Путь Бонапарта Кн.1

Глава 11

- Вон 'Виктори', - заметил кто-то из мичманов, указывая рукой на головной корабль с развевающимся адмиральским флагом. Его последующие слова нельзя было расслышать из за орудийных залпов кораблей, салютующих друг другу, а также в честь огромного английского флага, развевающегося над крепостью. На 'Виктори' приспустили на бизань-мачте белый английский военно-морской флаг, одновременно с флагштока на корме 'Протея' спустили громадный красный флаг, указывавший на независимое положение конвойного корабля. Взамен сразу был поднят точно такой же, как и на флагмане, заявлявший о его присоединении к эскадре.

- Капитану прибыть на флагман, сэр - отрапортовал мичман.

- Гичку на воду, мистер Харт, - распорядился капитан, спускаясь в каюту.

Присутствие лорда Худа не являлись неожиданностью, поэтому парадный мундир уже ждал, разложенный на койке. Со дня вступления в командование линейным кораблем Бонапарт, мог позволить себе новый мундир, с настоящим золотым галуном и шелковым галстуком. Его финансовое положение было более благополучным, чем когда-либо ранее, однако ему по-прежнему не хватало на серебряную посуду для капитанского стола, новую форму для команды капитанской гички и позолоту носовой фигуры корабля.

С началом новой войны лорд Худ считавшийся одним из лучших офицеров, проявивших себя в американской войне, стал главнокомандующим на Средиземное море. Все вернулось на круги своя, и снова Нельсон был капитаном у своего старого начальника. Командир 'Агамемнона! Был принят им весьма радушно, Нельсон с облегчением понял, что былая неприязнь между ними исчезла.

- Лорды Адмиралтейства стряхнули пыль с вашего послужного списка Нельсон и забыли все былые прегрешения. Я могу предоставить вам под начало один из 74-пушечных линейных кораблей.

- Милорд! Мой уход разрушит едва начатое дело! К тому же я просто не могу оставить своих офицеров!

- А Бонапарт, вы давно его знаете? - справился Худ.

- Нет, сэр, но капитана знают как очень смелого, решительного и надежного человека.

- Первый лорд и его коллеги из Адмиралтейства должны быть весьма высокого мнения о Бонапарте, если он получил линейный корабль, кивнул Худ.

- Французы, сосредоточили 18000 войск в Тулоне, готовых к отправке для операций против Корсики, но слабость флота связывает их по рукам и ногам. Начали подтягивать свои силы и испанцы, вместе они представляют весьма серьезную силу. В связи с важностью происходящих событий, я потребовал у Адмиралтейства соответствующего увеличения Средиземноморской эскадры. К сожалению, Лорды Адмиралтейства отказывают, ссылаясь на необходимость комплектования флота Северного моря и поддержания военного присутствия в Вест и Ост-Индии. Их лордства считают наличие у меня на эскадре смелых и решительных капитанов хорошей заменой линейным кораблям,- продолжил он, - что же, Горацио, возвращайтесь к себе. Надеюсь, что из вас очень скоро сможет получиться прекрасный флагман.

Адмирал тепло приветствовал и прибывшего на 'Виктори' Бонапарта, но суровое выражение его лица показывало, что он очень занят.

- Вам предстоит ответственное дело, Бонапарт! Усиление французской партии на Корсике, начинает серьезно грозить нашим гарнизонам, а флот не имеет в западном Средиземноморье другой базы. Меня интересует вопрос, насколько можно положиться на иррегулярные корсиканские войска. в случае возможной драки. Председатель департамента Корсики и начальник национальной гвардии Паскаль Паоли помышляет о независимости острова и поэтому склоняется на сторону Франции. Необходимо разведать обстановку, ни во что, не вмешиваясь, и вернуться с новостями. У вас прекрасные рекомендации, Бонапарт. Действуйте решительно и говорите убедительно, тогда у вас все получится!- наставлял его лорд Худ.

