Продажная верность

Прошли пять дней супружеского блаженства. Я взяла больничный на работе, потому что мы с Сореном не могли оторваться друг от друга. Я постоянно щипала себя, чтобы проверить, действительно ли это моя жизнь. В четверг утром мы просыпаемся и обнаруживаем, что город засыпало снегом. Каждая красивая снежинка дарит ему спокойствие, которого я никогда раньше не ощущала. Снег хрустит под моими ботинками, когда иду к офисному зданию.

Я все еще трепещу из-за волнения, вызванного моей свадьбой, воспоминаниями о том, как мы танцевали вместе как муж и жена, как мы занимались любовью, и как он хотел отправиться в свадебное путешествие.

Шагнув в тепло, я стряхиваю с волос налипшие снежинки и показываю охраннику свое удостоверение. Еще рано, поэтому внутри не так уж много людей. Наслаждаясь тишиной, я включаю компьютер и беру из холодильника энергетический напиток.

С грустью понимаю, что все время была так сосредоточена на работе, что даже не удосужилась завести друзей в офисе. Здесь нет никого, кто будет скучать по мне, когда я уйду.

Я постукиваю ногой, спокойствие, которое ощущала, входя в кабинет, полностью исчезает. Цель моего визита обрушивается на меня. Я без проблем уходила с других работ, и не знаю, почему сейчас все по-другому. Может быть, дело в том, что мне действительно нравится то, чем я здесь занимаюсь. Мне даже нравится эта угловая каморка. И все равно, что у меня нет красивого кабинета или просто небольшого пространства, которое принадлежит только мне. Я обвожу глазами офис. Я буду скучать по этому месту.

— Джиневра, зайди в мой кабинет, — моя спина выпрямляется от тона Конрада. Что-то не так. Я оставляю свой напиток на стойке и следую за боссом. — Присаживайся, — говорит он, закрывая дверь.

Я нервно сажусь на единственный стул перед его столом, в то время как он чувствует себя как дома напротив меня. Я привыкла, что рядом со мной он счастлив и расслаблен, но сейчас это не так.

— Могу я сначала кое-что сказать? — спрашиваю я.

— В деле появилась новая зацепка, — он смотрит на меня так, будто я сделала что-то не так.

— Хорошо-о, — протягиваю я, не понимая, — но мне действительно нужно кое-что сказать.

Его губы сжимаются в плотную линию, и он откидывается в кресле.

— Я должна уволиться, — выпаливаю, не в силах больше сдерживаться. Такое чувство, будто с моих плеч свалился груз, и я почесываю затылок, ожидая его реакции. Он несколько раз кивает головой, прежде чем издает саркастический смешок. Это один короткий, громкий звук, в котором нет ничего приятного.

— Вышла замуж за Моретти и вдруг стала слишком хороша для этой работы? Или дело в том, что ты передавала ему всю информацию?

Я откидываюсь на спинку стула, оценивая своего босса. Я не знаю, что ответить. Он в ожидании поднимает бровь.

— Как ты узнал, что я вышла замуж? — спрашиваю я, игнорируя его вопросы.

— Ебаный Христос! — он встает и вышагивает перед окном. — Ты испортила мое дело. Я думал, что добрался до Моретти, — он качает головой, явно разочарованный. — Теперь дело может быть закрыто еще до того, как мы доберемся до суда.

— Какое отношение я имею к этому делу?

— Твой брат один из главных подозреваемых в нашем расследовании, а ты занимались этим делом. Моретти — босс Джуда, а ты замужем за ним. Это полный конфликт интересов.

Он потирает виски, и реальность моего положения прочно оседает внутри.

— Я не хотела сделать ничего плохого…

— Я не могу понять, кто ты. Либо невообразимо тупая, либо чертовски гениальная. Но в любом случае мне это аукнется.

Я вздрагиваю. Никто еще не называл меня глупой. Не то что бы намеренно саботировала это дело.

— Если уж на то пошло, я действительно любила эту работу. За все время работы здесь я не сделала ничего плохого.

— Может, мы сможем извлечь из этого выгоду, — размышляет вслух Конрад. Тонкий слой пота покрывает его лоб, и он снова начинает расхаживать.

