Простодушны и доверчивы

Глава 11

Каменная баба

— Чем женихаться будем? — напал на Лёку приступ злого цинизма, а на колдуна третья стрела. — У меня-то есть чем. Я одной ногой в мире живых, — пояснила она, заметив, как на торсе врага появилось тёмное пятнышко размером с пятирублёвку. — И там достаточно тех, у кого есть, чем женихаться. А у тебя есть? — ушла сквозь образовавшуюся брешь в его защите очередная блисковица.

— Остроумно, — насмешливо похвалил её Моргощь.

— Сегодня ты выглядишь более живенько, чем в прошлую встречу, — ответила комплиментом Лёка.

Он всё быстрей и быстрей кружил вокруг неё — теперь плывя прямо по воздуху. Блисковицы пронзали безупречный торс, потихоньку-полегоньку превращая пятирублёвку в олимпийскую медаль. И уносились туда, где им было интересней: в общую свалку на помощь огненному кнуту.

Когда получалось оказаться лицом к полю битвы, Лёка успевала оценить положение Ветки. И с тех пор, как её стрелки-метёлки занялись уборкой вокруг сестрички, на сердце немного отлегло. Особенно порадовали особо одарённые блисковицы, которые атаковали исключительно Кикимору. Именно лупоглазая гадина была идейным вдохновителем вражеской атаки, вызывая из глубин болота подкрепление.

Стрелки приставника шныряли вокруг неё угрями, нападая со всех сторон сразу. Неописуемо потрёпанная лишившаяся одного глаза Кикимора никак не могла их подстеречь и схватить — а такая великовозрастная дрянь вполне может уничтожить блисковицу. Те жалили её беспощадными пчёлами — после каждого укуса она всё больше сморщивалась. Воистину древний дух не желал исчезнуть навсегда, но истаивал с каждой секундой.

— Я нашёл новый источник силы, — счёл нужным похвастать колдун.

Вот его тоне послышалось нечто такое, что намекало на её участие в этом процессе. И, кажется, Лёка начинала догадываться, отчего оберег всё время бунтует против её близости с Олегом. Видимо эта сволочь — зло сощурилась она, поймав взгляд Моргоща — отирается где-то поблизости всякий раз, как их пути с Олегом пересекаются. Значит, мерзавец следит за ними и…

— Закружил-таки упырь окаянный! — знакомо проквакали откуда-то издалека.

Лёка обнаружила себя висящей в пустоте. Хотя ощущение земли под ногами не исчезло. Вспомнила фокусы Нешто в их первую встречу и разом успокоилась: морок. Немного беспокоили осиротевшие стре́лки, разящие врага. Ну, да там ещё работы непочатый край: не соскучатся.

Моргощь висел всё на том же расстоянии вытянутой руки с луком. Лежащая на нём блисковица жалобно помаргивала, просясь домой. Лёка пожалела малютку и отправила её в колчан. Напружинила ногу, чтобы попробовать колдуна на прочность коленом в пах. Но тот не спешил идти на сближение.

Висел напротив и сверлил её пристальным взглядом почти белых глаз.

— Ну? — нетерпеливо осведомилась пленница какого-то успешно сработавшего заклятья. — Давай без игры в молчанку. Зачем похитил красну девицу, если ты не Змей Горыныч?

— Мой змей тебе не понравился, — напомнил Моргощь.

— Хамло, — оценила Лёка круг его общения. — Позёр и дурак.

— Согласен, — усмехнулся колдун. — А что с моим предложением?

— Куда мне замуж? — нарочито печально посетовала она. — Я ещё маленькая. Всего четверть века прожила. А ты сколько веков?

— Много, — заверил он. — Ты можешь прожить столько же. Если перестанешь дурить и подумаешь над моим предложением. Ведь я тебе пришёлся по нраву, — без тени хвастовства или самодовольства заметил он.

Нравится — вдруг поняла красна девица. Реально же нравится — как мужчина, а не бездыханная копия некогда живущего человека. Что-то было в нём такое…

Кто может толком объяснить, почему душа внезапно взыграла при виде незнакомца или незнакомки? У всех один ответ: нравится. Понятно, что эндорфины. Само собой, каша из предпочтений, кумиров и личного восприятия красоты. Короче, намешано всякого, и в двух словах не скажещь. Нравится, и всё тут.

