Принцесса где-то там

Глава 9

— Привет, папа, — сказала я.

— Привет, Боб.

— Давно тут сидишь?

— Ну, некоторое время.

— Мог бы и позвонить, — но он никогда не звонил. Может, у него просто симки местной не было.

— Мне не трудно и подождать, — сказал он.

Рядом с ним на ступеньках лежал букет, роскошный и, наверное, очень дорогой. Это было непохоже на те подарки, что он обычно мне приносил.

— Раньше ты никогда не дарил мне цветы, — сказала я.

Он смутился.

— Да и в этот раз они не от меня. К тебе тут курьер приходил, я расписался в получении.

— И кем ты представился? — если бы он сказал правду, ему бы все равно никто не поверил. Сейчас он выглядел, максимум, моим старшим братом, да и то с разницей всего лишь в несколько лет.

Время почему-то было над ним не властно.

— Дальним родственником из деревни.

— Зайдешь?

— Конечно.

Он поднялся со ступенек, отряхивая джинсы. Под цветами обнаружилась кожаная папка для бумаг и небольшая коробочка, перевязанная красным бантом.

— Там написано, от кого это? — поинтересовалась я.

— Какой-то К. Браун, — сказал папа. — Знаешь такого?

Черт бы его драл.

— К сожалению, да, — сказала я.

Мы поднялись ко мне. Я зажгла свет, поставила чайник и заглянула в холодильник. Там было пусто.

— Еды нет, — сообщила я.

— Ничего страшного, я не голоден.

Зато я тут вспомнила, что ничего не ела с самого утра, и в животе предательски заурчало.

— Давай закажем пиццу, — предложил он. — Или что-нибудь китайское.

— Нет, лучше пиццу, — сказала я. — Свали это барахло в какой-нибудь угол.

Он сгрузил букет, папку и коробку на подоконник, а сам уселся в кресло, предварительно переложив валявшееся там барахло на диван. Не то, чтобы я была принципиальным противником чистоты и порядка, обычно на уборку у меня просто не оставалось времени. Пока он всем этим занимался, я позвонила в пиццерию на углу и заказала «пепперони» и «четыре сыра». Не лучшая пицца в городе, зато у них самая быстрая доставка.

— Как ты в целом, Боб?

— Нормально, — сказала я. — Как-то так, день за днем. Такие дела.

— Как Джон и Лиззи? Давно была у них последний раз?

— Гостила пару дней этим летом, — сказала я. — У них все нормально. Ждут внуков.

— А ты…

— Похоже, внуки задерживаются, — сказала я. — Мы с Дереком расстались.

— Это такой блондинчик?

— Это такой брюнетик, — сказала я. — Блондинчика звали Пол.

Мы помолчали.

Папа не особо интересовался моей личной жизнью, за что я ему была очень благодарна.

— Как только стемнело, на районе ошивался упырь, — сказал он без всякой связи с предыдущим разговором.

— Уверена, что ко мне это никакого отношения не имеет, — сказала я.

— Тебе виднее.

— Надеюсь, ты ничего с ним не сделал? — вампиры такие же граждане этой страны, как и прочие существа, и пока они не нарушают закон, мне они абсолютно неинтересны.

Но папа вырос в других местах, там, где к кровососущим не принято проявлять особой толерантности.

— Просто спугнул.

— И как ты его спугнул?

— Вот так, — папа скорчил страшную, по его мнению, гримасу. — Бу!

— К нам утром не поступит заявление о неопознанной горстке пепла? — уточнила я.

— Разве что у него случится инфаркт, — сказал папа. — Но это вряд ли. Он был совсем еще молодой.

— Э…

— Для упыря, — уточнил папа. — Сто-сто двадцать лет, на первый взгляд. Я не особо присматривался.

Вообще-то, считается, что в своем внешнем облике вампир застревает в момент обращения, если, конечно, он таким не родился сразу, поэтому определять их реальный возраст на глаз — дело неблагодарное. Но я не сомневалась, что папа знает, о чем говорит.

— Ну и черт с ним, — сказала я.

— Черт с ним, — согласился папа.

Мама на его месте уже бежала бы в церковь за святой водой, развешивала на стенах распятия и закупала чеснок в оптовых количествах. А папа Джон наверняка проверил бы, есть ли у него в наличии серебряные пули.

У меня, кстати, в наличии серебряные пули имелись, но папа Бэзил даже не стал об этом спрашивать. Кто-то может решить, что папа Бэзил — законченный пофигист, но я предпочитаю думать, что он верит в меня и мои способности о себе позаботиться.