Бонапарт уже привык к почестям, отдаваемым ему как капитану, боцманские помощники свистели в дудки, четверо фалрепных помогали сойти с трапа, наряд морских пехотинцев взяли мушкеты 'на караул'.

Пока все складывалось как нельзя лучше. На Средиземном море следовало ожидать столкновений с французским флотом, а, следовательно, реальной становилась возможность быстро отличиться. Довольный своим кораблем, своей командой и своим адмиралом, Бонапарт твердо решил не терять ни одного часа этой войны. В Средиземном море можно было приобрести более славы, нежели выгод, заключавшихся в небольших призовых деньгах: тысячи в две фунтов стерлингов.

Весной 1791 года, когда Бонапарт вернулся на Корсику. На острове боролись две партии: одна за отделение от Англии, другая против. В первой Паскаль Паоли, пока еще тайно, во второй брат Бонапарта Жозеф.

Для поездки в Корте, где находился генерал-капитан Паоли, Наполеон вызвал из Боконьяно одного из самых верных своих сторонников, Санто-Бонелли. Они выехали туда верхом. Не зная об участии Паоли в заговоре против Англии, он даже защищал его, когда слышал высказываемые втихомолку подозрения. Хотя вражда уже возникла, но ихотношения с генералом еще не дошли до открытого разрыва. Во дворе дома, где жил Паоли, Наполеон сошел с лошади и направился наверх. Но, подымаясь по лестнице, он узнал, что в это самое время происходит совещание всех враждебно настроенных корсиканских вождей. Встревоженный Наполеон решил выяснить подробности, и в эту минуту из комнаты вышел один из заговорщиков.

- Ну что? Подойдя к нему, спросил Бонапарт.

Тот ответил, думая, что имеет дело с сообщником. - Все решено! Мы провозгласим независимость и отделимся от Англии, Франция нам поможет.

-Это измена! Это подлость! - вспылил возмущенный Наполеон.

Понимая грозящуюю Бонапарту опасность, поскольку Паоли немедленно и навсегда отделался бы от него, Санто - Бонелли силой увел Наполеона вниз. Тотчас же выехав обратно в Аяччо, к ночи они прибыли в деревушку Арка-де-Виварио. Вновь отправившись в путь на заре, снова скакали весь день, добравшись к вечеру до деревни Боконьяно. Между тем, узнав о посещении Бонапарта и о гневных словах, вырвавшихся у него, генерал-капитан приказал, во что бы то ни стало помешать добраться ему до Аяччо или Бастии. Приверженец Паоли, Марио Перальди прискакал в Боконьяно на несколько часов раньше Бонапарта и отправился к семье Морелли, пользовавшейся большим влиянием и стоявшей на стороне генерал.

Наполеон и Санто - Бонелли были так голодны, что едва они подъехали к трактиру и спешились, как ноги сами принесли к длинному обеденному столу. Неожиданные гости тут же привлек к себе внимание пятерых находившихся в зале и оживленно беседующих Морелли. Отступать было уже поздно и, кипевший от злости, Наполеон потащил из ножен палаш:

- Поезжайте к вашему вождю! Нечего сказать, благородное и великое дело затеяно!

Санто - Бонелли, оттолкнув его в сторону и приняв удары четырех нападавших своей саблей, закричал - Уходите же!

Где там, Бонапарт присоединил звон своего палаша к звону других клинков.

- Смерть изменнику родины!

Младший Морелли торопливо прицелился, в этот момент ворвались, оказавшие накануне Бонапарту гостеприимство вооруженные родственники Санто - Бонелли. Воспользовавшись замешательством и предоставив обеим сторонам драться или вступить в переговоры, он потащил, все еще сопротивлявшегося, Наполеона к лошадям. В безопасности всадники очутились только в Аяччо.

