Тара
За столом воцарилась тишина — не та неловкая тишина, которую я ожидала, а тишина голодных людей, наслаждающихся тем, что перед ними на столе.
Я украдкой поглядываю на Уорда между своими порциями на вилке, а Тилли продолжает многозначительно смотреть между нами.
— Очень вкусно, — говорит Уорд, накладывая себе еще один кусочек жареной курицы. — Не помню, когда в последний раз кто-то готовил еду для меня.
— Ты сам готовишь для себя, — говорит Тилли. — Какая разница?
— О, прошу, — говорю я. — Как щедро со стороны женщины, которая заставила весь город готовить еду для своей бедной племянницы. — Раздается фырканье, и уголок рта Уорда растягивается в улыбке.
Я начинаю думать, что ошибалась на его счет.
Может быть, дело в том поцелуе, или боли, которую я увидела на его лице, когда он встретил свою бывшую, или в том, что мне просто нравится с ним разговаривать. По крайней мере, когда он выспавшийся.
А может быть, это потому, что я уже очень давно ни с кем не встречалась, а Уорд горяч, доступен и — в некоторых случаях — очарователен.
Он не может вспомнить, когда в последний раз кто-то готовил для него, а я не могу вспомнить, когда в последний раз занималась сексом.
Мои щеки горят, и я глотаю слишком быстро, подавившись зеленой фасолью.
Тилли шлепает меня по спине, и я кашляю, выплевывая еду.
Это еще раз доказывает, что думать о сексе и Уорде Карлайле в одном предложении — плохая идея.
Но… пока я ем, мой взгляд все время останавливается на нем.
— Это было так вкусно, милая, — говорит тетя Тилли, протягивая руку к бутылке белого вина, охлаждающейся в серебряном ведерке. — Вино?
— Да, пожалуйста, — говорю ей. — Я рада, что тебе понравилось.
Она наливает мне бокал, затем поднимает брови на Уорда.
— Конечно, я выпью немного. Это Амонтильядо?
Я чуть не выплюнула вино на стол, а он ухмыляется, как будто получил какую-то награду.
— Это шардоне, — говорит ему тетя Тилли.
Надо будет подарить ей антологию По перед Хэллоуином. Я кусаю себя за щеку, но Уорд продолжает ухмыляться, похоже, довольный тем, что рассмешил меня.
Это чертовски очаровательно, черт возьми.
— Тилли права, это было восхитительно. Спасибо, что приготовила для нас.
— Мне понравилось. Это весело — готовить не только для себя. Хорошо, что у меня есть время на это, и большая, хорошо укомплектованная кухня, которой можно воспользоваться. — Я подталкиваю Тилли локтем.
— Ну, ты можешь пользоваться моей кухней, когда захочешь.
— Я никогда не находила времени, чтобы просто… наслаждаться готовкой. — Я нахмурилась, помешивая вино соломенного цвета в своем бокале. — Нет, это неправда. Я имею в виду, что не делала этого для себя с тех пор, как открыла магазин таро и чая. Это так странно — просыпаешься и не надо готовить калачи или варить кофе. Странно ложиться спать, когда в холодильнике не стоит тесто для выпечки на завтра.
— Ты сама готовила все калачи? — голос Уорда звучит озадаченно, свет свечи пляшет на его крепкой челюсти. — Почему было не отдать это на аутсорсинг?
— Я всегда так говорила, — говорит Тилли. — Но моя Тара невероятно упряма.
Я пожимаю плечами.
— Я знала, что могу сделать это за меньшие деньги. Пусть накладные расходы будут ниже.
Уорд поднимает на меня бровь.
Я вздыхаю.
— Да, да, за счет моего личного времени, я знаю.
— Я не собирался этого говорить. — Он наклоняется вперед, опираясь локтями на стол. Его рубашка натянулась, подчеркивая бицепсы. Неужели все эти мышцы от работы в саду? Думаю, это возможно.
— А? — Я моргаю.
— Я хотел сказать, что ты, должно быть, очень талантлива, раз не только занимаешься розничной торговлей, но и делаешь калачи…
— И листовой чай, — перебивает его тетя. — И не забывай о ее таланте гадать.
Чувство вины захлестывает меня.
— Скорее, я читаю людей, — бормочу.
— Нет, — резко отвечает Тилли. — Это неправда.
