Пробуждение Силы. Том I

Глава 1

В мире существует всего несколько нерушимых констант. День сменяется ночью, солнце всходит, чтобы уступить место луне, а все люди смертны. Все, кроме Императора Альдавиана. Он родился задолго до того, как мои предки обосновались в этих краях, и будет править спустя ещё много веков после того, как мои потомки лягут в землю.

Многие воспринимают его как неотъемлемую часть мироздания, и они правы. Альдавиан — это ядро, которое сплачивает Империю в единый кулак. Пока есть Император, будет существовать Империя. Альдавиан не может умереть, ведь он наделён божественной властью. Его мудрость безгранична, его сила абсолютна. Она олицетворяет сами Небеса, и как Небеса, Император будет существовать всегда.

И всё же однажды Небеса умоются кровью.

Меня зовут Рен, и это моя история.

— Повтори, что ты сказал? — поворачивается ко мне Бохай.

— Ты не только тупой, но и глухой? — я сверлю его холодным взглядом. — Тогда позволь мне объяснить на доступном для тебя языке. Ты. Не достоин. Стряхивать. Пыль. С сапог. Моей. Сестры. Так понятнее? — говорю я медленно, будто беседую с ребёнком или душевнобольным.

Стоящего напротив меня парня отличают тонкие черты лица с претензией на аристократизм, а также нос с горбинкой, доставшийся ему от матери. Вся его физиономия сейчас так и выражает презрение к окружающим и в особенности ко мне. Длинные чёрные волосы он зачёсывает назад и связывает в хвост атласной лентой. Естественно, когда не нужно работать в поле или лесу, можно и косу до пола отрастить. Сейчас, как и всегда, он одет в дорогие шёлковые одеяния с широкими рукавами. Их украшает искусная вышивка, подчёркивающая его высокое положение.

Единственный и любимый сын старейшины, как-никак.

Вокруг нас простирается пустырь за стенами единственной в нашем поселении школы боевых искусств. Небольшая площадка, выжженная одной из техник Мастера Вэнга ещё в те времена, когда здания школы не было и в помине. Он тогда только пришёл в деревушку и предложил свои услуги в обучении юных адептов Пути, а старейшина попросил его показать своё мастерство.

Результат этой демонстрации лежит под подошвами моих перелатанных сапог. Незаживающий долгие годы шрам на теле нашего дикого густого леса. Природа, полная безудержной силы, способна залечивать такие раны за считанные годы, но уже минуло несколько десятков лет, а эта выжженная разрушительной энергией истрескавшаяся, как после засухи, земля всё ещё не вернула себе прежний облик.

— Вы слышали это отребье? — ухмыляется Бохай, глядя на своих подпевал. — Видать, упавшая сосна выбила из него последние мозги. Ощутил себя бессмертным, не иначе.

Трое парней, его вечные прихвостни, отпускают наигранные смешки. Такие же надменные ублюдки, что оценивают людей по размеру их кошелька. Выглядят, словно охрана, хотя они слабее его. Вечно у него на побегушках, чтобы сам Бохай не пачкал лишний раз руки.

У них, конечно, есть имена, но я стёр их из памяти за ненадобностью уже в тот день, когда впервые услышал. Про себя называю их Рябым, Потным и Костлявым. Как несложно догадаться, первого покрывают оспины, второй неуёмно потеет и вечно трёт влажные руки, а третий отлично подошёл бы любой хозяйке в бульон вместо супового набора. Все они достигли второй ступени, в то время как сам Бохай достиг пика третьей ступени.

— Да брось, — отвечает ему Рябой, — грешно задевать убогих. Он же так и не прорвался. Всё сидит на первой ступени. Не Карп, а так, мелкий пескарик!

Бохай скалится, оценив шутку, и продолжает:

— Во-первых, прежде чем на людях показываться, — кривится он, — сначала бы в порядок себя привёл. Глаза мозолишь своим рваньём.