Маски были сброшены. Паоли провозгласив себя генералиссимусом, диктатором Корсики, созвал великое народное собрание в городе Корте. Двадцать первого апреля Бонапарт, собравший сограждан в церкви Святого Франческо, был засыпан вопросами о последних событиях. Его, кто стремился занять почетное место среди великих героев. Его, чье честолюбие не станавливалось решительно ни перед чем.

В своей пламенной речи Наполеон обрушился на Паоли

- Высокое собрание! Если чиновники присваивают себе власть, противоречащую законам, если депутаты, не будучи на то уполномочены, от имени народа говорят против воли его, тогда гражданам позволено собраться, протестовать и оказать сопротивление гнету.

Сколь прискорбно для нас слышать из уст наших же соотечественников софизмы, бывшие испокон века языком рабства и деспотии! Так, значит, мы никогда не должны собираться? И нами должен править Паоли? Разве только народ виною в беспорядках и волнениях? Разве собственность и казна могут грабиться одним только народом? Если царит тирания, если правительственные чиновники не пользуются доверием, если они угнетают, и раз их ненавидят, разве можно сказать, что все совершенно спокойно?

У нас была милиция, в ней каждый был солдатом с юношеских лет. Мы избирали своих чиновников на народных собраниях, в них принимали участие все, без различия положения и сословия.

Какое право имеют ставленники Паоли, всегда бывшие орудием в его руках, представлять нацию? Они, постоянными стремлениями кого было поднятие налогов?

Какое право имеют они выносить решения по вопросам общего блага, в качестве причины указывая на то, что народные собрания вызывают всегда беспорядки и брожение! Нас пытаются запугать лживыми и смешными угрозами. Пытаются обмануть утверждением, будто земледелие лишится части рабочих рук. Нет, никогда свобода не будет препятствием для земледелия! Лишь тирания и деспотизм опустошают страну.

Все население Аяччо поднялось, Бонапарту удалось побудить сограждан учредить патриотический клуб, душой которого стал он сам, и образовать гражданскую милицию. Раполеон прибегал ко всему, чтобы воодушевить корсиканцев.

Страна раскололась на два лагеря. В одном генерал Паоли, поддерживаемый духовенством и национальной гвардией, в другом же, во главе корсиканской молодежи, братья Бонапарты и все родственники их семьи: Паравичини, Коста, Рамолино, Колонна и другие.

Неутомимой деятельности Наполеона открылось широкое поле действий, и он быстро пришел к убеждению, что необходимо перенести свою деятельность в Бастию. Здесь его сторонникам скорее, нежели в Аяччио, удастся собрать все свои силы.

Двадцать третьего апреля Бонапарт отправился морем в Бастию вместе с двумя батальонами под предводительством лейтенанта Квенцы. Где быор набрано еще четыре добровольческих батальона. Дисциплина батальонов оставляла желать много лучшего, но когда двадцатидаухлетний капитан флота, маленького роста, худенький, но с важной осанкой и спокойно-повелительным взором, появлялся в лагере, все чувствовали, что власть принадлежит ему. Капитан Бонапарт упорядочивал хаос, превращая буйные силы возмущения в стройные силы войны, головорезов - в храбрых и честных солдат.

В конце апреля 1791 года собранное Паоли великое народное собрание в Корте объявило братьев Бонапартов изменниками, врагами отечества и предало их вечному проклятию и позору.

Наполеон предупредил мать:

- Приготовьтесь к отъезду, эта страна не для нас.

Тем не менее, поддержанный вице-королем Корсики Эллиотом, идя против мнения британского генерал-майора Дэвида Дандаса, Бонапарт решил предпринять наступление и установить контроль над островом, только с тысячью восьмьюстами корсиканскими добровольцами, и частью корабельных команд.

