Превратности судьбы

Глава 6

Ветер ожесточенно гнал тучи по небу, будто решая, где лучше пролить их дождем. Ивон медленно поднялся и посмотрел в окно. На узкой улице, мощеной серым камнем, под серым небом стояли серые дома, такое же беспросветное настроение было на его душе. Улран, заметив, что Ивон проснулся, принес сумки с вещами и начал разбирать их, раскладывая одежду на несколько разных стопок. Тем временем Ивон умылся из таза и спустился завтракать.

Утром в харчевне было совсем малолюдно, и барон выбрал стол у окна. Он завтракал вареными яйцами и сыром, при этом невольно следя за суетой на улице. Одни готовились к отъезду, седлали коней, прикрепляли вещи к седлу, лениво переругиваясь со слугами. Другие просто стояли в стороне, лениво разглядывая происходящее на улице.

— Какие будут приказания на сегодня?

Ивон поднял глаза. Рядом с ним стоял Андо, вид у него был достаточно бодрый, хоть и слегка помятый.

— Отдыхайте. Вряд ли вы мне сегодня понадобитесь. Только не напиваться.

Он показал дружиннику кулак и тот расплылся в довольной улыбке.

— Не извольте беспокоиться, все будет тихо и спокойно.

Барон недоверчиво усмехнулся.

— Ну-ну, я посмотрю.

В комнате верный Улран уже приготовил ему парадный камзол, брюки и новые сапоги из мягкой кожи.

— Нет, чтобы новый камзол заказать, — бормотал слуга, — да вышить его побогаче, будто нищий какой старое, батюшкино перешить велел. И ежели бы средства не позволяли…

— Не ворчи, старый, — отмахнулся Ивон, — спустись поешь лучше. А то так до моего возвращения и просидишь голодный.

— А и посижу. Что мне, старику, сделается?

Ивон не стал спорить с упрямым старым слугой, быстро переоделся в подготовленные вещи. Дядька несколько раз обошел вокруг, внимательно разглядывая и поправляя складки, потом отошел, осмотрел еще раз и довольно цокнул языком.

— Вылитый батюшка ваш, — сказал дрогнувшим голосом. — Пусть Светлые будут с ним все время рядом.

Ивон несколько раз прошелся по комнате, потом достал из багажа длинный тонкий стилет и закрепил его в рукаве, прикрыв пышным кружевом.

— Это зачем ещё? — забеспокоился Улран. — Неужто драться с кем собрались?

— Не могу безоружным пойти, — уклончиво ответил Ивон.

Дядька снова недовольно посмотрел на него, но ничего не сказал, только тяжко вздохнул. Ивон накинул на плечи расшитый бархатный плащ и, непривычно нарядный, вышел из таверны. Ветер подхватил полы плаща и принялся радостно трепать их, барон невольно поежился, запахнулся поплотнее и направился прочь от таверны. Лошадь брать не стал. Он примерно представлял, где они находятся, поэтому уверенно двигался по оживленным городским улицам, с жадностью рассматривая прохожих, уличных торговцев, бегущую по делам прислугу и ремесленников. Очень скоро дома расступились, Ивон вышел на широкую площадь с фонтаном и античными скульптурами, здесь прогуливалась богато одетая публика, он увидел знакомых офицеров герцога и раскланялся. Насколько он помнил, резиденция находилась немного в стороне, и не ошибся.

Роскошный особняк за кованным забором, в глубине зеленого двора, был именно таким, каким он его и запомнил. Возле калитки стоял караульный в черно-белом форменном камзоле.

— Доложи герцогу, что барон Ивон Омура явился по его вызову, — велел Ивон.

Караульный зазвонил в колокольчик, появился еще один служивый, заняв место у калитки, пока первый недостаточно расторопно отправился в дом. Вскоре он вернулся и открыл калитку перед Ивоном.

— Вам велено идти прямо к дому, там вас встретят, — грубовато сообщил он.

Барон глубоко вздохнул, словно перед прыжком в воду, и решительно вошел. У входной двери его ожидал лакей, одетый в ливрею, расшитую богаче его парадного камзола. От Ивона не укрылась презрительная усмешка слуги. Сжав зубы, он шагнул в открытую дверь и оказался в огромном холле с высокими потолками, фамильными портретами вдоль широкой мраморной лестницы, ведущей наверх, большими окнами с мозаикой и натертым до блеска паркетом.

— Господин герцог ожидает в своем кабинете. Пожалуйста, следуйте за мной… — сказал слуга и повел гостя по роскошно убранному коридору.

