Филимон и Жиган подъехали к деревне в сумерках. Красная «Мазда» свернула на проселочную, незаасфальтированную дорогу Машина мягко покачивалась на ухабах.
Филимон вертел головой по сторонам, пытаясь рассмотреть окрестности. Фиолетовый сумрак окутывал дома, палисадники, сады. Тихий сельский пейзаж нагонял дремоту. Все вокруг было безмятежным и спокойным. Казалось, время застыло. Если бы не некоторые следы цивилизации в виде телевизионных антенн, машин во дворах, череды столбов с провисшими проводами, в деревне можно было бы снимать фильм о событиях прошлого века. Селение тонуло в зелени садов, а к самой околице подступал сосновый бор.
Свет от раскосых фар «Мазды» не мог рассеять тумана, сползавшего с гряды пологих холмов, окружающих деревню с севера. Молочная пелена быстро накрывала дорогу, словно торопилась добраться до бора и спрятать деревню под свое покрывало, непроницаемое для чужих глаз.
Нервно выкручивая руль, Филимон бросил:
— В крутой дыре ты гнездо свил. Просто отшельник какой-то.
— Не нравится? — рассмеялся Жиган.
— Охренительно нравится. Особенно, когда в нос навозом шибает, — втянув воздух, струившийся в приоткрытое окно, буркнул Филимон.
Указав на дом, у которого надо было остановиться, Жиган сказал:
— Привык к выхлопным газам и промышленным выбросам? Эх ты, Филимоша! Жертва большого города. Не умеешь ценить тишину, свежий воздух, покой. Изуродована твоя психика столичной суетой. Все носишься, суетишься. Днем рубишь капусту, ночью просиживаешь штаны в казино. Под утро перепихнешься с какой-нибудь шлюшкой и с утра все по новой. И это ты называешь жизнью?..
Машина плавно затормозила у покрашенного голубой краской забора. За забором пламенели кусты мальвы.
Выходя из машины, Филимон задумчиво покачал головой.
— Может, ты и прав, Жиган. Только по-другому у меня не получается.
— Каждому свое.
Тихо скрипнула калитка. Мужчины прошли по выложенной бетонной плиткой дорожке. У двери, казавшейся на первый взгляд неказистой, остановились. Сделанная из грубо отесанных, но плотно пригнанных дубовых досок дверь была скреплена стальными стяжками. По периметру ее огибали полосы кованого железа с декоративными накладками. Такие двери, наверное, когда-то стояли в княжеских теремах.
Достав из тайника ключ, Жиган повернул его против часовой стрелки. Затем проделал ту же операцию в обратном направлении. Где-то внутри раздался щелчок. Цилиндры стальных ригелей вышли из пазов. Слегка подтолкнув массивную дверь плечом, Жиган отступил, пропустив гостя:
— Добро пожаловать, Филимоша.
С опаской заглянув внутрь, Филимон уступил дорогу хозяину.
— Нет, Жиган. Иди первый. У тебя не хата, а какая-то пещера Али-Бабы. Одни двери чего стоят…
Они прошли внутрь. Оказавшись в большой комнате, Жиган включил свет. Обставленный со спартанской простотой зал, тем не менее, мало напоминал жилище сельского жителя. Отпечаток личности хозяина чувствовался во всем.
Особенно диковинно смотрелся камин с дымоходом, сложенным из серых камней. На каминной полке стояли несколько фотографий в рамках, на которых были изображены улыбающаяся женщина и парень, удивительно напоминающий Жигана.
Подойдя к камину, Филимон спросил:
— Кто это?
— Мать, — не оборачиваясь, ответил Жиган.
— А это? — указал на следующую фотографию гость.
— Брат.
— Но ты ведь даже не смотришь, на что я показываю, — глядя в спину Жигану, произнес гость.
Тот, подняв голову, кивком указал на большое зеркало, в котором отражались и Филимон, и каминная полка с фотографиями.
Вернув фотографии на место, гость невзначай поинтересовался:
— Ты ничего не говорил про родственников. Где они?
Тень набежала на лицо Жигана. Голос предательски дрогнул:
— Далеко. Очень далеко. — Помолчав, Жиган добавил: — Там, где ни одна сволочь ни брата, ни мать больше не достанет.