— Похоже, она действительно хорошо умеет читать людей, — говорит Уорд, потягивая вино.
— Спасибо. — Я шлепаю рукой по столу. — Видишь? Хорошо разбираюсь в людях.
— Нет. — Тилли качает головой и допивает свое вино, которое почему-то уже закончилось. — Она умеет читать людей. Конечно, умеет. Она моя племянница и дочь моего сердца.
— Тилли. — Я потянулась к ее руке, но она отпрянула.
— Нет, если ты начнешь мне сочувствовать, мы обе начнем плакать, а мы не можем показывать свою слабость перед врагом. — Она улыбается мне, и у меня в груди все сжимается от любви к ней.
Уорд смеется, качая головой в недоумении.
— Плакать — это не слабость, и я никогда не был врагом. Злился ли я на тебя? Да. Но ты сама это начала, Тилли.
Она всхлипывает, и свечи на столе разом меркнут, когда включается кондиционер.
По крайней мере, мне показалось, что кондиционер включился… но прибор находится прямо за пределами комнаты, и он по-прежнему молчит.
— Здесь что, стало холоднее? — тихо спрашиваю я.
— Это очень старый дом, Тара, — говорит Тилли, ее голос такой же тихий, как и мой. — Холодные места — это… нормально.
Свечи мерцают, и одна гаснет.
Я тяжело сглатываю, и, на смену теплу и уюту приходит внезапный приступ страха.
— Это не я начала. — Случайное высказывание Тилли заставляет нас с Уордом обменяться взглядами.
— Кондиционер? — спрашиваю я в замешательстве. — Я могу пойти и выключить его…
— Нет, не надо. Послушайте меня, вы двое. — Тилли допивает свой второй бокал вина, затем наливает себе третий, добавляет немного в мой бокал, затем в бокал Уорда. — Не я начала вражду между нашими семьями. И я никогда не хотела вывести тебя из равновесия, Уорд. Хотя мне было забавно наблюдать, как это происходит. Я признаю это. Давненько взрослый мужчина не говорил мне, чтобы я отвалила.
Уорд ухмыляется, но это тихий звук.
— Не я начала вражду, — повторяет Тилли, — Но я хотела положить ей конец. Я хотела покончить со злыми духами.
В комнате становится холоднее, еще одна свеча мерцает и гаснет.
Я тяжело сглатываю, сжимаю бокал с вином и осушаю его.
— Должна ли я снова зажечь…
— Не беспокойся. — Голос Тилли трещит в тусклой комнате. — Они просто продолжат гаснуть.
— Ты имеешь в виду злых духов между нашими участками, верно? — спрашиваю. Я почти уверена, что она имеет в виду совсем не это, но девушка может помечтать.
— Буквально и метафизически, — говорит Тилли, делая еще один большой глоток.
— Объясни, — говорит Уорд, скрещивая руки на груди. — И помни, что я уже подготовил документы, уточняющие право собственности на спорную землю, так что ты ничего не добьешься, если будешь плести какие-то небылицы…
— Я ничего не выдумываю, Карлайл. — Тилли укоризненно посмотрела на него. — Между нами дурная кровь, и все это связано с той полосой леса. Она проклята.
Я хочу рассмеяться, но не могу. Звук не выходит.
Это должно быть смешно. Абсурдно.
Но мы с Уордом молчим, ожидая продолжения, пока в комнате становится все холоднее. Мурашки бегут по коже, и я плотно прижимаю руки к телу.
— Я знаю, что видела той ночью. — Мое собственное признание удивляет меня. — То есть, нет, я не знаю, что на самом деле видела. Но я… мы… видели кое-что. В лесу между нашими домами.
— И ты не рассказала мне об этом? — голос Тилли звучит обиженно.
Аргх.
— Я не знала, что тебе сказать.
— В лесу была женщина, — вмешался Уорд. — Мы оба… были в лесу…
Тилли поднимает руку.
— Я не против, но не хочу слушать о ваших сексуальных контактах на природе.
Я ошарашенно смотрю на нее.
— Что?
— Вы, молодежь, думаете, что вы такие хитрые, что вы первые, кто когда-либо лизал огурец в саду, но позвольте мне сказать вам следующее: это не так. Все, что вы делали, я делала за десятилетия до вашего рождения. И нет, я не хочу об этом слышать.