В тот день, когда он привел меня домой из штата Мэн (обратный путь не занял много времени, мы словно шагнули с одной улицы на другую) заплаканная мама обняла меня, вручила тарелку с сэндвичами, кружку с горячим какао и отправила наверх. Поскольку папа Джон еще не вернулся из своей деловой поездки, мама с дядей Бэзилом заперлись вдвоем в его кабинете и принялись выяснять отношения на повышенных тонах.

Точнее, кричала в основном одна мама, а он тихо оправдывался в ответ. Я попыталась подслушивать, но не слишком удачно, потому что у меня получалось уловить только половину реплик. Кажется, мама утверждала, что это он во всем виноват, а дядя Бэзил говорил, что это не так.

— Это твоя вина! Если бы ты не влез в нашу семью, ничего этого бы не случилось, чертов ты сукин сын!

— Мы этого не знаем, Лиззи.

— Мы знаем! Тебе с самого начала не стоило лезть в ее жизнь! Когда ты ее бросил, это, наверное, было лучшим твоим поступком в жизни, лучшим, что ты мог для нее сделать, так какого черта ты снова тут появился?

— Я же не знал… — тут неразборчиво.

— Ты пытался сделать все правильно, обставить все красиво, и посмотри, чем все закончилось! Я чуть не потеряла мою девочку!

— Нашу девочку.

— Нет! Ты больше не имеешь к ней никакого отношения! Убирайся! Я не хочу больше видеть тебя в своем доме!

— Я не понимаю, в чем ты меня обвиняешь, Лиззи…

Я тоже не понимала, в чем его вина. По моему глубокому убеждению, виноват в произошедшем был только Пеннивайз — Клоун из Ада, а папа Бэзил вообще герой и молодец, убил чудовище и спас мне жизнь, а может быть, и не только ее. Ведь Пеннивайз заманил меня в ловушку, Пеннивайз пытался затащить меня под землю и сделать меня частью своей чудовищной канализационной коллекции…

Мне тогда было двенадцать лет, голова разрывалась от противоречивой информации, вдобавок, меня трясло от пережитого, и многого я тогда просто не понимала…

Как бы там ни было, с того дня папа Бэзил стал приезжать к нам в гости гораздо реже, а Дороти, оказавшаяся детским психологом, практикующим в соседнем городке (а своего детского психолога у нас не было), стала в нашем доме чуть ли не завсегдатаем. Родители еще пару недель не выпускали меня из дома, даже на крыльцо или на задний двор, было много разговоров и с мамой, и с Дороти, и с вернувшимся из командировки папой Джоном, а потом жизнь потихоньку начала налаживаться и возвращаться в прежнее русло.

Дети, кстати, пропадать перестали.

А потом, когда все уже, казалось бы, успокоилось, ко мне пришли кошмары.

Папа откусил «пепперони» и запил его глотком чая.

— Не лучшая пицца, что я пробовал в жизни, — заметил он.

— Знаю. Зато горячая.

— Это да.

— Надеюсь, у тебя не начнется вьетнамских флешбеков по этому поводу, — сказала я. — Дескать, когда-то в молодости ты со своими безбашенными друзьями…

— Нет, — успокоил он меня. — Это всего лишь пицца.

— Я всегда рада тебя видеть, — сказала я. — Но сегодня ты выбрал не самое удачное время для визита. Я после работы, холодильник пуст, день был тяжелый и все такое.

— Я тебя надолго не задержу, — сказал он. — Просто хотел проверить, что с тобой все в порядке.

— Проверил?

— Вроде бы, — сказал он. — Будь аккуратна, Боб. Что-то назревает, я чувствую это в воздухе.

Я повела носом и не почувствовала ничего, кроме запаха пиццы.

— Ты понимаешь, что я имею в виду, — он улыбнулся.

К сожалению, я понимала.

Когда ты… ну, кто-то вроде моего отца, и уже довольно давно, некоторые вещи ты учишься чуять заранее. Может быть, это просто основанная на богатом житейском опыте интуиция, а может, как-то по-другому работает.

Я в себе подобных навыков еще не выработала.

— Неприятности?

— Скорее всего.

— Только для меня или…

— Скорее, что-то более глобальное.

— Мы справимся, — сказала я. Город переживает локальные катастрофы чуть ли не каждый год, а иногда и два раза в год.

Мы к этому уже привыкли.