Сообразив, что к чему, Филимон еще раз посмотрел на фотографии людей, покинувших этот бренный мир. Больше с расспросами он не приставал, чтобы не бередить душевную рану приятеля. Впрочем, Жиган быстро взял себя в руки.
Они приехали сюда не ради воспоминаний. Жиган хотел забрать необходимые вещи. Проверить все и оставить свое жилище до лучших времен, обезопасив от вторжения непрошеных гостей. А те могли появиться…
Сложив в сумку одежду, Жиган подошел к стойке с компакт-дисками. Четыре башни с горизонтально уложенными коробками стояли по обеим сторонам аппаратуры. С тоской оглядев коллекцию, Жиган выбрал несколько дисков. Коробки легли в боковой карман сумки. Туда же отправился плоский плеер для проигрывания компакт-дисков и пара высококачественных наушников.
Заметив взгляд Филимона, Жиган усмехнулся:
— Не могу отказать себе в удовольствии.
— Да у меня на хате этого добра пруд пруди. Компактов не меньше, чем у тебя, — пожал плечами Филимон, не понимающий привязанности к странной, непонятной для непосвященных музыке.
— От попсы, наверное, тащишься? — съехидничал Жиган.
— Ну, в общем, да.
— А я от попсы болею. Вот если заставить тебя есть отбросы, живот заболит?
— А то… — согласился Филимон.
— Вот и у меня от помоев, которые проникают через уши, организм бунтует. Аллергия на попсу, — застегивая молнию сумки, признался Жиган.
Подавив очередной зевок, Филимон покачал головой:
— Завернутый ты мужик. Не простой. Не такой, как все. Живешь по своим понятиям.
Подойдя к приятелю, Жиган хлопнул его по плечу:
— В этом-то весь кайф. Стадом только бараны ходят, а я сам по себе.
Усевшись в плетеное кресло-качалку, стоявшее рядом с окном, Филимон погрузился в размышления. Он пытался разобраться в принципах, по которым жил Жиган. Филимон морщил лоб и чесал затылок. Наконец, утомленный непосильным умственным трудом, честно признался:
— Не въезжаю… Сейчас поодиночке не прожить. Одиночку мигом затопчут. Сейчас только в команде выжить можно. Когда за твоими плечами надежные люди стоят.
— А есть ли на этой земле надежные люди? — тихо спросил Жиган, подумав о чем-то своем.
Сколько раз его предавали, подставляли под пули, продавали за ломаный грош клявшиеся в вечной дружбе товарищи. Теперь он полагался исключительно на себя. Впрочем, распространяться на эти темы Жиган не собирался.
За окном сгущались сумерки. Первые звезды уже украсили купол небосвода. Ветви деревьев в саду тихо барабанили в оконное стекло, словно поторапливая гостей отправиться в обратную дорогу.
В Москве приятелей, а теперь уже и компаньонов по общему делу ждал Колесников. Поэтому время на сборы было ограничено.
Разобравшись с вещами и дисками, Жиган открыл ящик стола. Под стопкой бумаг лежала плоская металлическая коробка с диском без маркировки. По внешнему виду диск не отличался от матриц, на которые записывают компьютерные программы или музыкальные произведения
Достав диск, Жиган смахнул с внутренней поверхности невидимые пылинки. Затем подошел к аппаратуре, нажал кнопку. Повинуясь посланному импульсу, из верхней части музыкального центра бесшумно выплыл лоток.
Жиган уложил диск на лоток. Заметив пульт дистанционного управления в руках у Филимона, предупредил:
— Не вздумай включать.
Филимон, раскачиваясь в плетеном кресле, удивленно поднял брови.
— Я думал, ты на прощание хочешь послушать шарманку.
Жиган повернулся к приятелю со зловещей улыбкой Подмигнув, объяснил истинное предназначение диска, исчезнувшего в недрах музыкального центра.
— Не люблю, когда мою коллекцию слушают чужаки. На диске записан маленький сюрприз. Симфония особой силы, после нее вой сирены «Скорой помощи» покажется ангельским пением.
Филимон с опаской отложил дистанционный пульт. Поднялся с кресла:
— Не понял. Глушилка, что ли?
— Еще какая, — засмеялся Жиган.
