Пресс-хата для Жигана

Глава 7

Камера не лучшее место для беседы, но Жиган и Филимон не замечали времени. В коридоре недовольно кряхтел следователь. Напарника Филимон отправил слушать музыку в машину:

— Дай по душам поговорить с человеком. Мы вместе пайку на зоне ломали.

После малозначительных восклицаний и похлопываний по плечу беседа пошла на конкретные темы.

Жиган говорил мало, больше слушал. Он был неприятно поражен тем, что его узнали. Не для этого нож пластического хирурга кромсал ему лицо. В то же время он рад был видеть этого московского паренька, которого когда-то отвел от края бездны.

Впрочем, сейчас Филимона вряд ли можно было назвать пареньком. Из худосочного восемнадцатилетнего пацана он превратился в респектабельного, хорошо упакованного, уверенного в себе мужчину.

Сначала Жиган вел себя осторожно.

Дружба дружбой, но с тех пор много воды утекло. Люди быстро забывают сделанное им добро. Впрочем, Жиган, выручая кого-нибудь из беды, никогда не думал об этом и уж тем более не рассчитывал на благодарность.

Словно прочитав мысли друга, Филимон в самом начале разговора предупредил:

— Я не из ментовки. Не бойся.

— А я уж испугался. Парюсь в ментярне и думаю, кто еще в гости наведается. Хозяин тачки или нанятые им вышибалы. Я же теперь крайний. Всех собак на меня вешают. Ты случайно не на разборки приехал? Так сказать, в качестве доверенного лица хозяина джипа, — рассмеялся Жиган.

Филимон кисло улыбнулся.

— Хозяин тачки откинулся вчера в больнице.

— Как? — невольно приподнялся Жиган.

— А хрен его знает. Дело вроде пошло на поправку. Врачи уже поговаривали о выписке пациента, а потом у Капканова какой-то отек начался. Мозг из черепушки вроде перебродившего теста полез. Лекари говорят, такое может случиться после травмы, усиленной нервным шоком, — сообщил Филимон.

Смерть владельца «Судзуки» неприятно удивила Жигана. Дело принимало совсем другой оборот.

Жиган в задумчивости прошелся по камере. Предстояло выяснить цель визита неожиданно появившегося старого лагерного знакомого.

Глядя в глаза Филимону, Жиган спросил:

— Так чем ты сейчас занимаешься?

Филимон, не отводя глаз, ответил:

— Работаю, в… скажем так, отделе собственных расследований крупной страховой компании.

— Как контора называется?

— «Светко». Слышал про такую?

— Нет, — честно признался Жиган.

Достав пачку «Мальборо», Филимон ловким жестом выбил из нее несколько сигарет. Протянув пачку, предложил:

— Кури.

— Вообще-то я предпочитаю «Кэмел», — заметил Жиган.

— А разве в камере выбирают? На зоне мы смолили, что попало.

Выпустив кольцо дыма, Жиган заметил:

— Зона — в прошлом. Зачем его ворошить? Лучше расскажи, как ты так круто поднялся. Упакован по первому классу. Пахнешь, как цветочная клумба, и прикид у тебя, наверное, от «Версаче» — не меньше.

— Чуть похуже, но тоже ништяк, — польщенный, ответил Филимон. — Ладно, давай все по порядку перетрем. А потом о деле побазарим.

Жиган отодвинулся к стене, приготовившись слушать.

Отмотав срок, Филимон вернулся в Москву. Отец, считавший сына законченным подонком, пил по-черному. К тому времени завод, на котором вкалывал Филимонов-старший, шел ко дну. Предприятие, выпускавшее до перестройки военную продукцию, сейчас штамповало кухонные приборы — никому не нужные электрошашлычницы и прочую дребедень. Вскоре на заводе начались сокращения.

Старик целыми днями сидел на кухне, тупо уставившись на батарею бутылок.

И бывший зэк начал искать свое место под солнцем.

Филимон устроился в коммерческий ларек ночным продавцом. Коротая долгие ночи, придумывал себе разные занятия, чтобы хоть как-то разнообразить общение с подвыпившими клиентами и проститутками.

Случайно в соседнем киоске, торгующем всякой всячиной, обнаружил пеструю коробку с дюжиной магнитофонных кассет. Сосед-продавец отдал Филимону коробку, относившуюся к разряду неходовых товаров, во временное пользование. На кассетах был записан базовый курс итальянского языка.

