость.

— За что пить будем? — укладывая розовый ломтик бекона на аккуратно отрезанный кусок батона, спросил Чичо.

Жиган разлил водку по пузатым рюмкам.

— За здоровье.

Они выпили. Перекусили и употребили еще по одной. Ритуал вежливости был соблюден. Слегка порозовевший старик барским жестом предложил попробовать икру.

— Давай, налегай на рыбьи яйца. Для мужика очень пользительно. Если есть проблемы по этой части… — старик выразительно хлопнул себя по низу живота, — икорочка очень даже помогает.

Жиган сделал бутерброд, откусил кусочек, отложил бутерброд в сторону.

— По этой самой части у меня все нормально. Но есть другие проблемы.

Еще недавно сочившийся добродушием старик мгновенно посерьезнел. Беспокойная жизнь приучила Чичо к осторожности — он никогда не болтал лишнего. Как известно, молчание — золото. А язык твой — враг твой. Особенно в криминальном мире.

— Проблемы, говоришь? — зыркая колючими глазками, произнес Чичо. — Стар я решать проблемы. Вот доживаю свой век в тишине и спокойствии. Летом цветы выращиваю. Зимой по телику фильмы с голыми девками смотрю. Чего еще для счастья надо?

Еще не зная, о чем пойдет речь, старик осторожничал.

— А у меня не получается садоводством заниматься. Молод еще лютики выращивать, — засмеялся Жиган, стремясь разрядить напряженную атмосферу.

Сообразив, что гость просто так не отстанет, Чичо предупредил:

— Я ксивами больше не занимаюсь. Гляделки подводят. Доктора катаракту убрали. Но толку мало. Годы берут свое.

Налив по третьей, Жиган успокоил старика:

— Да ты, Чичо, не напрягайся и лапшу мне на уши не вешай. Старый конь борозды не испортит. Твои ксивы по-прежнему самые лучшие. Я знаю. Не прибедняйся.

Польщенный старик только хмыкнул в кулак.

— Не умеет молодняк работать. Это факт. Лепят фуфло по-скорому. Не чувствуют от работы кайфа. Им бы поскорее деньгу срубить и впарить клиенту дешевый левак. А у нас бумага — страшная сила. Без бумаги человек круглый ноль. Но я, Жиган, без дураков, крепко сдал. Руки дрожат, да и с ментурой неохота встречаться. Отбанковал свое Чичо.

Вспомнив славное прошлое, старик махнул еще стопку. И наконец оттаял. Он снова повеселел, пытливо поглядывал на гостя.

Настало время перейти к главному.

Жиган отодвинул тарелку и рюмку и, тщательно взвешивая каждое слово, начал:

— Тут одна бодяга паршивая закрутилась и меня боком зацепила. Что да как, тебе не интересно. Но мне надо знать, кто сейчас на дорогие тачки липу клепает. Ну там всякие техпаспорта, купчие и прочую ботву.

Чичо наморщил лоб, собираясь с мыслями. Он знал, что гость никакого отношения к правоохранительным органам не имеет. Следовательно, можно не суетиться. Но и консультировать гостя хитрый старик не спешил. Важно выпятив губу, произнес:

— Подожди-ка, дай пораскинуть мозгами. Лепил-то немало развелось. Но настоящих классных мастеров единицы, — перебирая в уме погоняла, дед молча загибал пальцы.

На самом деле одна неблагодарная скотина с ходу всплыла в памяти у изготовителя фальшивок. Его лучший ученик по прозвищу Картон даже не пришел навестить старика в больнице. А перед этим хвастался, что в последнее время круто поднялся на изготовлении «фальшака» для угонщиков автомобилей.

В старости внимание обретает особое значение. Старикам хочется, чтобы о них не забывали. Оказывали хотя бы символические знаки внимания. Старики порой бывают капризны, как дети. А лучший ученик Чичо оказался полнейшей сволочью, не знающей, что такое благодарность.

