Принцесса и страж

Глава 7. Созерцатели

I

Задолго до того, как Найви с Айвэном вошли в Брелон, и даже раньше, чем облака на западе подёрнулись золотом, Гайна сидела на траве и занималась весьма неприятным делом.

Её руки были в крови. Вокруг тоже была кровь, уже успевшая свернуться, а слева на камне лежал выпотрошенный заяц. На другом камне — прямо перед Гайной — темнело сердце. На сердце лежали два волоска, вырванные из чёлки мальчишки.

Глядя на них, Гайна стала шептать.

Шёпот был неразборчивым, но жутким: он словно вобрал в себя вой непогоды, стенанья раба и стоны подагрика, в лютом приступе бранящего опухший сустав. И с наглостью сыпи, пятнающей кожу, слова марали сам воздух — он будто гнил, становясь удушливым и смердящим.

Сердце перед Гайной забилось.

— Покажи, где он будет, — шептала она удерживаемой в этом мире душе. — Покажи, ибо я не отпущу тебя, пока не увижу ответ!

И она его увидела: озеро, над ним мост, а чуть дальше — скала… и этого вполне хватило.

Гайна бывала в тех местах. Скала была непростой — увидев её раз, уже не забудешь. Именно облику скалы мост над озером был обязан своим названием.

— Волчий мост… — прошептала Гайна.

На устах её возникла плотоядная улыбка.

— Отпусти меня, — бесшумно взмолились рядом с ней. — Пожалуйста, отпусти!..

Гайна выполнила просьбу — отпустила душу зайца в загробный мир.

Она не раз проделывала то, что совершила сегодня. Чтобы настичь жертву, порой нужно увидеть будущее. Если бы охотник знал заранее, где ждать оленя, не пришлось бы выслеживать его часами. А у неё целых два «оленя», которым она не даст уйти. И даже не потому, что так велел Грэм — просто Гайна привыкла доводить начатое до конца. А Грэм… а что, Грэм? Он, как и его приказы, скоро канут во мрак: ему не то что быть смотрителем — жить-то осталось недолго.

Один старый наставник, обучавший Гайну ремеслу ловчих (наставников у неё было много, но тот дряхлый старикан был проницательнее всех), высказал однажды вот что: «Жизнь — это кружева. Явления и судьбы сплетаются в узоры, и не поймёшь, каким будет орнамент. Но если не хочешь, чтобы этот орнамент получился уродливым, сплети своё кружево сама».

Гайна это запомнила… и ещё заподозрила, что старик к ней неравнодушен, — а иначе не давал бы таких советов; но совет-то был дельным, так что Гайна вняла ему — и кружево своей судьбы взяла в собственные руки.

Среди ловчих она стала лучшей. Гайна столь безупречно справлялась с работой, что выскочка Грэм приблизил её к себе (да и было бы странно, если бы не приблизил — ведь она устранила его врагов: пост главы Канцелярии он занял благодаря ей). Долгие годы она исполняла приказы, и глупый Грэм думал, что так будет всегда. Он считал Гайну своим инструментом, да только напрасно: не Гайна была инструментом Канцелярии — Канцелярия стала инструментом Гайны.

Она с пламенным рвением плела своё кружево.

Положение ловчей приоткрыло ей тайны Горлановой Выси: поварёнок, конюх и два камер-пажа стали её шпионами. Она узнала, что кронпринц Дарион — любитель хорша (этот коварный порошок варят из дурман-травы, способной вызвать эйфорию); узнала, что Дарион не любит отца, а своего младшего брата — десятилетнего Отли — люто ненавидит (ведь Отли «виновен» в том, что родился и тем самым «убил» мать); узнала, что правитель Залива и несколько герцогов на востоке хотят отделиться от Нургайла… Впрочем, это уже был не секрет.

Гайна узнала многое — и начала действовать.

Однажды в покои к Дариону влетел ворон. Он заговорил голосом Гайны: сказал, что у принца есть союзник — сильная колдунья. Она станет во всём ему помогать, а взамен кое-что попросит… но не раньше того дня, когда не станет монарха и Дарион сменит его на троне.

К лапке ворона был привязан мешочек — кожаный, слегка потёртый, перевязанный тесьмой. Внутри принц обнаружил хорш.

И при виде порошка согласился на всё.

Ворон стал прилетать регулярно: каждые три дня Дарион получал хорш. Его воля обращалась в ничто, а разум дремал — то в апатичном блаженстве, то в желчном нетерпении, когда содержимое мешочка кончалось. Гайна играла с ним, позволив думать, что именно он — главный в их тандеме; Дарион мнил себя почти королём, и лишь корона отца напоминала, что он им не являлся.

Принц стал слугой Гайны, хотя сам того не заметил.

Она убедила его сделать татуировку; однажды в замок пришёл её человек и наколол на груди Дариона Уроборос. С тех пор Гайна могла с ним связаться уже без ворона. День за днём она прибавляла к своему кружеву по стежку — медленно, но неотвратимо.

И сейчас пришло время вернуться к плетению.

Гайна до крови прокусила себе палец. Потом издала долгий звук — трель чёрного стрижа — и теми же звуками «заговорила»; трель-говор разнеслась окрест, будто сотни стрижей сложили звуки в слова.

Тёмное пятнышко возникло в небе и метнулось к Гайне. На плечо её сел стриж. Трое его собратьев летели сюда же, но она их отослала — хватит и одного.

Кровь из прокушенного пальца стекла на ладонь, и стриж, перелетев на руку, стал пить. Через несколько секунд он вспорхнул.

Теперь Гайна не только им управляла, но и видела всё, что видел стриж.

Путь стрижа лежал в Акробон.

Под ним проносился лес, вились ручьи и зеленели луга. Стриж летел над фермами и дымом постоялых дворов, над семейством пасущихся оленей и приозёрной деревней, над разлапистым бором и мшистой, обманчиво смирной топью болот. Он летел, когда закат золотил траву, а небо наряжалось в янтарь. И когда уже стемнело, он всё летел над лесом, отдавшим вечернее золото за покров лунного серебра.