Остергам явно стремился произвести впечатление своим домом, и у него это отлично получалось. Великолепные картины с изображением битв чередовались с портретами знаменитых полководцев и предков самого герцога. Предки высокомерно взирали на недостаточно богатого и знатного барона. Двери и стенные панели были выполнены из дорогих пород дерева, а на стенах висели позолоченные подсвечники, придающие интерьеру особо изысканную атмосферу.

Комната, куда привели Ивона, была небольшой и, по сравнению с холлом, что он видел, достаточно скромной. Посредине лежал мягчайший ковер. У камина лежала горка дров, там же стоял небольшой стеллаж с книгами, пара кресел и низкий столик между ними. Слуга оставил барона одного и вышел, бесшумно закрыв дверь за собой. Ивон неспешно огляделся и подошел к книжным полкам.

— Интересуетесь? — Неожиданно раздалось за спиной.

Барон медленно обернулся. Перед ним стоял герцог Остергам собственной персоной. Хозяин был высоким и статным, темноволосым с проседью, он внимательно посмотрел на Ивона синими глазами, и тот с достоинством поклонился.

— Почему вы один? Я велел вам явиться с сестрой, — недовольно произнес герцог.

— Сестра изъявила желание посетить Город Женщин, — Ивон развел руками, — прежде чем решит, будет ли выходить замуж. Как вы знаете, Поцелованной Солнцем я не могу препятствовать…

Лицо герцога потемнело, он нахмурился.

— Вы могли просить сестру отложить поездку, это было в ваших силах! — резко ответил он.

Ивон промолчал, отводя взгляд. Повисла неловкая пауза.

— Понимаю, нужно было соблюсти традиции и явиться самому к вам в дом, но дела провинции не позволили совершить столь долгую поездку, — заговорил герцог после недолгого молчания. — Вы же видите, что такой дом не может надолго оставаться без хозяйки. Я очень уважал вашего отца, Тирона, и надеюсь, что смогу ценить и вас. Не только как верного человека, но и родственника…

Ивон посмотрел на сюзерена, поражаясь его беспринципности и цинизму. Его жена только умерла, траур едва закончился, а он уже, будто лошадь, выбирает новую жену.

— Расскажите, как погиб отец? — вместо ответа попросил он, вновь отводя взгляд.

Остергам на мгновенье растерялся, но быстро взял себя в руки. Он медленно прошелся по комнате.

— Разве вспомнишь сейчас, ведь прошло столько лет… — лицемерно вздохнул он.

— Десять лет, — вздохнул Ивон.

— Вот видите, — улыбнулся Остергам. — Целых десять лет. Я иногда не могу вспомнить, куда вчера положил запонки, а тут целое десятилетие прошло.

Лицо Ивона вспыхнуло от гнева.

— Отец — не запонка! — резко ответил он. — За что вы приказали убить его?

Ненависть поднялась в сердце с новой силой и ощутимо жгла.

— Это был несчастный случай, — холодно отчеканил герцог. — Вы смеете меня обвинять?

— А мама? Она так странно умерла после визита вашего посланника. По чьему приказу убили её?

Остергам подошел к Ивону и, со злостью глядя ему в глаза, прошипел:

— Ты что себе позволяешь? Мальчишка! Твоя мать сама виновата во всем. Сначала она выбрала твоего отца. Затем отвергла меня еще раз, после его смерти…

— И за это вы приказали её отравить?

Лицо сюзерена исказилось от бешенства, он занес руку для удара, но, натолкнувшись на полный боли и ненависти взгляд барона, с силой толкнул его.

— Пошел вон, — бросил, будто плюнул. — И без сестры не возвращайся.

Между ними было всё сказано. Герцог отвернулся и направился к выходу из комнаты.

— А то что? — запальчиво произнес Ивон. — Убьете меня, как и родителей? А Горлина? Если она откажется выйти за вас, что будет с ней?

Остергам, не оборачиваясь, с презрением бросил:

— Она сама явится ко мне! Ты отдохнешь в темнице, подумаешь о собственном непочтительном поведении, а сестра добровольно приедет, выручать братца. И тут у неё уже просто не будет выбора.

— Выбор есть всегда! — крикнул Ивон.

Он выхватил из рукава стилет и кинулся на герцога, но из-за тяжелых портьер выскочили крепкие охранники герцога. Барона свалили на пол, заломили руки, отняли нож.

— Я никогда не остаюсь один, даже с такими сопляками как ты, — с ненавистью произнес герцог, зависая над ним. — В подвал его. Я позже решу, что с ним делать.

Ивона потащили из комнаты в роскошный коридор и вниз по лестнице. Он не сопротивлялся, понимая бесполезность этого.