— Растолкуй, — заинтригованный, попросил Филимон.
Поочередно нажимая сенсоры программирования, расположенные на панели музыкального центра, Жиган разъяснил принцип действия хитроумной электронной ловушки:
— На диске записан ультразвуковой сигнал. Внутри центра есть приемник и дешифратор. По сигналу приемник посылает импульс на колонки квадросистемы.
Филимон обвел взглядом комнату. В каждом углу находились массивные колонки с блоками динамиков. Колонки напоминали пограничные столбы.
Жиган продолжал:
— Внутри каждой фиговины находится небольшая порция пластида с электродетонатором. При воспроизведении записи детонаторы срабатывают и происходит направленный взрыв.
Покосившись на пульт дистанционного управления, который только что держал в руках, Филимон выдохнул:
— Нехилая шарманка.
Желая окончательно добить приятеля, Жиган добавил:
— Кстати, ты стоишь в самом центре возможного фейерверка.
Приятель на всякий случай вернулся в кресло. И больше не вылезал из него. Сидел, скорчившись, стараясь даже не раскачиваться.
Жиган тем временем подошел к камину. Отбросив совком золу, просунул руку в глубь пасти камина и в нижней части дымохода нащупал кольцо. За него привел в действие поворотный механизм.
Шлифованный камень, казавшийся намертво вмонтированным в дымоход, с тихим скрипом отошел в сторону. За ним матово блеснул металлический ящик, занимающий глубокую нишу, выдолбленную в необработанных камнях.
Достав ящик, Жиган положил его на стол. Затем набрал код, поочередно прокрутив колесики шифровального замка, и поднял крышку. Внутри ящик был облицован жаропрочным материалом, напоминающим серебристую фольгу, с жаропоглощающим наполнителем внутри. Материал, служивший прокладкой, походил на гранулированные сливки, упакованные между двумя слоями фольги Дополнительную защиту создавал и гибкий лист тефлона, изготовленного по особой технологии, применяемой в космической промышленности. Все содержимое ящика было упаковано в этот лист, скрепленный скобами.
Аккуратно развернув упаковку, Жиган принялся выкладывать на стол содержимое ящика. Сначала достал пистолет системы «Парабеллум» — под девятимиллиметровый патрон. Сконструированный немецким инженером Люггером, пистолет обладал неплохими огневыми качествами. Из него можно было вести прицельный, интенсивный огонь, не опасаясь, что ствол заклинит в самый неподходящий момент.
Считавший себя знатоком в области огнестрельного оружия, Филимон не упустил возможности блеснуть знаниями.
— Жиган, ты что, антиквариатом увлекаешься? Это же старье. Нынешние игрушки помощнее будут. Восьмизарядный дедушка времен Второй мировой войны. В каком болоте ты этот «парабеллум» откопал?
Любовно оглаживая рифленую ручку, Жиган ответил:
— Купил у черного следопыта. Мужик много интересных вещей из Кёнига привозил.
— Из Калининграда, — уточнил Филимон.
— Оттуда. Там в полузатопленных бункерах и схронах много немецкого оружия осталось. В смазке лежит. Ждет хозяина. Представляешь, сколько времени прошло, а на стволах ни пятнышка ржавчины. Как будто вчера с конвейера сошли… Дас ист фантастиш, — шутливо на немецком произнес Жиган, проверяя боек пистолета. — Ствол незасвеченный. Пристрелянный. В трудный момент очень даже может пригодиться.
В следующую минуту на свет появился кронштейн, ловко закрепленный за прицельной планкой. На кронштейн Жиган установил лазерный целеуказатель. Включив приспособление, поднял пистолет.
Красная точка размером с идеально круглую дробинку заплясала на стене, перебежала на фотографии и неожиданно легла на переносицу Филимону. Тот инстинктивно махнул рукой.
— Да ну тебя!
Жиган засмеялся:
— Бьет по нервам. А ты говоришь, старье… Старый конь борозды не испортит. Так-то…
Оправившись от испуга, Филимон с делаиым спокойствием спросил:
— Этот гробокопатель больше не возит такие цацки? А то я бы, пожалуй, прикупил какой-нибудь раритет для прикола.