— На хрена тебе итальянский? Слишком умным хочешь стать? — спросил однажды владелец киоска, заставший продавца, слушающего плеер.

— Просто так. По приколу, — ответил Филимон, сам не зная, зачем ему итальянский.

— Клиентов надо слушать, а не болботню макаронников. Будут жалобы, ищи место в пиццерии, — предупредил недовольный хозяин.

Прослушав курс и многократно повторив уроки, Филимон усвоил несколько ходовых фраз и выражений. Теперь он вполне сносно мог объясниться с жителем Апеннинского полуострова. Но итальянцы киоск с дешевой жратвой и выпивкой не посещали.

Миром правит его величество случай. Главное — не упустить шанс изменить свою жизнь к лучшему. Не многим это удается, но Филимон своего шанса не упустил.

Однажды возле киоска притормозила иномарка. Из машины вышел плотный седовласый господин, пожелавший купить пачку сигарет. Расплачиваясь, он тихо матерился.

Высунувшись из амбразуры ларька, Филимон участливо спросил:

— Проблемы?

Седовласый подозрительно уставился на сердобольного продавца. Но после минутного размышления сказал:

— Факс из Италии пришел. А толмач, сука, допился до белой горячки. Дома сидит. Ежиков под ванной ловит.

— Бывает, — философски заметил Филимон, сняв наушники плеера.

— Мне утром распоряжения отдать нужно. А в чем дело, понять не могу. Не силен в языках, — пояснил седовласый.

Филимон попросил показать факс.

Господин направился к машине, покопался в дипломате и, вернувшись к киоску, подал измятый факс необычному киоскеру.

— Студент, что ли? Подрабатываешь в комке?

Филимон усмехнулся:

— На зоне университеты заканчивал. А в этой будке на хлеб зарабатываю.

Перевести документ оказалось несложно.

Итальянская таможня запрашивала какие-то дополнительные реквизиты фирмы, осуществлявшей реэкспорт «Жигулей» с полуострова. Без данных груз, установленный на железнодорожных платформах, не выпускали. Каждый день простоя влетал в копеечку. Пришлось бы оплачивать и вынужденный простой трейлеров, ждавших перегрузки на польской границе.

Ночным покупателем оказался не кто иной, как Владимир Петрович Колесников собственной персоной.

Не забыв про головастого парня, Колесников очень скоро наведался в киоск. На сей раз он решил зайти внутрь. Проникнув в тесное помещение, окинул его критическим взглядом и спросил:

— Не надоело в конуре париться?

— Надоело, — признался Филимон.

— Пойдешь ко мне работать?

— Переводчиком? — вопросом на вопрос ответил тот.

— Толмачи — не проблема. Этих кадров сейчас в Москве, что головастиков в луже. Мне человечек надежный нужен.

Филимон напомнил:

— Но я же сидел.

Лицо седовласого расплылось в располагающей улыбке. Вскрыв банку с пивом, Колесников утолил жажду, облизнул губы и, отрыгнув, разъяснил свой выбор:

— У нас в стране почти каждый третий сидел. А ты, похоже, обратно за решетку не собираешься, если язык самостоятельно осилил…

— Не собираюсь.

— …значит, будешь за меня держаться. Останешься в комке — или воровать начнешь, или какую-нибудь пьяную рвань завалишь, или сам запьешь. А со мной человеком станешь. — Помолчав, Колесников добавил: — Я ведь тоже срок чалил. И не малый. Так что знаю, как трудно бывшему зэчаре подниматься с колен. Всякая сволочь к земле гнет, словно мы не люди…

Закрутилась у Филимона новая жизнь.

Обо всех темных делах Жигану он не рассказывал. Колесников научил держать язык за зубами и за молчание щедро платил. По сути, ночной покупатель вытащил Филимона из нищеты.

Через полгода Филимон обзавелся «девяткой» цвета мокрого асфальта с престижным удлиненным крылом. Еще через год, продав «Жигули», пересел на иномарку, а потом и счет потерял, меняя машины, как перчатки. Удовлетворив страсть любого нормального мужика к средствам передвижения, Филимон взялся за обустройство жилища. Мать осталась доживать свой век в тесной «хрущевке», а сын, взяв у шефа небольшой кредит, прикупил себе уютную квартиру на северо-западе столицы.