А вот это неправда. Одежда у меня поношенная, но ухоженная, все дырки лично зашиваю.

— А, во-вторых, как мне рот не затыкай, мои слова от этого правдой быть не перестанут. Матери стоило бы потребовать у повитухи деньги назад, когда твоя сестрица появилась на свет. Уверен, в детстве ваши родители бросили эту лесную суку волкам, но те вернули её обратно.

— Как говорит Мастер Вэнг, зависть — это искреннее признание чужого превосходства, — холодно отвечаю я, ставя на землю корзину с обедом, который нёс для сестры. — Ничего страшного, ты тоже когда-нибудь возьмёшь четвёртую ступень. Как отец накупит новых пилюль, так и возьмёшь.

От моих слов лицо Бохая идёт алыми пятнами, а его глаз начинает дёргаться.

Вся его культивация строится на дорогостоящих добавках и редких духовных травах, которые старейшина закупает для него в столице. Само собой, используя монеты, которые мы платим в качестве налога. «Секрет», о котором знает вся деревня, но избегает этой темы в присутствии членов семьи Асума.

— Преподайте пару уроков вежливости этому голодранцу, — Бохай машет рукой своим спутникам. — Постарайтесь ему ничего не сломать. Ничего жизненно важного, — с косой ухмылкой добавляет он.

— Понятно, — разминаю плечи, выдерживая дистанцию. — Сам ты сражаться не хочешь, а то испачкаешь свой наряд? Какой-то красавчик пригласил на свидание, да? Согласен, нельзя приходить в грязном, а то так и останешься в девках до смерти.

Хочу вывести его на эмоции, и мне это ожидаемо удаётся.

— Что встали? Забыли, как бить⁈ — орёт Бохай.

Троица двигается на меня одновременно. Центральный, Рябой — самый здоровый из них, поигрывает мускулами. Двое заходят с флангов. Сразу видно, что не в первый раз действуют против одной жертвы. Ничего удивительного. О них много слухов ходит в деревне.

Рябой ускоряется, а я отступаю в сторону, подальше от корзины с обедом и ближе к деревьям. С самого детства работая в лесу, я чувствую его силу. И благодаря моему бережному отношению к природе, она отвечает мне взаимностью. Именно по причине такого подхода, несмотря на все предрассудки отца, я смог начать делать первые шаги на Пути.

Центральный здоровяк рвётся вперёд, подобно тарану, послушно следуя за мной. Остальная парочка от него не отстаёт и поворачивает следом. Приближаются они почти одновременно.

Глубоко вдыхаю, наполняя лёгкие свежим воздухом с запахом дубовой листвы. Тело распирает от энергии.

Поехали.

Рябой бьёт первым. Размашистый неаккуратный взмах. Я вижу каждый его манёвр и понимаю, как двигается мускулистое тело. Он использует минимум Ки, а его удар выходит слишком медленным. Кулак проносится мимо. Я чуть приседаю, пропуская его над правым плечом.

И это практик на второй ступени?

Мой оппонент совсем близко, двое заходят с боков, готовясь зажать меня в тиски. Отвечаю сильным ударом по краю грудной клетки, пытаясь пробить в печень. Противника начинает мутить, его глаза тускнеют.

Ухожу от попыток схватить меня. Подобно юркой змее, проскальзываю мимо чужих рук, цепляю Рябого за пояс и с силой бросаю его через плечо о землю.

Ох, сколько раз сестра проворачивала подобное со мной. Я уже сбился со счёту. Не зря Мастер называет её гением.

Противник врезается в площадку со всего маха и растекается по ней, словно свежая навозная лепёшка. Бохай, наблюдающих со стороны, удивлённо хлопает себя по ляжкам.

— Ничтожество! — рычит он, непонятно кому адресуя оскорбление.