Разбирая усовершенствованную конструкцию «парабеллума», Жиган произнес:
— Запомни, Филя, оружие для прикола не покупается. К стволу надо относиться с почтением, как к опасному инструменту, который в любую секунду может оказаться либо твоим другом, либо смертельным врагом.
— Ясно. А с черным следопытом все-таки познакомишь, — настаивал Филимон.
— Он исчез полгода назад. Пропал в подземном бункере под Гвардейском. Может, на старой мине подорвался, может, конкуренты завалили Пропал парень с концами. Не исключено, правда, что залег на дно. Оружейный бизнес — цело опасное.
Филимон многозначительно хмыкнул:
— Ты тоже к мероприятию серьезно готовишься. Будто на фронт собираешься.
Жиган пристально посмотрел ему в глаза.
— Просто стараюсь во всеоружии встретить любую неожиданность, — как само собой разумеющееся произнес он.
Достав из ящика несколько пачек с патронами, Жиган извлек наплечную кобуру для немецкого пистолета. Примерив ее, подогнал ремни, положил в кобуру пистолет и набросил джинсовую куртку.
Куртка отлично скрывала ствол.
Он вынул из ящика пачку денег, комплект документов.
— Кажется, все, — удовлетворенно произнес Жиган.
Ровно через полчаса после приезда красная «Мазда» отправилась в обратный путь.
Жиган возвращался в Москву, чтобы выполнить условия заключенного с хозяином компании «Светко» контракта. Он пока смутно представлял, что, собственно говоря, придется делать. И эта неопределенность беспокоила его.
Возвращались они в кромешной тьме. Ритмично работающий дизель «Мазды» нагонял сон. Чтобы встряхнуться, Филимон включил магнитолу. Из динамиков, настроенных на волну «Русского радио», раздался хриплый вопль безголосой певицы Ирины Венегровой.
Дива стенала, как обычно, о неразделенной любви, жарких ночах на смятых простынях, чужих руках, ласкающих ушедшего любимого, и горькой доле покинутой женщины. В особо трагические моменты певица безбожно фальшивила.
Внимательно выслушав первый куплет, Жиган процедил сквозь зубы:
— Полная ботва.
— А народу нравится… Хитовая бабенка. Правда, местами уже штукатурка осыпается. Но прыгает по сцене, как козочка. И ножки очень даже ничего, — приглушив звук, высказался Филимон.
— Прыгала бы в кордебалете. Или стриптиз показывала. А петь ей категорически противопоказано. Разве что в аэропортах через динамики хрипеть.
Ворон с взлетной полосы распугивать, — разнес в пух и прах фальшивившую поп-диву Жиган.
«Мазда» выскочила на кольцевую трассу и, влившись в общий поток машин, взяла курс на столицу.
Примерно в это же время бежевая «Тойота Лексус» двигалась по проспекту Мира к району Чистопрудного бульвара.
Вечерняя Москва сияла всеми цветами радуги. На фасадах домов полыхала неоновая реклама. Витрины магазинов и дорогих бутиков манили покупателей россыпями товаров С рекламных щитов, освещенных подсветкой, улыбались белозубые красавицы. На растяжках, парящих над улицами, красовались надписи, приглашающие посетить юбилейные концерты живой легенды российской эстрады.
Живая легенда, воспевавшая в советские времена строителей Транссибирской магистрали, комсомольскую романтику и коммунистическую партию, сейчас приторговывала нефтью, имела сеть ресторанов в столице и, по слухам, отмывала деньги мафии. На досуге ветеран советской песни устраивал грандиозные концерты в лучших залах столицы.
На концерты приглашались звезды рангом пониже. Они старательно развлекали публику, разогревали ее перед выходом мэтра. Участие в таких концертах было делом почетным и весьма прибыльным.
Нынешнее шоу живой легенды проходило без участия Ирины Венегровой.
Поэтому, увидев растяжку сквозь лобовое стекло «Тойоты Лексус», она виртуозно выругалась:
— Понавешали, твою мать… тряпок по всей Москве. Старому хрычу все неймется. И бабки ему подавай, и славу.
Телохранитель, сидевший рядом с водителем, с готовностью поддакнул:
— В точку попали, Ирина Васильевна, только вы не расстраивайтесь, бабок хватит на всех.
