Пробуждение Ваирагии

Часть I. Новый мир. Глава 1

Я открываю глаза. Холодно, в обнажённое тело впивается опавшая хвоя. Подо мной мокрая трава, веточки и прочий лесной мусор, устилающий влажную землю. Ещё и что-то больно упирается под лопаткой! Шишка или камень… Пытаюсь хоть как-то сдвинуться, чтобы так сильно не давило. Это нечто только разодрало нежную кожу. Твою мать! Как же больно… Так! Надо замереть и не двигаться!

Похоже, совсем недавно был дождь. Пахнет сыростью и терпким ароматом хвои. Сосны, раскинув надо мной широкие кроны, величественными гигантами раскачиваются да поскрипывают на ветру. Бррр! От его холодных касаний тело покрывается мурашками. И ещё я очень хочу есть — живот недовольно урчит…

Я бы встал, попробовал бы согреться, но могу лишь беспомощно дрыгать ножками да ручонками елозить по влажной земле и траве. Ни на что иное тело младенца не способно! Оно вообще плохо слушается; рот будто онемел, могу разве что открывать и закрывать его, сглатывая слюни, да дышать, конечности вообще какие-то ватные. Проклятье! Скверно… моё положение плачевное. Хуже некуда! Либо меня сожрёт зверьё, либо подохну тут от холода. Звать на помощь? Никто не услышит моего плача. Или услышит кто-то не тот. Но… что мне ещё остаётся? И вообще, почему я здесь? Как тут оказался? Меня бросили?

Будь я обычным ребёнком, уже давно бы орал от голода и холода на всю округу, созывая голодных зверей на пир. Всё это вопрос времени — рано или поздно какой-нибудь волк меня почует. Или кто-нибудь похуже… Не знаю, что за животные могут тут обитать. В моей ситуации мне ничего иного не остаётся — только орать и плакать, плакать и орать!

Джарим рыщет по лесу. Всматривается в кусты, замшелые камни, стараясь увидеть то, что чуждо этому месту. Вслушивается в звуки соснового бора, глубоко вдыхает влажный холодный воздух, желая учуять что-то.

Как и девять остальных его собратьев, вышедших на охоту, Джарим облачён в тёмный балахон поверх одежды, сшитой из тёплых звериных шкур. Сапоги из волчьего меха мягко, почти бесшумно ступают по земле. В правой руке зажат церемониальный кинжал.

Джарим — один из Когтей Даррата — тайного культа, в котором люди поклоняются тёмному богу. Богу, который подарит им власть, богатство и могущество. Сила у когтей уже есть. Всё остальное придёт со временем — главное, придерживаться плана. А затем Даррат придёт в Ардан, и его последователи будут править всем.

Джарим слышит плач. Где-то справа. Да, так кричит младенец. Коготь одержимо скалится. Он первый нашёл цель. Он прикончит ребёнка, и тогда Повелитель — жрец Даррата и глава культа когтей — возвысит Джарима, приблизит к себе. О великий Даррат! Даже не верится, что именно ему, Джариму, так повезло! Убийца срывается с места к цели.

Вот он. Лежит на земле, слабый и беспомощный. Ревёт, плачет, да дрыгает ногами и руками. Даже не чувствуется в нём угрозы, о которой говорил Повелитель. Но… это сейчас. Если позволить ребёнку вырасти, то он может стать опасным. Поэтому его жизнь оборвётся здесь и сейчас.

Джарим подходит к младенцу, и его плач тут же прерывается — ребёнок перестал орать, и теперь с интересом изучает культиста. Так не бывает. Он должен был продолжать плакать или, если успокоиться, то постепенно, а не сразу, стоило лишь Джариму встать перед мелким.

— Ты с таким интересом смотришь на меня, — Джарим опускается на колени над ребёнком, медленно поднимает кинжал, — будто понимаешь всё происходящее. Я собираюсь тебя убить, — культист ехидно скалится. — Во славу владыки Даррата!

В глазах… в странных глазах младенца Джарим видит проблеск страха, но снова плакать тот не собирается. Лишь поднимает пухлые ладошки, будто собирается защититься…

— Умри же!

Проклятье! Меня услышал самый опасный зверь — человек. Тут могло повезти, ко мне пришёл бы нормальный, но не повезло… на мой крик прибежал какой-то маньяк, в чьих глазах горит фанатичная одержимость, рот растянут в ехидной ухмылке, с губы свисает слюна, капает мне на грудь… как же мерзко и противно…

Он что-то самодовольно говорит, я его не понимаю.