Оставшаяся пара кидается на меня одновременно с двух сторон. Я едва успеваю уворачиваться от их атак, принимая на блок лишь самые тяжёлые. Имея бо́льший запас энергии Ки, они тратят её не столь скупо, как я. А потому каждый попавший в цель удар обладает солидной силой. Так один из подарков Костлявого приходится мне в бок, выбив воздух из лёгких. Пошатнувшись, моё тело всё же умудряется устоять на ногах.

Тогда я толкаю одного оппонента прямо во второго, заставив их замешкаться, и резко разрываю дистанцию, приблизившись к брошенной корзине.

— Хорошо, давайте по-плохому, — выдыхаю я.

Наклонившись, я в один миг срываю с неё обе плетеные ручки, попутно плющу их в полосы высушенного бамбука и вновь отскакиваю назад, не позволяя врагам загнать меня в угол. Чтобы обернуть кулаки импровизированным обмотками, уходит секунда.

— Может, духовной силы у вас и больше, но явно не мозгов, — принимая защитную стойку, бросаю я парочке подпевал.

Костлявый и Потный, увидев, что я перестал отступать, вновь кидаются ко мне. На этот раз я встречаю их ударами, усиленными Ки.

Свой запас я знаю хорошо, увы, хватит его всего лишь на пяток атак, не больше. Сказывается разница в наших ступенях. Однако беда даже не в этом. На первой ступени мне удалось лишь частично овладеть Ки, поэтому, выбрасывая её в момент удара, я наношу урон не только врагу, но и себе. Разрушительная энергия буквально повреждает мои руки.

Мне удаётся пробить защиту Костлявого и с размаху зарядить ему в челюсть. Противник валится на землю в отключке, лишь выбитый зуб стучит по площадке. Правда, и по моей правой руке бежит волна боли.

Последний из них — Потный — щерится и, пользуясь шансом, хватает меня за горло своими скользкими руками. Сложив кисти вместе, я резко продвигаю их между рук оппонента, разводя их в стороны, и зажимаю чужие конечности у себя под мышками. В этом положении они оказываются в болевом захвате. Давление моих кулаков приходится на его локти с внешней стороны, выгибая их сверх всякой меры.

Потеющий крепыш стонет и жмурится от боли.

Большая ошибка. В бою глаза не закрывай. Иначе можешь их уже не открыть. Тоже одно из наставлений Мастера Вэнга.

Как умею, я направляю Ки в голову и с силой заряжаю ею по вражескому лицу. Раздаётся влажный хруст, в глазах темнеет, и сильнейшая резь прокатывается к вискам. Я качаюсь, но стою. Мой оппонент мотает головой, сплёвывая кровь из разбитых губ и свёрнутого набок носа.

Собраться!

Преодолевая дурман, я вкладываю Ки в целую серию быстрых ударов. Его грудная клетка стучит, как барабан. Он кашляет, хрипя, и я пользуюсь моментом, чтобы схватить его обеими руками за затылок и ударить коленом в живот. Потный сгибается пополам, и я, вскинув сложенные в замок руки, вбиваю его в землю.

Последние крупицы Ки сгорают в этой атаке. Дико саднят кулаки. По телу разливается слабость, вызванная усталостью не физической, а духовной. Опустошение запаса Ки вызывает негативные последствия для тела. Тяжело выдохнув, я оглядываю поле боя. Вся троица корчится на земле, вяло постанывая.

Победа даётся мне нелегко, зато она подтверждает, что долгие часы, проведенные за рубкой леса, не прошли даром. Они дали мне физическую силу и выносливость, хотя моя духовная сила явно не поспевает за противниками.

Тем временем Бохай смотрит на меня в смеси бешенства и неверия.

— Да ты, должно быть, шутишь! Сельское ничтожество смогло одолеть моих людей? Нет, это нельзя так оставить. Как говорит отец, если хочешь, чтобы дело было сделано хорошо, сделай его сам.

Он начинает весьма картинно готовиться к схватке.

