Бабушка отпаивала меня чаем долгие два часа. Солнце уже поднялось высоко-высоко, утренняя прохлада, когда хорошо поливать огороды, улетучилась, но я не мог заставить себя сдвинуться с места. Сидел на кухне в уже любимом кресле, пил чай со смородиной и малиной и снова и снова прокручивал в голове ночной кошмар.
Я знал, что мне приснился не обычный сон. Он не являлся подсказкой, но был предупреждением. После ужасов, которые сгенерировал мой мозг, – не без помощи отпечатка памяти, в этом я не сомневался, – я ощущал себя вывернутым наизнанку. Голова гудела, словно внутри стучали, стучали, стучали сотни молоточков. Отравленные страхом мысли сделали меня параноиком. Вдруг призраки заберут бабушку, вдруг что-то с ней сделают? Я боялся даже собственной тени.
– Славушка?
Я встрепенулся и вынырнул из потока мыслей. Бабушка участливо смотрела на меня, это давало хоть немного необходимого сейчас спокойствия.
– К тебе Глеб пришел. Не заходит чего-то, у ворот стоит.
Я выглянул в окно и посмотрел на высокого и крепкого Глеба, похожего на героя греческих мифов, который с легкостью мог бы разорвать пасть льву. Я прекрасно понимал, что это не так. Глеб боялся, как и я. Но в его присутствии все равно становилось легче.
– Ты не пришел на сбор. Что-то случилось? – спросил он, когда я вышел из дома.
– А мы сегодня должны были встретиться? Черт… совсем вылетело из головы.
Мы зашли в палисадник и присели на лавочку, за которой рос шипастый крыжовник и которую закрывала от палящего солнца высокая сирень. Но мне постоянно хотелось обернуться, посмотреть на то место, где я во сне нашел бабушкин фартук, и убедиться, что кошмар не был реальностью.
– Так, что-то действительно случилось?
Глеб был очень проницательным парнем. Мне не хотелось делиться с ним сегодняшним кошмаром, потому что сейчас, по прошествии нескольких часов, это казалось ребячеством. Но я знал, что он поймет меня, ведь страх потерять близкого человека – самый жуткий из страхов. А Глеб уже терял… Катюху.
– Сон приснился. Он выбил меня из колеи.
– Поделишься?
Я тяжело выдохнул, не зная, с чего начать, но слова вдруг сложились в предложения сами по себе и полились из меня нескончаемым потоком:
– Что-то сегодня ночью чуть не забрало бабушку. Ну или, по крайней мере, мне так показалось. Сон был таким реальным, таким… живым, понимаешь?
Глеб кивнул, и я продолжил:
– Оно превратилось в бабушку и предупредило меня. «Не лезь» – вот что оно сказало.
– А где это было? Может, ты заметил какие-то детали, которые приведут нас к новому отпечатку памяти?
Глеб мне беспрекословно верил, я видел это в его глазах, но он не понял одной важной детали.
– Этот кошмар не был подсказкой, Глеб. Я был в саду, искал бабушку. Проснулся, а ее нигде нет, вот и поперся туда ночью. А потом появилось оно и булькало воспаленным горлом, чтобы я не лез. И в бабушку превратилось не просто так. Это угроза!
– Угроза? – нахмурился он. – Отпечаток угрожал тебе во сне, чтобы мы не лезли к нему и, получается, не отправляли на тот свет?
Я медленно кивнул.
– Дела-а-а, – протянул Глеб. – Это что-то новенькое.
– Я так испугался, – признался я и опустил голову. – Из меня словно выкачали все счастье, когда я понял, что бабушки больше нет и я не смогу ее спасти.
– Это всего лишь сон, Слав, – тихо сказал Глеб, положив руку мне на плечо. – Пусть и не простой кошмар, а предупреждение, но все позади. Твоя бабушка в порядке. – Глеб запнулся и спросил: – Анна Петровна же в порядке?
– Да. Только перепугалась за меня. Я снова орал, как умалишенный. Мне кажется, из-за меня у нее инфаркт может случиться.
– Перестань. Всем снятся кошмары. И ей наверняка тоже снились, так что она, думаю, все понимает.