Эти слова подействовали на певицу, как красное на быка. Заерзав на сиденье, она прошипела:
— А тебя никто не спрашивает…
— Да я просто так, — виновато бросил телохранитель.
— Хватит башкой вертеть, — краснея от натуги, заорала певица.
Если бы Венегрову в этот момент видели поклонники, многих из них постигло бы жестокое разочарование. Роковая блондинка в одно мгновение превратилась в обычную базарную бабу, торгующую семечками на дешевом толчке. Ее лицо пошло пятнами, возле глаз появились морщины.
Напрягая голосовые связки, Венегрова крыла на чем свет стоит и телохранителя, и живую легенду советской песни:
— Ненавижу… ненавижу всех вас, мудаков. Боже, почему меня окружают или подлецы, или законченные имбецилы?
Телохранитель, приняв имбецила на свой счет, подмигнул водителю и обратился к певице:
— Ирина Васильевна, а имбецил это лучше дебила или все равно?
Вопрос развеселил Венегрову. Она успокоилась и, достав изящную пудреницу, принялась маскировать предательские морщины.
— Пето, имбецил, дебил какая к… разница. Лишь бы не импотент, — с привычной грубостью пошутила певица.
Буря миновала.
Мужчины дружно, как по команде, захохотали. Они умели прощать, потому что Венегрова хорошо платила и потому что знали: сейчас певица переживает трудную полосу в своей жизни.
Вообще жизнь стареющей звезды — не сахар. Молодые и наглые конкуренты наступают на пятки. Подводит здоровье, подорванное гастролями и алкоголем. Все сложнее улавливать быстро меняющуюся музыкальную моду и поддерживать себя в форме.
Кроме всего прочего, Ирина Васильевна допустила прокол на личном фронте.
Когда-то молоденькая девчушка, приехавшая покорять столицу из глухой провинции, сумела забраться в нужную постель. Она умудрилась переспать с живым классиком советской эстрады, чье имя теперь красовалось на растяжках. Певец выделил девушку из череды любовниц. Помог провинциалке пробиться на большую сцену. Дальше Венегрова действовала самостоятельно.
Как известно, нельзя войти в одну реку дважды.
По прошествии множества лет Ирина Васильевна заарканила в свои сети сына певца. Как ей это удалось — одному богу известно. Стареющая дива пустила в ход все свои чары.
Неожиданно для себя Венегрова втрескалась в парня, как школьница. Она вместе с молодым возлюбленным не пропускала ни одной важной тусовки, часто появлялась в публичных местах и охотно позировала прессе.
Но у всемогущего отца имелись иные планы относительно единственного наследника.
Однажды он пригласил Венегрову в свой загородный особняк. Там между ними состоялся тяжелый разговор. Классик советской эстрады обвинил Ирину Васильевну во всех смертных грехах.
— Оставь мальчишку в покое, — кричал певец, бегая по комнате.
— А если у нас любовь? — томно закатывая глаза, восклицала Венегрова.
— Эти сказки трави журналюгам. Они любят размусоливать сентиментальные истории.
— Ты всегда был пошляком и циником. Как такой папаша мог вырастить чистого и светлого мальчика, — картинно заламывая руки, стенала певица.
— Хватит комедию ломать. Ты прекрасно знаешь, что у моего сына есть невеста. Они помолвлены. А ты хочешь все разрушить. Я тебя уничтожу.
Угрозу живого классика следовало воспринимать всерьез. Венегрова навела справки. Оказалось, что мэтр нашел сыну достойную пару. Невеста оказалась дочерью крупного чиновника, занимавшего ответственный пост в «Газпроме».
С газовыми королями Венегрова тягаться не могла.
Вскоре они заключили мировую, но злопамятный классик продолжал мелко и подло мстить. Не включив бывшую пассию в концерт, мэтр дал понять, что старые обиды не забыты.
Что делает сильная женщина в сложный период своей жизни. Обновляет гардероб, усиленно занимается здоровьем и совершенствует внешность. И Beнегрова строго следовала опробованному рецепту.
Сейчас ее бежевая «Тойота Лексус» направлялась к косметическому салону «Амели».
Салон делал бешеные деньги на стареюших дамах, предлагая самые современные услуги по омоложению. В рецептуру масок косметологи из «Амели» смело включали самые диковинные ингредиенты, добытые то ли из половых органов китов, то ли из бычьих яиц. Такая экзотика нравилась клиенткам с тугими кошельками, набитыми кредитными карточками и наличностью.