Я же стараюсь мобилизовать все ресурсы тела, раз уж сын старосты своей болтовнёй любезно даёт мне время. Если эти три недоумка лишь жалкое подобие практика, то с Бохаем дела обстоят хуже. Пилюли или нет, но он силён.

— И как Мастер взял вас в ученики? — фыркает Бохай, оглядывая тела. — Этот бездарь даже не практик, а уделал вас, как детей!

У меня ровно тот же вопрос.

Впрочем, времени на злорадство нет. Несмотря на своё паскудное поведение, Бохай, со слов моей сестры, единственный, кто на тренировках Мастера способен хоть что-то ей противопоставить.

Разница у нас всего в две ступени, но это словно наша деревушка в сравнении с центральным городом провинции.

Я принимаю защитную стойку, хотя уже прекрасно знаю, что будет дальше. Простым упорством не перешибить сотню духовных камней, вложенных в этого недоумка. Впрочем, и без боя сдаваться не собираюсь, поэтому фиксирую каждое движение моего противника.

Тревоги нет. Невозможно идти по Пути, имея в сердце страх. Практик может быть законченным ублюдком и аморальным подлецом, но никак не трусом. Иначе у него просто не получится развивать своё ядро.

Я пытаюсь усмирить охватившую меня злость. Бохай показательно вежлив с сестрой на тренировках, но за её спиной позволяет себе фразы, которые любой брат не сможет пропустить мимо ушей. Иначе не имеет права называться ни старшим братом, ни тем более мужчиной. Вот и сегодня я не стерпел, когда он позволил себе оскорбить её.

Бохай набирает скорость, стремительно сближаясь со мной. Стилем боя он не сильно отличается от своих ребят, а вот скоростью и силой превосходит их в несколько раз. Быстрые удары обрушиваются на меня, словно неожиданный град с ясного неба.

Начинаю уклоняться и осознаю, что не успею. Его скорость мне не по зубам. И всё же я пытаюсь довернуть корпус, чтобы кулак, направленный мне в солнечное сплетение, прошёл левее.

Что-то оглушительно трещит, как старое дерево на ветру. Волна боли прокатывается от корпуса к голове, на миг затуманив зрение. Тело отбрасывает на несколько метров назад, а мои сапоги оставляют в земле длинные полосы. Мне стоит невероятных усилий устоять на ногах.

В следующий миг из моего рта вместе с кашлем вырывается кровь, и я едва не падаю. Ребро… Возможно, даже не одно. Вот же тварь!

— Ха! Что теперь скажешь, падаль⁈ — рявкает оппонент. — Куда подевались вся твоя смелость и острый язык? Видишь разницу между мусором, подсмотревшим пару ударов, и настоящим бойцом?

Каждый вдох доставляет дискомфорт. Кажется, что осколок стекла проворачивается внутри меня, погружаясь всё глубже и глубже. Я с трудом стою, преодолевая боль. Мой взгляд остаётся спокойным и невозмутимым.

— Щекотно, — усмехаюсь я, стирая большим пальцем кровь с губ.

Металлический привкус отдаётся во рту.

Это еще больше злит Бохая. Он вновь покрывает кулаки плёнкой Ки.

— Продолжим урок! Со сломанными ногами стоять тебе будет потруднее, — недобро обещает противник. — Только и останется, что пресмыкаться и просить милостыню всю свою оставшуюся жизнь.

Он рвётся вперёд, замахиваясь для удара, и вместо того, чтобы уворачиваться — блок всё равно не поможет — я прыгаю ему навстречу. В глазах Бохая мелькает удивление, а следом они скрываются под тягучей алой жижей, смесью крови и слюны. Плюнув ему в лицо, я на долю секунды дезориентирую его, чем тут же и пользуюсь. Те крохи Ки, что успели восстановиться к этому моменту, сгорают, усилив мой единственный удар.