Когда шеф сменил профиль бизнеса, нашлось дело и для Филимона. Он вел частные расследования, проверяя правомерность требования выплаты страховки. Среди клиентов попадались ушлые типы, имитирующие кражу застрахованного автомобиля.

Приходил такой шустряк в офис компании и начинал качать права, требуя немедленно выплатить значительную сумму. Тут вступали в игру люди из команды Филимона. Он таких ловкачей за версту чуял. Взяв клиента в плотную разработку, он находил спрятанный автомобиль, к примеру, у приятелей в гараже.

Вымогателя сдавали милиции только в крайнем случае. Обычно Филимон умел найти выход из положения, устраивающий обе стороны, после чего шустрый клиент становился немного беднее, а сотрудники компании немного богаче.

Несколько раз Филимон участвовал и в крутых разборках. Колесников вел разноплановый бизнес. Иногда приходилось отбивать наезды отморозков, разевающих рот на чужое. Возмужав и окрепнув на зоне, Филимон четко усвоил уроки, преподанные Жиганом: первым в драку не лезть, но, если началась заваруха, — мух не ловить.

Эту часть своей биографии Филимон оставил в тени.

Он всецело был предан шефу и никогда его не подводил.

Выслушав краткую исповедь, Жиган прошелся по камере, разминая ноги, и, остановившись за спиной старого знакомого, спросил:

— Ко мне с чем пожаловал?

— Есть проблемы, — неопределенно хмыкнул Филимон.

— Догадываюсь.

Оттягивая решающий момент беседы, Филимон ненавязчиво поинтересовался:

— А ты чем занимался все эти годы? Что случилось с лицом?

Жиган ушел от ответа:

— В актеры думал податься. Вот и решил немного внешность подправить.

Оценив по достоинству шутку, Филимон расхохотался. В камеру заглянул следователь. Выразительно постучав пальцем по стеклу часов, Петрушак дал понять, что беседа несколько затянулась. Филимон посмотрел на него, как на клопа, ползущего по стене: не без брезгливости.

— А у вас, я вижу, везде все схвачено, — заметил Жиган.

— Мой шеф умеет договариваться с людьми, — со значением произнес Филимон.

— Ну, со мной перетирать нечего, — заметил Жиган. — Я в тачке случайно оказался. Это следак подлянку заворачивает. Ищет козла отпущения. Ему главное — галочку в отчетности поставить. Повысить процент раскрываемости. Человека при этом в расчет не берут. Только ведь нет ничего конкретного против меня. Сложно из воздуха дело слепить.

Хитро прищурившись, возмужавший московский шкет хладнокровно возразил:

— Против тебя нынешнего сложно. А против Жигана? Я ведь не на Северном полюсе живу. Много интересного про тебя слышал.

— Земля слухами полнится, — пожал плечами Жиган.

Сообразив, что перегнул палку, Филимон поспешил сменить тему, что-то долго рассказывал, жестикулируя. Пробовал шутить. Но впечатление от встречи было безнадежно испорчено.

«Зажрался парень. Только о бабках и думает», — пришел к неутешительному выводу Жиган.

Наконец иссякнув, Филимон замолчал. Достав из кармана шелковый платок, вытер лицо. Провел ладонью по волосам и, убедившись, что прическа в порядке, спросил:

— Ты точно к угону тачки не имеешь никакого отношения?

Жиган, уставший оправдываться, разозлился:

— Иди ты, Филя, к едрене-фене. Хуже следака. У того профессия такая, а ты чего задницу рвешь? Я за свои слова отвечаю. Не угонял я тачку. И урода, стрелявшего в собровцев, никогда раньше не видел.

Заглянув ему в глаза, Филимон спросил:

— Слово даешь?

Жигана передернуло, как от удара током:

— Может, еще кровью отрицаловку расписать?

— Ладно, не заводись. Знаю, твое слово — кремень.

— Спасибо, — не удержавшись, съязвил Жиган. — Буду париться в камере и балдеть, что ты мне поверил.

Филимон не ответил на колкость и молча направился к двери. Но прежде, чем выйти, остановился и, придав лицу значительное выражение, произнес:

— Доложу шефу. Думаю, он тобой заинтересуется.

С этими словами Филимон исчез в темноте коридора.

Спустя некоторое время в камере Жигана состоялось маленькое пиршество. Усатый прапор несколькими рейсами доставил разложенную на подносах снедь. Его напарник принес запакованный в полиэтилен ящик баночного пива.