Водитель припарковал «Лексус» в тpex метрах от входа в салон. Телохранитель выскочил из машины и услужливо распахнул перед хозяйкой дверь
Одетая в узкие кожаные джинсы от «Дживанши», молодящаяся певица ступила на тротуар. От былой злобы не осталось и следа. Венегрова мило улыбалась, на всякий случай, если вдруг ее узнают прохожие.
— Петечка, — просюсюкала она, — можешь остаться возле машины.
Телохранитель, похожий на платяной шкаф, покачал головой:
— Ирина Васильевна, я обязан вас всюду сопровождать.
Оглядевшись, Венегрова схватила телохранителя за мочку уха и, притянув к себе, прошипела:
— Ты обязан трахать жену хотя бы раз в неделю. Остальное предоставь решать мне.
— Вопросов нет, — согласился «шкаф», привыкший к вывертам избалованной хозяйки.
Впрочем, особой необходимости маячить в холле «Амели» действительно не было. Заведения подобного рода посторонние личности не посещают, а главный вход хорошо просматривался с обочины.
Венегрова впорхнула в салон.
Убедившись, что хозяйка без проблем прошла в кабинет, где ее поджидала бригада косметологов, телохранитель вернулся в машину и сел рядом с водителем, также бывшим весьма фактурным парнем.
Проверив визуально улицу, оба крепыша принялись вяло подначивать друг друга. Водитель с неблагозвучной фамилией Клопиков меланхолично произнес:
— Не в духе Ирка.
— Перебесится, — раскрывая пакет с чипсами, ответил телохранитель.
— Питон, не мусори в салоне, — покосившись на напарника, предупредил водитель.
— Уберешь, — хрустя, пробормотал тот.
— Хозяйка развопится.
Патологическое пристрастие Венегровой к чистоте доставляло обслуживающему персоналу немало хлопот. Певица панически боялась всяческих инфекций и была помешана на здоровом образе жизни.
Продолжая хрустеть чипсами, телохранитель смачно причмокивал, собирая языком прилипшие к губам крошки.
Не выдержав, водитель тоже запустил руку в пакет.
— Жрешь в одиночку, как последняя сволочь.
Даже с другом не поделишься, — обиженно покачал головой водила.
— Как говорит Ирина Васильевна, со всеми делиться — руки отсохнут, — засмеялся телохранитель, пододвигая пакет ближе к напарнику.
Они давно работали на Венегрову и были, что называется, сыгранной парой. Водитель и Петр вместе служили срочную службу в десантно-штурмовом батальоне Тульской дивизии ВДВ. После службы оба устроились в охранное агентство, куда охотно принимали таких парней.
Клопикова определили на курсы, которые вел отставной офицер К^Б, сопровождавший в кортежах еще генеральных секретарей компартии. Петр пошел по другой линии. Его натаскивали спецы из ведомства, некогда оберегавшего главных лиц государства.
Когда в агентство обратилась Венегрова, ей сразу порекомендовали бывших десантников.
Покончив с чипсами, Петр выбросил пакет через окно в урну. Заложив руки за голову, потянулся и мечтательно произнес:
— Скоро в Сочи рванем. Ирка чес начинает. Будем окуривать курорты.
Чесом назывались гастрольные туры, на которых без особого напряга отбивались неплохие деньги. Летом главный маршрут пролегал через курортные центры от Сочи до украинского Крыма. Под фонограмму Венегрова хрипела старые шлягеры, а восторженные отдыхающие, обалдевшие от моря и солнца, по нескольку раз приходили на концерты.
Клопиков радости приятеля не разделял:
— Достал этот юг!..
— Жары не переносишь? — зная слабость приятеля, переспросил телохранитель.
— От моря тошнит. Ночью проснешься, оно шумит. Утром выйдешь на пробежку, оно шумит. В рестике обед хаваешь, опять шумит. Тоска… — положив голову на руль, произнес водитель.
— Крестьянская у тебя душа, Клоп. Не умеешь кайфовать по-полному.
