Путешествие в Египет

VII. МУРАД. ПИРАМИДЫ

1 июля 1798 года Бонапарт ступил на землю Египта близ форта Марабу, неподалеку от Александрии.

Сейчас мы вкратце опишем политическое положение Египта в ту пору, когда произошло это событие. Этот небольшой экскурс в историю объяснит и причины французской экспедиции, поэтому нужно рассказать о ее основных этапах, ибо они оставили свой неизгладимый след как раз в тех местах, где нам предстояло побывать.

Порта не располагала в Египте реальной властью: паша Сеид Абу-Бекр был скорее пленником Каирской цитадели, нежели властителем города; подлинная же власть находилась в руках двух беев - Мурада и Ибрагима, первый был эмир-элъ-хадж, или главой паломников, второй - шейх-эль-белад, правителем страны. В течение двадцати восьми лет эти два столь непохожих человека делили Египет, подобно тому как делят добычу тигр и лев, один силой, а другой хитростью вырывая у соперника куски этой богатой страны; но чаще всего их ссоры были непродолжительны. К радости остальных беев - свидетелей этих распрей, оба принимались отстаивать свои истинные интересы, вместе защищаясь от общей опасности. Однажды Ибрагим предложил попытаться получить признание у Порты, и они отправили верного человека к своему верховному владыке, послав ему лошадей, ткани, оружие как знак добровольной дани; но их гонец, вернувшись, рассказал, что в Порте ему присвоили титул вакиля, то есть представителя египетского султана, а также о том, что он получил подношения вместе с предложением шпионить за своими хозяевами; тогда оба правителя решили остерегаться Порты: вполне вероятно, что другой, менее честный посланник в один прекрасный день привезет в ответ на их подарки припрятанный кинжал или сильнодействующий яд. Первым поступком, которым они объявляли себя независимыми, был отказ платить дань. Отныне эти два правителя заключили между собой нерасторжимый пакт о грабежах и кровопролитиях. Ибрагим своим низким, постыдным вымогательством, Мурад публичными расправами и набегами средь бела дня гребли золото; Ибрагим набивал им погреба, а Мурад раздавал его своим мамлюкам, осыпал жен жемчугами, украшал лошадей расшитыми золотом попонами, а оружие - бриллиантами. Владыки Египта сперва морили страну голодом, а затем открывали на базарах собственные лавки, ломившиеся от риса и маиса; грабеж порождал мятежи, а мятежи кончались взиманием подати; именно этого и добивались Мурад с Ибрагимом. Подать они делили между собой с чисто арабскими представлениями о справедливости, ею облагались как египтяне, так и иноземцы. Когда стали взыскивать налоги с французских торговцев, консул пожаловался Директории, а та в ответ па жалобу направила в Египет французскую армию; она прибыла сюда для того, чтобы, во-первых, отомстить за оскорбления, нанесенные нации, а во-вторых, помешать торговле Лондона с Александрией и поставить стражу в Суэце; через него Бонапарт намеревался проложить свой путь в Индию.

Когда оба правителя Египта узнали о высадке французской армии в Александрии, каждый повел себя соответственно своему характеру: Ибрагим разразился упреками в адрес Мурада, обвиняя его в том, что из-за него сюда пришли чужестранцы; Мурад вскочил на боевого коня и вместе с мамлюками стал объезжать каирские улицы, веля муэдзинам возглашать эту новость; он заявил, что если французы пришли в Египет из-за пего, то он сумеет их оттуда выгнать.

Отныне Мурад потерял покой и сон, с его диким, гордым нравом нелегко было пережить случившееся; он возглавил собранных в спешке мамлюков и двинулся навстречу пришельцам, о которых все слышали столько чудес; вместе с Мурадом вниз по Нилу спустилась флотилия из джерм, барок и канонирских лодок; Ибрагим же остался в Каире бросать в тюрьмы французских торговцев и грабить их магазины.

В Рахманийи Бонапарт узнал о том, что мамлюки движутся ему навстречу. Генерал Дезе, который в Александрии был поставлен во главе авангарда, писал 14 июля из деревни Минийя-Саламе, что в трех милях от него замечены тысяча двести - тысяча четыреста всадников и утром на аванпостах - еще сто пятьдесят мамлюков. Сам Бонапарт избрал тот путь, по которому теперь, спустя десятилетия, двигались мы, и, как Мурада, его сопровождала флотилия, поднимавшаяся из Розетты вверх по течению, под предводительством комапдира дивизии Перре; это был самый труднодоступный и опасный путь, но при этом самый короткий. Мурад же позаботился о том, чтобы французы успели проделать лишь полпути - по суше и по воде, и послал навстречу свой авангард; так впервые столкнулись армии Востока и Запада.