— Это не отменяет того факта, что мы враги, — пожала плечами Лёка. — Будь я влюбчивой, возможно, сейчас бы всё и решилось. Но, я особа хладнокровная и разборчивая.

— Кто сказал, что мы враги? — деланно удивился Моргощь.

Ей вдруг показалось, будто он ужасно хочет приблизиться — а то и вовсе заключить красу-девицу в жаркие объятья. Но что-то ему здорово мешает. И, кажется, он опасается за своё бесконечное существование.

— Кто сказал, что тебе нужна жена? — в тон ему спросила Лёка, прикидывая, как бы выскочить из этого непроницаемого кокона. — А не отмычка.

Собственно, ляпнула, не подумав. Но колдун вдруг потемнел лицом, ощерился, ринулся, было, к ней, но тут же отскочил, как ошпаренный. Что-то приставника охраняет — окончательно убедилась Лёка и слегка осмелела:

— Не можешь убить, отпускай. Вряд ли в твои планы входит болтаться здесь до бесконечности.

«Нечистый дух» явно выпустил пар и вновь обрёл присутствие духа — как бы нелепо это не звучало. Его лицо превратилось в знакомую маску супергероя на вторых ролях. Кого этим удивишь? Тем более, напугаешь в век разнузданного кинематографа.

— А ещё жениться собрался, — вздохнула Лёка, ибо сказать было нечего.

Ситуация идиотская и кошмарная: Ветка там одна, а старшая сестра влипла в дурную мелодраму с одним героем, одной статисткой и отсутствием консенсуса.

— Может, отстанешь от нас? — безо всякой надежды на положительное решение, попросила она.

— Может, — ледяным тоном вконец отмороженного злодея выдал Моргощь. — Отдайте то, что мне нужно, и я подумаю.

— Ты о ключах?

— Отдайте ледага, которые украли. И те, что получите, и те, что в ваших руках. Тогда я, может, вас и помилую.

— А жениться? — ехидно напомнила Лёка. — Или передумал?

— Ты покоришься, — туманно посулил колдун и пропал.

— Ледага, — задумчиво повторила она, стараясь запомнить странное слово.

Никаких ассоциаций оно не порождало.

— Грозился? — вновь очутившись на плече, участливо спросила Шанель.

— Как ходили в шаровары мы по утренней росе! — надрывалась Ветка по грудь в болоте.

Лёка рванула её спасать, но быстро поняла, что сестричка не тонет, а целеустремлённо продвигается вперёд. Борясь с густой болотной тиной, цеплявшимися за ноги прогнившими кореньями и прочей экзотикой. Самобой, захлестнув соседнюю корягу, как мог, помогал хозяйке в преодолении препятствий. Натянулся, заискрил, и держал Ветку на плаву, не слишком заморачиваясь целью этого безумия. Раз залезла, значит, надо.

— Помочь?! — крикнула Лёка, напряжённо шаря глазами вокруг.

Болото, как болото. Сыро, гнусно и тихо, как в гробу. Были бы мухи, было бы слышно, как они летают. А после разразившейся катастрофы — гибели самой хозяйки этого сектора межмирья — такое впечатление, что вся остальная живность тоже передохла. Хотя, как? Это ведь души живших когда-то людей — только исковерканные. Или не все? Кто-то из них был создан хозяйкой с помощью чар?

— Нашла! — восторженно завопила сестра, добравшись до кочки, где от Болотной Кикиморы осталась убогая кучка грязи.

— Что?! — закричала в ответ Лёка, подставляя ладони под слетавшиеся к ней стайки блисковиц.

— Ура! — голосила Ветка, приказав кнуту буксировать её обратно.

Тот захлестнул подходящую корягу на берегу, и сестра бодренько похлюпала обратно. Когда она вылезла из болота, белая ферязь напоминала помойное тряпьё.

— Ох, ти ж мне, как выгваздалась, — старой бабкой запричитала игошка, сорвавшись с плеча и плюхнувшись в ноги победительницы. — Замри уже, безугомонница, — пыхтела она, стряхивая с её наряда грязь. — Никакого удержу на тебя.