…Уже ночью стриж пронёсся над башней — одной из тех, что венчали стену города. Внизу горели факелы, блестели доспехи стражи. При свете пламени темнели цепи подъёмного моста.

Гайна послала стрижа вправо — к местным трущобам.

Те походили на трущобы Брелона (Найви с Айвэном, окажись они здесь, смогли бы это подтвердить), но кое-чем отличались; тут тёмной лентой сверкал канал, пересекавший весь город. Вода поступала из реки, бурлившей за Горлановой Высью (гора, на которой стоял замок, росла из каменистого, щетинившегося утёсами берега). Единственным, что объединяло знать с трущобами, был этот канал.

Пролетев над набережной, стриж сел на карниз старого дома, где по приказу Гайны клюнул в ставни. Раздались ругань и шаги. Гайна подумала, насколько всё могло быть проще: с обитателем дома она связалась бы мысленно, будь он человеком (уж сделать татуировку она бы его заставила)… Но была одна проблема: тот, кого разбудил стриж, человеком не являлся.

С утробным ворчанием он открыл окно.

— Здравствуй, Ксенох, — голосом Гайны сказал стриж.

В комнате царил мрак, но он лишь подчёркивал янтарный блеск хищных глаз.

— Что тебе нужно? — спросили из тьмы.

— Пора браться за дело, — сообщил стриж. — Буди берсерка.

Ответом был короткий рык.

— Потом сделаешь кое-что ещё, — продолжила Гайна. — Закончив с берсерком, отправляйся к Волчьему мосту.

— Об этом мы не договаривались, — пророкотало в ответ.

— Так считай, что договорились — или ты забыл, кто купил тебе свободу?

— Ты обещала выкупить моих братьев, если берсерк будет разбужен.

— Условия изменились… конечно, если ты не хочешь расторгнуть сделку.

В комнате шумно вздохнули:

— Не хочу…

— Мудрый выбор. Итак, повторяю: Волчий мост. Через несколько дней туда явятся мальчишка-человек и девчонка-айрин. Мне нужно, чтобы ты прикончил обоих… а если с ними будет кто-то ещё, убей и его.

Из тьмы снова прорычали, но возражений не последовало; вместо этого к стрижу потянулась рука — вся в шерсти, с жуткими когтями. Огромная даже по меркам зверолюдей.

На прощание Гайна сказала:

— Да, Ксенох… эти двое заставили меня попотеть, так что быстро не убивай их — можешь насладиться процессом. Знаю, ты это умеешь.

Гайна «отпустила» стрижа, и тот съёжился, не понимая, как очутился на карнизе. А затем он был схвачен когтистой рукой. Бедный стриж угодил в пасть; последним, что он услышал, был хруст косточек, перемалываемых зубами.

Дверь дома вскоре открылась. Огромная фигура, закутанная в плащ, направилась вдоль набережной. Лицо скрывал капюшон, и казалось, что под ним пустота — лишь глаза хищно поблёскивали во тьме.

Дойдя до пристани, Ксенох пнул спавшего у сарая пьяницу:

— Есть работа.

Привстав, тот прищурился левым глазом (единственным, который у него был):

— Это ты, зверочеловек?..

— Я, — угрюмо пробасил Ксенох. — И мне нужна лодка. Прямо сейчас.

— Сейчас-то зачем — можно же и до утра подожда…

Рука-лапа схватила строптивца и подняла его над пристанью. Пытаясь достать ногами доски, тот выдавил:

— Я всё понял, понял… Будет тебе лодка!

Спустя немного времени Ксенох сидел в плывущей по каналу гондоле. Пьяница-гондольер, несмотря на жалкий вид, ловко управлялся с веслом. Очень скоро они выплыли из трущоб к богатым кварталам, — а по сути в иной мир… Мир сытости, успеха и улыбок.

Когда светало, Ксенох дал гребцу золотой (тот не поверил своему глазу) и сошёл на берег.

Над булыжной мостовой плыл туман. Тайру скользил в нём, словно демон, замечаемый лишь псами, — и те с лаем удирали, чуя гнетущий запах смерти.

Миновав ряды домов, Ксенох вышел из города и почти сразу за воротами побежал.

Бежал он так быстро, как не смог бы никто из людей. Обувь Ксенох не носил, но его мохнатым ступням камни были не страшны. Он мог бежать так весь день, испытывая вместо усталости наслаждение.

Вскоре Ксенох свернул в лес, многим известный как «Королевский».

Он бежал по лесу долго, пока не достиг поляны, о которой слагали легенды. Здесь вздымалось что-то тёмное, покрытое мхом — не валун и не скала, но всё-таки нечто из камня. И это «нечто» имело очертания: бугристые руки, необъятная шея, мощные плечи. Ноги вросли в землю, из глаз торчала трава. В медвежьей морде было что-то от человека — едва уловимое, но вгоняющее в дрожь.

Склонив голову, Ксенох мысленно поприветствовал далёкого предка.

В былые времена шаманы тайру могли обращаться — впадать в неистовство на поле брани. Потом они каменели и спали до конца времён. Лишь шаман другого племени мог разбудить их.

Ксенох был последним шаманом королевства.

Он извлёк из кармана флакон, скрутил крышку и вылил жидкость на покрывающий камень мох.

— Это кровь врага, — сказал Ксенох. — Убей его, и обретёшь покой.

Он повторил это на языке тайру, выводя кровью символы. Ксенох не знал, чья она — флакон дала Гайна. «Тот, кто пролил её, скоро окажется в лесу, — сказала колдунья. — Сделай так, чтобы он оттуда не вернулся».

И Ксенох сделал — очень скоро берсерку предстояло проснуться.

А между тем в другой части леса находился очередной участник предстоящих событий. Тут была усадьба, где после охоты отдыхала знать. За частоколом разместились хозяйственные постройки и двухэтажное жилище — слишком укреплённое для особняка, но недостаточно большое для замка.

Барон Бэлфорд, хранитель Королевского леса, готовился к охоте: несмотря на плохое здоровье, король желал затравить лисицу. С ним будут кронпринц и лорд Грэм. Охота состоится через два дня, но к ней готовились заранее. Нрав Его Величества слишком шаток, чтобы полагаться на сроки: прискачет, когда вздумается.