— Ты когда-нибудь думала о том, чтобы стать адвокатом? — спрашивает он.

Я пожимаю плечами: — Возможно, — я никогда не признаюсь, что не пошла по этому пути, потому что не могла себе этого позволить, хотя всегда мечтала. Я даже сдала LSAT.³

— Послушай, твой брат надолго сядет в тюрьму. Ты знаешь об этом деле, и я могу связать его с ним. Оставайся на нашей стороне и делись информацией. Взамен я позабочусь о том, чтобы твое образование было оплачено.

Воздух покидает легкие, и я ошарашенно смотрю на Конрада: — Я ничего не знаю о своем брате и об его причастии к этому делу. Но если бы знала, никогда бы не согласилась на эту работу.

Джуд никогда бы не ввязался в это дело, но если это правда, то Сорен тоже каким-то образом замешан. Они лучшие друзья, которые все делают вместе. Меня тошнит, и я втягиваю воздух, пытаясь удержать свой завтрак внутри.

Мой первый порыв — защитить брата.

— Джуд не такой, — даже я слышу неуверенность в собственном голосе. В последнее время он был таким несамостоятельным. Должно быть, я самая плохая сестра на свете, раз уже поверила своему боссу.

— Это разрушит мою семью, — такие новости могут убить мою мать. Я закрываю глаза, ненавидя огненную бурю, в эпицентре которой оказалась. Я хочу вернуться в выходные, когда все было идеально. Мне так хотелось рассказать всем, что я вышла замуж, но теперь не решаюсь на это.

Я всегда знала, что Джуд и Сорен связаны по рукам и ногам. В чем бы Джуд ни участвовал, Сорен тоже должен быть вовлечен. Этого нельзя отрицать.

— Я ухожу. Мне нужно уйти прямо сейчас, — я встаю, желая поскорее покинуть офис.

Перфекционист во мне съеживается. Глубоко укоренившаяся потребность исправить эту ошибку закрадывается в мое сердце, пробивая в нем дыры, но эту ситуацию невозможно исправить. Нет другого выхода, кроме как пожертвовать собой ради семьи. Мое счастье не важно, оно редко имеет значение, и это печальная реальность моей жизни.

Я стараюсь сдержать слезы. Трудно расстаться с мечтой, которую я так долго вынашивала в себе, но мое сердце принадлежит Сорену. У меня нет выбора, как бы тяжело мне ни было.

В оцепенении я открываю дверь и на автопилоте собираю свои вещи.

Когда выхожу на улицу, красивый белый снег становится коричневым от машин и грязных ног, топчущих его. Слезы начинают течь по моему лицу, когда на меня обрушивается реальность того, что только что произошло. Я выбрала Сорена. Он тот, кому я верна. Он мой муж. Я бы выбрала его еще сто раз. Другого выбора нет.

А что, если мой брат потащит Сорена за собой, и тот окажется в тюрьме? Мне приходилось наблюдать, как моя мать борется с депрессией, потому что она слишком сильно любила. Последние две недели я позволила себе забыть о последствиях влюбленности. Я даже не хотела выходить замуж, потому что это означало открыть себя для боли. Я специально держала людей на расстоянии, потому что терять любимого человека больно. Боль калечит тебя до тех пор, пока ты не перестаешь узнавать себя, и когда смотришь в зеркало, то не хочешь видеть свое отражение, потому что оно напоминает тебе о том, как ты слаб. Я не могу быть похожей на свою мать. Но единственный способ не быть похожей на нее — никогда не влюбляться.

Я брожу по улицам, не желая возвращаться в дом Сорена. Как бы мне ни хотелось стать адвокатом за чужой счет, я добилась всего без чьей-либо помощи. Я все еще могу достичь своей мечты, не сдавая свою семью.

Мои мысли переключаются на брата. Он всегда был парнем, который искал следующую большую и лучшую возможность. Цена не имела значения.

В течение некоторого времени я позволяю своим ногам бесцельно бродить по городу, прежде чем решаю позвонить маме.

— Алло? — ее голос звучит бодро. Я ожидала, что ответит сиделка.