Сложные маневры пришлось временно отложить, а основной упор сделать на революционный энтузиазм. В качестве паллиативной меры Бонапарт переформировал добровольцев в Первый полк Корсиканских стрелков. По его замыслу этот полк легкой пехоты, состоящий из двух шестиротных батальонов, предназначался для ведения боя в рассыпном строю. От стрелков в боевых условиях требовалась храбрость, личная инициатива и хорошая стрельба. В состав батальона вводилась рота снайперов, вооруженных штуцером Бейкера, с его помощью можно было с достаточной точностью поразить цель на расстоянии до 180 м. В роту отобрали охотников или людей, задолго до поступления в волонтеры умевших обращаться с оружием. Снайперы должны были, двигались цепью перед фронтом, либо на флангах главных сил, выборочно поражая отдельные цели в рядах противника.

Наполеон добился получения только что принятых на вооружение штуцеров, сославшись на неограниченные полномочия от лорда Худа и знакомство с Принцем. Получив согласие вице-короля, озабоченного приведением Бастии в состояние, способное к обороне, Бонапарт снял шесть девятифунтовых орудий с 'Протея', стоявшего в гавани, и установил на лафеты. Вся эта полевая артиллерия была организована в полковую батарею.

Утром 29 апреля Бонапарт сказал стрелкам, что пришло время сражаться за Корсику.

- Мы отправим этих ублюдков во Францию, - говорил он. - И за каждого своего мы убьём два десятка.

Несколько стрелков стукнули прикладами оземь в знак одобрения.

- Но прежде, чем мы вступим в бой, вам нужно знать следующее. Не напиваться без моего разрешения, не воровать, если вы не голодны. Взять вещь у врага воровством не считается.

Это было встречено улыбками.

- И вы дерётесь как черти.

Капитан Бонапарт торопился, поскольку его главным козырем была внезапность. Сапоги застучали по мостовой и войска вышли в рассветные сумерки. Сначала им нужно дойти по главной дороге до городка под названием Борго. Затем повернуть к западу и идти вдоль реки Голо до Порте-Леччиа. Приказ требовал, прежде всего, скорости. Скорость - чтобы обогнать противника, скорость - чтобы обойти левый фланг Паоли. Врагом скорости был дождь, делавший колеи скользкими, а ручьи бурными. Войска продолжали идти, вытаскивая из грязи пушки, поднимаясь на холмы, пересекая долины, несмотря на ветер и дождь худшей весны, какую можно было припомнить. Однако войска шли хорошо. То, что у них хватало энергии петь, было удивительно, но то, что они хотели драться, было очевидно.

По рядам прошел слух, что противник охраняет конвой с золотом, что каждый станет богат, если исполнит свой долг, и, возможно, этот слух подстегивал больше чем гордость. Бонапарт наблюдая, как они проходят мимо, чувствовал, что его душу переполняет гордость и любовь к этим людям, идущим с таким воодушевлением в бой, после которого многие останутся лежать в долине Порте-Леччиа. Этой ночью все спали мало. Рассвет выдался холодным.

- Черт, - Квенцы встал рядом с Бонапартом. - Немало мы прошли за вчерашний день.

Войска продолжили движение вперед. Солдаты шли охотно, шли к городку Порте-Леччиа, идя навстречу сражению в конце марша.

После нескольких дней дождей и низкой облачности, на рассвете 1 мая 1791 долина, в которой стоял Понте-Леччиа, была покрыта туманом. Туман стал еще гуще от дымов походных костров, но восток сиял огнем восходящего солнца. В этот день Паоли был уверен в себе, имея численное превосходство, он выбрал поле боя, выбрал, где стоять, и защищал выбранное место. К востоку от его расположения была река Голо, а на западе - высоты Монте-Чинто, дефиле между рекой и нагорьем вынудит Бонапарта идти в лобовую атаку. Пушки, вселявшие в Паоли такую веру, были размещены на невысоком, тянущемся с севера на юг предгорье. На реке здесь было много мостов, но ни один из них не был разрушен.