Отвыкший удивляться, Жиган чуть не присвистнул. Качественная пища распространяла по камере божественный аромат.

— От кого дары? — выкрикнул в спину уходящему прапорщику Жиган.

Тот молча прошмыгнул в дверной проем, торопясь уступить дорогу очередному гостю. Увидев плотного седовласого мужчину, Жиган сразу понял, что к чему.

Вошедший, не церемонясь, представился:

— Колесников Владимир Петрович. А вас как позволите называть? Подлинным именем или прописанным в левой ксиве?

Не обращая внимания на скрытую издевку, Жиган не стал играть в кошки-мышки. Спустившись со шконки, подошел к накрытому столу.

Осмотревшись, сказал:

— Филимон меня представил?

— Да, Константин, — ответил Колесников.

— Давайте остановимся на Жигане. Мне как-то привычнее выступать под этим псевдонимом.

— Кличкой, — уточнил Колесников, по привычке пытаясь унизить собеседника.

— Клички дворовым псам дают, — отрезал Жиган, решив поставить на место оборзевшего господина.

Колесников ничуть не смутился.

Он тоже подошел к столу, снял с подноса салфетку, взял бутерброд с салями и листиком салата и принялся есть.

— Угощайтесь, — махнул он Жигану рукой. — После тюремных харчей жизненный тонус опускается ниже нулевой отметки. Уж я-то это хорошо знаю.

Жиган без лишних уговоров последовал его примеру. Разговор, судя по всему, предстоял серьезный, да и ломаться не было особого резона.

Перекусив, Колесников взялся за пиво. С треском разорвав полиэтиленовую упаковку, извлек зеленую банку. Повертев ее в руках, вдруг спохватился:

— Может, что-нибудь покрепче предпочитаете?

Оценив заботу, Жиган ответил:

— «Хайникен» в самый раз. По такой жаре пить водку — преступление против собственного организма. А для вина не та атмосфера. Амбре камеры заглушит любой аромат.

Булькнув янтарным напитком, гость охотно согласился:

— Да. Здесь самый изысканный винный букет будет отдавать дерьмом. Паршивое местечко.

Он задумчиво осмотрел серые стены.

Многочисленные арестанты оставили на них свои автографы. Особо талантливые попытались изобразить картины преимущественно на сексуальные темы. Камеру давно не красили, поэтому набор художеств получился впечатляющий.

Остановившись возле одной пакостной картинки, изображавшей мента, насиловавшего с помощью дубинки какого-то бедолагу, Колесников, покачивая головой, сказал:

— Боже, везде скотство.

На что Жиган заметил:

— В Эрмитаже прекрасным надо любоваться. Или в Третьяковской галерее. А здесь — искусство, приближенное к реальной жизни. Какова жизнь, такие и картинки.

Оторвавшись от созерцания камерных граффити, владелец компании «Светко», заложив руки за спину, принялся мерить камеру шагами. Так делают только побывавшие в местах заключения.

Жиган не мешал Колесникову. Удобно устроившись за столом, он неспешно ел и наслаждался хорошим пивом. В определенных ситуациях не стоит пренебрегать подарками судьбы — ведь никогда не знаешь, что ждет тебя в следующую минуту.

Совершив променад и собравшись с мыслями, Колесников присел на шконку. Достав из кармана трубку, неспешно набил ее табаком и закурил.

У Жигана от чуть терпкого дыма закружилась голова.

«Какого черта этот тип приперся?» — с внезапно вспыхнувшим раздражением подумал он.

Колесников же, вгоняя в кровь новую порцию никотина, становился все спокойнее. Как игрок, у которого в рукаве припрятан козырной туз, способный перебить любую масть.

— Перекусили? — спросил Владимир Петрович.

— Да. Спасибо.

— Тогда покалякаем о делах наших скорбных, — словами известного киношного персонажа, главаря жестокой банды «Черная кошка», начал Колесников.

Неожиданно для самого себя Жиган завелся с пол-оборота:

— Опять оправдываться? Я уже и перед следаком распинался, и перед Филимоном. Хотите лично признание услышать?

Колесников замахал руками.

— Нет… нет. Вашего слова вполне достаточно. Просто вам не повезло оказаться в скверном месте, в плохое время, с паршивым мудаком, севшим за руль краденой машины. Иногда судьба делает такие подставы, которые не смог бы придумать самый отъявленный подлец. И с этим ничего не поделаешь.