Кинжал в руке уже занесён, сейчас стальное лезвие устремится ко мне! Страшно и обидно… Вот так быстро закончится мой путь в этом мире? Инстинктивно протягиваю к убийце ладони, жмурюсь, не желая видеть, как острый клинок вонзится мне в грудь…

Резкий ледяной порыв ветра, от неожиданности открываю глаза, и вижу, как голова маньяка с противным чавком отделяется от шеи, с глухим стуком падает на землю да откатывается куда-то в сторону. Из ровной раны, будто голову отрубили бритвенно-острым клинком, хлещет кровь, тело заваливается набок, окончательно упокоившись в траве.

Проклятье! Что произошло?! Теперь я ещё и весь в крови. Горячей… она хоть немного согревает, но это ненадолго. Она быстро остынет, начнёт вонять и точно привлечёт голодное зверьё!

На меня накатывает слабость, глаза против моей воли закрываются, и я проваливаюсь в забытье…

— Галфал!

Маленький восьмилетний кадир отвлекается от затачивания ножа и поднимается со скамьи на зов.

— Адари, — улыбается он и машет рукой.

Галфал подбегает к сестре. В правой руке она держит меч в ножнах, левой — прижимает к груди закутанного в тряпьё младенца.

— Это кто? — удивляется Галфал, тыча ножом в сторону находки.

— Твой новый брат, — усмехается сестра. — Нашла его в лесу без сознания.

Она скрыла от младшего, что рядом валялось обезглавленное тело человека — одного из когтей Даррата — судя по ритуальному кинжалу, который культист так и не выронил. Сжимал мёртвой хваткой.

— Брат? Адари, не лучше ли отнести его к людям? — осторожно спрашивает Галфал.

— Он не кадир, — соглашается сестра, — но и не человек. Явно полукровка, но какой-то странный. Пойдём в дом. Его надо согреть. Да и покормить, когда очнётся.

— Странный? — Галфал семенит за сестрой к хижине.

— Да, — Адари кивает, переступив порог. — У него левый глаз, почти как у нас с тобой. А правый — почти как у галамиров.

— Точно, странный, — Галфал чуть улыбается. — Тогда пусть остаётся.

— Спасибо, что разрешил, мелкий, — сестра смеётся, взъерошивает волосы брата, затем, пройдя в спальную комнату, осторожно опускает младенца на свою койку и укрывает волчьей шкурой. — Останься с ним, Галфал. Я схожу в деревню, за припасами и лошадьми.

— Зачем? — удивляется брат. — Мы уезжаем?

— Да, — Адари тяжело вздыхает, понимая, что придётся открыть младшему часть правды. — За младенцем явно охотятся, а когда найдут у нас, жди неприятностей. Понимаешь?

Она направляется к выходу.

— Угу, — Галфал кивает ей вслед. — Только будь осторожна.

— Я помню, братик, — развернувшись, улыбается Адари на прощание.

Прихожу в себя. В воздухе витает аромат каких-то пахучих трав посреди запаха дерева, смолы и чего-то ещё. Чувствую, что лежу на чём-то мягком. Я укрыт и мне тепло. Меня не сожрало зверьё — уже хорошо.

Медленно открываю глаза. Так, меня унесли из леса, принесли в какой-то дом или хижину. Надо мной обшарпанный, закопчённый потолок, меж брёвен которых торчат вперемешку ветки, хвоя и сено.

— А… ты очнулся уже, — слышу мальчишечий голос, а затем надо мной нависает вихрастая голова. И первое, что бросается в глаза — это взгляд пацана. Алые, с бордовыми прожилками роговицы и щёлочки кошачьих зрачков.

— Ты действительно странный, — продолжает говорить пацан, с интересом разглядывая меня, а до меня только сейчас доходит, что я прекрасно понимаю его речь. — Ты ведь младенец ещё, а совсем не плачешь.

Умный какой!

— Ты, наверное, голоден.

Конечно, голоден! Мой живот тоненько, но требовательно урчит.

— Но… — он улыбается, — если б ты хотел есть, ты бы плакал, как все обычные младенцы.

Ещё и издевается!

— Ладно, — он встаёт и уходит, я слышу его голос справа, — сейчас принесу тебе поесть. Заодно, проверим кое-что.

Что он собрался проверять, экспериментатор хренов? Где-то в глубине дома что-то гремит — пацан роется среди посуды. Наверняка глиняной. Вряд ли у них есть стеклянная. Про фарфор и хрусталь так вообще говорить не стоит.

Мальчишка возвращается минут через три с продолговатым кувшинчиком, закупоренным пробкой. Эт что он мне принёс? Алкоголь? Да ну нахрен. Я и в прежней жизни был трезвенником, а сейчас — в теле младенца — тем более… Стоп! В прежней жизни? Какой? Силюсь что-то вспомнить, но в голове пусто… Проклятье!