- Дадим врагу взойти на мосты, - рассуждал Паоли, - и залпы картечи окрасят их красным. Он был настолько уверен в успехе, что заказал на вечер банкет в честь победы. В девятом часу солнце прогнало туман из долины, над ней еще не плавал ни орудийный, ни мушкетный дым.

В двух милях к западу, Бонапарт видел построенные в боевые порядки бело-зеленые шеренги национальной гвардии.

- Пушки! В сторону! - крикнул кто-то позади. - Расступись!

Батарея легких девятифунтовых пушек проследовала вперед, обычно такие орудия запрягали лошадьми, но сейчас их тащили быки, у некоторых на шее висели колокольчики. Корсиканские стрелки в разношерстной, у многих выцветшей и заштопанной одежде, встали на колени перед священником, благословившим батальон, сделав над ними крестное знамение.

- Джентльмены. - Тон Бонапарта был спокойным, почти равнодушным. - Я желаю вам всем удачного дня.

Он смотрел, как две левофланговые роты начинают подниматься по склонам предгорья Монте Сан-Петроне. Впереди сводная рота морской пехоты, ей выпала честь первой встретиться с противником. Рота стрелкоа поднималась за ней, намереваясь обогнать британцев.

Сражение при Порте-Леччиа началось, но не имело еще четких очертаний. Часть войск Бонапарта штурмовали предгорье Монте Сан-Петроне и дрались с национальными гвардейцами на ее крутом склоне. Слева от дороги, у скал поднимались белые клубки дыма, доносился треск штуцеров. Гвардейцы, имеющие намного быстрее стреляющие гладкоствольные мушкеты, ничего не могли противопоставить стрелкам, использовавшим укрытия и убивавшим с трехсот или четырехсот шагов. Скалы заволокло пороховым дымом, а треск выстрелов все продолжался и пули находили все новые цели. Стрелки меняли позиции, дым предыдущих выстрелов мешал им целиться. Упало уже больше половины офицеров и гвардейцы погрузились в хаос. Одни хотели драться, другие думали об отступлении, но атака красных мундиров стала неожиданностью и для первых, и для вторых.

- Вперед, черти! Вперед! Не останавливаться! - орал молоденький мичман.

- Сейчас побегут, - бросил Наполеон через плечо. И в этот момент гвардейцы действительно, сбежали.

Паоли не был обеспокоен очевидным успехом, который войска Бонапарта имели на предгорье Монте Сан-Петроне.

- Он хочет получить высоты, чтобы без помех пройти через дефиле под ними.

Паоли не заботился о предгорье. Оттуда никто не сможет оказать влияние на ход боя на равнине.

- Бонапарт может взять все высоты Корсики, если потом выйдет под огонь пушек, - сказал, улыбнувшись и уже почти чувствуя вкус победы, Паоли.

Было только одно место, которое его беспокоило, это холм к северу от изгиба реки. Если Бонапарт не атакует с востока, но вместо этого попробует обогнуть равнину со стороны правого фланга, придется разворачивать боевые порядки и заново установливать пушки.

- Он не укрепил тот холм!

Но не было сомнений, что Бонапарт атакует через дефиле и орудия завалят долину трупами. Солнце поднималось все выше. Раздались возгласы, все указывали на восток, на дефиле, все еще находящееся в глубокой тени. От него, прямо в зону обстрела пушек национальной гвардии, шли корсиканские стрелки. Они шли навстречу смерти.

- Бонапарт не так уж умен. Он наступает в лоб, как я и хотел,

- Артиллеристы! Ждать!

Это были последние мгновения, когда еще можно было видеть, что происходит на равнине, прежде чем пороховой дым скроет поле битвы.

До неприятельских орудий оставалось еще больше полмили, и, хотя девятифунтовики могли бить с такого расстояния, британские пушкари решили подойти поближе. Сблизиться с врагом - так их всегда учили. В этом секрет победы, сближайся, а потом убивай. Стрелковая рота завернула шеренги, пропуская батарею. Пушки встали на правом фланге, откуда могли бить по врагу с большей эффективностью и едва ли не первым ядром угодили в лафет шестифунтовки гвардейцев. Колесо разлетелось в щепки, орудие накренилось.