Каждый раз, как водяной дух проводил лапкой по ферязи, на той оставалось пятно девственно белого цвета.

— Что нашла? — поторопила Лёка, поскольку пришёл черёд тревожиться за брошенного деда.

— Потом, — отмахнулась Ветка, упрятав самобой в оберег. — Лучше скажи, как свидание? Чего этот гад от тебя хотел? Я даже помочь не успела…

— И не смогла бы, — резонно заметила Лёка. — А на свидании был обычный зондаж, помноженный на шантаж. Ещё жениться предлагал.

— Да ну! — не поверила сестра. — Не жадничай: дай и мне с кем-нибудь замутить. Тебе уже целый жених достался, а ко мне даже маньяка не прибило.

— Всё, — доложила вернувшаяся на плечо игошка, придирчиво оглядывая плоды своих мимолётных магических трудов.

— Двинули, — посерьёзнела Ветка, соорудив воронку для прыжка.

Шшшух! Пролетевшая мимо сулица едва не срезала им носы. Вонзилась в бесконечно тупую харю волота и пропала. Великан — где-то в два человеческих роста — покачнулся и грянулся оземь. Где и пропал, дабы не засорять магическую дубраву.

Они дружно посмотрели в ту сторону, откуда прилетел огненный дротик, и обнаружили деда. Сулица как раз возникла в его руке и тут же обратилась в рогатину. Которую опытный воин перехватил остриём назад и со всей дури вогнал в пузо подкравшегося со спины волота. Тот ещё не сдулся, когда по обе стороны от приставника нарисовалась новая парочка врагов.

— Опять бездонный мешок, — проныла Ветка, разворачивая кнут.

— Помоги деду, — велела ей старшая сестра, — а я пойду искать мешочника.

— Как? — раздражённо выпалила младшая, готовясь стартовать в новую драку.

— Чего там искать? — благодушно проворчала Шанель. — Сумерла и науськала.

— Сумерла, — вспомнила Лёка, проводив глазами сестру. — Вроде… богиня земли? Или подземелья? Я совсем в них запуталась.

— Скажешь тоже: богиня! — передразнила её Шанель. — Нет, силушки-то в них немеряно не нюхано. А всё равно обныкновенные духи. Тока больно древние. Я-то помоложе буду, — хвастливо закончила она лекцию по ненаписанной истории несуществующей цивилизации.

— Духи? То есть, эта Сумерла не одна?

— Прежде их тут с пяток куролесило, — закрутила-засучила игошка своими двупалыми лапками. — А нынче тока три осталось. Им тут тесновато, вот и жрут друг дружку. Жрут-жрут-жрут. Ма-Са-Та уже двух врагинь со свету сжила. И теперь среди них самая старая да ярая.

— Думаешь, это она великанов напустила? — крадучись обходя исполинский ствол и держа наготове лук, прошептала Лёка.

— Чего зазря шипишь? — насмешливо отозвалась Шанель уже из банки. — Она тебя и безголосую услышит. Она, не она: кто видел? Волоты кроме твоей врагини и другим Сумерлам служат, — затянула игошка очередную былину. — А у Ма-Са-Та в прихлебаях ещё и Скипер-Зверь. Иным Сумерлам он не служит.

Лёка перебежала к соседнему дубу. Но, едва остановилась, как под ногами попыталась развернуться земля. Она отпрыгнула в сторону, и рана меж выпиравшими из земли корнями тотчас затянулась. Какими бы крутыми ни были Сумерлы, они духи земли. А здесь вотчина лесного духа, не уступавшего им в силе.

— Тока никакой он не Скипер, — не утихала Игошка ни на минутку. — Это его уже после так обзывать стали. И горазды же смертные слова переиначивать.

Ссориться с Батюшкой Бором земляные духи не захотят — размышляла Лёка, теперь поглядывая и под ног. Если схлестнутся, могут всё промежмировье вдребезги разнести. Поэтому и ловушки всего лишь ямы — успела она выдернуть ногу из очередной. А не треснувшая пополам земля — как было бы и сказочнее, и эффективней. Но за подобные бесчинства Батюшка Бор так накостыляет, что клочков не соберут.