С глухим стуком мой кулак впечатывается в лицо сына старейшины, но вместо того, чтобы отлететь прочь, он лишь пятится. Из носа падает несколько капель крови. Его кожу покрывает такая же, как на кулаках, плёнка Ки. А ведь подобная защита должна открываться только на пятой ступени.

Стерев грязь с лица, противник скалится, рывком сближается и выбрасывает руку в резком прямом ударе указательным и средним пальцем. Такой вполне может пробить глазницу, достав до мозга.

На такой дистанции я не успеваю ни уклониться, ни заблокировать, а потому просто улыбаюсь. Если уж помирать, хотя бы в очередной раз взбешу ублюдка.

Сбоку мелькает юркая фигура, и чужая рука оказывается отброшена прочь, а сам Бохай с силой отлетает назад, кувыркнувшись через голову. Мощный звук удара запоздало разносится по всей площадке.

— Довольно! — с детства знакомый голос звенит, как столкновение стали о щит.

Вот уж не ожидал её здесь увидеть.

— С каких пор практик третьей ступени устраивает спарринг с практиком первой ступени? — требовательно спрашивает молодая девушка. — Это ведь был тренировочный поединок, не так ли, уважаемый Бохай? Или ты пытался хладнокровно убить того, кто на несколько ступеней тебе уступает? Такого не может быть, верно? Просто меня подводят глаза.

Оппонент сплёвывает себе под ноги. Ему явно не нравится такое завершение нашей схватки, но он не может сейчас разыграть иную карту.

— Конечно, уважаемая Лин, — подчёркнуто вежливо отвечает он. — Это была всего лишь тренировка. Просто обмениваемся опытом с твоим уважаемым братцем. Он попросил меня дать ему пару советов, и я не смог отказать. Такой уж я человек, снисходительный к сирым и убогим.

— Замечательно, Бохай. Тогда снизойди и до своих спутников, — с холодом в голосе произносит моя сестра. — Я вижу, что они продвинулись на Пути не столь далеко, как могли бы, раз в спарринге уступили практику первой ступени.

С перекошенным лицом сын старейшины вновь рявкает:

— Куски бесполезного навоза! Вы вообще ни бельмеса не смыслите в техниках, или что⁈ — очевидно, ему нужно сорвать на ком-то гнев. — Быстро поднялись!

Он пинками тормошит свою кодлу и, уходя, на прощание оборачивается к нам.

— Лин, надеюсь, мой отец не ошибся, и ты станешь достойным представителем нашей деревни.

— Не переживай, Бохай, твоё беспокойство заставит меня стремиться всё выше и выше, выкладываясь по полной, — с едва уловимым сарказмом отзывается она.

О чём это он? И, вообще, этому недоумку хватает гонора давать моей сестре какие бы то ни было напутствия. Мало того, что она — гордость всей деревни, так ещё и превосходит его на целую ступень. Яйца вздумали учить курицу, не иначе.

— Не знаешь, что он имел в виду? — поворачиваюсь к сестрёнке.

— Понятия не имею, — она пожимает плечами, — но не признаваться же ему, — уголки её губ изгибаются в улыбке.

Совсем юная девушка, она отличается редкой красотой, словно сошла со старинной гравюры. Изящные черты лица дополняет шелковистая чёрная коса. Глаза цвета лазури сияют умом и добротой. Лин двигается тихо и плавно, как река, что течёт по зелёной равнине. Чаще всего её голос звучит мягко, но в моменты открытых конфликтов в нём прорывается внутренняя сила. Она — человек с покладистым и незлобивым характером, поэтому нередко помогает жителям деревни в их хлопотах.

Увы, в этом мире всё решает не возраст и даже не физическая стать, а склонность к боевым искусствам. Лин щедро одарена в этой области и выросла по-настоящему способным практиком. Будучи младше меня на пять лет, Лин уже добилась впечатляющих результатов. Таких, как она, называют Детьми Звёзд. Эти люди рождаются с врождённым талантом к культивации. В свои шестнадцать лет она прорвалась на четвёртую ступень и даже преодолела половину пути до пятой.