Пацан садится рядом со мной, откупоривает серый глиняный кувшин, и воздух тут же наполняется каким-то странным, тягучим, завораживающим ароматом. Он щекочет мне ноздри, желудок ещё больше возмущается, отзываясь голодным урчанием.

— Вот, попробуй, — мальчик подносит кувшин к моим губам, осторожно поддерживает меня за голову. — Только много не пей.

Не знаю, зачем он меня предупреждает. Этот запах уже совсем будоражит, почти вскружил мне голову. Я хватаюсь ручонками за кувшин, тяну к себе, и в рот стекает вязкая, пахучая солоновато-сладкая жидкость. Ничего вкуснее я никогда не ел и не пил! Три долгих глотка, и у меня отбирают такую притягательную еду.

— Много нельзя, — вредный пацан закупоривает кувшин. — Пристрастишься ещё, а потом обычную человеческую еду кушать не сможешь.

Да зачем мне теперь человеческая еда?! Хотя… что этот мальчик мне дал? Неужели наркотики?!

— Ну, теперь я хотя бы точно знаю, что ты один из наших, — он удовлетворительно кивает, по-доброму улыбается мне, — пусть и твои глаза не совсем похожи на мои. Точнее, правый — совсем не похож, а вот левый глаз у тебя красный по краям. И зрачок обычный, круглый, как у людей. Но то, что ты смог выпить гриум… Люди не могут его пить. Если выпьют, их потом блевать тянет. И они блюют. Долго блюют, пока ими целитель не займётся.

Пацан усмехается. Засранец! Нашёл, сучонок, подопытного кролика!

— Хотя я уже знал, что с тобой ничего не случится. Твои возбуждённые глаза и раздувающиеся ноздри. По ним я понял, что тебе очень захотелось попробовать гриума. Людей от него воротит. Ты меня понимаешь? — мальчик смотрит мне в глаза, его вопрос застаёт меня врасплох, и я медленно опускаю и поднимаю веки, говоря «да»; мой собеседник улыбается, протягивает ко мне ладонь и гладит меня по голове. — Меня Галфал зовут. Моя сестра принесла тебя сюда. Скоро она вернётся. Порадуется, что ты один из нас.

Адари идёт по лесной тропе к деревне, расположенной у берега реки Ян — южнее её с братом хижины. К полудню будет на месте. Уже скоро.

Пасмурно и холодно. Тёмные кожаные доспехи и обитый мехом плащ с капюшоном защищают от осенней прохлады. Адари смотрит только на дорогу, но чуткие уши и нос кадира настороже — девушка готова мгновенно среагировать на любой подозрительный звук или запах. Пока что вокруг всё спокойно. Ничего, кроме привычных белок, грызущих шишки да скачущих с дерева на дерево, шороха мышей среди травы, грибов и лесного мусора да пения всяких птиц. В воздухе витает запах сырости, мха и тонкий аромат хвои да древесной смолы. К ним подмешивается запах трухи.

Адари размышляет о недавней находке. Если когти Даррата ищут младенца, то у неё с братом могут возникнуть неприятности. Но бросить ребёнка, да к тому же ещё полукровку, пусть и странного, она не может. Культисты будут искать своего и, возможно, найдут — то, что от него останется, зверьё не позволит этой груде мяса спокойно лежать да гнить. Хорошо, если волки утащат к себе в логово. Так или иначе, когти не досчитаются одного из своих, и тогда будут рыскать по всей округе пуще прежнего в поисках ребёнка. От ритуального кинжала Адари избавилась, зарыв его далеко от места, где нашла младенца — некоторое время для себя и Галфала она выиграла, но Эриос придётся покинуть и отправиться куда-нибудь на север. В Зарас? Да, но лучше ещё дальше — в Дэрион. Можно ещё севернее — в Зиал, но там даже летом бывает холодно. Малыш там может и не выжить, хотя живут же люди в том королевстве…

По-хорошему, стоит оставить дом сегодня же, но надо подготовиться: собрать вещи, одежду, приготовить припасы, лошадей купить. До сих пор животные ей с братом были не нужны…

Культистов Адари не боялась. Справится с небольшой группой, но если те нагрянут к ней домой всей толпой… В одиночку она сможет сбежать, сможет выжить, но она не одна. Галфалу ещё многому предстоит научиться. Брат пока ещё не боец, так что она погибнет, защищая младшего, не говоря уже о ребёнке.

Адари чувствует запах дыма, до ушей доносится еле слышный, далёкий плеск воды. Почти добралась до деревни…

Вот и лес остался позади, хлюпает под сапогами жирная после дождя грязь на дороге, на которой видны глубокие следы от недавно проехавшей повозки. Мимо важной походкой проходит стадо неугомонно галдящих белых гусей. Дальше путь ведёт через старый каменный мост — покрытый водорослями обломок левого борта валяется в мутной воде, только верхушка торчит над волнами. Вокруг куска камня деловито снуют серые рыбки.