Удар был страшен: джермы, барки и лодки встали нос к носу, борт к борту; мамлюки и французы сошлись, скрестив сабли и штыки. Воинство Мурада, сверкающее золотом, быстрое как ветер, всеистребляющее, как пламя, атаковало наши каре, круша стволы ружей своими дамасскими саблями; когда из каре, как из вулкана, начал извергаться огонь, мамлюки развернулись цепью, словно лентой, сотканной из стали, золота и шелка, и галопом бросились к непробиваемым флангам, откуда вырывалось пламя; но, видя, что им не найти ни малейшей бреши, они отступили, точно стая испуганных птиц, оставив вокруг наших батальонов раненых людей и лошадей; затем они отошли, перестроились и предприняли новую попытку, столь же тщетную и гибельную, как и первая.

В полдень мамлюки перестроились, но двинулись не к позициям неприятеля, а в сторону пустыни и исчезли на горизонте в тучах песка; они несли Мураду весть о первом поражении. Это произошло как раз в том районе Нила, где мы сели на мель.

О поражении в Шебреиссе Мурад узнал в Гизе. Итак, все оказалось правдой: неверные псы охотились за львом. В тот же день в Сайд, Файюм, пустыню - всюду были разосланы гонцы; беев, шейхов, мамлюков созывали на борьбу с общим врагом, каждый был обязан взять с собой лошадь и оружие. Три дня спустя вокруг Мурада сплотилось войско из шести тысяч всадников.

Все они, примчавшись на боевой клич, встали беспорядочным лагерем на берегу Нила, откуда открывается вид на Каир и пирамиды; правый фланг находился у поселения Имбаба, а левый - у Гизы, излюбленной резиденции Мурада. Сам Мурад велел разбить свой шатер возле гигантской смоковницы, под сенью которой могло бы разместиться с полсотни всадников. Теперь, внеся относительный порядок в свои ряды, он ждал французскую армию с таким же нетерпением, с каким она искала встречи с ним.

Ибрагим же собрал своих жен, сокровища, коней и был готов в любую минуту бежать в Верхний Египет. Ну а Бонапарт находился в деревне Омединар и знал, что мамлюки ждут его напротив Каира. Город должен был стать наградой победителю. И Бонапарт приказал готовиться к сражению.

На рассвете 23 июля Дезе, по-прежнему будучи в авангарде, увидел отряд из пятисот мамлюков, посланный в разведку; они отступили, оставаясь в поле зрения французов. В четыре часа утра Мурад услышал громкие крики: это армия Бонапарта приветствовала пирамиды.

В шесть часов обе армии стояли друг против друга. Представьте себе поле боя - то же самое, что некогда избрал Камбиз, древний завоеватель, пришедший сюда с другого конца света, чтобы разбить египтян. С тех пор минуло две тысячи четыреста лет; Нил, пирамиды по-прежнему находились здесь; только гранитный сфинкс с лицом, обезображенным персами, был почти весь засыпан песком, так что виднелась лишь его гигантская голова. Колосс, о котором писал Геродот, лежал поверженный. Исчез Мемфис, появился белый Каир.

Место действия представляло собой обширную песчанную равнину, словно созданную для кавалерийских маневров. Посредине находилась деревня Эль-Бекир, омываемая ручейком, чуть поодаль от Гизы стоял Мурад со всей своей кавалерией, тылом к Нилу и Каиру.

Бонапарт хотел не просто победить мамлюков, оп хотел уничтожить их. Он развернул свою армию полукругом, построив каждую дивизию огромным каре, с артиллерией в центре. Дезе, привыкший идти во главе войска, командовал первым каре, находившимся между Имбабой и Гизой, дальше стояла дивизия Ренье, за ней - дивизия Клебера под предводительством Дюга, затем - дивизия Мену под командованием Виаля, и, наконец, крайний левый фланг возле Нила, самый ближний к Имбабе, занимала дивизия генерала Бона.

Всем этим каре предстояло двинуться по направлению к Имбабе, а затем деревням, лошадям, мамлюкам и укреплениям было уготовано оказаться в Ниле.

Мурад был не из тех, кто выжидает, притаившись за песчаными барханами. Едва каре заняли исходные позиции, как мамлюки высыпали из-за укреплений и не раздумывая бросились на ближайшие каре - дивизии Ренье и Дезе.