— Привет, мам!

— Джин, дорогая! Какой замечательный сюрприз, — у нее такой приятный голос. С каждым днем она звучит все лучше.

— Я хотела узнать, как у тебя дела, — на прошлой неделе мы с Сореном перевезли все мои вещи из дома, поэтому я старалась звонить ей каждый день по нескольку раз. Я была как на иголках, не зная, как мое отсутствие скажется на маме.

— Сегодня я ходила за продуктами. Это было недалеко, но я купила хлеб и вернулась.

— Я рада это слышать.

Слышу, как сиделка разговаривает с мамой на заднем плане: — Мне нужно пойти поесть. Спасибо за звонок.

— Не за что, мам.

Я вешаю трубку, радуясь, что хотя бы с мамой все в порядке. Эта сиделка замечательная. Моя мама даже больше не жалуется на еду. Надеюсь, это экспериментальное лечение, которое оплатил Сорен, в итоге поможет.

— Джиневра? — окликают меня, но продолжаю идти, делая вид, что ничего не слышала. — Джин? — на этот раз рука ложится мне на локоть. Обернувшись, я вижу Еву, стоящую позади меня с хмурым выражением лица. — Что случилось? Мой брат уже ведет себя как мудак? Я могу и хочу надрать ему задницу.

— Ерунда, — я вытираю слезы.

— Что ты здесь делаешь? — спрашиваю я, уклоняясь от ответа, когда смотрю на здание позади нее и вижу, что в нем находятся два бутика. Тату-салон и магазин детской одежды. Она закусывает нижнюю губу, как будто хочет мне что-то сказать.

Но вместо ответа она говорит: — Ты выглядишь так, будто нуждаешься в мимозе.

— Не рановато ли для выпивки? — спрашиваю я, ей удается вызвать у меня смешок. Это так типично для Евы, и мне это в ней нравится. Она всегда такая беззаботная и просто плывет по течению. Я устала держать все в своей жизни в узде и пытаться быть идеальной.

— Мимоза не в счет, это практически апельсиновый сок.

Она берет меня за руку и ведет за угол в маленький ресторанчик, здание которого знавало лучшие времена. Сегодня я собираюсь подражать Еве и избавиться от стресса. Мы стоим перед входом, и я замечаю, что вывески «Открыто» нет, жалюзи все еще опущены, но это не останавливает Еву. Она заходит внутрь, как будто это место принадлежит ей. Я никого не вижу, но свет горит, а запахи кухни согревают комнату.

— Не думаю, что они могут продавать алкоголь так рано, — шепчу я.

Она поворачивается ко мне.

— Девочка, ты знаешь, кто я? — она права. В Еве есть какая-то магия, которая позволяет ей получить все, чего она хочет.

Из-за спины появляется официант, и Ева щелкает ему пальцами: — Мне нужна дальняя кабинка и бутылка шампанского и апельсиновый сок.

— Апельсиновый сок для вкуса, — говорит Ева, но сок в ее напитке только для цвета. Какого черта! Кто я такая, чтобы жаловаться? Не похоже, что мой день может стать хуже.

— Я знаю, почему я пью, но знаешь ли ты, почему пьешь ты? — спрашиваю я. Она откидывается на спинку кресла и опрокидывает в себя сразу половину своего бокала.

— Потому что я очень серьезно отношусь к нуждающимся друзьям и никогда бы не позволила тебе пить одной, — я изучаю свою подругу, решая пропустить ее ответ мимо ушей.

— Выпьем за дружбу, — она поднимает свой бокал и чокается с моим.

Я никогда не любила заливать свои проблемы алкоголем, да и вообще пить, но сегодня не самый обычный день. Интересно, что подумает Ева, если я скажу ей, что мне предложили стать информатором. Наверное, она попытается избить моего босса только за то, что он предложил подобное.

В итоге мы вкусно завтракаем и допиваем бутылку. К концу завтрака я чувствую себя достаточно хорошо, чтобы отбросить все тревоги. Я разберусь с ними позже.

— Давай, сегодня мы будем веселиться! — говорит она, вытаскивая меня из здания и отправляясь навстречу нашему следующему приключению.