— Ваша милость, все известные норы зарыты, — сообщил один из егерей. — Лисицу можно выпускать хоть сейчас.

Из псарни доносился лай гончих, оружейники готовили арбалеты — вдруг гости захотят пострелять? Барон огладил усы и услышал вопрос:

— А почему мы выпустим зверя к северу отсюда? Прежде охотились в другом месте…

— Много будешь знать — раньше помрёшь, — бросил Бэлфорд.

Егерь поник и отошёл, а барон утёр со лба пот. Его ждала предстоящая охота, Ксеноха — Волчий мост, а берсерка — последний бой; кружево Гайны обретало узор.

II

Первое утро, встреченное Найви в Брелоне, было безрадостным — хотя иначе и быть не могло. Не шёл дождь, не гремел гром, а небо даже казалось приветливым; и всё же утро было злее нищего, не выпросившего за день ни гроша.

А началось оно с криков:

— Моё место! Я первая нашла его — выметайтесь!

Эти крики Найви и разбудили. Ей снилась Эмили — почему-то в маске ловчего. Потом Эмили уменьшилась и стала девочкой лет семи-восьми, лохматой и грязной.

— Этот проулок только мой! — орала девочка. — Я позавчера тут была, и попозавчера тоже!

От неё так воняло, что Найви поморщилась — и лишь после поняла, что проснулась.

Уже рассвело. Позади Найви была стена, куда она упиралась спиной… спина, кстати, жутко болела. Как и нога, которую девочка пинала.

— У-би-рай-тесь, у-би-рай-тесь! — она стала пинать Найви в бок. Вскочивший Айвэн попробовал её отпихнуть, но не тут-то было — пинок в голень заставил его отпрянуть.

— Ты кто такая? — прорычал Айвэн, запрыгав на одной ноге.

— Я Элис, и я тут живу! А вы двое пошли вон!!!

В воздухе просвистел камень, и Айвэн схватился за плечо. Пока он шипел от боли, нахалка похвасталась:

— Я самая-пресамая меткая — я так однажды мышь убила!

— Ты что творишь?! — Найви и не заметила, как оказалась на ногах. Она схватила девочку, но та вырвалась:

— Я вас зарежу! У меня нож есть — я его у мясника украла!

Найви передёрнуло. Айвэн вновь попытался усмирить бунтарку:

— А ну прекрати! Мы же ничего тебе не сделали… Нам просто спать было негде.

— Мне тоже негде спать! — ощетинилась Элис. — По-вашему, была б я тут, будь у меня дом?

Она прошла к ящикам, где валялось тряпьё — наверное, оно служило ей постелью; сев на корточки, Элис осмотрела каждую тряпку.

— Мы ничего не трогали, — сказала Найви.

Элис на неё покосилась:

— Попробовали бы тронуть!.. Толстый Том считал меня слабой, и я так пнула его, что он до сих пор хромает. А Сэму я сломала палец!

Айвэн осмотрелся — видимо, ждал, что Том и Сэм появятся здесь. После ночи в проулке вид у него был ещё тот.

Найви кивнула на его плечо:

— Сильно болит?

— Просто синяк… — он зло глянул на Элис.

Было ясно, чем её привлекло это место: над ними сошлись две крыши, а это защита от дождя. С улицы проулок скрыли пустые бочки (вчера Найви с Айвэном едва там протиснулись), а напротив был тупик, — но груда ящиков позволяла перелезть через стену: тот, кто здесь прятался, был невидим прохожими и всегда мог удрать.

Элис извлекла из-под тряпок деревянную куклу. Найви поняла, что за куклу та боялась больше всего.

— Не волнуйся, — сказала Найви, — мы сейчас уйдём… Вот только решим, куда.

— Ну решайте, — разрешила Элис. Да так деловито, что при других обстоятельствах Найви бы улыбнулась.

Лишь теперь она рассмотрела девочку: вся в веснушках, рыжеволосая, с перепачканным личиком. Цвет платья, когда-то голубого, был как у болота.

Найви протёрла глаза. Даже в лесу просыпаться было приятнее…

От лежанья у стены спина до сих пор ныла. Во рту жутко пересохло. Кроме того, хотелось пить, есть и… в общем, удовлетворить ещё одну потребность.

Но зато к Найви вернулась находчивость, а как раз её качество сейчас было самым ценным.

— Нам нужно в Тилмирит, — твёрдо изрекла Найви. — Магистр Фрэйн наверняка ещё там. Мы найдём его, и он нам поможет… Но сначала надо подумать, как раздобыть еду.

— Угу, — Айвэн потёр плечо, — сообщи, когда найдёшь клад.

Найви обиженно села на бочку. Хотя чего обижаться — ворчит-то он не зря. Если бы не она, он бы не нищенствовал.

Айвэн залез на ящики и стал перелезать через стену. Найви отвернулась — ей хватило ума не спрашивать, куда он направился. Услышав, как он спрыгнул с той стороны, она встала и завертела головой.

Как ни странно, помогла Элис:

— Туда, — она указала пальцем на улицу. — Там лестница, под ней тебя не увидят.

— Спасибо… — пробормотала Найви.

Её одолела жалость к себе: в кого она превратилась!.. Перебегая дорогу, Найви озиралась, но никого не увидела. Сделав под лестницей свои дела, она вернулась в проулок.

Айвэн был уже здесь — ходил взад-вперёд, явно думая, как раздобыть денег.

— Может, снова пойти в гильдию? — предложил он. — Вдруг там нужны помощники? Ты сама говорила, что можно к алхимикам податься.

— Только не к брелонским, — вздохнула Найви. — Им работники не требуются. Магистр Фрэйн шутил, что легче занять трон, чем в гильдию Брелона попасть.

Айвэн мрачно кивнул и не слишком-то уверенно проронил:

— Ну тогда можно в какую-нибудь мастерскую пойти… или в лавку…

— Или в трактир… — робко вставила Найви. Её пугала не столько перспектива мести трактирный пол, сколько мысль о тамошней публике.