— Тилли!
— Если он сажал семена в твой садовый ящик, это твое дело. Я не хочу слышать о том, как он трахнул тебя за обеденным столом.
— Тилли! Мы не занимаемся сексом.
— О, пожалуйста. Может, у меня и плохое зрение, но я все равно вижу. Напряжение между вами выходит из-под контроля. — Тилли поднимает свой бокал на Уорда, и немного вина выплескивается через край, превращаясь в жидкий восклицательный знак.
— Тилли, мы не занимаемся сексом. — Уорд кусает щеки, и я рада, что часть свечей погасла, потому что мое лицо стало красным.
— Конечно, а я вчера родилась. Иначе с чего бы ты вдруг решил отдать эту землю? Ваша семья боролась за нее более века, так что же еще привело к перемене настроения? — Глаза Тилли слегка остекленели, и она зевнула. — Это магия «Дворца кисок».
— Подожди, ты говоришь о своем гостевом домике или… знаешь, что? Я уже достаточно наслушалась. Мы не занимались сексом, Тилли. Мы заключили сделку. Я притворяюсь его девушкой, потому что его ужасная, мерзкая бывшая девушка в городе, и он хочет, чтобы она знала, что он полностью с ней покончил, что он — десять из десяти, и я была бы более чем счастлива добровольно согласиться на акт сношения, особенно когда он так хорошо притворяется.
О. Вот дерьмо.
Я даже смотреть на него не могу. Наверное, мне стоит переехать в Канаду и научиться делать кленовый сироп.
— Ладно, ладно, ладно. — Тилли выливает остатки вина в свой стакан. — Не надо кричать. Теперь расскажи мне о том, что ты видела в лесу, и забудь об оральном сексе.
— Господи Иисусе! — Я уткнулась лицом в свои руки.
— Мы видели женщину в платье, которое вышло из моды уже, ну, я не знаю, сотни лет назад, — наконец говорит Уорд.
Когда я смотрю на него сквозь пальцы, он откровенно игнорирует меня и смотрит только на Тилли.
— Она сказала «покой», она хотела покоя, и, кажется, я тогда крикнул ей, чтобы она убиралась с моей лужайки и шла спать.
— Все было в тумане. Все казалось, не знаю, неестественным. Странным. — Я содрогаюсь от воспоминаний.
— Потрясающе, — говорит Тилли, потягивая вино, оттопырив мизинец, как будто она не выпила почти всю бутылку. — Она прервала вас, когда…
— Тилли, хватит. — Я нахмурилась самым серьезным образом, и она вздохнула.
— Ты не выглядишь удивленной, — замечает Уорд, откинувшись на спинку стула.
— А с чего бы мне удивляться? Почему, по-твоему, у меня там толпа диких женщин, которые распевают песни и накладывают защитные заклинания? С приближением кануна Всех Святых завеса истончается. Духи, умершие там, неспокойны. Как она и сказала.
— Подожди. — Я вытаращилась на нее.
— Закрой рот. Если хочешь показать кому-то свое горло, повернись лицом к Уорду.
— Тетя Тилли, прекрати.
Она ухмыляется, и я не могу удержаться от неохотного смеха.
— Ты использовала свою банду квартирантов в качестве пьяных охотников за привидениями? — спросил наконец Уорд. — Это имеет смысл — не то, чтобы в этой ситуации был вообще какой-то смысл.
— Ты обещал помочь с призраками. — Я хмуро смотрю на него.
— А сейчас? — Тилли трогает переносицу, глядя на свечи, расставленные по всей длине стола. — Интересно, будет ли этого достаточно, особенно если вы двое не будете этим заниматься.
— Тилли! Мы не занимаемся этим!
— Я имела в виду охоту за привидениями, — невинно говорит Тилли. — А не ловить что-то еще. — Она пристально смотрит на Уорда.
Он проводит рукой по лицу, явно раздраженный ею так же, как и я.
— Ладно. Хорошо? Я стала старше, чем была. В моих заклинаниях никогда не было особой силы. Недостаточно, чтобы действительно восстановить защиту.
— Нужна магия? — Уорд, благослови его Бог, кажется, хочет понять. Он пытается встретить ее там, где она находится, а это все равно что найти зайца с коробки Несквик в стране шоколадных шариков.