— Крестьянская, — не поднимая головы, согласился водитель. — Я ведь родом из-под Пскова. Знаешь, какие у нас там леса! А рыбалка, если места знать… Я бабла поднакоплю и махну обратно домой. Пасеку поставлю. Буду мед гнать.
Друг впервые разоткровенничался. Поэтому телохранитель не обращал никакого внимания на пустынную улицу и редких прохожих, дефилирующих мимо входа в салон и припаркованного возле него «Лексуса».
— Ты, Клоп, сбрендил. Какие пчелы, какой мед!.. — всплеснул руками телохранитель.
Улыбаясь по-детски, водитель ответил:
— Пчелы… которые жужжат. С крылышками и брюшком в черную и желтую полоску, — ответил он и, помолчав, добавил: — Меня, Питон, столичная жизнь абсолютно не вставляет. Я только недавно это просек. Душатся тут все из-за бабла. Выпендриваются друг перед другом, суетятся. А зачем?
Простой вопрос поставил телохранителя в тупик. Он задумчиво почесал гладко выбритый подбородок, потеребил пестрый шелковый галстук и, неопределенно хмыкнув, пробормотал:
— Заплел мне мозги. А ну тебя, Клоп… Тут же столица! Мировой городок. Центр жизни, можно сказать. Казино, стрипушки с классными девушками, куколки на Тверской, рестики. Это же Москва, Клоп. Это же полный улет… К тому же мы здесь работаем.
На крышу машины упали первые капли дождя. Туча незаметно прокралась по ночному небу и теперь пыталась избавиться от переполнявшей ее чрево влаги.
Заметив капли, ползущие по лобовому стеклу, Клопиков подсказал другу:
— Возьми зонт. Скоро Ирка китовую сперму с физии смоет и на выход отправится. Промокнет ведь.
Но, увлеченный непонятной философией приятеля, готового в перспективе променять все радости столичного существования на прозябание в глуши, телохранитель продолжал рассуждать:
— Ты, Клопиков, не дури. Здесь на «Лексусе» рассекаешь, а там на телеге грязь месить будешь…
— Так ведь «Лексус» не мой. Венегровой.
— Неважно. Все еще впереди, — восприняв сказанное слишком буквально, грузил приятеля Петр. — Дай срок, и мы на таких тачках станем рассекать по Тверской.
Грустная улыбка скользнула по губам водителя.
— Не въезжаешь ты, Питон. Сломал тебя город. Да и не одного тебя.
Ведя неспешную беседу, друзья не замечали, что происходит на улице возле салона «Амели».
Дождь разогнал редких прохожих. Магазины и офисы неподалеку от салона, допоздна обслуживающего богатых клиентов, уже были закрыты.
В конце улицы промелькнул трейлер. Свернул за угол, уступая дорогу «Жигулям» шестой модели. С противоположной стороны показалась белая «восьмерка».
Обе машины неспешно катили по влажному асфальту. Поравнявшись с «Лексусом», белая «шестерка» остановилась на противоположной стороне. В салоне виднелись силуэты двоих мужчин. Вторая легковушка, белая «восьмерка», объехала «Лексус» и, заложив крутой вираж, припарковалась рядом.
Первым почувствовал неладное Клопиков и толкнул в бок напарника.
— Смотри, какой наглец!
Бампер «восьмерки» застыл перед самым радиатором «Лексуса».
— Что за болван! — приподнимаясь с сиденья, выругался телохранитель.
Номера «Жигулей» были заляпаны грязью. Водитель «восьмерки», выполнивший лихой маневр, повернул голову и секунду смотрел на шикарное авто, оказавшееся у него за кормой.
— Чего пялишься, козел? — рыкнул телохранитель.
Его напарник, более рассудительный по натуре, примирительно заметил:
— Не заводись. Я выйду, попрошу, чтобы сдал вперед. Или сам отъеду.
— Нельзя козлам уступать.
— Не кипятись, Питон.
— Сиди. Сам с уродом разберусь, — командирским тоном заявил телохранитель.
С неожиданной для его комплекции прытью Петр выбрался из машины. Намерения, судя по суровому выражению лица, у охранника были самые серьезные. И тут весьма некстати двери салона «Амели» распахнулись. На пороге появилась певица.
— Петр! Дождь льет, где зонтик?
— Одну минуту, Ирина Васильевна.