Выдержав минутную паузу, Чичо как бы нехотя произнес:

— Наводку я тебе дам. Только… — он поднял палец.

— Понимаю. Как пишут в журналистских репортажах — источник информации пожелал остаться неизвестным, — успокоил старика Жиган.

— Очень пожелал, — улыбнулся Чичо, — дело ведь не шутейное. Разборками обернуться может. Ты же неспроста палеными тачками занялся?.. Ну да ладно! Это твой бубновый интерес. А я живу по принципу — меньше базаришь, позже схавают, — показав жестом, что пора наполнить рюмки, дед потер глаза; выпив и закусив, продолжил: — Не знаю, в тему ли, но один фраерок гоношился выточными бумажками на машины. Болтал у меня лишнего. Мол, на улетные тачанки бумажки варганит. А тачанки эти, — старик сделал большие глаза, — корыта эти, значит, у нехилых людей угнаны.

Жиган даже привстал на стуле:

— Поподробнее, Чичо. У кого угнаны?

Старик пожал плечами:

— Откуда я знаю! Только кент этот талдычил, что об угонах и по «ящику», и в газетенках гугнили. Я, по причине слабого зрения, всю эту муть не читаю и не смотрю. Но краем уха слышал, что какие-то отморозки берут на гоп-стоп авто у конкретных людей. Я тему не развивал. Мне этот базар — по барабану. Меньше знаешь, дольше в постели, а не в могиле поспишь. Но раз ты спросил… — хитро прищурившись, Чичо замолчал.

От удачи у Жигана засосало под ложечкой. Новость была настоящим подарком судьбы. Осторожно, словно не веря в невероятное стечение обстоятельств, он спросил:

— И как погоняло этого художника?

— Картон, — намазывая на хлеб толстый слой икры, ответил Чичо.


В последнее время Картона мучил по ночам один и тот же кошмар с омерзительным гомосексуальным подтекстом. Будто Картон лежит привязанный к кровати, а вокруг него бегает без штанов следователь Петрушак и, тряся «хозяйством», орет:

— Я тебя за ксивы выточные опущу! Нарушил уговор! Не стуканул! Теперь будешь очком расплачиваться…

Картон просыпался весь в поту. Сначала сон показался ему идиотской фантасмагорией, неизвестно каким образом проникшей к нему в сознание. Уж слишком нелепым был сюжет. Но это уже после пробуждения, когда все вставало на свои места. А вот ночью было не до смеха. Картон мог поклясться, что чувствовал даже запах, исходящий от немытого тела следака.

Сам-то изготовитель фальшивок был предельно чистоплотен. Два раза в день, а в жаркую погоду и чаще он принимал душ и обильно умащивал тело ароматическими притирками и орошал дезодорантами.

Сотрудничество со следователем, а попросту говоря стукачество, становилось невыносимым. Картон устал вести двойную игру. По договоренности, изготовитель фальшивок был обязан сообщать обо всех своих заказчиках. Но человек, с которым Картон сотрудничал в последнее время, был пострашнее следователя Петрушака вместе со всей его ментовской конторой.

С Мармеладом его свели люди из криминальных кругов. Тот предложил выгодное сотрудничество, попросив изготовить на пробу документы, подтверждающие легальность приобретения «Тойоты Короллы». У машины уже были перебиты номера кузова и двигателей. Выправив бумаги, Картон передал пакет документов заказчику. Осмотрев фальшивки, Мармелад, приехавший на той самой «Тойоте», распахнул дверцу.

— Садись, — приказал он.

Картон удивленно поднял брови:

— Зачем?

— Прокатимся по матушке-столице. А потом, по Кольцевой пару километров сделаем. Проверим твои бумажки в деле. Если какой-нибудь гибэдэдэшник прикопается — пеняй на себя, — с холодной усмешкой произнес человек со шрамом над верхней губой.

Ничего подобного в практике Картона еще не было.