Впрочем, Найви понимала (и Айвэн наверняка тоже, хоть он о том и умолчал), что в лавках, трактирах и мастерских двум подросткам не обрадуются. Никто их не знает, рекомендательных писем нет… Может, они воры? Да и помощников у здешних трактирщиков, мастеровых и лавочников наверняка хватает.

И тут у Найви возникла идея.

— Погоди-ка… — взгляд её вспыхнул, а сердце выдало дробь. — Ведь недавно был Долгий день…

— И что?.. — не понял Айвэн.

— Как что? — Найви чуть не подпрыгнула. — В городе проводят состязания ловкачей!

Эту бесхитростную забаву знали во всём королевстве. Суть её сводилась к публичному состязанию, где требовалось всех удивить. Победитель (то есть главный «ловкач») получал приз; обычно им служил кошель, куда зрители перед началом клали монеты.

И поскольку состязания устраивались как в праздники, так и в последующие несколько дней (тут всё зависело от состоятельности горожан), то ещё оставался шанс поучаствовать: ведь с Долгого дня прошло всего ничего!..

— Состязания ловкачей?.. — повторил Айвэн.

Слушавшая их Элис фыркнула:

— Там побеждают сильные и бородатые!

«Точно, — подумала Найви, — с бородой у меня не сложилось…» Но решимость её ни капельки не угасла.

— Я знаю, что делать, — она взглянула на Элис: — Покажешь, где у вас соревнуются?

Реакция была мгновенной:

— И что я за это получу?

— Часть того, что я выиграю, — пообещала Найви.

Две фразы прозвучали друг за другом:

— Часть — это сколько? — спросила Элис.

— И как же ты выиграешь? — спросил Айвэн.

На второй вопрос Найви отвечать не хотелось — Айвэну идея не понравится. Так что ответом она удостоила лишь Элис:

— Десять процентов — идёт?

— Что такое «процент»? — удивилась Элис.

Найви мысленно спохватилась: и правда, глупо было говорить такое. Подумав, она уточнила:

— Тебе хватит на обед и на ужин. Большего не обещаю, но если смогу, то дам больше.

— Я поем два раза? — Элис просияла. — По рукам!

— Что ты хочешь сделать? — допытывался Айвэн, когда они вышли из проулка.

— Заработать на еду и поездку до Тилмирита, — бросила Найви через плечо.

— На состязаниях ловкачей? Где гнут железо и ножи глотают?

— Представь себе, да! — она ускорила шаг.

Найви отнюдь не чудачествовала и хорошо знала, во что ввязывается: многие «ловкачи» шли на такое, что страшно было смотреть — танцевали на гвоздях, кидали тяжести зубами, а однажды какой-то ненормальный полоснул себя ножом и на глазах у зрителей зашил рану! Но Найви это не тревожило: номер, который она придумала, никому не повторить… во всяком случае, никому из людей.

Элис провела их по предместьям, и вскоре они вошли в Старый Брелон. Айвэн ни о чём больше не спрашивал, но изнывал от любопытства, тщетно пытаясь его скрыть. Найви это забавляло. Пусть помучается — раньше времени она свою задумку не раскроет!

Они вышли к площади (вероятно, не к главной — в городах вроде Брелона площадь имелась не одна), где рядом с помостом галдела толпа. На помосте стоял стол — старый, явно вынесенный из ближайшей таверны, а на нём лежал мешочек с монетами. Найви пригляделась: непохоже, что он полон… да и ясно, почему — платят за зрелище лишь те, кто стоит в первых рядах. Но вдруг там не только медяки, но и серебро?

Она двинулась к верёвке, отгородившей зевак от участников и судей, но тут Айвэн схватил её за рукав:

— Стой! Скажи, что ты задумала!

Найви вздохнула — вот ведь пристал!..

— А если не скажу?

— Тогда не пущу! — Айвэн понизил голос: — Ты хочешь сделать что-то такое, что умеют только айрины, ведь так?

Она молчала — зачем отвечать, раз он и сам догадался?

— Не вздумай!.. — Айвэн пытался говорить тихо, но это плохо получалось. — Ты что, не понимаешь — мы не должны привлекать внимание!

— А питаться мы должны? — Найви вырвала руку из его пальцев. — А в Тилмирит попасть должны? Туда идти втрое дольше, чем мы шли до Брелона.

Айвэн упрямо сжал губы. Найви шёпотом пообещала:

— Никто не поймёт, что я айрин. Думаешь, многим известны наши умения?

— Всё равно мне это не нравится, — процедил Айвэн.

— Тогда не смотри, — бросила Найви и, пройдя за верёвку, объявила: — Я тоже участвую!

На неё поглядели с удивлением. Стараясь не замечать чужих взоров, Найви встала подальше от других «ловкачей».

Закрыв глаза, она задышала ровно и глубоко.

Найви представила, будто она в лесу. Её нежный зов — беззвучный, слышимый лишь теми, кому он предназначался — нёсся вдаль: над двором, где женщина тёрла бельё о стиральную доску, мимо трактира, откуда несло элем, и за темневшие над городскими стенами башни. Найви даже состязания не замечала, — а оно было в разгаре: худой старик сделал стойку на голове, кто-то разбил лбом кирпич, лысый толстяк разогнул подкову…

Найви подняла руки. Некоторые покосились на неё, но их взоры быстро вернулись к помосту.

В рукав грубого платья (хорошо, что он широкий!) скользнула бабочка, а потом вторая, третья… через минуту таких бабочек набралось с пару дюжин.

Дождавшись своей очереди, Найви вышла вперёд.

— Добро пожаловать, юная леди! — седой здоровяк помог ей подняться. — И чем же вы нас удивите?

Найви поймала взгляд Айвэна — почему-то ей хотелось, чтобы он увидел номер. Но упрямый Айвэн отвернулся.

«Ну и чёрт с тобой! — в сердцах подумалось ей. — Без разницы, смотришь ты или нет!»

Из-за досады номер начался плохо: Найви закружилась в танце, но помост был неровным, и она споткнулась. В толпе возмущённо зашумели, а потом и вовсе стали свистеть.