СОРЕН

Джуд опускается на сиденье рядом со мной в небольшом игорном зале, в котором я люблю принимать гостей. Вставляю новую колоду карт в автоматическую тасовку, а затем вытаскиваю карты. Я предпочитаю чувствовать новую колоду в руках. Мои большие пальцы сгибают карты, складывая две половинки вместе, и снова тасуют. Я кладу одну карту для Джуда и одну для себя. Он стучит по столу, чтобы взять еще одну карту. Я беру также одну для себя, и мы одновременно вскрываем наши карты. Он проигрывает, и у меня остается семнадцать.

— Мы в состоянии войны, — я снова тасую карты, сгибая их, прежде чем сложить веером. Я проделываю этот процесс снова и снова, глядя на своего некогда лучшего друга. — Они хотят возмездия.

— Они добивались этого годами. Мы знали, что мир не будет долгим.

— Они хотят твою голову.

— Они могут попытаться прийти и забрать ее, — задиристо добавляет он, пожимая плечами.

Я позволяю картам упасть на пол и набрасываюсь на Джуда. Моя рука обхватывает его шею и пригвождает к столу.

— На твоей спине гребаная мишень, и она распространяется на твою семью. Ты подверг мою жену опасности, — рычу я. Мысль о том, что кто-то может причинить боль Джин, сводит меня с ума. Мой отец показал мне, что значит потерять то, что любишь. Я никогда не хочу проходить через это со своей женой.

— Я высылаю тебя из города.

Лицо Джуда из красного превращается в пурпурное, и я ослабляю хватку. Он падает на пол, пытаясь отдышаться.

Чувство вины душит мое медленно бьющееся сердце. Я должен был сделать что-то еще, чтобы взять Джуда под контроль, потому что теперь Джиневра может оказаться в опасности.

— Мы были братьями всю нашу жизнь, а ты даже не собираешься всадить в меня пулю. Если ты когда-либо был мне предан, пристрели меня. Не подсылай кого-то, чтобы он всадил пулю мне в затылок.

— Когда ты в последний раз проявлял преданность ко мне? Проявлял преданность к своей гребаной семье? — я повышаю голос, но никто за пределами этой комнаты не сможет услышать.

— Все, что я когда-либо делал в своей жизни, было сделано ради этой гребаной семьи! — кричит он, вставая.

Я выхватываю пистолет.

— Не ори на меня, — мой голос до жути спокоен. Я мог бы решить множество проблем, убив Джуда, но не могу так поступить с Джиневрой. Она любит своего брата. Я отказываюсь быть тем, кто это разрушит. Я предан ей, а не Джуду.

Джуд округляет глаза, он стоит неподвижно, отказываясь пошевелиться. Он высоко держит голову и пристально смотрит на меня сверху вниз. Он думает, что я собираюсь убить его, это читается в его глазах. Он смирился со своей участью.

— Не сегодня, Джуд. Вали отсюда нахуй, пока я не передумал, — убираю пистолет обратно в кобуру.

Он убегает, не оглядываясь. Мне нужно обустроить тренажерный зал в этом казино. Я бы сейчас с удовольствием поколотил боксерскую грушу.

Я в сотый раз за сегодня беру телефон, чтобы написать Джин. Интересно, чем она сейчас занимается. Но вместо того, чтобы написать ей, убираю телефон и выхожу, направляясь в заднюю комнату. Мои братья уже ждут меня там.

— Двое наших солдат были застрелены посреди улицы. Их тела оставили там, а пули даже не подобрали, — сообщает Аттикус. У него ужасная привычка сразу переходить к описанию ущерба, который наносят нам в последнее время. Я потираю лоб. — Две ночи назад это была девушка из стриптиз — клуба. Они оставили письмо на ее теле.

Я присаживаюсь, наблюдая, как Сайрус расхаживает по комнате, пока нас отчитывают.

— Они пытались украсть еще один груз средь бела дня, но это была наша приманка.

— Нам нужно приставить охрану к Еве и Джиневре, — объявляет Сайрус.

— Ева взбесится, — хмыкает Аттикус, — мы это уже проходили, и ничего хорошего не вышло.