Они битых три часа колесили по автострадам и улицам Москвы. Документы у стражей порядка на дорогах не вызывали подозрения. Заказчик заплатил вдвое больше обещанного.

Вручая стопку купюр, сказал:

— Скупой платит дважды. А я жмотиться не привык. За хорошо сделанную работу надо хорошо отблагодарить. В этом вся фишка. Тогда и спросить за проколы можно по-крупному.

С той поры Картон работал только на одного клиента, если, конечно, не принимать в расчет Геннадия Семеновича Петрушака.

В этот вечер Картон чувствовал себя особенно скверно. Все в его жизни шло наперекосяк. Днем Картона обманули на рынке. Носатый азербайджанец, подсунул ему несколько гнилых баклажанов. Ближе к полудню позвонила подруга и нежным голосом сообщила, что у нее обнаружили симптомы нехорошей болезни.

— Но ты не волнуйся, милый. Это совсем не то, что ты подумал. Так, мелочовка какая-то, — нежно прощебетала девушка, на десяток лет моложе своего любовника.

В ярости Картон закричал:

— Кретинка! На стороне трахалась! Я же предупреждал — не верти задницей перед каждым встречным.

Девушка, не привыкшая к подобному обращению, выстреливала в трубку короткими, рублеными фразами:

— Ах ты, козел плешивый! Клялся в любви, а теперь обзываешь по-всякому. Вместо того чтобы поддержать морально, кретинкой называешь? Слушай — ты, педрило, не звони мне больше. Сиди как сыч в своей конуре и разглядывай — не капает ли с конца…

В частной поликлинике, куда Картон немедленно помчался сдавать анализы, его огорошил врач с явно садистскими наклонностями. Усадив перед собой пациента, благообразный старичок после исследования причиндалов Картона весело объявил:

— У вас, батенька, намечается половая дисфункция на нервной почве.

— Чего? — пытаясь застегнуть брючный ремень, спросил изготовитель фальшивок.

— Переживаете много. Работа, видимо, нервная.

— Еще какая, — вздохнул Картон.

— Поторопитесь детишками обзавестись. Потом может быть поздно. Медицина, к сожалению, не всесильна, — направляясь к умывальнику, бросил через плечо медик. — А анализы ваши мы завтра посмотрим.

До дома Картон добрался еле живой от жары и переживаний.

Сунув в микроволновую печь замороженную пиццу, поставил на огонь сковородку. Картон обожал жареные баклажаны, приправленные тертым чесноком, дольками помидоров, расплавленным сыром и обильно посыпанные зеленью. Это блюдо с романтическим названием «Султан доволен» изготовителя фальшивок научил готовить один турок.

Но сегодня терпкий аромат восточного блюда показался Картону слишком пряным. Он расчихался, стоя у плиты, и уменьшил огонь, прикрыв сковороду крышкой. Еще немного потоптавшись на кухне, Картон заглянул в холодильник.

Прихватив пару банок холодного пива, Картон прошел в зал. Включил телевизор, откупорил пиво. По «ящику» показывали криминальную хронику.

Суровая девушка с лицом офицера гестапо вещала об уголовном беспределе, захлестнувшем Россию. По экрану плыли чьи-то обезображенные трупы, мелькали фигуры бойцов спецподразделений с автоматами наперевес, демонстрировались взятые с поличным взяточники.

Картон всегда относился с презрением к подобного рода передачам. Телевизионные страшилки, сдобренные нелепыми комментариями многоопытной ведущей, нагоняли на изготовителя фальшивок тоску. В жизни все гораздо проще и потому страшнее.

Потягивая пивко, Картон полулежал в кресле. Когда по телику пошел сюжет об угоне машины известной певицы Ирины Венегровой, он выключил «ящик».

— Сколько можно старье крутить! Уже по всем каналам показали эту куколку. Крутят и крутят всякую туфту.