— Это что ещё за дела? — донеслось откуда-то сбоку. — Ты нам что, танец решила показать?

За первым криком раздались и другие. Но они быстро смолкли, а гневный свист перешёл в шёпот: продолжая кружиться, Найви раскинула руки, и бабочки пёстрыми вереницами вылетали из рукавов. Пусть это длилось и недолго, но эффект был колоссальным; когда она остановилась, все молчали.

Найви испугалась — может, Айвэн был прав, и рисковать не стоило?.. Но уже через мгновение раздались аплодисменты… да такие, каких ни один предыдущий «ловкач» не удостоился.

Больше смельчаков не нашлось. Всех участников вызвали на помост, и судьи единогласно присудили победу Найви.

Получив заветный кошель, она в обход толпы добралась до Айвэна и Элис, ожидавших за площадью. Айвэн ещё дулся, но Найви решила не обращать на это внимания.

— Они подумали, что это фокус, — сообщила она, имея в виду судей. — Дажеспрашивали, чем я мазала руки, чтобы привлечь насекомых.

— Вообще-то это было нечестно, — хмуро заметил Айвэн.

— Конечно, нечестно, — согласилась Найви, — честнее было бы голодать!

Айвэн насупился, но возразить ему было нечем. Зато Элис прыгала от восторга:

— Ты приручила бабочек! Ты танцевала с ними, прямо как фея! — впрочем, она и о главном не забыла: — Мои деньги!

Элис требовательно протянула ладошку. Найви дала ей монеты — больше, чем была должна.

Первым делом они пошли в таверну. Элис взяла на себя функции проводника и за минуту поведала, где можно дёшево поесть. Такое заведение было в соседнем квартале. Элис повела их по главной улице, уже запруженной горожанами — и вот тут-то Найви поняла, что такое большой город. Кого здесь только не было!.. Разложив на лавках монеты, поджидали клиентов менялы, рисовали портреты художники, стучали инструментами сапожники, смешивали настойки знахари и костоправы, и даже скульпторы предпочитали творить на свежем воздухе — правда, под балконами, чтобы в случае непогоды спасти изваяния от дождя. Найви не знала, куда смотреть — в таком людном месте она ещё не была. В немом изумлении она вертела головой… и вертела бы, видимо, до самой таверны, если бы не голос Айвэна:

— У нас проблемы.

— Что?.. — от обилия впечатлений Найви витала в облаках. — Какие проблемы? Где?

— Направо взгляни.

Найви взглянула — и это сразу же убило её щенячий восторг.

По правому тротуару шла группа подростков, недвусмысленно поглядывая в их сторону. В ответ на взгляд Найви один из юношей оскалился. Оскал вышел так себе — из-за нехватки зубов.

— Они идут за нами с площади, — сообщил Айвэн. — Четверо справа, трое сзади.

Найви испуганно обернулась. Действительно, ещё трое мальчишек — их с Айвэном ровесники — шли шагах эдак в десяти.

— Они видели, как я выступаю… — её голос дрогнул. — И как мне дали кошель…

Найви невольно сжала карман с мешочком. Вспомнилась подходящая случаю мудрость: «Получив что-то легко, так же легко и потеряешь».

В глупой надежде Найви заозиралась — может, кто из прохожих их выручит?..

— Тут ведь кругом люди… — вырвалось у неё. — Не ограбят же нас при всех?..

— А это и не грабёж, — Айвэн не сбавлял шаг. — Мы вроде как дань не заплатили.

— Дань?..

— Видишь, как они нагло себя ведут? Сразу не нападают, но скрываться и не думают. Это одна из местных банд. В городах вроде Брелона они целые районы между собой делят. Все, кто тут работают, платят им определённый процент — лавочники, ремесленники, лекари…

— За что? — поразилась Найви.

— Вроде как за защиту, — Айвэн усмехнулся. — Да ни за что на самом деле — просто платят. Чтобы их не трогали.

— А стража?..

— Так им тоже перепадает. Я в Мизандре, когда у деда был, такого наслушался… В общем, за этими, — Айвэн покосился на прилипший к ним «эскорт», — стоит кто-то из взрослых, а над теми — кто-то ещё, и так далее… И стражники во всём этом участвуют.

Найви слушала с открытым ртом; чем больше она узнавала о городе, тем сильнее начинала скучать по аббатству.

— А если на помощь позвать?

Это было единственным, что пришло ей на ум. Айвэн мрачно признал:

— Тогда стража, конечно, прибежит… и начнёт допытываться, кто мы и откуда.

Найви почти запаниковала. Он прав — привлекать стражу нельзя. Тогда что остаётся — зайти в трактир и переждать? Так ведь потом всё равно выходить…

И тут им на выручку опять пришла Элис:

— Сюда! — дёрнув Найви за рукав, она нырнула в проулок.

Секунду Найви с Айвэном колебались (вдруг там тупик… и вообще, можно ли Элис верить — поговорку «мал, да удал» придумали не зря), но затем бросились следом.

И не прогадали.

Погоня не длилась и минуты; переулки для Элис были что дом родной — многих из них Найви и не заметила бы, если бы не юная проводница. Сквозь сумрак подворотен они выскочили в заброшенный сквер. Остановились, отдышались, прислушались… но их, похоже, не преследовали: грабители заблудились в оставшихся позади проулках.

— У-бе-жа-ли, у-бе-жа-ли! — ликовала Элис. — Я самая-пресамая быстрая, и я знаюБрелон лучше всех!

— Ты молодец, — от души сказала Найви, хотя в эту самую душу вдруг закралось сомнение: каким образом Элис за свой недолгий век смогла так изучить город?..

Но сомнение заглушил странный звук — вроде бы плеск. Оказалось, посреди сквера бил фонтан. Увидев его струи, Найви вмиг забыла про всё; ей третий день грезилась бадья с горячей водой, но что толку грезить о несбыточном? А вот умыться можно прямо сейчас!