– Да, только все равно переживает. Не загнать бы ее в могилу своими выходками. Я так устал, Глеб!
Глеб снова потрепал меня по плечу и тяжело вздохнул. Он не стал больше ничего говорить, наверное, понял, что бесполезно. Мы молчали, уставившись на клумбу с цветами, над которой летал жирный шмель. В компании Глеба, даже в полной тишине, мне становилось намного спокойнее. Его я воспринимал почти как брата, хотя в самом начале у нас не заладилось. Выходит, нет худа без добра.
Нет худа без добра…
– Пройдемся вглубь палисадника? Мне нужно кое-что проверить.
Глеб кивнул, и мы оба встали. Согнувшись, пробрались через колючий шиповник и крыжовник – у бабушки все посадки росли друг на друге, – обогнули вишню и, наконец, подошли к той самой березе, возле которой во сне я замер как вкопанный.
– И что здесь такого? – спросил Глеб.
– Это часть сада из моего кошмара. Вот здесь я стоял. – Я ткнул пальцем в березу, а затем указал на место, где сейчас стоял Глеб: – А тут было оно. Это существо.
Глеб медленно опустил голову и посмотрел себе под ноги, затем сделал несколько шагов в сторону.
– Мне показалось, что в окно моей спальни кто-то светил фонариком. Я подумал, это бабушка, и, боясь, что с ней может что-то случиться, пошел сюда. А потом… ты уже знаешь.
– Слав, это был сон. Да, он показался тебе реальным, этим кошмары и пугают. Но на самом деле ничего не происходило, в этом-то и прелесть.
– Да? – переспросил я, чувствуя, как в горле вмиг пересохло. – А как тогда объяснить это?
Я опустился на корточки и дрожащими руками поднял замусоленный лоскут. В этом измызганном комке я снова узнал бабушкин фартук – белый, в мелкий красный цветок. От резко ударившего в нос запаха гнили и железа и от осознания, что сейчас мне это не чудится, желудок стянуло тугим узлом. Если бы я не сидел на корточках, ноги подогнулись бы и я рухнул бы на землю.
– И что это? – спросил Глеб, поморщившись и прикрыв рукой нос.
– Бабушкин фартук, – одними губами ответил я.
Меня колотила мелкая дрожь, и я ничего не мог с этим поделать. Глеб успокаивал как мог, но его слова разбивались о реальность, которая казалась мне мрачнее сна. Я уже напридумывал себе всякого: и то, что я на самом деле бродил ночью по саду, и то, что бабушку подменили.
– Сейчас вместе зайдем домой, и убедишься, что Анна Петровна никакое не существо. Это проделки Гнезда, Слав. Ты ведь знаешь, на что способны отпечатки и деревня!
– Знаю, поэтому и в ужасе! А вдруг… вдруг…
– Успокойся, – настойчиво повторил Глеб. – Это всего лишь тряпка, а ты уже бабушку похоронил?
– Мне страшно! – выпалил я.
Глеб посмотрел на меня так, словно я лишился ума и вытворял что-то невиданное. Но я сейчас не контролировал ни свои эмоции, ни действия. Поэтому, видимо, Глеб решил действовать. Он схватил меня под локоть и потащил в дом. Я не сопротивлялся, хоть внутренне готов был бежать. Сам я точно не решился бы зайти в дом и снова посмотреть бабушке в глаза, понять, сколько в них человечности, сколько жизни. Поэтому я превратился в марионетку и послушно шел, ведомый Глебом.
– Анна Петровна, Слав меня чай пить пригласил, – начал с порога Глеб. – Надеюсь, вы не против?
– О чем речь, ребятки, – лучезарно улыбнулась бабушка. – Я уже свежий заварила. Давайте присаживайтесь за стол.
– О, вы и булочек напекли, и блинов с утра нажарили, – нарочито громко сказал Глеб, глядя на меня. – Когда ж вы все успеваете?
– Чем же еще заниматься старухе, если не стряпней? – добродушно усмехнулась бабушка, затем взглянула на меня. – Тем более когда к тебе в гости внук приехал. Ты заметил, Глеб, у него хоть щечки появились. А то был кожа да кости, без слез не взглянешь.
– А вместе со щечками и пузо выросло, ба.