Раздражение вызывал не сюжет. Картон знал, что через несколько дней к нему пожалуют люди Мармелада и потребуют изготовить новую стопку липовых документов. Игра шла нешуточная, и именно это нервировало осторожного изготовителя фальшивок. Но он не мог выйти из игры по собственной воле.

Добравшись до ванной, Картон открутил краны и стал наблюдать, как льется вода. Потом попробовал пальцем температуру, снял с полки голубой пакет с морской солью и развел концентрат в ванне. Немного успокоившись, вернулся на кухню, прихватил холодного пива и початую пачку сигарет «Marlboro Light».

Чтобы достать сигареты, Картону пришлось вывалить содержимое стильной кожаной сумки на стол. Он принципиально не носил с собой огнестрельного оружия. Не хотел попасть под статью. Чтобы не чувствовать себя беззащитным, таскал с собой всевозможные разрешенные средства защиты.

Однажды его избили пьяные подростки возле подъезда собственного дома.

Картон сделал замечание юнцам, выгуливающим двух здоровенных ротвейлеров без намордников. Юнцы заявили, что некоторые мудаки хуже собак и что кое-кому не только намордник, но и короткий поводок не помешал бы. Картон вступил в словесную перепалку, о чем очень быстро пожалел.

Подростки уложили его лицом на асфальт и долго месили ногами. Вдобавок один из ротвейлеров вцепился в ногу изготовителя фальшивок, а второй с изуверской мордой помочился на его туфлю.

В милицию Картон обращаться не стал.

Не прошло и дня, как компанию подростков окружили крепкие мужчины с бандитской внешностью. Ротвейлерам пустили в морды слезоточивый газ. Собаки, поджав обрубленные хвосты, с визгом унеслись прочь. А подросткам не без применения мер физического воздействия популярно объяснили, что старших надо уважать. Лето для юнцов закончилось в травматологическом отделении районной больницы.

С той поры для защиты от хулиганов Картон носил с собой баллончик газа, замешанного на экстракте красного жгучего перца, электрошокер и маломерную резиновую дубинку со свинцовым вкладышем. Все эти предметы и оказались на кухонном столе в куче других мелочей.

Заглянув под крышку, Картон убедился, что блюдо готово, и оставил его остывать, погасив газ.

Очутившись в ванне, Картон для начала нырнул в воду с головой. Затем неторопливо, со смаком принялся опорожнять банки пива. Налакавшись, выкурил сигарету. Метнул окурок в раковину умывальника и сладко потянулся. Приятная истома разлилась по телу.

Картон закрыл глаза.

«Пора к морю подаваться. Засиделся я в городе. На Канарах все-таки веселее, чем на нарах. А этот Мармелад уж больно рискованно действует. Залетит, и пойдешь, Картон, паровозиком по громкому делу слушать шум моря Лаптевых у северных широт. Нет. Пора линять. Показать кукиш и Мармеладу, и этому чухану Петрушаку. Мир большой. Найдется уютный уголок и для Картона. Уеду, к примеру, в Португалию. Буду сидеть на старинной улочке с мольбертом. Рисовать черепичные крыши под синим небом и плевать в Атлантический океан. А вечером встречаться с белобрысой и конопатой немецкой туристкой в отеле с кондиционером. И не будет там ни завшивленного следака, ни этого бандита с волчьей пастью».

Погруженный в сладкие мечты, Картон не заметил, как заснул. Проснулся он от того, что в нос ему попала вода.

Отплевываясь и фыркая, Картон вылез из ванны. Растерся полотенцем. Накинул махровый халат.

Внезапно из кухни доносся негромкий звон.

«Сквозняк, что ли?» — подумал Картон, выходя из ванной. Звон стих. Картон хотел вернуться, чтобы спустить воду и заняться косметическими процедурами. Однако ноги сами понесли его на кухню. Дойдя до двери, он пошатнулся и прислонился к косяку.

За столом сидел мужчина, с аппетитом поглощая выложенные на тарелку баклажаны. Увидев хозяина, мужчина улыбнулся.