— Он Си-Ги-Бе, а не Скипер, — безмятежно разглагольствовала Шанель, зная, что в любой момент беспрепятственно улизнёт из банки. — С первого человечьего языка значит: Зверь, что питает свою силу от земли. Зверь и есть. А то, что в каждую лапу по горе сгребает, да друг об дружку крошит, так это врут.

Ф-ф-ф-ф-фух! Ф-ф-ф-ф-фух!

И десятка шагов не пробежала, как два обросших мхом камня размером с тыкву подскочили и атаковали приставника с двух сторон. Лёка упала на живот — камни с грохотом столкнулись над головой, осыпав её землёй и осколками.

— Сам же себя и хвалит-наговаривает, — бухтела Шанель, — дабы пуще боялись. Но, лишь глупцы в его похвальбы и верят. Скиперке человека охмурить, что тебе стрелки раскидать. А потом его цап-царап…

Новый обросший мхом валун с трудом выскреб себя из земли, где утопал по самую серёдку. Метра три в поперечнике и два в высоту — прикинула Лёка, ожидая, что он выкинет. Для полётов тяжеловат.

Валун покатился на приставника, набирая скорость буквально на глазах. И тут с гигантской ветки над головой свесились две хохотушки Лесавки. Подхватили приставника подмышки и втянули наверх. Валун мигом угомонился. И даже покатил обратно, чтобы вернуться в собственную лунку — затирать следы бесчинств обнаглевших «ветеранов» межмирья.

Лесавки заглянули в банку с игошкой и снова прыснули со смеху.

— Спасибо, — кивнула им Лёка. — Не забуду.

И побежала по перекрытию из ветвей, как по бревенчатому настилу.

— Вот и выходит вам с дедом один путь: истукана сокрушить, — завершила игошка введение в сложившуюся ситуацию. — Через того истукана Сумерла силу земли и черпает.

— Как его найти?

Ф-ф-ф-ф-фух!

Не успела спросить, как в просвет меж ветвей влетел булыжник и понёсся к приставнику пушечным ядром. Лёка успела отпрянуть, и грохнувшийся убивец застрял в щели меж гигантских ветвей, как горошина в щели промеж досок пола. Попытался вырваться, но застрял плотно.

— Так тебя от истукана и уводят, — указала Шанель на очевидный для неё факт. — Надо бы завернуть и в обратку по своим следам. Туда, откуда прибежали. Заговор такой есть. Если в обратку по своим следам, попадёшь не туда, откуда прибежал, а туда, куда нужно.

— Умопомрачительно! — восхитилась Лёка, бросившись обратно. — Меня ещё ни разу не наставляли на путь истинный, пуляясь камнями.

— С тобой ещё много, чего не делали, — философски заметил мудрый дух.

Судя по внешности, очень древний.

— Сюда! — велела Шанель, когда Лёка, разлетевшись, чуть не промахнулась мимо места своего старта

— Точно?

— Чую, — кратко и веско подтвердила Шанель.

— И куда теперь? — закрутил головой приставник, без году неделя попавший в «мир иной».

— Прыгай вниз.

— Куда вниз? Ни ямы, ни оврага.

— Куда велено! — рассердилась игошка, отвесив недотёпищу смачную оплеуху.

Пришлось прыгать вниз, стоя на ровной земле. То есть, Лёка просто подпрыгнула на месте…

А потом и вправду ухнула куда-то вниз, чудом не приземлившись на макушку каменной бабы. Высотой примерно с неё — правда, вкопана в землю по колена. Лицо на яйцеобразной голове идола оказалось изрядно потёртым. Остались только три ямки: на месте глаз и, видимо, рта. Зато роскошная, висящая до пупа грудь вполне себе сохранилась. Да и сложенные на животе руки

От этого изваяния веяло такой седой стариной, что становилось жутковато. Лёка почти физически ощущала движение чего-то невидимого из глубин земли через истукана куда-то… Дальше чувства обрывались.

— Нашла! — с неописуемым злорадством прошипела Шанель и пропала.

— И что? — не поняла Лёка, пялясь на истукана в недоумении. — Что дальше-то?