— Можно без философии? — нахмурился Жиган.

— Можно, — неожиданно быстро согласился Колесников.

— Итак…

Закурив сигарету, Жиган смял пустую пивную банку в лепешку. Загнув пальцами края, соорудил из нее нечто напоминающее пепельницу.

Следивший за его манипуляциями Колесников поднял брови, удивленный ловкостью и силой, таившейся в пальцах Жигана. Взвешивая каждое слово, он начал:

— Итак, я навел о вас кое-какие справки. Впечатляющий послужной список. Служба в Афганистане, срок за преступление, которое вы, по-видимому, не совершали, успешные начинания в бизнесе и полный крах. Дальше все смутно. Никакой конкретики… Но поговаривают, что вы участвуете в крутых заварушках. Ведете, если можно так выразиться, частную войну. Противника выбираете сами. В методах не стесняетесь. Действуете вне рамок закона.

Решив, что вступление затянулось, Жиган прервал собеседника:

— Хватит. Я свою биографию знаю.

— Вы-то знаете, а следователь… — Колесников осекся, поняв, что совершил ошибку.

Жиган подтвердил его опасения:

— Шантажировать меня бесполезно. Думаю, вы это только что поняли.

— Извините, — буркнул Колесников.

— Давайте без излишних церемоний, — холодно произнес Жиган.

Не слишком дружелюбный тон подействовал на Колесникова отрезвляюще. Его глаза сузились, как у хищника, начавшего охоту. Помассировав виски, он быстро заговорил:

— У меня есть для вас работа.

— Именно для меня? — переспросил Жиган.

— Именно для вас. Кто-то с маниакальным упорством угоняет тачки, застрахованные в моей фирме. Угоняет тачки у известных людей из шоу-бизнеса. Дела принимают скверный оборот. Компания терпит убытки, а главное, теряет репутацию…

Жиган понимающе кивнул:

— Репутацию ни за какие башли не купишь.

— Верно. Ваша репутация подтверждает эту истину. — После паузы Колесников со значением произнес: — Поэтому я предлагаю сотрудничество. Вы поможете вычислить подонков, объявивших мне войну. Внутри компании действует предатель. Возможно, целая группа, намеревающаяся меня убрать. У меня всего пара-тройка надежных парней.

— Вроде Филимона, который обязан вам всем.

Колесников улыбнулся:

— А вы проницательны.

— Это несложно было понять, — смягчив тон, признался Жиган.

В следующую минуту на столе появился блокнот в кожаной обложке. Достав из кармана золотую ручку фирмы «Уотерхауз», владелец страховой компании написал несколько цифр. Пододвинув блокнот к Жигану, он предложил:

— Размер вашего будущего гонорара.

Цифра с четырьмя нолями впечатляла.

Не удержавшись, Жиган удивленно присвистнул:

— Солидный куш.

— Я нуждаюсь в твоей помощи и готов платить, — опять улыбнулся Колесников.

«Мы уже на «ты»? Торопишься, приятель», — подумал Жиган, но ничего говорить не стал.

Разговоры о рискованных операциях начинались именно так. Жиган понимал, что является идеальной фигурой для выходящих за рамки закона дел.

Владелец фирмы «Светко» хотел расправиться с врагами раз и навсегда, без соблюдения формальностей, без долгого судебного процесса. Ведь приговор мог оказаться слишком мягким. Такие, как Колесников, сами назначали наказание и безотлагательно приводили его в исполнение.

Колесников вышел из камеры, дав возможность Жигану поразмыслить. Вернулся он довольно скоро с толстой красной папкой. Открыв ее, разложил на столе газетные вырезки, фотографии и ксерокопии протоколов. Это был настоящий архив.

Не дожидаясь приглашения, Жиган принялся перебирать бумаги. Достаточно однотипные материалы сообщали о преступлениях, похожих друг на друга как две капли воды.

С фотографий на Жигана скорбно смотрели избитые владельцы угнанных автомобилей, чьи лица были знакомы каждому телезрителю. Некоторых засняли на больничных койках. Некоторых прямо на месте преступления.

Одну стопку бумаг, соединенных скрепкой, Жиган изучал дольше других. На фотографии был изображен бородатый мужчина с перебинтованным лицом и скованными гипсом руками. Даже на фотографии было видно, как бородач страдает.