Я начинаю осматривать себя. Руки каким-то чудом уцелели. Они покрыты синяками, на них почти живого места не осталось. Мысленным усилием направляю крохи своей Ки, чтобы облегчить боль и начать исцеление, после чего обнаруживаю более серьёзную травму в области живота. Тот сокрушительный удар не остался без последствий. Повреждено ребро, трещина, на заживление которой потребуется не меньше недели.

Будь разница между нами на ступень меньше, уверен, исход боя оказался бы совершенно иным.

— Тебе нужно быть осторожнее, братец, — бурчит Лин. — Бохай слишком силён для тебя. Будешь его злить, и он легко переломает тебе все кости или даже убьёт.

— Знаю-знаю, но молчать не могу. Этот выродок ведёт себя как хозяин деревни. Однажды я стану достаточно сильным, чтобы поставить его на место.

— Рен, — наставительно произносит сестра, — высокие деревья ветер ловят. Будешь привлекать к себе внимание, закончишь жизнь в канаве.

Покосившись на неё, молчу. Порой мне кажется, что в её теле заключена душа не ребёнка, а умудрённой годами женщины. Да, Лин частенько проявляет похвальную осмотрительность.

— Себя не бережёшь, подумай хоть о родителях, — продолжает она. — Вот я уеду в столицу, кто о них позаботится?

Это был последний раз, когда мы просто жили своей жизнью. Лин как всегда оказалась права. Ей выпал шанс учиться в Великой Императорской Академии Пути. И она уехала, а забота о родителях легла на меня.

С того памятного момента минуло уже пять лет.

Я стою всё на том же безжизненном пустыре, оглядывая площадку, где когда-то схлестнулся с Бохаем. Здесь ничего не поменялось. Из-за стен школы долетают крики учеников и звуки синхронных ударов.

Сжимая в руках корзинку, я двигаюсь дальше к деревне. Время бушующей горной рекой унесло дни, недели и года. Хотя даже вчерашний день… особенно вчерашний день тянулся для меня вечностью, ведь сегодня должна вернуться моя любимая сестрёнка.

Представляю, как она изменилась за это время. Насколько выросла и каких невероятных успехов достигла на Пути. С ростом силы должно было измениться и её положение в обществе. Уверен, на фоне её нынешних одежд даже нарядные вещи старейшины будут выглядеть не краше обычных половых тряпок.

Гадая и изнывая от нетерпения, добираюсь до нашей деревеньки. Чей-то светлый разум решил окрестить её Лесными Холмами. Как нетрудно догадаться, вокруг расположены леса и, конечно, холмы. Находчивость первых поселенцев не перестаёт меня поражать и по сей день.

Даже по меркам окраины Империи наша деревня совсем крошечная на фоне других в нашей провинции, не говоря уже о полноценных городах. Пятьдесят дворов, ограждённых бревенчатым частоколом под четыре метра. Мы с моим отцом лично приложили руку к их постройке, когда пришло время менять старый забор.

Я иду к Восточным Воротам, именно туда прибывают торговые караваны из Империи. На площадке, расчищенной специально под стоянку, уже расположилась вереница телег. Возницы распрягают лошадей, покупатели торгуются за каждый медный орион, царит дикий гвалт.

Народ суетливо разбирает товары. Быстроногие мальчишки снуют повсюду, словно мышки в поисках наживы, предлагая свои услуги. Местные мужики же под бдительным присмотром деревенской стражи и охранников помогают разгрузить товары и доставить их до торговых мест.

Ароматные запахи духов и диковинных трав из центральной провинции благоухают в одной из телег. Правда, достанутся они разве что старейшине да толстосумам из деревенского совета.

Массивной горой возвышаюсь над односельчанами и потому с высоты своего роста прекрасно вижу поверх чужих голов, но нигде не замечаю лица сестры. Её лучезарной улыбки, знакомой летящей походки и дорогих одежд, присущих её текущему статусу.