Подвал оказался настоящей тюрьмой, с массивными дверями на входе, толстыми решетками и крепкими замками. Барона грубо обыскали, втолкнули в крохотную полутемную камеру и захлопнули за ним дверь. Он огляделся: крохотное, забранное решеткой окошко слабо поблескивало светом под самым потолком, в углу виднелся ворох сырой соломы, сырые холодные стены завершали обстановку.

Ивон с досадой стукнул кулаком по стене. Вся его затея с покушением на герцога изначально была глупым ребячеством. Давняя ненависть и желание любой ценой отомстить за смерть родителей привели к тому, что враг жив, а он, скорее всего, уже труп. Молодой человек сгреб солому в кучу и обессиленно опустился на неё.

Прошло много времени. Окно потемнело сумерками, со двора доносились отдаленные голоса прислуги, где-то далеко процокала подковами лошадь, глашатай снова что-то объявлял горожанам. Про него, казалось, все забыли — ни еды, ни воды тюремщики не принесли. От каменных стен тянуло холодом, мешала и скребущаяся мышь. Промаявшись ночь без сна, Ивон, как только в окошке начало светлеть, попытался дотянуться до решетки, но тяжелая дверь со скрипом открылась: охранник внес и поставил у входа кувшин с водой и ломоть хлеба.

В течение следующих дней никто не общался с Ивоном. Утром ему молча приносили хлеб и воду, забирали пустые кувшины. Балон не пытался начать разговор или напасть на охранников. Ему оставалось лишь подтягиваться на прутьях и смотреть на жалкий кусок двора, который был виден из окна темницы. Иногда он мог разглядеть чьи-то ноги. От скуки он занимался подсчетом камней в стене, пытаясь занять себя, да привязывал корочку хлеба на нитку, играя с мышью. Та тянула хлеб к себе — Ивон к себе. Наконец, на третий день заключения, вместо обычного завтрака из воды и хлеба, в камеру вошли сразу трое стражей. Они молча и мрачно смотрели на него.

— Бить будете? — произнес барон, чтобы разбить тягостное молчание, и горько усмехнулся.

— Если господин герцог прикажет, — ответил один из вошедших.

— Тогда в чем дело? Просто посмотреть пришли? Так я не диковина какая-то! — раздраженно заметил Ивон.

— Выходи, хозяин хочет с тобой поговорить.

— И только? — Барон не двинулся с места. — А почему же он только троих прислал? Не боится, что сбегу?

Злость с новой силой поднималась в его душе.

— Наглый, — произнес один стражник. — Люблю таких. А сейчас иди и не дергайся. Понятно?

Ивон пожал плечами и вышел из камеры.

— Ничего, что я не побрился и камзол мятый? — издевательски спросил он, но, получив ощутимый тычок под ребра, больше не проронил ни слова.

Его провели в знакомый кабинет, но на этот раз его не оставили одного, и не предложили сесть. Пришлось долго ждать, и ноги начали затекать. Наконец, дверь тихо открылась, и в проеме появился герцог. Он казался чрезвычайно довольным, не скрывая своих чувств. Остергам уселся в одно из кресел и вольготно раскинулся в нем.

— Присаживайтесь, дорогой барон, — радушно предложил он. указав на второе кресло.

Ивон криво усмехнулся.

— Не боитесь, что испачкаю после подвала?

Герцог махнул рукой.

— Право, пустяки какие. Вас это не должно беспокоить.

Ивон пожал плечами и сел, в его положении лучше было поберечь силы на будущее.

Снова открылась дверь, вошли двое слуг с подносами, уставленными исходящими ароматным паром блюдами: рыба, жаркое, изысканные сладости и вина. Они ловко расставили тарелки на столике между креслами.

— Угощайтесь, дорогой барон, в нашу прошлую встречу я был так раздосадован вашими импульсивными действиями, что напрочь забыл об элементарном гостеприимстве, — тоном радушного хозяина произнес герцог.

В животе Ивона громко забурчало, герцог улыбнулся, подал знак, и вышколенный слуга налил вина в бокалы. Другой слуга принялся накладывать барону жаркое. Взмахом руки остановив слугу, он принялся за еду, справедливо полагая, что эта доброта неспроста и ненадолго. Ивона дико бесил Остергам, внимательно следящий за ним, но он старался не подавать вида.

— А поведайте мне, дорогой барон, что стало с теми двумя рабами, что вы забрали себе после осады замка? — заговорил герцог, едва тот утолил первый голод.

— Одного отпустил, другого продал… — ответил Ивон и, принимая правила игры, откинулся на спинку кресла и закинул ногу на ногу.

— Дорого продали? — С преувеличенной заинтересованностью произнес Остергам.

— За пару медяков, бродягам, — со светской вежливостью ответил Ивон.

Герцог удивленно поднял брови.