— Если не ошибаюсь, это Овцов? — спросил Жиган, протягивая Колесникову фото.

— Он.

— Но пресса не сообщала о нападении на него?

— Только вскользь. Овцов не эстрадная звезда. Сенсации из этого не получилось, вот журналюги и успокоились. А вы с ним знакомы?..

Одного из лучших джазменов России Жиган когда-то приглашал на концерты в родной Запрудный. Тот согласился, за очень скромный гонорар. Музыкант играл на саксофоне с божественным вдохновением. Даже ничего не смыслившие в джазе слушали, затаив дыхание.

На прощание музыкант подарил Жигану новый компакт-диск с автографом, пообещав при первой же возможности приехать в Запрудный. И, хотя жизнь закрутила Жигана в свой омут, он продолжал следить за творчеством джазмена. В его коллекции компакт с автографом никогда не покрывался пылью. Если становилось особенно тяжело, Жиган доставал коробку, ставил серебристый диск на лоток музыкального центра и нажимал кнопку воспроизведения. Чуть хриплый звук саксофона плыл по комнате, заставляя забыть об окружающей грязи, страданиях и крови…

Теперь и музыкант пал жертвой этого пропитанного насилием мира.

— Так ты знаком с Овцовым? — переспросил Колесников.

— Мимолетом.

— Капитально изуродовали мужика. Пальцы поломали. Инструмент повредили. У него в салоне редкий сакс лежал. Сделанный где-то в Новом Орлеане. Козлы инструмент под колеса грузовика бросили. А он стоил раза в два больше, чем тачка, на которой ездил Овцов.

— Что за тачка?

— «Опель». Так себе машинка, среднего класса, барахло. Не понимаю, чего эти ублюдки на него позарились. Могли выбрать клиента поизвестнее.

Жиган слушал гостя с отсутствующим видом. Он чувствовал, что слишком долго оставался в стороне от дел. Есть люди, которым не суждено жить размеренной, спокойной жизнью, как бы они к этому ни стремились — проблемы сами их находят.

Приняв решение, Жиган прошелся по камере и сел рядом с Колесниковым. Тот неспешно складывал бумаги в папку.

Попытка завербовать Жигана давалась Владимиру Петровичу нелегко. Он всегда придерживался мнения, что главное — найти нужного человека, умеющего выполнять свою работу. Найди хорошего специалиста и половина дела сделана.

Сведения, которые сообщил Филимон и которые удалось пробить по милицейским каналам, исключали ошибку. Жиган был именно тем человеком, которого Колесников искал.

То ли от напряжения, то ли от излишней уверенности Владимир Петрович сказал:

— Соглашайся. У тебя нет выбора.

— И что взамен? Кроме денег, — Жиган пододвинулся поближе.

Колесников быстро развил радужную перспективу:

— Немедленное освобождение. Петрушак перестает копать. С тебя снимаются все подозрения. Протоколы, данные в компьютере и прочая тряхомудия, так или иначе связанная с тобой, — все исчезает. А в случае удачного завершения дела твой гонорар может увеличиться ровно в два раза. С такими деньгами ты купишь не только избу в деревне, но и приличный домик на берегу экзотического моря. Будешь сидеть на террасе с бокалом вина и любоваться закатами. — Остановившись, он повторил: — Соглашайся, Жиган, выбора нет.

Левая рука Жигана взлетела вверх. Его пальцы, обладавшие железной хваткой, вцепились в кадык Колесникову. Владимир Петрович завертел головой, хватая ртом воздух, выпученные глаза с вращающимися зрачками таращились в пустоту.

Ослабив хватку, Жиган отчеканил:

— Выбор всегда есть. Только не у каждого хватает мужества его сделать. Сейчас, прикрываясь тобой как заложником, я смог бы выйти отсюда…

Колесников испуганно моргнул.

— …но я не крыса и не привык прятаться по щелям, поэтому принимаю твое предложение, — сказал Жиган, отпустив Колесникова.

Массируя шею, Владимир Петрович поднялся и протянул Жигану руку.

Выйдя из камеры, Колесников прямиком направился в кабинет следователя.

Петрушак находился на рабочем месте. Он раскачивался на старом стуле, грозившем сломаться в любой момент, слушая Филимона, который что-то оживленно ему говорил.

