Пути Держателей. Книга первая

Эпизод V. Нить дороги. Часть третья

Танара, выкладываясь из последних сил, продолжал спуск.

Едва достигнув верхушек деревьев, он выпустил канат и спрыгнул на могучие ветви. Словно по ступеням, прыжками бросился вниз. Уже понимая, что опоздал и ничем не в силах помочь, он все равно спешил.

Проламываясь сквозь ветки, мягко приземлился рядом с воронкой.

Замер, разглядывая неподвижное тело. Взглянул на окровавленную птицу.

Потирая виски, осторожно подошел к борозде, не замечая, как кровь отливает от лица.

Он точно не знал, сколько времени простоял над могилой юноши, которого так и не смог довести до конечной точки путешествия. В какой-то момент, все же вырвавшись из оцепенения, мидзури тяжело опустился на колени и расстегнул сумку.

Бережно выложил на вскопанную ударом землю несколько амулетов, мешки с травами, две жестяные баночки. Руки дрожали от усталости, ноги подкашивались, но он не замечал. Холодными ладонями сгребая в кучу сухие иголки и обломки ветвей, бывший проводник запалил крохотный костерок.

Из горла его потекла тихая, рваная мелодия напева.

Не сводя остекленевшего взгляда с погибшего тоэха, он принялся подбрасывать в огонь щепотки трав, раскачивая амулеты над погребальным дымком. Раз за разом Танара заставлял себя вспоминать оказавшееся столь коротким путешествие, шепча прощальные молитвы и короткие трехстишия, отягощающие собственную вину.

Разноцветный дым поднимался к кронам, струйками тумана заползал в воронку, лаская бледную кожу Киоши; словно живой и мстительный, он старательно огибал тушу птицы-волка.

Вскрыв жестянки, проводник неторопливо протер клинок кинжала замшевым платком, а затем нанес на сине-золотой узор несколько капель густой бурой мази, похожей на запекающуюся кровь.

Не выпуская из левой руки связку амулетов, раскачивающихся над костерком, он поднял правую — с кинжалом, — к лицу. Плашмя приложил к щеке, оставляя на лице грязные разводы, дотронулся оружием другой щеки. Вновь протер клинок, убирая в ножны.

Пальцем растер мазь от нижнего века до подбородка, мазнул остатками по лбу. И тут же зашипел, стискивая зубы, но упорно продолжая твердить трехстишия позора и вины. От лица мидзури начал подниматься дым. В местах, где ее коснулась бурая гуща, кожа трескалась и закипала.

Изнемогая от боли, Танара вспоминал путешествие, встречу у Портала… и слово, данное Виктору Конте. Слезы катились по лицу проводника, но от этого становилось лишь больнее, особенно на месте свежей раны, оставленной когтями Киоши.

Раскаленная боль отступала медленно, время от времени возвращаясь волнами. Танара приоткрыл глаза, затянутые пленкой обиды и слез, прислушался к звукам ожившего леса. Ему не нужно было смотреться в зеркало, чтобы узнать, что теперь его щеки, подбородок и лоб украшала сеть темно-синей татуировки, витиеватой, изящной, кружевной. Татуировки, говорящей каждому встречному мидзури о том, что ее обладатель не сдержал данного слова.

Деревья двоились перед глазами проводника. Окружающее сливалось в одно зеленое марево. Над краем воронки, пронзая дым костра, поднималась расплывающаяся фигура.

Не удержав вскрика, Танара отпрыгнул и выхватил меч. Тыльной стороной ладони протер глаза.

Молодой тоэх выбирался из ямы.

Проводник почувствовал, как мир уходит из-под ног, а вершины деревьев и встающая над ними стена замшелой птичьей скалы покачнулись. Сделав шаг назад, он устоял, но губы лишь плотнее сжались в едва различимую полоску.

— Ты… — выдохнул, ощущая, как еще острее горит на лице свежий узор. — Ты жив!

Киоши поднялся с четверенек, потряс головой. Пыль и древесные иголки посыпались со спутанных волос.

— Ну… почти, — пробормотал юноша разбитыми в кровь губами.

Танара тут же подскочил к нему, вкладывая меч в ножны, придержал за плечо. В душе его сейчас сражались самые противоречивые чувства. Тоэха ощутимо качало, одной ногой он угодил в собственный поминальный костерок, мгновенно потушив.

— Ты… Я… Я думал, ты убит… Ни одно живое существо этого мира не выживет после такого падения…

Мидзури помог Киоши сесть и прислониться к стволу крупного дерева. Воздух благоухал лесной прохладой и ароматами сжигаемых проводником трав. Юноша глубоко вдохнул, сморщился.

— Со мной все нормально, — он помотал гривой и принялся осторожно ощупывать бока.

Танара, открыв рот и окончательно потерявшись в словах, разглядывал его укрепленные формы.