— Надеюсь, — сказал он. — Штука в том, что некоторые дела требуют моего отъезда…

— Разве ты не все время там? — удивилась я. — В смысле, в отъезде.

— Очень далеко, — сказал он. — И время там течет не так, как здесь…

— То есть, мы можем долго не увидеться?

— Не исключено, — вздохнул он. — А может быть, ты даже и не заметишь моего отсутствия.

— То есть, опять эта чертова неопределенность, — сказала я. — Все, как обычно.

— Не все как обычно, — сказал он. — Оттуда… я могу не услышать твой зов.

— Буду иметь в виду, — сказала я.

— Ты меня не позовешь, — сказал он.

— Я уже большая девочка, — сказала я. — И научилась решать свои проблемы сама.

А еще мне и того раза хватило. Два года кошмаров и депрессии, которую никакими медикаментами не удавалось побороть.

Хотя, конечно, это и не его вина. Не он же натравил на меня Пеннивайза.

— Ладно, — он доел пиццу и допил чай.

Все это время мы провели в неловком молчании.

— Ладно, — повторил он. — Я уже пойду, Боб.

— Хорошо, — сказала я.

— Будь осторожна, дочь.

— И ты тоже, папа.

— Я тебя люблю, ты же знаешь.

— Конечно. И я тебя.

Он вышел в прихожую и исчез, даже не притронувшись к входной двери.

Понятия не имею, как он это делает.

До двенадцати лет все вокруг звали меня Бобби, но после того, как это имя использовал Пеннивайз, меня начинало трясти всякий раз, как я его слышала. Для Роберты я была слишком молода, да я и сейчас слишком молода для Роберты, поэтому осталось не так уж много вариантов.

Когда мне будет уже за тридцать, наверное, придет время и для Роберты, а потом, когда я стану еще старше, меня будут называть просто Бертой. А если я таки разожрусь до девяноста килограммов — никто ведь точно не знает своей генетики, и я в том числе — то меня будут называть Большой Бертой.

А пока — Боб.

Это, пожалуй, оптимальный вариант.

Я люблю папу, но почему то каждый раз после того, как он уходит, испытываю облегчение.

В общем, папа отчалил навстречу новым приключениям (я не сомневалась, что это так. У людей вроде него по-другому просто не бывает, и даже совсем не потому, что они этого хотят), а я отодвинула букет в сторону и глянула на папку, которую мне прислали.

Вот ведь зараза этот Кристиан Браун.

Он сдержал свое слово. Обещал прислать мне записи вечером, и вот он, вечер.

И вот они, записи.

Самые натуральные, на самой настоящей бумаге. Еще и не распечатки, а написанное от руки. Хорошо хоть, что у него почерк разборчивый.

И как мне теперь доставить эту посылку Аманде, если ее район закрыт на карантин?

Я нашла в кармане телефон, и оказалось, что он сел. А я еще удивлялась, что мне весь день никто не звонил…

Пришлось искать провод, который почему-то обнаружился в ванной, но без блока зарядки, который какого-то черта лежал на холодильнике, где его и втыкать-то некуда.

Потом я как-то совместила все это между собой и с розеткой, освободила место на журнальном столике (из стопки шмоток, которую я смахнула на пол, почему-то выкатилась граната), и начала фотографировать все это безобразие по одному листочку, сразу же отсылая их Аманде.

Уже после третьей фотографии она мне перезвонила.

— Что это за чертовщина, Боб?

— Это твое интервью, Эми.

— Я вижу, что это мое чертово интервью, Боб. Почему оно в таком чертовом виде?

— Спроси своего чертова красавчика, — сказала я.

— Это что, его почерк?

— Ну да.

— Да, я еще удивилась, что понимаю каждое слово, — сказала она, намекая на мои низкие навыки каллиграфии. — Но я ничего не понимаю. Почему так сложно? Почему ты не записала его ответы на диктофон?

— Я не знаю, почему он не записал свои ответы на диктофон, — сказала я. — Я оставила ему диктофон, черт побери.

— В каком смысле «оставила»?

— Вместе с вопросами, — сказала я.

— Тебя что, не было на самом интервью?

— Мне пришлось уйти после третьего вопроса, — призналась я. — Работа, знаешь ли. Какие-то ребята решили ограбить банк, и нас всех вызвали по тревоге.

— Я знаю, я смотрю новости, — сказала она. — Но ты знаешь, милочка, что уходить с интервью вот так — это очень непрофессионально?