Подойдя к ним на ружейный выстрел, нападавшие разделились на две колонны: первая устремилась к левому флангу дивизии Ренье, вторая - к правому флангу дивизии Дезе. Французские солдаты подпустили их на десять шагов, а затем открыли стрельбу. Лошади и всадники были остановлены лавиной огня. Два первых ряда мамлюков упали, словно под ними разверзлась земля; остаткам колонны, подхваченным волной отступления, путь преградила стена железа и пламени, и они не могли и не хотели повернуть назад; ничего не понимая, они двинулись вдоль фронта каре Ренье, но выстрелы в упор отбросили их к дивизии Дезе, зажатой ЭТИМИ двумя бурлящими людскими водоворотами, там первый ряд встретил их в штыки, в то время как два других вели огонь, а фланги, разомкнувшись, пропускали ядра, вносившие свою долю в кровавое празднество.

В какое-то мгновение обе дивизии оказались окруженными, и тогда были пущены в действие все средства, чтобы разбить эти неколебимые смертоносные каре. Мамлюки, атаковавшие с десяти шагов, получали в ответ двойной огонь - из ружей и пушек; тогда они попытались подойти ближе, развернув лошадей, испуганных видом штыков, заставляя их пятиться, но лошади взвивались на дыбы и падали вместе со своими всадниками, а те, очутившись на земле, ползли на коленях или по-пластунски, как змеи, к нашим солдатам, стремясь перерезать им сухожилия.

Это чудовищное побоище продолжалось около часа. Встретив столь неожиданную манеру ведения сражения, наши солдаты решили, что имеют дело не с людьми, а с призраками, приведениями, демонами, скользящими среди дыма и пламени на заколдованных конях. Наконец, стихло все - крики обезумевших мамлюков, французов и ржание лошадей; рассеялись огонь и дым. Между двумя дивизиями пролегало лишь обагренное кровью поле, покрытое убитыми и ранеными, ощетинившееся оружием п знаменами, стонущее и вздымающееся, как беспокойное море.

И тогда Бонапарт подал сигнал к общему наступлению. Дивизии Бона, Мену и Виаля получили приказ выделить из каждого батальона первую и третью роты, построить их в колонну, тогда как вторая и четвертая оставались на своих позициях, сплотив ряды каре; таким образом они выдвинулись вперед, чтобы поддержать атаку.

Рассеянная по полю, обезумевшая конница мамлюков двинулась к деревушке Эль-Бекир, где рассчитывала перестроиться, но по стечению обстоятельств судьба сейчас благоприятствовала французам.

Дивизии Дезе и Ренье, как мы говорили, первыми достигли своих позиций и встали между Нилом и Эль-Бекиром; солдаты решили, что в этой деревушке можно раздобыть воду и пропитание, и попросили разрешения у генерала отправиться туда. Предположение это было не лишено основания, и к тому же казалось разумным провести разведку этой скрытой точки, откуда мог неожиданно напасть неприятель. Тогда Дезе велел четырем ротам гренадеров и карабинеров, роте артиллерии 4-го полка и отряду саперов под предводительством командиров батальонов Дорсена и Пэжа занять деревню и забрать находящееся там продовольствие. Наши фуражиры не ошиблись в своих предположениях и принялись за дело, когда услышали перестрелку и грохот пушек.

С первыми звуками атаки командир батальона Дор- сен счел, что двум дивизиям будет мало толку от его отрядов, и, боясь, что его вместе с шестью ротами могут застигнуть врасплох, велел своим людям рассредоточиться и укрыться за изгородями, в домах и на террасах. Мамлюки влетели в деревню, как стая куропаток, опускающаяся на землю, но едва голова колонны появилась на улице, как из домов, с террас, из-за заборов раздались выстрелы. Однако мамлюки не отступили; колонна, извиваясь, словно огромная змея, проскакала галопом через деревню; вырвалась из засады, изувеченная и окровавленная, промчалась, образовав гигантский полукруг, по берегу реки и вновь возникла справа от дивизии Дезе.

В это время все каре двинулись вперед, сжав Им- бабу железным кольцом; внезапно шеренга беев, в свою очередь, разразилась выстрелами; тридцать семь артиллерийских орудий накрыли равнину огнем; на Ниле закачалась на волнах флотилия, сотрясаемая отдачей бомбард, а Мурад во главе трех тысяч всадников тоже ринулся па врага, решив, что пришло время вонзить зубы в эти адские каре, но колонна, которая выступала первой, узнала его и вышла вперед, чтобы встретиться с главным своим смертельным врагом.