Свою маленькую, но сильную сестрёнку я признал бы даже через сотню лет.

Где же ты, Лин?

Безрезультатно блуждаю между повозками, расспрашивая караванщиков и торговцев о сестре. Ответ один: «С ними такая не путешествовала».

Моя надежда не угасает, пока я не добираюсь до хозяина каравана. Тот попивает вино, благоухающее ароматом дикого винограда, в тени наспех разложенного шатра. О чём-то оживлённо беседует со старейшиной Тагаем.

Приветствую их поклоном. Со стороны, должно быть, кажется, что небольшая гора нависает над людьми. Под пологом шатра мне приходится пригибаться, чтобы выслушать сухой и даже холодный ответ незнакомца.

Поджарый мужчина с угловатым землистым лицом и короткой редкой бородёнкой, хмурясь, выслушивает мои слова. На его лбу собираются глубокие складки, а тёмные глаза щурятся и смотрят цепко.

Старейшина кривит губы, словно позабыв о моей сестре, которой, если верить его словам, он помог устроиться в столице. Его глаза недовольно блестят, буравя меня из-за прерванной беседы.

Поджарый караванщик уходит в глубь своего шатра и долго роется в одном из сундуков, наконец, возвращается и вручает мне письмо.

— Женщины, которую вы описываете, с нами не было, но мне велели передать письмо в её деревню, — он кивает на свиток, перетянутой тесёмкой и скрепленный сургучной печатью, после чего падает обратно на раскладной стул.

Я отхожу в тень деревьев, не веря в происходящее.

Что значит «не было»⁈ А как же годовщина свадьбы наших родителей? Сестрёнка? Как это понять?

За пять лет мы обменялись десятками таких писем, и в последнем она клятвенно обещала приехать. Твердила, что ни за что не пропустит семейный праздник.

Она не могла не приехать, и всё же здесь её нет.

Неужели что-то случилось?

Надеюсь, её послание даст все ответы. С хрустом разламываю красную сургучную печать в виде короны, знак Имперской почтовой службы. Тут же жадно впиваюсь глазами в строки, написанные такой родной и такой далёкой рукой.

'Дорогой отец, матушка и брат, это будет моё последнее письмо.

За время, проведённое в Академии, я многое поняла. Спасибо, что выпустили меня на свободу, но дальше наши пути расходятся, как бы грустно это не звучало. Я стремлюсь к вершинам, а вы находитесь на задворках этого мира. Как камни, что тянут утопленника вниз, вы тяготили меня всё это время, не давая даже всплыть на поверхность, не то что взлететь к Небесам. Жаль, что только сейчас я смогла это понять.

Я не держу на вас зла, надеюсь, вы ответите мне тем же. Не ищите меня, всё равно не найдёте, а только потратите зря время и, скорее всего, свою жизнь. Наш семейный путь окончен. Я люблю вас всех, и вы навечно останетесь в моём сердце, но дальше я пойду одна вслед за Императором к самим Небесам.

Лин'

Моё сердце замирает, пропустив удар. Кончики пальцев леденеют. Дыхание перехватывает. Воздух становится едким, словно смрад ядовитого плюща. Всё тело дрожит от злости и непонимания.

Что такого могло случиться, чтобы сестра написала подобное?

Не верю!

Строки несомненно написаны рукой Лин. Я хорошо знаю её почерк, но этот стиль….

Даже если бы она написала что-то подобное, желая оборвать все связи с семьёй, текст выглядел бы совершенно иначе. Не так сухо и скомкано, а ярко и красноречиво, как умеет моя сестра.

Родители не должны об этом узнать. Чего греха таить, они слишком простодушны и могут легко принять письмо за чистую монету.

Они могут…

А я — нет!

Я слишком хорошо знаю свою сестру.

Даже если все звёзды погаснут на небе, она не способна так поступить.

Придётся разбираться во всём самому.

Я еду в столицу!