— Не косплей Мегеру, — попросила я. — Ты мне, между прочим, не начальник.

— Ок, прости, Боб, — сказала она. — Много там еще этой фигни?

Я посчитала.

— Восемнадцать листов.

— О боже, — вздохнула она. — А мне это к утру надо будет как-то расшифровать и привести в удобоваримый вид.

— Тебе бы и аудио пришлось расшифровывать, — заметила я. На сайте, конечно, они могут выкладывать материалы в любом формате, но печатные издания воспроизводить звук пока еще не научились.

— Это проще, — сказала она. — Вставляешь наушники и фигачишь. А тут…

— У него хотя бы хороший почерк, — сказала я, пытаясь ее подбодрить.

— Ладно, прорвемся, — сказала Аманда. — И как он тебе?

— Что бы я могла успеть рассмотреть за десять минут?

— Ой, не морочь мне голову, Боб, — отмахнулась она. — И нескольких секунд хватает, чтобы почувствовать этот животный магнетизм, ощутить на себе эту магическую притягательность, заглянуть в бездонные колодцы его глаз…

— Магнетизма не случилось, — доложила я подруге. — Кроме того, у него весьма специфические вкусы, и я…

— Что? — возопила она так громко, что мне даже пришлось отодвинуть телефон подальше от уха. — Он рассказал тебе о своих вкусах? Будь ты проклята, Роберта Кэррингтон! На твоем месте должна была быть я!

— Если ты имеешь в виду место рядом с ним, так оно до сих пор свободно, — сказала я. — А если ты про интервью, то я же не виновата, что у вас объявили локдаун.

— Нет, я всё-таки тебя ненавижу, — сказала она. — Что совсем не твой тип?

— Абсолютно, — сказала я.

— В любом случае, мне нужны все подробности, — сказала она. — Как он был одет? Как сидел? Что сказал? Как себя вел? Какой он в жизни, а не на картинке? Как отреагировал, когда ты сказала, что тебе надо идти? И, самое главное, что там за вкусы?

— Давай поговорим об этом завтра, — сказала я. — Сегодня я слишком устала, кроме того, в мою дверь кто-то стучит.

— Все ты врешь, — сказала она.

Я вышла в прихожую и поднесла телефон поближе к двери, в которую действительно стучали. Не слишком громко, чтобы это выглядело невежливым, но достаточно настойчиво.

— Небось, сама же ногой и колотишь, — вздохнула Аманда. — Ладно, тогда сегодня с тебя фотографии, а завтра уже расскажешь мне все в деталях.

— Угу, — сказала я.

Я повесила трубку и пошла открывать дверь. А поскольку я все еще держала в уме папино предупреждение о грядущих неприятностях, прежде чем открыть дверь я вернулась в комнату, чтобы сунуть за пояс пистолет.

Когда со мной мои верные друзья Смит и Вессон, мне гораздо спокойнее.

В дверь продолжали стучать.

— Да иду я!

Стук затих.

Кого там могло принести ночью? Надеюсь это не миссис Свинтус, соседка из квартиры сразу подо мной, с очередной порцией дурацких претензий. Помню, как-то ночью мы с Дереком немного увлеклись, и она вызвала полицию. Каково же было ее разочарование, когда на выезд приехали мои знакомые ребята, которые не стали меня арестовывать и расстреливать прямо на месте (чего, по ее мнению, и стоило бы сделать), а просто напомнили, что надо вести себя потише, а потом еще и на чай остались.

В прошлом месяце она жаловалась, что я ее якобы затопила (а меня тогда вообще дома не было, и все краны были закручены, и даже трубу нигде не прорвало), но отказалась пустить в свою квартиру, чтобы я могла оценить ущерб.

В позапрошлом месяце она заявила, что я облучаю ее смертельными лучами (а у меня даже микроволновки нет), и я подарила ей шапочку из фольги.

На самом деле у нее другая фамилия, конечно, но я ее не помню. Кроме того, я считаю, что миссис Свинтус ей очень подходит.

И тут до меня дошло, что если она увидит меня с пистолетом, то наверняка подумает, что я собираюсь ее убить. Потому я еще раз вернулась в комнату и накинула на себя кофту, чтобы спрятать под ней оружие.

Эта предосторожность оказалась излишней, потому что стучала все-таки не миссис Свинтус. Я открыла дверь и обнаружила, что на пороге у меня стоит упырь.

Что ж, хорошая новость заключалась в том, что он таки не умер от инфаркта.