Айвэн последовал её примеру. Вода из чаши лилась в круглый бассейн, согнувшись над которым, они долго и с удовольствием умывались. Настроение у Найви улучшилось; теперь у них есть деньги, они пообедают в таверне, поедут в Тилмирит (фургон с кучером арендовать не проблема), найдут магистра Фрэйна и с ним вместе что-нибудь да придумают. Быть может, их с Айвэном даже возьмут на работу в одно и то же место, и…

— Будет лучше, если ты поедешь в Тилмирит одна.

Найви медленно разогнулась. Она ведь только что ослышалась?..

Нет, не ослышалась — по взгляду Айвэна стало ясно. Он и правда сказал это… С бесцеремонностью лекаря, вправляющего сустав.

— В каком смысле — одна?.. — проронила Найви.

Айвэн утёр лицо рукавом. Тихо, но твёрдо заговорил:

— Я думал об этом ещё с ночи. Ищут в первую очередь меня — убийцу верховного толкователя. Если мы будем порознь, о тебе забудут.

— Чушь, — быстро сказала Найви. Ей даже обсуждать это не хотелось. — Если в Канцелярии решат, что мы погибли, то искать нас не будут, а если поймут, что мы живы, то и искать станут обоих!

— Может, да, а может, и нет, — Айвэн глядел на неё сквозь фонтан. — Зачем тебе рисковать?

— Зачем?.. — глупо повторила Найви. — Ну во-первых, я перед тобой виновата и должна это искупить. Во-вторых, мне не хочется оставаться одной. В третьих…

Тут она осеклась. А «в-третьих»-то что?

Может, то самое, из-за чего её взгляд влекло к Айвэну, даже когда они спорили? То самое, что заставляло её слушать его голос? То самое, что плавало в мыслях и вдруг оформилось, едва он сказал, что уйдёт?..

— Что «в-третьих»? — спросил Айвэн.

— Ничего, — щёки Найви защипал жар. — Хватит и двух пунктов.

Он смотрел на неё, а жар не сходил. Не помогали даже летящие в них брызги.

— Знаешь, — сказал наконец Айвэн (и Найви порадовалась, что не пришлось говорить ей), — я ведь всё равно не верю, что этот твой магистр поможет. То есть тебе-то он поможет, но зачем ему помогать мне?

— Поможет, — вскинулась Найви, — вот увидишь, он хороший!.. И вообще, если уйдёшь, то… — ей так хотелось убедить его остаться, что с губ сорвалась глупость: — То тоже будешь виноват!

— Это с какой же радости? — удивился Айвэн.

— Ну как… — Найви отчаянно пыталась придумать хоть что-то. — Не сумев тебе помочь, я буду мучиться, а ты, зная об этом, тоже станешь терзаться чувством вины… Выходит, в том, что виновата я, виноват будешь ты.

Айвэн остолбенел:

— Ты сама хоть поняла, что сказала?

— Не очень, — призналась Найви. — Только вдвоём ведь лучше…

И снова этот проклятый жар. И взгляд Айвэна… и голос, прорвавший шум воды:

— Джим, они здесь!

Этот голос заставил их вздрогнуть. Недавние преследователи — все семеро — ворвались в сквер с двух сторон.

— Кошель у девки!

Найви пикнуть не успела, как к ней метнулся худой верзила — тот самый, что беззубо ей скалился. Перед ним возник Айвэн, и верзила взвыл — Айвэн так лихо пнул его в колено (даже не пнул, а как-то ловко ударил), что он сразу упал. Зато два его дружка сбили Айвэна с ног. Найви кинулась к ним, но в глазах вдруг померкло от удара в затылок. Она упала на колени, чьи-то руки схватили её сзади, и Найви, уже ничего не соображая, впилась в одну из них зубами. Кто-то зарычал, её снова ударили, краем глаза она увидела, как упавшего Айвэна начали бить…

А потом в этот кошмар вторгся чей-то властный голос:

— АН-ГЭР КУ ЛАР ЭН ВАЭРЦО!

Непонятные слова прогремели над сквером — и нападавших, словно ветром, раскидало во все стороны. Найви показалось, что пронёсся вихрь… Только «вихрь» был чёрным, с блестевшими серебром волосами.

Найви сообразила, что сидит у фонтана. Стонали грабители, Айвэн, с усилием вставая, держался за бок. Найви хотела помочь ему… но вместо этого застыла.

Перед ней стояла женщина в облегающих одеждах — тёмных, словно у ночного вора; её волосы сверкали, глазная радужка была алой. А рядом замерла Элис, вдруг ставшая меньше… будто ей было теперь годика два. Но зато с лицом Элис произошло нечто обратное: оно огрубело, как у старой выпивохи, и среди вьющихся волос появилась седая прядь.

— Ты вовремя, Мирла! — сообщила Элис.

— Разве когда-нибудь бывало иначе? — спросила женщина. Потом глянула на Найви и велела: — Приходи на закате к водонапорной башне — это в восточной части города. Мальчишку можешь взять с собой, но больше никому о нас ни слова. Если увижу там кого-нибудь, кроме вас, не появлюсь!

Потом они с Элис исчезли, а потрясённая Найви не могла шевельнуться — ведь женщина была айрином… Найви встретила айрина впервые за много лет.

Первым делом они убрались из сквера — не ждать же, пока очнутся грабители?

— Она айрин, айрин!.. — твердила Найви, не разбирая дороги. — Такая же, как я! Айвэн, она с летающих островов!

— Да я это уже понял, — он косился на Найви с лёгкой тревогой. — Ты только успокойся, хорошо?

На них глазели прохожие, но Найви ничего не замечала — она была сама не своя. Лишь через сотню шагов до неё дошло, что правое ухо горит огнём, а верхнюю губу саднит. Лизнув её, Найви ощутила кровь.

— Вот… — Айвэн дал ей платок. — Не бойся, он чистый.

«Да уж чище, чем мы сами», — подумала Найви.

У неё перед глазами всё ещё стояла Элис и незнакомка айрин… причём образ Элис — повзрослевшей, но уменьшившейся в размерах — пробудил в памяти нечто смутное; видимо, из раннего детства.