— Вкусно, — произнес он, глядя на остолбеневшего Картона.

Тот сразу узнал непрошеного гостя. Это был человек, чью фотографию он вклеивал в фальшивый паспорт и о котором расспрашивал Петрушак.

— Ты как сюда попал? — с трудом разлепив губы, спросил Картон.

— Через дверь, разумеется, — собирая кусочком хлеба соус, ответил мужчина.

— Но ведь она была закрыта на все замки.

— Замки и существуют для того, чтобы их открывать, — безмятежно ответил гость, пнув сумку, стоявшую рядом.

В сумке звякнули инструменты. Встав, он поприветствовал изготовителя фальшивок:

— Здравствуй, Картон.

— Кто вы? — с дрожью в коленях спросил хозяин квартиры.

— Это неважно.

Панический страх овладел Картоном. Он затрясся, как в лихорадке, не зная, что предпринять, метнулся в глубь квартиры. Жиган бесшумной тенью проследовал за ним Картон добежал до ванной и остановился.

Это было чистым безумием — скрываться в ванной, но от страха у него помутился рассудок. Он заскочил внутрь и попытался закрыть дверь.

Жиган подставил ногу и, взявшись за ручку, рванул дверь на себя Поскользнувшись на мокрой плитке, Картон взмахнул руками и рухнул в наполненную водой ванну.

— Ну что же ты! Я еще не успел поблагодарить за баклажаны, — сказал Жиган.

Барахтаясь, точно котенок, Картон молотил по воде руками, поднимая тучи брызг.

— Я не сдавал тебя следаку. Я не сдал тебя Петрушаку. Княнусь всем самым святым на свете, — захлебываясь, кричал Картон.

Это признание привело Жигана в легкое замешательство. Не это он хотел услышать. Присев на край ванны, Жиган внимательно посмотрел на Картона. И, как мог спокойно, произнес:

— Ты брось изображать из себя дельфина. — Он взял со стиральной машины пачку сигарет, достал одну и закурил.

Картон постепенно пришел в себя. Вытер лицо. Спохватился, что, возможно, сболтнул лишнее

— Так ты и Петрушака знаешь? Обширные у тебя связи, — пуская кольцами дым, задумчиво произнес Жиган.

— Ага, — поддакнул Картон.

— Значит, стучишь помаленьку?.. И хорошо тебе за это платят — с легкой ехидцей в голосе псинтз-ресовался Жиган и добавил: — Впрочем, это дело твое. Я, дружок, пришел к тебе по другому вопросу.

Картон приподнялся. Его ноги, свесившиеся с края ванны, болтались в воздухе. В такой позе он походил на неповоротливого тюленя, греющегося на морском побережье.

— Ты не напрягайся, — сказал Жиган. — Лучше взгляни на фотографии. Ты на эти тачки бумаги выправлял?

На фотографиях были изображены угнанные за последнее время машины, застрахованные в компании «Светко». Картон растерянно заморгал, соображая, что к чему. Неожиданно его осенило: дело гораздо серьезнее, чем он предполагал. Если следователь Петрушак может упрятать в тюрьму, то человек, на которого Картон работает, обойдется с ним гораздо круче. Самое малое, чего можно ждать от Мармелада, это переломанные кости и изрезанная шкура. В худшем… Картон даже икнул.

Страх в очередной раз толкнул изготовителя фальшивок на необдуманный шаг. Изловчившись, он лягнул гостя ногой в бок. Жиган вскочил. Но мокрая плитка подвела и его. Правая нога поехала по скользкой поверхности. Стараясь удержать равновесие, Жиган оперся о стенку.

Воспользовавшись моментом, Картон попытался выбраться из ванны, но острая боль пронзила тело. Он даже не в силах был закричать. Рухнув вниз, забился, словно параноик во время приступа.

Картон не заметил, что непрошеный гость прихватил с кухни электрошокер и держал его за спиной. Сейчас он пустил устройство в ход. Разряд тока распространялся по воде, как по проводам, и Картону пришлось несладко.