— Я согласен с Сайрусом. Армато не остановятся, пока не почувствуют, что нанесли нам такой же сильный удар.

Сайрус добавляет: — Девочки не будут в безопасности, пока мы не разберемся с этим, — он скрещивает руки на груди.

— А что, если мы попросим Макса Манчини убрать Армато? — спрашиваю я.

Аттикус качает головой: — Мне нравится эта идея, но они техасская мафия. Они ведут бизнес иначе.

— Они наши союзники, — настаиваю я.

— Мы сами с этим разберемся, — требует Сайрус, не оставляя места для споров.

— Я хочу, чтобы охрана начала работу с самого утра, — мне следовало приставить к Джин телохранителя, как только она согласилась стать моей невестой.

— Не могу не согласиться. Мы пригласим девочек на ужин сегодня вечером и сообщим им о новых обстоятельствах, — отвечает Сайрус, уже набирая номер, чтобы сделать телефонный звонок.

ДЖИНЕВРА

Я дремлю на диване, пока Ева не начинает меня трясти.

— Мои братья что-то замышляют, — говорит она смертельно серьезным голосом. Я пытаюсь встать, но падаю обратно на диван. Я думала, что сон отрезвит меня, но сейчас я пьянее, чем была.

— Смотри, — она сует мне в руки телефон. Мое сердце замирает, когда я вижу имя Сорена. — Открой, — требует Ева. Что, если он пишет мне что-то непристойное? Я не могу открыть его при ней.

Ева наклоняется, нажимает на кнопку телефона, и появляется сообщение.

— Я так и знала! — шепчет она.

— О чем ты говоришь?

Она расхаживает передо мной, и от этого движения у меня кружится голова, поэтому я опять ложусь на спину. Когда это не помогает, снова сажусь, пытаясь сосредоточиться на одной точке на ковре.

— Я получила то же сообщение, с той же формулировкой. Единственный раз, когда мои братья планируют совместный ужин, это когда они думают, что я сделала что-то не так.

— А ты? — спрашиваю я.

Она несколько секунд тупо смотрит на меня.

— Конечно, нет, — защищаясь, отвечает она.

— Может, они узнали о поездке в Вегас?

— Ты ведь не сказала Сорену? — ее лицо бледнеет. Мне нужна вода, и чтобы эта комната перестала кружиться.

— Я оскорблена, что ты вообще спрашиваешь, — я встаю, чтобы сходить за водой. Пока вода наливается в мой стакан, мне приходит в голову мысль. Должна ли я была рассказать Сорену? Ведь он теперь мой муж. Я выключаю кран и делаю глоток.

— Брак меняет людей. Ты на моей стороне или на его?

Она так нервничает из-за пустяков. Это трудно понять, но я никогда не росла с тремя старшими братьями. Я смотрю на ее раскрасневшееся лицо, не понимая почему. Ева беззаботная. Обычно она так себя не ведет.

— Я храню твой секрет, — признаюсь я, но мой желудок сжимается, когда произношу эти слова. Что такого в маленьком путешествии? В глубине души я знаю, что не смогу быть той, кому Ева доверится, когда решит открыться. Я преданна Сорену.

Она изучает мое лицо, и, кажется, она хочет что-то сказать. Я жду, надеясь, что она откроется, но эта надежда быстро улетучивается, когда она говорит: — Мне нужно, чтобы ты протрезвела до ужина.

Ева протягивает мне кусок хлеба и идет варить кофе. В голове крутятся все мысли, которые я отказывалась признавать ранее. Если бы мне пришлось выбирать между Джудом и Сореном, кого бы я выбрала? Если быть до конца честной, то я уже знаю, что это будет Сорен. Семья — это все, и хотя технически они оба семья, Сорен единственный, кто ведет себя как семья. Он мой номер один. Я всегда буду выбирать его.

Я сижу озадаченная на диване родителей Евы, почесывая пальцем внутреннюю сторону уха. Последние пару лет работа помощником юриста была единственным, о чем я позволяла себе думать. Это то, ради чего я жила и дышала. Никогда не думала, что это изменится. Когда же все изменилось?