На противоположном берегу, где и располагается деревня Ларн, окружённая деревянным частоколом, девушку встречает покосившаяся дозорная вышка, на которой зевает лучник. Ещё парочка вояк из ополчения стоят у настежь распахнутых ворот. Караульные провожают Адари хмурыми взглядами — её тут все знают, но мало кто посмеет переступить кадирше дорогу. Уже пытались. Нет, если соберутся всей толпой, то могут доставить неприятностей, но они боятся, ибо, так или иначе, Адари прикончит нескольких, и, кто знает, может даже сбежать. Люди знают, сколь быстры кадиры. Против полукровок действенна магия, да только откуда её взять в Ларне? На всю деревню, кто хоть что-то ведает о чарах и зельях — старый Гирмо, целитель. Его умений уж точно недостаточно, чтобы противостоять кадирам. Адари знает, что невеждами правит страх. Они-то и своих магов недолюбливают, невзирая на то, что магистрат вовсю старается, чтобы сделать жизнь обычных людей проще, лучше, безопасней. А тут кадиры, владеющие ваирагией… полукровки старательно скрывают это ото всех, ибо ваирагия куда могущественнее магии. Узнай об этом люди, то станут бояться кадиров, заодно и галамиров, ещё больше, а там и до ненависти к полукровкам — всего шаг…

Адари идёт по главной дороге мимо похожих друг на друга одно-, реже двухэтажных, бревенчатых домов. Из труб некоторых тянется сизый дым. Во дворах, огороженных низким заборчиком, снуют туда-сюда куры и утки. Слышно мычание коров и блеяние коз из хлевов. В грязи валяются да самодовольно похрюкивают свиньи. Где-то слева за одним из домов раздаётся стук топора — кто-то колет дрова. Возле реки играет детвора, разливается детских смех, к которому примешивается весёлый собачий лай.

Вот и постоялый двор — двухэтажный сруб, к которому примыкают конюшня и баня. Адари поднимается по старым каменным ступеням, слыша, как на ветру скрежещут цепи деревянной вывески. Кадирша толкает дверь, та со скрипом открывается, пропуская девушку в тёплое нутро постоялого двора.

Посетителей сейчас мало. Только за парой столов на грубых скамьях сидит мужичьё да попивает из деревянных кружек барос — Адари чует хмельной запах напитка. Не обращая внимания на пялящихся на неё деревенских, девушка проходит мимо столов, мимо квадратных подпирающих потолок столбов, прямиком к стойке, за которой стоит хозяин заведения — мужчина за сорок.

— А… полукровка, — мужик недовольно топорщит усы с редкой проседью и теряет к посетительнице интерес, возвращается к раскладыванию по местам деревянной и глиняной посуды на полках шкафа. — Чего тебе? — бросает он через плечо.

— Иро, мне нужны припасы, — Адари опускает локти на стойку, — и пара лошадей.

— Хм… — хозяин поворачивается, с интересом смотрит на гостью. — Припасы — хорошо. А лошади? Раньше ты обходилась без них.

— Не всё ли равно? Я плачу и ухожу, не беспокоя тебя и не раздражая твоих посетителей.

— Хорошо, — хозяин постоялого двора кивает, хмурится, раздумывая о цене. — Припасы — как всегда — по той же цене. Лошадь могу продать, но только одну. Скажем, за четыре золотых.

Адари еле дёргает уголком губ. Она может заплатить и больше, но если не поторгуется, то вызовет ненужные подозрения. К тому же за четыре золотые монеты можно купить двух лошадей. Или одну с повозкой.

— Иро, ты заламываешь цену, — Адари качает головой. — Два.

— Три, — ухмыляется мужик.

— Два и пять серебряных, и не монетой больше, — кадирша усмехается в ответ.

— Три, — Иро скрещивает на груди руки, требовательно смотрит на девушку.

— Как хочешь, — Адари пожимает плечами. — Давай только припасы за пять серебряных. Обойдусь без лошади.

— Проклятая вымогательница! — Иро скрипит зубами, вздуваются на скулах желваки. — Три, — хозяин постоялого двора для пущей убедительности показывает гостье три пальца. — Добавлю сверху мешок овса для лошади и небольшую повозку. Старую, но крепкую.

Хитрозадый засранец. Уже не знает, кому сплавить своё старьё. Но… лучше так. Дальше препираться смысла нет.

— Договорились, — Адари кивает и, достав из кошеля три золотые и пять серебряных монет, кладёт на стойку.