Ею вдруг овладело жгучее желание прикоснуться к древнему изваянию. Руки прямо так и зачесались. Но ими было страшновато: мало ли что? Она выудила блисковицу и протянула её к тому, что по идее, должна уничтожить. Дальше рука пошла гулять по камню сама собой. Очертила глазницы, рот, грудь и руки.

В колчане или ладонях приставника блисковицы напоминали застывший огонь на стоп кадре. Лишь в полёте начинали играть ожившим пламенем. Вот и теперь огненные языки взметались, искрили, шипели и оставляли на рыжеватом камне чёрный след.

Закончив не ею придуманный ритуал, Лёка отступила на пару шагов. Оглядела плоды непонятных трудов: а дальше что? Покрутила головой в поисках игошки.

Шшшух!

Рогатина деда пронеслась мимо, едва не оторвав ухо. Острие полностью ушло в камень промеж глаз. Каменная баба задрожала, земля загудела, лес зашумел — всё, как надо, по полной программе. От этого повеяло какой-то театральщиной — оценила Лёка — но, кто она такая, чтобы рассуждать о непонятном ей, неприятном и вообще чужом насквозь.

Истукан противу ожидания не раскололся, не рассыпался прахом и не провалился сквозь землю. С него медленно осыпался песок, стирая изображение женщины. Остался просто камень, на который тут же принялся заползать мох, одевая его в зелёную шубу. На шубе распустилось несколько меленьких цветочков и вылупилось несколько поганок. Будто годы, необходимые для подобных превращений, пронеслись за пару минут

— И после этого меня называют замудрённой, — пробормотала Лёка, чувствуя некоторое разочарование.

— А тебе громы с молниями подавай, — добродушно проворчал за спиной дед.

— И кровопролитными битвами богов, — ехидненько подпела ему Ветка.

— Погодите, — попросила их Лёка не нарушать серьёзность момента. — Я правильно поняла? Мы сейчас… уничтожили одного из самых древних духов? Самых-самых? Тех, для кого этот заповедник и создавался?

— Где-то так, — разглядывая поверженный в бою валун, задумчиво поддакнул Степан Степаныч.

— Если всё так просто, — вслед за сестрой засомневалась и Ветка, — почему прежних приставников перебили? Они же могли тут такие чистки организовать, до каких Калигула не додумался.

— А я говорил, — ворчливо напомнил Моховик, вывинчиваясь из земли прямо у ног полковника, — что неча заноситься да чваниться. Больно возомнили о себе, вот и пропали почём зря.

— Может, ты, наконец, объяснишь, как это случилось, — вроде вежливо, но с нажимом попросил полковник. — А то, к кому не сунешься с этим вопросом, все либо сбежать норовят, либо юлят. А я многих расспрашивать пытался, — укоризненно покосился он в сторону игошки.

Маленькая умница притащила их с Веткой на подмогу и… Лёке показалось, будто Шанель что-то сильно беспокоит. Она застыла, выпучившись в одну точку невидящими глазками. В которых набухал кроваво-красный огонь. А милая лягушачья мордашка вдруг показалась ей отталкивающе хищной.

— Отчего ж не объяснить, — продолжая ворчать, Моховик подпрыгнул и буквально взлетел на бывшего истукана: — Вот вы мне поведайте: в чём ваша самая великая сила?

— Очаг, — моментально отреагировал полковник.

— Очаг и есть, — вдруг заговорил Моховик абсолютно спокойно и вполне современным языком. — Очаг в вашем дому. И не только. У каждого очага тут в нави есть свой двойник. Ибо он, как вы нынче говорите, есть сакральное место для всего рода. Но их тут крайне мало: по пальцам перечесть. В межмирье это самое великое богатство. И самая великая сила. Ибо все мы изначально человеческого рода-племени. И всех нас хранил свой очаг. А тут его нет. Ибо нет больше того мира, где у нас был очаг-хранитель.

— У вас нет зацепки в реале, — задумчиво покивала Лёка.

— А у нас, есть, — согласился дед. — Мы одержимые: и духи, и всё ещё люди. И у нас в настоящем, существующем прямо сейчас мире есть настоящий очаг.