— Конечно. Магия. Ну, у меня ничего не получалось с призраками, так что мне пришлось придумать, как привлечь свежую кровь в этот дом, усилить заклинания, которые я создала, и не дать призракам сделать что-нибудь… радикальное.
— Ну да. — Я ущипнула себя за переносицу и допила остатки белого вина.
— Ты мне не веришь.
— Я не знаю, что и думать, тетя Тилли. Знаю лишь, что я что-то видела, но…
— Я уже много лет назад рассказывала тебе истории о семье Карлайлов и о нашей. Конечно, он не знает, потому что его родители уехали из города, когда он был совсем маленьким. Ты был очарователен в младенчестве. — Она ласково улыбается ему.
Уорд растерянно смотрит на нее.
— Спасибо?
— Тилли, я не помню… — качаю головой. — Я помню, что ты мне много чего рассказывала, но ничего конкретного.
— Ты заблокировала все это, как и свой дар. Настоящая растрата сил. Я бы попросила тебя помочь мне, если бы верила, что ты это сделаешь.
— Расскажи нам историю, — требует Уорд. — Может быть, ты и рассказывала Таре, но я никогда не слышал ни о чем подобном.
Еще одна свеча гаснет, и наверху хлопает дверь.
— Комнаты на самом деле не ремонтируются, — говорит мне Тилли. — В них полно привидений. Тьма. — Она пожимает плечами. — Мне хватает сил сохранять первый этаж практически свободным от духов, но это все. Я подумала, что в гостевом домике будет тише.
— Ты должна была мне сказать.
— У меня в списке дел нет обследования на предмет слабоумия. Ты бы мне не поверила. Ни на минуту.
Я сморщил нос. Она не ошибается.
— История? — подсказывает Уорд.
— Они не хотят, чтобы я вам рассказывала, — говорит она. — Им не нравится об этом слышать.
Ужас накатывает на меня, и я придвигаю свой стул ближе к столу.
Нет, не к столу. Ближе к Уорду. Я хочу быть ближе к нему.
Мне страшно.
— Ты меня пугаешь.
— Хорошо, — говорит Тилли. — Это не шутка, даже если ты сделала это своей работой. Даже если это было лишь средство для достижения цели.
Я сглатываю. Мне больно.
— Это позор нашей семьи, Тара, — говорит она. — Твой дар? Это часть проклятия. И причина его ужасна. Действительно ужасна.
Дрожь застает меня врасплох, и Уорд бросает на меня обеспокоенный взгляд.
— Ваша пра-пра-пра-пра… Ну, я не знаю, сколько пра-пра, но она была бы тетей на семейном древе. Она влюбилась в парня из соседнего поместья. Тогда это были фермерские земли. Этот дом уже стоял здесь, но думаю, что твой еще не был построен. Это совсем не счастливая история. — Тилли вздохнула. — Это ужасно.
Я напрягаюсь, и Уорд тоже замирает. Его челюсть дергается, когда он наблюдает за моей тетей с напряженным выражением лица.
— Ее звали Элис. Наверху до сих пор висит ее портрет. И она выглядела… ну, она была очень похожа на тебя, Тара. Правда, более худенькая. Тонкокостная. Темноволосая и бледная. Молодой человек, в которого она влюбилась, ваш пра-пра-прадедушка Генри или что-то в этом роде, я полагаю, Уорд… — Она смотрит на него, и он кивает, чтобы она продолжала.
Его рука сгибается на столе, и я порывисто протягиваю ее и хватаю.
— Карлайлы тогда не были богаты, и отец Элис, мой прадед, не одобрял этот брак. Он был пьяницей. Злым человеком. — Ее взгляд становится отрешенным, а воздух — еще холоднее.
Я сжимаю руку Уорда, и он сжимает ее в ответ, ободряюще проводя большим пальцем по ее тыльной стороне.
— Ему была ненавистна мысль о том, что его любимая младшая дочь выйдет замуж за человека ниже ее по положению, и он запретил это. Но Элис, несмотря на свою изящность, обладала сильной волей, как и многие женщины в нашей семье, и она задумала встретиться с Генри в поместье, чтобы вместе сбежать. Ну, не совсем в поместье.
— Спорный участок леса.