Бабушка снова залилась смехом, я улыбнулся. Страх перед ней и перед кошмаром снова стал сходить на нет. Но так медленно, словно ночная дрема едва ослабила хватку.
– Где ж ты там пузо увидел? При ходьбе не трясется, значит, и нет его.
– Правильно, Анна Петровна, – подхватил Глеб. – А на ваших булочках и пузо не грех отъесть, такая вкуснота!
И, как бы в подтверждение своих слов, Глеб взял с тарелки румяную пышку и откусил большой кусок. Потом прикрыл глаза от наслаждения и поцеловал кончики пальцев, мол, вкуснотища. Бабушка от такой похвалы аж зарделась.
– Моя, – прошептал я одними губами, еле сдерживая слезы. – Это точно моя бабушка.
Но когда на Воронье Гнездо опустилась ночь, на душе у меня заскреблись кошки. Впервые я боялся здесь засыпать. Успокаивал себя тем, что не могу быть лунатиком. Если бы прошлой ночью я действительно скитался по палисаднику, что помешало бы этому проклятому месту расквитаться со мной? Карасева Гнездо не пощадило, хотя мужик не слыл охотником за привидениями.
Но и возможность повторения вчерашнего кошмара пугала меня не меньше. Стоило лишь вспомнить, что я чувствовал при виде того существа, и все волоски на затылке становились дыбом. А то, что оно носило личину бабушки, только все усугубляло. Я заметил, что стал присматриваться к единственному родному человеку в этой деревне. Мое недоверие еще больше угнетало меня.
– Славушка.
За моей спиной раздался тихий бабушкин голос, и я вздрогнул. Быстро обернулся и увидел, как она возвышается надо мной. Я лежал в кровати, до носа укрывшись одеялом, но вопреки детским убеждениям – под одеялом, значит, в домике, и монстры не утащат тебя, – чувствовал себя беззащитным.
– Уснуть не можешь? Я слышу, как ты ворочаешься… Может, тебе молока подогреть?
– Все в порядке, ба. Иди ложись.
Бабушка вздохнула, но, вместо того чтобы выйти из комнаты, присела на мою кровать.
– Когда твой отец не мог заснуть, я пела ему колыбельную. Он отмахивался, мол, взрослый уже, а все равно любил эту песню. Давай я и тебе спою, увидишь, как быстро сон придет.
Я ничего не сказал, просто коротко кивнул. Отвернулся к стене и прикрыл глаза, пытаясь ни о чем не думать. Бабушка бережно поправила на мне одеяло, положила свою теплую руку мне на плечо и тихо запела:
Я тебе, моя малютка,
Колыбельную спою,
Спи, малыш мой, сладко-сладко,
Баю-баюшки-баю.
Как только я услышал первую строчку, тут же весь сжался внутри. Волосы встали дыбом, а сердце забилось быстрее. Ведь именно эту колыбельную пела мертвячка у Мещанова ключа.
Вот уж все уснули дети,
Только ты один не спишь,
Непослушное созданье,
Шаловливый наш малыш.
Баю-бай, баю-бай, засыпай, засыпай.
Баю-бай, баю-бай, засыпай, засыпай.
Я не понимал, что происходит. То ли новый кошмар наяву, то ли мой рассудок помутился от пережитого стресса. Бабушка пела, пытаясь успокоить меня и навеять сон, а я беззвучно бился в истерике. Зубы стучали, лоб покрылся испариной. Я перестал понимать, что есть реальность, а что – бред бурной фантазии.
В моих силах было только зажмуриться и ждать. Ждать, когда я засну или что-то засосет меня в свои темные недра. Ждать, когда этот кошмар прекратится. Ждать, когда Воронье Гнездо поглотит меня без остатка или выпустит из своих крепких объятий. Ждать, когда же это все прекратится.
И я ждал…
А бабушка все пела, пела и пела:
Вот уж папа смотрит строго,
Не серди его, малыш,
Лучше глазки закрывай,
Баю-баюшки-бай-бай.
Вот уж все уснули дети,
Только ты один не спишь,
Непослушное созданье,
Шаловливый наш малыш.
Баю-бай, баю-бай, засыпай, засыпай.
Баю-бай, баю-бай, засыпай, засыпай.