Когда он очнулся, Жиган поднес электрошокер ему к физиономии.

— Повторить?

— Не надо, — слабо прохрипел Картон.

— Бумаги на тачки лепил ты?

— Да…а…а, — едва ворочая языком, прошипел Картон.

— По чьему заказу?

Картон завертелся, словно угорь. Тяжелая рука Жигана легла ему на затылок. На несколько секунд голова Картона ушла под воду, затем Жиган вытянул жертву за волосы.

— Колись, не то утоплю, — на полном серьезе пообещал он.

Посинев от удушья, Картон, перемежая речь всхлипами и клятвами, заверещал:

— От Мармелада этот заказ… От Мармелада.

— Что за чудак с конфетной фабрики? Отвечай, мокрица, — легким ударом в челюсть подбодрил Жиган.

— Я не знаю, — размазывая по подбородку кровь, стонал Картон. — Он сам на связь выходит. Сливает заказ и исчезает. Я больше ничего не знаю… Зуб даю.

Жиган поморщился:

— Это к дантисту.

Он повернулся, приоткрыл дверь. С лестничной площадки доносился противный женский голос. Женщина так кричала, словно у нее начались роды.

— Прекратите шум. Уже вечер, а вы оргию устроили. Сейчас позвоню в милицию.

Поняв, что из изготовителя фальшивок никакой информации больше не выдавить, Жиган оставил его в покое. На лестничной площадке нос к носу столкнулся с необъятных размеров бабищей. Скандалистка, попыхивая сигаретой, кипела от возмущения:

— Молодой человек. Так вести себя неприлично. Кругом люди живут. Хотят отдохнуть после работы. Посмотреть телевизор, а вы кричите.

Жиган галантно подхватил мужеподобную особу под руку и, мило улыбаясь, пообещал:

— Мадам. Это в последний раз. Теперь я вам гарантирую железобетонную тишину…

Картон ползком выбрался из ванной. На четвереньках пополз по коридору к залу. Несколько раз останавливался и, опрокинувшись на спину, отдыхал. Добравшись до зала, открыл бар, достал бутылку водки и зубами свинтил пробку. Поднявшись на ноги, схватил трясущимися руками хрустальный фужер, но выронил, и фужер разбился. Тогда Картон влил в себя солидную порцию алкоголя прямо из бутылки. Зубы выбивали дробь о горлышко.

Шатаясь, хозяин квартиры добрался до журнального столика, взял радиотелефон и рухнул в кресло. Долго возился, пока не набрал номер.

— Алло, Мармелад… — заикаясь, произнес он. — На меня тут один крутой наехал. Тачками интересовался и про тебя спрашивал.

В трубке заклокотал злобный голос главаря банды:

— Ты, конечно же, раскололся?

— А что было делать! Это не человек, а зверь. Хуже сталинских чекистов. Электрошокером меня пытал, — зачастил Картон, прижимая к груди бутылку водки.

— Ладно. Не трещи. От кого фраер приходил? Предьявы какие-нибудь делал?

— Нет, — всхлипнул Картон. — Наехал по дурке, и все. Слинял с концами. Но я его мордуна фото видел. Мне следак Геннадий Семенович Петрушак его ксиву показывал. Может, со следаком есть смысл перетереть? Он уж точно что-то об этом мяснике знает.

Трубка ответила глубоким молчанием. Воспользовавшись паузой, Картон приложился к бутылке. Он даже не глотал, водка сама лилась внутрь.

Хриплый голос, раздавшийся в трубке, погнал водку в обратном направлении.

— Лады. Покалякаем со следаком…

Картона стошнило прямо на порезанные битым хрусталем ноги. Он посмотрел на лужу крови, водки и блевотины, закрыл лицо руками и глухо пробормотал:

— Все. Хватит. Пора сматываться из этого города…

Загрузка...