— Значит, он есть и здесь, в межмирье? — встрепенулась Ветка.

— Есть, — хмыкнул Моховик. — Как не быть? А в очаге есть угли, которые много опасней колдовского огня, что творится волшбой. Ибо в мире смертных огонь первородный. А тут в нави лишь его дух. Зато в двойнике вашего очага огонь самый, что ни есть, первородный. Поняли теперь?

— Его угли могут уничтожить даже самого могучего обитателя межмирья? — уточнил дед.

— Любого, — не слишком охотно подтвердил Моховик. — Потому-то приставников и тяжко победить в честной схватке. А вот в нечестной запросто: ваша сила тут лишь в оружии. А наша много больше.

— Победить нас можно лишь тогда, когда в реальном очаге погаснет огонь, — сумрачно заключил полковник. — Тогда он погаснет и в двойнике. Теперь понятно, что случилось с предшественниками.

— Огонь потух, — вздохнув, уныло пробормотала Ветка.

И Лёка прекрасно поняла причину её уныния: она и сама до этой минуты не слишком серьёзно относилась к теме дежурства у камина. А по сути, у старой печи, которая стояла в развалюхе, купленной когда-то дедом. И сохранённой новыми хозяевами почти в неприкосновенности — лишь слегка переделанной. Между прочим, по требованию бабуленьки.

После перевоплощения дед с внучками насели на неё втроём: пытались выпытать страшные тайны, которые она якобы знала. Но ничего Лада Всеславна не знала. Просто, будучи филологом по образованию, в студенческие годы увлекалась материалами, собранными по деревням и сёлам задолго до неё — когда там ещё было, что собирать. Вот и догадалась, куда они вляпались — да и то грубо приблизительно. Многое из ею прочитанного оказалось чушью, крестьянскими байками. Но, кое-что сходилось с нереальной реальностью межмирья.

— Ну, так нам пора домой, — подвёл Степан Степаныч итог познавательной лекции.

И многозначительно уставился на Моховика: мол, ты нам, дружок, кое-что задолжал. А Ветка столь же многозначительно выставила вперёд раскрытую ладонь, на которой Лёка узрела нечто знакомое. Облепленного травой и листочками колобка размером с ноготок. И вроде ничего особенного, если бы не один штрих: и стебли, и листики на нём вылеплены из рыжей глины. Так искусно, что выглядели живыми.

Промеж листиков проклюнулся круглый красный глаз и с любопытством уставился на полковника. И вдруг крохотулька приветливо зазолотилась. Её глиняная оплётка не превратилась целиком в золото, но обзавелась блестящими прожилками.

Моховик с таким кислым видом отдавал свой ключ, с таким скрипом, что его было слыхать. Из круглой заросшей травой тушки выпрыгнул другой колобок с ноготок и приземлился на подставленную дедом ладонь. Его обёртка была из настоящих прутиков, и листочки зеленели, как живые. А вот прожилки золотились, как у глиняного братца.

— Шанель! — закрутила Лёка головой в поисках таинственной лягушки-поскакушки.

Но той и след простыл. Незаметно ускакала: то ли погулять по дубраве, то ли вообще отсюда слиняла. То ли по привычке шлындрать, где угодно, то ли по причине грядущих расспросов о её серебристом дружке, живущем в причёске.

— Ну, добрые хозяева, прощайте, — степенно молвил дед и поклонился в пояс: — Благодарствуем за науку и помощь. Доброту вашу не забудем. На помощь нашу рассчитывайте твёрдо: не подведём.

— Вот-вот, — придирчиво проворчал Моховик, воинственно задрав к небу длинный нос. — Ты уж сделай милость: не забудь. А то человечья память короткая.

Когда трое полуночников вошли в родной дом, Лада Всеславна прямо у порога хмуро оглядела их и сухо объявила:

— Вот и погибель наша пришла.

— Ты о нас? — дипломатично осведомился супруг, вопросительно зыркнув на выглянувшего из гостиной Нешто-Нашто.

— Кажется, нет, — озадаченно возразила Лёка, вытянув шею и заглядывая через голову Нешто в гостиную.

— Хана мирной жизни, — констатировал тот и подмигнул Ветке.