Телохранитель направился к багажнику. Одновременно водитель «Лексуса», оставив автомобиль, подошел к белой «восьмерке». Согнув указательный палец, Клопиков постучал по стеклу дверцы, за которой находился владелец «Жигулей». Стекло медленно опустилось.
Клопиков, заглянув внутрь, вежливо попросил:
— Приятель, отгони тачку.
Невидимка хрипло каркнул:
— Сам сдай назад. Места хватает.
Ошарашенный такой наглостью, водитель «Лексуса» глубже просунул голову и ругнулся:
— Ты, долбак, чего вымахиваешься! Вщемился по-наглому и права качаешь?
Теперь он мог рассмотреть водителя «восьмерки». Это был широкоплечий мужчина с гладко зачесанными назад волосами. Над верхней губой у него белел шрам.
Взгляды водителей встретились.
Мужчина со шрамом загадочно ухмыльнулся и медленно убрал правую руку с рулевого колеса. Его ладонь опустилась на соседнее сиденье, где под газетой лежал какой-то продолговатый предмет.
Клопиков не успел к нему приглядеться. У него за спиной раздался шелест шин по мокрому асфальту, а затем визг тормозов.
Это сорвавшаяся с места «шестерка», описав дугу, поравнялась с «Лексусом». Свет фар ослепил Клопикова. Он выпрямился и прикрыл глаза ладонями. Из «шестерки», точно черти из табакерки, выпрыгнули двое и быстро пересели в лимузин.
Все произошло настолько быстро, что Клопиков от удивления открыл рот. Когда шок прошел, он закричал первое, что пришло на ум:
— Стоять, суки!
Чей-то вкрадчивый голос сказал прямо в ухо личному водителю певицы:
— Ключи.
Клопиков обернулся. Прямо в лицо ему дышал человек со шрамом, и улыбка его напоминала волчий оскал.
— Ключи, — повторил грабитель, наставив на Клопикова пистолет с глушителем.
Скорее инстинктивно, чем осознанно, водитель «Лексуса», еще пару минут назад мечтавший заняться пчеловодством, предпринял попытку вцепиться в глотку грабителю и рванул вперед, намереваясь прижать бандита к корпусу белой «восьмерки».
Это было чистым безрассудством, но Клопикова учили защищать чужую собственность.
Противник оказался хитрее и проворнее. Растопырив пятерню левой руки, он ткнул пальцами в глаза водителю. От боли, разламывающей голову напополам, Клопиков отпрянул. Вслед ему помчался свинец, вылетевший из ствола пистолета.
Пуля, разорвав сердечную мышцу, опрокинула водителя на мокрый антрацитово-черный асфальт.
— Питон, Петька… — захлебываясь кровью, закричал умирающий.
Стрелявший нагнулся, подобрал ключи и неспешным шагом направился к «Лексусу». По пути, словно нехотя, вскинул руку с оружием…
В это время телохранитель, видевший все, кроме отдельных деталей, заталкивал в салон визжащую от страха певицу.
— Петенька, я боюсь!
— Быстрее, — царапая застежку наплечной кобуры, сипел телохранитель.
Достав оружие в момент, когда предсмертный вопль друга разорвал ночной воздух, телохранитель открыл огонь, одновременно прикрывая массивным телом обмякшую хозяйку. Венегрова рухнула на колени. Стройные ножки, предмет вожделения тысяч мужчин, отказывались ей служить.
Все закончилось так же быстро, как и началось.
Пальба прекратилась.
Бежевая «Тойота Лексус» растаяла за поворотом.
Когда Ирина Васильевна открыла глаза, телохранитель еще дышал.
Он лежал ногами к стеклянной двери салона, покрытой паутиной трещин вокруг пулевых отверстий. Голова покоилась на нижней ступеньке. Встав на четвереньки, певица подползла к нему. Колени Венегровой скользили по мраморным плитам лестницы.
Кровь на черных джинсах не была видна.
Заглянув в лицо телохранителю, хрипевшему в агонии, Ирина Васильевна содрогнулась от ужаса.
Вместо глаз на нее смотрели два кровавых пятна. Выпущенные человеком со шрамом пули сделали свое дело.
Потеряв сознание, певица накрыла телохранителя своим телом…