На столе перед Петрушаком лежали журналы весьма пикантного содержания. Их принес Филимон, чтобы скоротать ожидание, и сейчас они вместе разглядывали обнаженных красоток.

В кабинете Колесников преобразился, сразу почувствовав себя хозяином положения.

— Петрушак, хватит заниматься онанизмом, — рявкнул Владимир Петрович, присаживаясь на край стола.

Блудливая улыбка заиграла на лице следователя. Нервно хихикнув, он закрыл журнал:

— Потолковали?

Колесников перегнулся через стол, схватил следователя за лацкан пиджака и выдохнул ему в лицо:

— Все, Гена. Отпускай парня.

Не ожидавший такого поворота дела, следователь привстал со стула

— Постойте, такого уговора не было.

Филимон стал у следака за спиной, положил руку ему на плечи и тихо, но внушительно произнес:

— Не ерепенься. Слушай, что говорит Владимир Петрович.

Владелец «Светко» кратко и толково изложил ситуацию.

— Парень переходит в мою епархию. Нечего держать за решеткой невиновных! Оформляй бумаги, и дело с концом.

Вспомнив об указании начальства состряпать дело, в котором фигурировал бы задержанный, Петрушак попытался возразить:

— Я должен проверить его паспорт. И вообще, у меня имеются некоторые подозрения.

— Хватит разглагольствовать! — заорал Колесников. — Капусту накосил, еще получишь.

Напоминание о взятке задело Геннадия Семеновича за живое. Он распрямил плечи и, выпятив нижнюю челюсть, злобно пропыхтел:

— Факт взятки недоказуем. Кто меня брал с по личным"

— Ладно, погорячился, — успокоил следователя Колесников и продолжил: — Нам, Гена, ссориться не с руки. Тебе надо иметь заначку на старость. Выйдешь на пенсию, зайдешь в банк, а там на твой счет солидные проценты накапали. Приятно… Сам о себе не позаботишься, так и останешься ни с чем. Разве что государство поздравительную открыточку пришлет. К юбилею органов. На концерт народного хора из Мухосранска пригласит. На балеринок юных поглядишь и отправишься один в пустую холодную квартиру. А можешь ведь достойно жизнь прожить. И на старости лет себя потешить. Были бы бабки в загашнике… Так что не ерепенься, Гена. Отпускай парня. Хоть кусочек совести останется чистым — что невинного человека за решетку не упрятал.

Колесников мог бы не произносить столь длинный монолог. Следователь и сам понимал, что сшить белыми нитками дело не удастся. Поэтому с важным видом пробубнил:

— Хорошо. Но потребуются дополнительные расходы.

Колесников засмеялся:

— Буграм наверху проплачивать за освобождение невиновного человека? Не хитри, Гена. Что ты виляешь, как проститутка? Скажи прямо — надо еще немного бабла подрубить. Я ведь все понимаю.

Несколько сотенных купюр с изображением грустного старика легли следователю на стол. Он тут же прикрыл доллары журналом.

Посмотрев на обложку с изображением голой девушки, Колесников захохотал:

— Ой, Гена, погоришь на сладком. Бабы знаешь какие коварные?

— Это мои проблемы, — пробурчал Петрушак, желавший побыстрее выпроводить опасных посетителей, — завтра можете забрать клиента.

— А почему не сегодня? — поинтересовался Филимон.

— Бумаги не успею оформить, — солгал следователь, решивший напоследок хоть немного потрепать нервы Колесникову и его молодому помощнику.

Лейтенант СОБРа Федор Кудрявый замотался на службе. Он давно хотел навестить задержанного, чей голос показался ему до боли знакомым.

Ночами лейтенант не мог заснуть, вспоминая командировку в Чечню. В ушах звучали крики умирающих, а перед глазами стояла охваченная пламенем колонна. Растревоженный воспоминаниями, лейтенант вставал и брел на кухню. Открыв балкон, курил, всматриваясь в ночное небо.

После инцидента в лесу группу Федора Кудрявого задействовали еще в нескольких операциях, прикомандировав к отделу по борьбе с наркотиками. Парни из ОБОНа получили иггформацию о крупной партии наркоты, идущей в столицу из одной среднеазиатской республики.

Дурь везли под усиленной охраной. По сведениям товар был спрятан в дынях, которыми загрузили «КамАЗы». Пока шла проверка машин, группа Кудрявого осуществляла прикрытие, рассредоточившись по укромным местам вдоль шоссе.