Должно быть, орел, круживший над полем брани, наблюдал захватывающее зрелище: шесть тысяч лучших в мире всадников на конях, не оставлявших следов на песке, как свора гончих псов, метались вокруг неподвижных, брызжущих огнем каре, сжимая их, словно тисками, обвивая кольцами, чтобы задушить, если не удастся разомкнуть их ряды. Всадники разлетались по равнине, соединялись, вновь разлетались, поворачивали в другую сторону, как волны, бьющиеся о берег моря, затем выстраивались в шеренгу и, словно гигантская змея, иногда показывавшая свою голову там, где находился неутомимый Мурад, нависали над каре.

Внезапно батареи, находившиеся в укрытиях, изменили направление огня; мамлюки услышали совсем рядом грохот собственных пушек, увидели, как от этих залпов редеют их ряды; загорелась и взлетела на воздух их флотилия. Пока Мурад со своими всадниками пытались львиными клыками и когтями растерзать наши каре, три атакующие колонны завладели укреплениями, и Мармон, руководивший боевыми действиями на равнине, с высот Имбабы разил мамлюков.

Тогда Бонапарт приказал осуществить последний маневр, и все было кончено: каре разомкнулись, развернулись, соединились и слились воедино - как звенья огромной цепи; Мурад и его воины оказались зажатыми между собственными укреплениями и французской армией. Мурад понял, что битва проиграна; он собрал остатки войска и сквозь двойной огонь пустил галопом своих быстроногих коней, которые летели, вытянув шеи, между дивизией Дезе и Нилом. Как смерч ворвался он в Гизу, в мгновение пересек ее и устремился к Верхнему Египту с двумя-тремя сотнями всадников - свидетелями его былого могущества.

Ибрагим же совсем не участвовал в сражении, за которым наблюдал с противоположного берега Нила; едва он понял, что битва проиграна, как сразу же вернулся в Каир.

Мурад оставил на поле брани три тысячи воинов, сорок артиллерийских орудий, сорок навьюченных верблюдов, шатры, лошадей, рабов; эту бескрайнюю равнину, устланную золотом, кашемировыми тканями и шелком, отдали па откуп солдатам-победителям, им досталась иесметная добыча, ибо мамлюки взяли с собой лучшее оружие, надели па себя все драгоценности, все золотые и серебряные украшения.

Бонапарт заночевал в Гизе, в загородном доме Мурада.

Ночью Ибрагим отправился в Бельбейс, столицу провинции Шаркия, взяв с собой Сеида Абу-Бекра, представителя верховной власти.

На следующий день французские торговцы явились в штаб-квартиру Бонапарта и сообщили ему эту новость. Он решил в тот же вечер войти в Каир и послал генерал-адъютанта Бовэ к генералу Бону в Имбабу с приказом срочно отрядить роты гренадеров 32-й бригады вместе с генералом Дюпюи, назначенным губернатором Каира. Дюпюи выбрал для сопровождения лучших воинов и спокойно отправился с двумя сотнями солдат занимать город в триста тысяч душ, он приказал под покровом ночи пробраться в квартал франков и укрепиться там; в восемь вечера была совершена переправа через Нил из Имбабы в Булак.

Стояла глухая ночь, когда небольшой отряд подошел к стенам Каира; ворота оказались закрыты, но охраны не было; французам оставалось только толкнуть их, и они распахнулись, открыв взорам темный, безмолвный город - словно перед ними лежало кладбище халифов.

Генерал Дюпюи приказал бить в барабан, чтобы те, кто замыкал колонну, не заблудились среди узких, неприветливых улиц. Приказ был исполнен, и этот ночной непривычный шум, не пробудив арабов от оцепенения, вселил в них еще больший ужас.

Однако разыскать квартал франков в незнакомом городе, где и днем-то нельзя обойтись без проводника, оказалось непосильной задачей для наших солдат; и они заблудились, правда, не поодиночке, а все вместе. В час ночи, после трехчасовых блужданий по неровным, каменистым каирским улицам, уставший генерал Дюпюи велел устроить привал и приказал выломать двери огромного дома, возле которого они остановились. Судьбе было угодно, чтобы дом этот принадлежал одному из военачальников мамлюков, последовавшему за Мурадом, и потому был пуст.

Французы вошли в него и разместились в ожидании утра. Расставив часовых, они заснули так же безмятежно, как если бы находились в центре Парижа, в квартале Попинкур, или в казарме Бабилон.

Так закончился первый акт захвата Каира; в тот же день Бонапарт вместе со своим генеральным штабом вошел в столицу Египта. Два года мы властвовали над Каиром и над всей Дельтой.