— Ленив был без меры, да еще и бежать пытался, — пояснил барон. — Я и решил, раз уж ему не сидится на месте, так путь бродит где придется.

— Занятное решение, — Остергам улыбнулся одними губами, глаза же его оставались холодными и колючими. — А у меня есть сведения, что проданный вами раб был никто иной, как давно разыскиваемый мною молодой князь Древ.

— Правда? Не знал об этом! — нахально ответил Ивон и подлил себе вина. — Я подобрал раненого оборванца в ватных штанах и без сапог. О том, что это князь, было сложно догадаться…

— Не стоит врать, мне доподлинно известно: вы точно знали, кто это. Не догадываетесь от кого?

Не дождавшись ответа, герцог продолжил:

— А еще ваша сестра не приезжала в Город Женщин, уж в этом году точно.

— Вы пугаете меня, ваша светлость. Вы говорите мне такие вещи, о которых я даже не догадывался. Возможно, сестра решила заехать к кому-либо из соседей, и не сочла нужным известить об этом?

— Хватит лгать! — рявкнул Остергам. — Я не сумел добиться от вашего слуги, куда вы спрятали сестру, но добьюсь этого от вас!

Ивон побледнел.

— Улран. Что с ним?

Герцог досадливо махнул рукой.

— Старые верные слуги бывают неосмотрительны в своей верности. Старый дурак до последнего говорил о том, что это он переодел раненого князя в обноски, и убедил вас, что из него выйдет хороший крепкий раб.

— Что с Улраном? — снова повторил барон.

Остергам же продолжал говорить так, будто не слышал вопроса.

— Представляете, ваш слуга тем же вечером явился к моему дому и принялся уговаривать привратника пустить его к вам. Он был настолько убедителен, что его пустили и проводили ко мне.

Герцог холодно улыбнулся.

— А потом мои люди долго беседовали с ним… — он помолчал, наблюдая за испуганным Ивоном. — Я был удивлен, когда старик заговорил об Эвиане Древ. Зато я теперь больше доверяю умению своих людей найти подход к разным упрямцам.

Он поболтал вином в бокале и сделал неспешный глоток.

— Я даже подумывал о том, чтобы они попытались найти правильный подход к вам.

Ивон сжал зубы и выпрямил спину.

— Ну же, не стоит так напрягаться! — Остергам рассмеялся. — Я бы мог приказать своим людям, но у меня есть кое-что получше. Не зря же глашатаи по всей провинции каждый день объявляют о наказании за укрывательство преступника.

Герцог встал со своего кресла, подошел к окну, и продолжил.

— Завтра на площади будут судить банду Никлоса Удачливого, а на десерт я оставлю суд над вами, дорогой барон. Потом те же глашатаи доведут до каждого жителя, где конкретно вы будете трудиться на благо провинции. Думаю, ваша сестра не замедлит явиться к вам на выручку. Как вы думаете?

Он обернулся и посмотрел на Ивона.

— Где Улран? — тихо спросил тот. — Я хочу попрощаться с ним.

— Вашего слуги больше нет, а вот вы есть. — С деланным сочувствием сказал Остергам. — Пока у вас есть возможность избежать завтрашнего суда. Подумайте об этом.

Барон медленно покачал головой.

— Ах молодость, молодость. Юношеский максимализм и неверие в то, что может случиться что-то непоправимое, — ласково протянул герцог и жестко закончил: — У вас время до завтрашнего утра. Уведите.

В камере барон бесцельно бродил из угла в угол, сожалея о том, что не настоял, чтоб Улран отправился домой. Он вспоминал глаза старика, когда тот встретил их в таверне — сколько радости и старческого лукавства было в них! А он не нашел в себе сил погасить эту радость, пожалел. Лучше бы он остался в глазах дядьки неблагодарным чудовищем, накричал бы на него, отослал, но старик остался бы жив!

На фоне раскаяния угрозы Остергама в свой адрес он воспринимал как что-то пустое. У Ивона был месяц после отъезда Горлины, чтобы смириться со своим выбором. К тому же прошло больше месяца, в любом случае, сестра давно в Шебее и не наделает глупостей, не вернется его спасать. Эвиан, верно, уже свободен и ничего ему не должен. Жаль, только герцог останется жить и здравствовать, а он сам так и не отомстит за родителей…

К утру он забылся тяжелым сном, в котором Улран молча смотрел на него и тяжело вздыхал, будто не решаясь сказать о чем-то. Тяжелые шаги и скип двери разогнали дремоту. Охранники, не церемонясь, подняли Ивона на ноги.

— Ничего не хочешь сказать? — поинтересовался один из них.

Ивон отрицательно покачал головой.

Ему туго связали руки и повели прочь из камеры.