Тоэх еще раз встряхнулся, пыль, иголки и ветки полетели во все стороны. Язык его заплетался.

— Не так-то просто угрохать тоэха… Знаешь, гораздо больший вред смог бы причинить другой тоэх… Когтями или заклятым клинком… А какое-то падение… ха… и почему я никак не закончу трансформацию?.. кости, как железо… ох, побаливает… Танара, а что у тебя с лицом?..

Киоши рискнул встать, попробовал опереться о дерево, но промазал. Неловко развернувшись, тяжелым кулем упал на бок, сонно взмахнув одной рукой, а другой крепко ухватившись за кулон.

Шорох отодвигаемой ширмы, сделанной из нежной рисовой бумаги.

Настороженный взгляд, а рука сама тянется к оружию.

Тень в проеме. Это посыльный.

Сквозняк врывается в комнату.

— Хосадаку Кого желает немедленно видеть тебя.

— Я должен…

— Я сказал, немедленно, — за ширмами угадываются новые силуэты.

Если что-то пойдет не так, его все равно доставят к Кого. Даже силой.

Темное Солнце виднеется в проеме узкого окна.

Тяжелая капля пота, холодная и обжигающая, ползет по шее.

— Уже иду.

Шелест одежд кругом. Его конвоируют.

Трое, нет — четверо.

Коридоры и залы, дым благовоний и жертвенных костров, вдали бьет гонг. Недвижимые и молчаливые статуи, грозно охраняющие окованные медью двери. Хрупкие мраморные мостки, шепот мертвой воды под ногами, силуэты бесхребетных тварей в толще льда, блики светильников и причудливая игра теней. Тени. Следящие и безмолвные. Живые.

Огромная дверь, два демона-великана по бокам. Снова звучит гонг и створки медленно расползаются вовнутрь. Красно-золотая ковровая дорожка ведет к возвышению. Надо идти.

Там наверху темно, лишь едва заметны колебания серого тумана и размытые контуры конечностей Кого, которыми тот собирает спеющие фрукты со свисающих с потолка лоз.

Глухо сомкнулись двери.

Холодно.

Проклятие… Опять он здесь. За возвышением, вне тумана, над полом висит стройная фигура, закутанная в бесцветный плащ. Длинные пряди седых волос полностью скрывают лицо. Стервятник.

На колени. С едва слышным стоном. На колени, перед могуществом хосадаку. И мешкать нельзя — иначе это заставит сделать Стервятник. Он умеет, и нет желания проверять еще раз. Советник Кого есть само воплощение беспричинного зла.

На колени, неловко опираясь на обрубок левой руки.

На колени, превозмогая боль.

Он тяжело опустился, немигающими глазами уставившись в покрытый мозаикой пол.

— Мы все еще испытываем сожаление по поводу ошибочной спешки, хотя рвение твое достойно слабой похвалы, — голос Кого волнами прокатывался по залу, ударяя в стоящего на коленях.

Голову ниже, чтобы не видеть ни хосадаку, ни Стервятника.

Собственный голос, как шелест песка:

— У меня не было выхода. Я обманул Черного тоэха, но должен был спешить. Он мог перехватить добычу…

— Знаем. Мы знаем… Мы уже слышали все это и понимаем, что ты поступил правильно. Но само наше разочарование проистекает из факта отсутствия успеха. С этим ничего нельзя поделать. Но мы нашли способ исправить ситуацию. Нашли способ вернуть тебе наше расположение.

Тишина.

Хосадаку негромко чавкает, стекающий с конечностей сок каплями стучит по ковру и тронному ложу.

— Юноша направляется к Буредде, и ты остановишь его на подходах к горе. Просто. Никаких интриг и обманов. Возьми своих лучших воинов и принеси нам его голову.

Тишина.

Не дышать.

За спиной со скрежетом открываются двери.

— Отправляйся немедленно. Пропуском тебе станет слово Стервятника.

Как моментально взмокла спина… Встать, медленно и почтительно. Так же медленно начать пятиться, согнувшись вдвое.

Нашли способ? Как же! Если бы не он, Кого бы никогда не узнал, что тоэх все-таки остался жив, волшебным образом вырвавшись из рук Стервятника, а теперь идет к Буредде. Хотя, конечно, он и поторопился, но практически весь план…

Ах!

Сколько сил стоило сейчас не рухнуть ниц.

Серой невидимой плетью захлестнуло мозг и сжало, сдавило, отнимая жизнь. И голос внутри. Спокойный холодный серый голос Стервятника, зазвучавший в голове.

— Ты дурак, и не тебе судить поступки хосадаку. Ты, видимо, не понимаешь, что остался цел, пусть и не буквально (ледяной смешок), лишь потому, что оперативно донес, что тоэх жив и выступил в путь. А теперь выполняй приказ!

Огромная сила буквально вышвыривает его из зала.