Эта мера предосторожности оказалась не напрасной.

«КамАЗы», перевозившие дурь, перехватили именно там, где располагалась группа собровцев. При осмотре машин дотошные парни из ОБНОНа обнаружили груз. Но наркоторговцы решили товар без боя не отдавать.

Из двух «девяток», конвоировавших грузовики, словно тараканы полезли свирепые боевики, чьи намерения не оставляли сомнений. Не церемонясь, они наставили на милиционеров оружие, готовясь пустить его в ход.

Тогда из засады вылетели собровцы. Федор с ходу уложил троих на асфальт. Пятый, здоровенный детина с синей от щетины рожей, успел выстрелить в лейтенанта.

Пуля царапнула не защищенную бронежилетом руку Кудрявого. Ответным выстрелом лейтенант отправил наркоторговца объясняться с Аллахом.

В госпитале хирург обработал полученную в стычке рану. Командир отряда объявил благодарность и намекнул на возможное получение денежной премии. Отправляя лейтенанта в кратковременный отпуск, командир без лишних слов сказал:

— Не залеживайся. Ты в отряде нужен. — И по-солдатски грубо добавил: — На тебе как на собаке заживает. По Чечне помню…

Промаявшись некоторое время дома, Федор Кудрявый совсем раскис. От нечего делать предался воспоминаниям. Из уголков памяти выплыла горящая колонна, искаженные лица чеченских боевиков, черный дым, столбом взметнувшийся к небу.

Устав теряться в догадках, лейтенант Кудрявый решил навестить человека, чей голос показался ему знакомым.

В следственный изолятор его без разрешения следователя не пропустили. А Петрушак, как выяснилось, убыл на совещание к начальству. Встречу пришлось отложить.

Через некоторое время Кудрявый снова пришел и на этот раз застал следака. Тот корпел над какими-то бумагами. Сухо поздоровавшись, он предложи и лейтенанту сесть. Тот, однако, отказался и четко, по-военному изложил суть просьбы.

Выслушав собровца, Геннадий Семенович с сомнением в голосе произнес:

— Невероятная история. Говоришь, этот парень тебя в Чечне спас?

— Не уверен. Но голос очень похож И слова он произнес те же, что и в Чечне. Мне бы встретиться с ним. Поговорить. — В голосе собровца зазвучали просительные нотки.

Петрушак, спрятал бумаги, выдвинув ящик стола.

— Там, в лесу, надо было потолковать, — сказал он.

— Не получилось. Извините, — развел руками Кудрявый. — Он сразу сознание потерял. Надолго вырубился. А сейчас вот хочу исправить оплошность. Расставить, так сказать, все точки над «и».

Следователь, придав физиономии скорбное выражение, с притворным сожалением сообщил:

— И не получится.

— Почему? — удивленно уставившись на плюгавого следака, спросил собровец.

Тот, неожиданно перейдя на бодрый, радостный тон, с видом человека, восстановившего попранную справедливость, выдал длинную тираду:

— Освобожден задержанный. Не было никаких оснований содержать его под стражей. Подчистую освобожден. Без всяких подписок о невыезде. Я лично приносил извинения за причиненные неудобства. Посоветовал уехать куда-нибудь на недельку. Снять стресс. Забыть о пережитом. — Петрушак сделал паузу и вдруг добавил: — А вообще… забудь о нем, лейтенант. Не ломай голову. Что было, то быльем поросло. Мало ли что на войне случается. Все! Разошлись вы, как в море корабли…

Следователь то и дело отводил глаза и явно чего-то недоговаривал. Его пальцы вращали шариковую ручку с изгрызенным синим колпачком. Суетливые движения и бегающие красные, как у кролика, глаза говорили о душевной тревоге. Но собровец не был психоаналитиком. К тому же не знал о плотно набитом дензнаками заокеанской державы конверте, лежавшем на верхней полке служебного сейфа следователя Петрушака.

Подойдя к собровцу, Геннадий Семенович протянул руку:

— Извини, лейтенант. Ничем не могу помочь. Как говорится — следствие закончено. Забудьте.

Ладонь следака была влажной и скользкой, как тухлая селедка.

«Темнишь, следак», — подавляя возникшее чувство гадливости, подумал лейтенант и, развернувшись, молча вышел из провонявшего табачным дымом кабинета.