— Возможно, — соглашается Тилли. — Мама рассказывала мне эту историю… она говорила, что отец Элис спал после слишком большого количества выпитого спиртного, и она убежала глубокой ночью в середине октября, чтобы встретиться с Генри. Вот только ее отец проснулся. Пьяный, он пошел за ней в лес, где ждал появления Генри. Когда он появился, отец пришел в ярость. Он начал кричать на Генри, говоря ему, что его дочь стоит десяти таких как он, и он разрешит им пожениться только через его труп. — Тилли вздыхает, и ее дыхание белеет в дымку перед ее лицом.
Я не двигаюсь. По моей коже ползет осознание того, что в комнате с нами находится что-то… кто-то еще.
Что-то врезается в потолок этажом выше, и я пищу от ужаса. Пальцы Уорда крепко сжимают мою руку, и я жалею, что он не сидит рядом со мной, чтобы я могла заползти к нему на колени.
— Дело дошло до драки, причем Генри в основном пытался защититься от своего пьяного обидчика. Элис была вне себя. В смятении. Она встала между ними. Отец ударил ее, и она упала. Следующий удар пришелся в Генри.
Я закрываю рот рукой, пальцы дрожат.
— Он умер. Ударился головой о камень.
В комнате становится почти невыносимо холодно, и вдруг это присутствие исчезает. Давление ослабевает, а сердце бьется так быстро, что меня слегка подташнивает.
— Он умер, и Элис поклялась, что земля будет проклята, что никто из нашей семьи не будет жить спокойно, пока справедливость не восторжествует. И она была проклята. Так и было. Наши семьи десятилетиями боролись из-за той ночи и участка в тридцать акров. Кому он принадлежал, так и не было зафиксировано. А все женщины в нашем роду, и ты, и я, мы можем… чувствовать то, что не должны.
— Что случилось с Элис? — Я не хочу знать. Мне нужно знать.
— Это ужасно. — Тилли тоже дрожит.
— Расскажи нам, — настаивает Уорд.
— Она бросилась с крыши через неделю после похорон Генри.
— О, нет. Бедная Элис. Бедный Генри. — Мои глаза полны слез, и одна скатилась по щеке Тилли тоже.
Но она еще не закончила.
— Ее отец никогда больше не был прежним. Он упился до смерти в годовщину ее смерти на следующий год. Его нашли в лесу, где погиб Генри, с медальоном, в котором находился портрет Элис.
Ее голос стал таким тихим, что мне приходится напрягаться, чтобы расслышать ее.
— Наши семьи страдают уже больше века. Эти бедные души, все трое. Их прошлое преследует нас с тех пор, и становится все хуже. Не знаю, почему, но знаю, что превосхожу всех.
— Не могу поверить, что говорю это, Тилли, но… кажется, я действительно могу поверить тебе.
Сидящий за столом Уорд застыл на месте, но и он не отрицает этого. Он поднимает на меня одну бровь, как бы спрашивая, серьезно ли я говорю.
Я киваю ему, и он пожимает плечами.
— Как мы можем помочь? — спрашивает он, и во мне вспыхивает симпатия к этому большому человеку.
Но Тилли только качает головой, пожимая плечами.
— Я не знаю. Я не знаю.
Тилли настаивает на мытье посуды, и я оставляю ее, а сама провожаю Уорда до его машины. Я обнимаю себя руками. Ночной воздух бодрит. Техас наконец-то сдается и решает, что осень все-таки наступила.
Мы оба молчим, но это комфортная тишина, которой стоит насладиться.
Над головой ярко светят звезды, небо над Пайни Вудс чистое.
— Можно я отвезу тебя обратно в «Дворец кисок»? — Он улыбается, и я тоже.
— Звучит официально, когда ты так его называешь.
— Во «Дворце кисок» нет ничего неофициального. — Он серьезно кивает, и я пихаю его, смеясь. — Очень серьезное место, «Дворец кисок».
— Могу я кое-что сказать?
Он прислонился к капоту машины.
— Всегда.
Мой голос звучит как шепот.
— Я боюсь. Я не хочу оставаться там одна.
— Поехали ко мне домой, — говорит он, его голос хриплый. — Останься со мной на ночь.
— Хорошо, — тихо соглашаюсь. — Позволь мне пожелать Тилли спокойной ночи.
— Поторопись, — говорит он хриплым голосом.
И я спешу.