— Вспомнила!.. — Найви будто молнией поразило. — Я уже видела таких карликов — они есть на Ун-Дае, где я жила! Это карлики-чаровники, их называют кворво… — от волнения Найви почти дрожала. — А вдруг та женщина с моего острова? Айвэн, вдруг они заберут меня домой?!

Он взглянул на неё так, словно боялся лишить надежды:

— Думаешь, айрины ищут тебя?

— Нет, — слегка отрезвлённая этим вопросом, Найви потупилась. — Если бы меня искали, то давно бы нашли… — тут она осеклась и, обогнав Айвэна, глянула на него спереди: — Да у тебя же кровь идёт!

Айвэн поднёс к лицу руку и нахмурился:

— Мою разбитую бровь опять разбили…

Найви вернула ему платок. Она постепенно успокаивалась. Перестало казаться, что в груди стучит барабан.

Через пару кварталов они зашли в таверну (благо грабители не успели забрать деньги) и наконец-то поели, хотя Найви кусок не лез в горло. Откуда эта Мирла взялась? Как поняла, что Найви тоже айрин (а она это поняла, хотя на Найви был платок) и зачем позвала её к водонапорной башне?

Потом мысли переключились на другое. «А если меня и правда заберут? — с надеждой и страхом думала Найви. — Я ведь ничегошеньки не знаю про жизнь на островах… Вот спасла нас эта Мирла — а как? И что за слова она кричала в самом начале — заклинание, боевой клич или просто ругательство?»

Прежде Найви о таком не задумывалась, а теперь поняла: она восемь лет грезит о месте, успевшем стать ей чужим.

К счастью, Айвэн больше не говорил, что пора им распрощаться — одна бы она точно свихнулась.

Коротая время, они блуждали по городу: дошли до ратуши, побывали у восточных ворот, посмотрели на казармы стражи… О том, что ждёт их вечером, Найви старалась не думать, да что толку? Как шутила аббатиса, голова мозгу не хозяин…

Конечно, к водонапорной башне они пришли слишком рано — солнце ещё ползло к горизонту. Но ждать в другом месте Найви было невмоготу.

Башня стояла у реки, на окраине Брелона — мрачная, как темница. Рядом пестрел крытый рыжей кровлей мост. Чуть дальше, за поросшим травой пустырём, начинались дома.

Их облаяла собака и удрала к воде. Найви села на камень.

— А вдруг никто не придёт?

— Не говори ерунды, — Айвэн встал рядом. — Я уверен, Мирла с Элис появятся. А иначе зачем бы они тебя звали? Ради шутки, что ли?

Найви закусила губу. Наверное, он прав. Наверное…

Поднявшись, она прошлась к мосту и назад: сидеть было невыносимо. И тут Айвэн попросил:

— Расскажи про ваши острова.

Она поглядела на реку. Память о доме была как блики на воде — взгляд манит, а смотреть больно… Да и не разберёшь ничего, даже если присмотришься. Но присмотреться хотелось — самой себе доказать, что она всё-таки айрин; что родилась она там, где выше лишь небо; что есть это место — и не только в её снах.

— Живём мы в лесу, — начала Найви. — Ночью на ветках горят огни: это светятся скирвы — летающие насекомые. А дома мы строим на деревьях…

Айвэн не поверил:

— Как на дереве можно построить дом?

— На таком, какие растут у нас — можно. Вообще-то мы их и на земле строим, — поправилась Найви. — Кому-то нравится жить внизу, кому-то наверху.

— А ты на дереве жила? — спросил Айвэн.

Найви так позабавил его вопрос, что она засмеялась:

— Я жила во дворце! Забыл? Я же дочь фьёрла…

— Так выходит, ты принцесса?

Это развеселило Найви ещё больше:

— У нас даже слова такого нет — фьёрлы ведь титул по наследству не передают. Хотя в Нижнем мире меня бы, наверное, считали принцессой…

Ей показалось, что Айвэн слегка опешил — видно, лишь теперь осознал, что его спутница не из простого рода.

Их диалог зажёг в Найви озорство:

— А раз я принцесса, то ты… — она задумалась, скорчив умную мину. — Точно: ты страж!

— Почему страж?

— Ну ты ведь защищал меня от грабителей.

— Толку-то… — бросил Айвэн.

— Главное, ты за меня заступился.

Он был явно не согласен, но спорить не стал.

— Ещё я помню зверокрылов, — тихо сказала Найви, — и как папа брал меня с собой летать. Помню звиглов — это наши домашние животные. Помню Покров…

— Покров?

— Что-то вроде сферы: он невидим, но мешает заметить нас с земли. Покров питает та же сила, что даёт нам магию — только я ничего про неё не знаю, — Найви с горечью отвернулась. — Я ведь совсем маленькая была, когда в Нижний мир попала.

— Но фокус с бабочками тебе удался, — напомнил Айвэн. — Разве это не магия?

— Тут другое… — Найви скосила взгляд; рядом вился шмель, но тут же улетел, подчинившись её мыслям. — Мы природу чувствуем — зверей, насекомых… и некоторыми можем управлять. Хотя проделать такое, например, с медведем, я не смогу… Я даже язык наш почти забыла!

Айвэн сел на траву:

— Но что-то же ты помнишь… Как будет «здравствуйте»?

— Каэнрэ, — откликнулась Найви.

— А «извините»?

— Тайкао, — она тоже села. — А если кто-то извинился, и его прощают, то говорят «ла эрцу» — «ветер развеет».

— Ветер развеет, — повторил Айвэн. — Ла эрцу…

И разговор стал игрой: Айвэн говорил слово на языке королевства, Найви — на языке айринов. Минуты летели легко и быстро. Найви так увлеклась, что не заметила, как вспыхнул закат: тень башни легла на мост, даль неба стала алой, будто небесный кузнец раздул мехи… А затем поднялся ветер, и что-то незримое примяло траву.

Айвэн вскочил первым.

Найви стало трудно дышать. На пригорке стояли два великолепных зверя, возникшие будто из воздуха. Замершие на них всадники казались изваяниями, а сами животные — огромными псами, одетыми в лисьи шкуры.

Такими Найви их помнила — яркими, как огонь.

Она рванулась бы к ним, да не могла — земля будто зашаталась. Найви едва сумела встать.

И в тот же миг прозвучал голос Мирлы — их загадочной спасительницы:

— Уже лучше, Грэо. Но практикуйся чаще: магия отвода взгляда легко не даётся.

Её спутник склонил голову:

— Как скажете, фиелнэ.

Он был юн (выглядел на пару лет старше Айвэна), но смотрел сурово. Одежда обоих была чёрной, из-за спин торчали мечи.

— Прости за ожидание, — сказала Мирла.

Найви стояла столбом. Зверокрылы — прямо перед ней… Казалось, стоит шагнуть, и они исчезнут… растают, как дымка перед восходом.

Но они не исчезали.

Только в глазах айринов не было радости, и ещё Найви показалось, что на неё смотрят с сочувствием.

— Ты дочь фьёрла, верно? — спросила женщина.

Ответить Найви не смогла — просто кивнула. И зачем-то сняла платок.

Из-за спины Мирлы показалась Элис:

— Я ведь говорила!.. Когда они вошли в город, мне сразу же стало ясно, что рядом айрин.

Через силу Найви сделала шаг. Чувство было странным: будто она спит, но знает, что это не сон.

— Кто вы?..

— Созерцатели, — сказала Мирла. — Шпионы айринов в Нижнем мире.

Юноша, которого она назвала Грэо, дополнил:

— Под наблюдением созерцателей находятся все города королевства. Мы с фиелнэ, — он глянул на Мирлу, — наблюдаем за Брелоном…

— С моей помощью, — вставила Элис. — Карлики-чаровники могут чувствовать айринов среди людей, а ещё разные вещи внушать.

«Например, казаться маленькими бездомными девочками», — подумала Найви, взойдя на пригорок. От животных и всадников её теперь отделял шаг.

— Вы с Ун-Дая?..

— Мы там бываем, — туманно ответила Мирла.

— И вы искали меня?

Её голос дрожал. Грэо открыл было рот, но Мирла осадила его взглядом:

— Тебя давно перестали искать — на Ун-Дае тебя считали погибшей. И сейчас считают.

Мозг Найви разрывался от вопросов, и ей трудно было выбрать, какой задать. Но с вопросами она решила повременить; прежде надо сказать им, что случилось с её семьёй.

— Маму с папой убила Канцелярия, — быстро произнесла Найви. — В этом замешана колдунья…

Мирла слушала бесстрастно. Закончив рассказ, Найви не удержалась — шагнула к зверокрылу и погрузила руку в шерсть. Каким знакомым было это чувство!.. Найви засмеялась и заплакала разом. Из другой её руки выпал платок, но туда ему и дорога — ведь он больше не нужен!

— Подними, — сказала Мирла. — С собой мы тебя не возьмём.

Смысл этих слов дошёл до Найви не сразу.

— Что?..

— Мы не можем, — в глазах Мирлы была твёрдость. — На Ун-Дае тебе не место.

Найви отступила. Тянувшаяся к зверокрылам рука замерла в воздухе помимо её воли.

— Как же это?.. Там мой дом…

— Уже нет, — Мирла отвернулась. — Ун-Даем правит новый фьёрл, и твоего возвращения она не жаждет. Кроме того, оно нарушит баланс сил. Долго объяснять, но ты останешься.

Найви захлестнуло отчаяние:

— Нет, погодите… вы должны забрать нас… Нам же некуда идти!

— Но ведь куда-то вы шли.

Найви мотала головой, будто слова можно было стряхнуть.

— Как же так?.. Вы же нашли меня…

— Случайно, — виновато бросил Грэо и отвёл взгляд.

— В каждом городе есть кворво, — сказала Мирла, — карлик-чаровник, помогающий созерцателям; им приказано докладывать обо всём необычном. Ощутив твоё присутствие, Элис нашла тебя, а фокус с бабочками доказал, что ты айрин. Мы вспомнили дочь фьёрла, якобы погибшую в Нижнем мире, и сложили дважды два. Но связались с тобой лишь затем, чтобы предостеречь: не ищи встречи с айринами. Даже если увидишь одного из нас в Нижнем мире, держись подальше.

В сердце Найви стало пусто.

— И ещё, — жёстко продолжила Мирла. — Возможно, ты слышала о чёрных зверокрылах, которых видят по ночам. Из-за них скоро случится что-то плохое, и люди станут винить в этом нас. Так что мой тебе совет — не привлекай внимание… Та-гуон!*

Зверокрылы стремительно взлетели, заставив Найви отскочить. В её лицо ударил ветер.

— Нет, не бросайте нас! — она беспомощно вскинула голову. — Пожалуйста!..

Ей показалось, что Элис вскинула руку. Через мгновение что-то упало в траву, и Найви, опустив взгляд, увидела монеты… те, что она дала Элис утром.

— Вам нужнее, — крикнула Мирла.

— Нет… — Найви как дура побежала за исчезавшими в небе силуэтами. — Вы не можете! Я дочь фьёрла, я приказываю вам!..

Но зверокрылы исчезли, а она рухнула на колени и зарыдала.

— Пойдём… — ладонь Айвэна легла ей на плечо.

Он заставил её встать и надеть платок. Они дошли до трактира и сняли комнату — вернее, всё делал Айвэн: он говорил с хозяином, а Найви слепо пялилась в пустоту.

Айвэнуступил ей кровать, а сам лёг на полу, постелив под голову жилет. Найви едва соображала, что происходит. Лишь потом до неё дошло: будь она одна, просто осталась бы у башни. У неё не нашлось бы сил идти.

И Найви зашептала, лёжа на жёстком матрасе:

— Прости меня… прости за то, что привела к тебе ловчих, за то, что я такая глупая… И ещё я трусиха, потому что не решалась даже прощения у тебя попросить! И сегодня я представила, как айрины возьмут меня с собой, а уже после подумала, что забрать должны нас двоих… Я испорченная эгоистка — пожалуйста, прости меня!

Было тихо — наверное, Айвэн уже спал… Но он вдруг ответил, и слова те стали лучшими, что Найви слышала за день:

— Ла эрцу — ветер развеет…

* Взлёт!