Теперь и пушки Паоли открыли огонь, его канониры, хорошо зная свое дело, опускали стволы с таким расчетом, чтобы ядро ударялось с недолетом, подскакивало два или три раза и врезалось в цепь. Они стреляли, наводили и стреляли снова. Дым висел как облако. Батальон корсиканских стрелков дал залп, и почти шестьсот мушкетов выбросили завесу дыма, скрывшую наступающую цепь. В четвертую роту угодило ядро, уклониться никто не успел и двое отлетели, разбрызгивая кровь. Солдаты рвали зубами промасленные бумажные патроны, выхватывали шомполы, одним движением переворачивали их и загоняли в дула мушкетов. Дым полз, рассеиваясь на легком ветру. Пушки били одна за другой и, время от времени, очередное ядро находило цель. Иногда батареи делала паузу, и офицеры всматривались в долину. Отвечавшая им с правого фланга батарея девятифунтовок, с канонирами уже без мундиров, в одних рубашках, несколько раз заставляла гвардейцев менять позиции своей артиллерии, но Бонапарт видел, что стрелки остановились. Их рваные цепи удерживали на месте залпы гвардейских пушек.

Теперь огонь вели полуротами, не обученные повзводной стрельбе, стрелки палили беспорядочно, но перезаряжали быстро и пули их достигали цели. Опустить приклад. Достать патрон. Надкусить. Засыпать порох. Загнать пулю. Шомпол на место. Поднять мушкет. К плечу. Взвести курок.

Раненных несли к дороге, назад к лекарям. Гвардейские пушки палили все утро. Атака была остановлена, стрелки укрывались, где могли. Лежа в неглубоких ямах и канавах они проклинали гвардейцев, проклинали едва ползущее время и отсутствие всякой помощи на этой равнине, все еще веря в победу и готовясь добыть ее любой ценой. Бонапарт, сидя на коне, наблюдал, как пушки изрыгавшие пламя убивали его людей, ни один из штабных не говорил с ним. Стрелкам оставалось только надеяться, что существует хоть какой-то план как прийти им на помощь.

Артиллеристы Паоли плохо видели исчезающего в дыму врага, но твердо знали, что Бонапарт уже разбит. Никакие войска в мире не отважатся наступать сквозь град ядер и картечи устилавший долину. Гвардейцы, занимавшие предгорье Монте-Чинто, пили кислое красное вино из походных фляг, сейчас пушки делали их работу.

В долине, пойманные в ловушку, умирали стрелки. Они укрывались, где могли, но солдаты в укрытиях не выигрывают сражений. Еще два часа, думал Паоли, а когда противник будет рассеян, пехота ударит по мосту в штыки. Но сначала нужно позволить Бонапарту послать как можно больше солдат на равнину. Надо ждать и усилить свой правый фланг. Резервы, стоявшие на севере, были отправлены отбивать предгорье Сан-Петроне, он многого ждал от этого. Еще через два часа, и будет взято предгорье, тогда наступит момент, Паоли потребовал немного вина. От грома пушек дрожали серебряные столовые приборы в роскошной штабной палатке. Бутылки с вином, позванивали все вместе, словно колокольчики.

Наполеон посмотрел на север. Атака на предгорье, стрелки в долине, шедшие навстречу пушечным залпам и остановленные артиллерией, должны были лишь приковать внимание противника, оттянуть его резервы, а затем будет нанесен удар с севера. Стрелки умирали понапрасну, потому что батальон, шедший в обход, опаздывал. Бонапарт не мог позволить себе утешаться мыслью о том, что чем дольше он ждет, тем более противник убеждается, что главный удар наносится с востока. Глядя на неприятельские шеренги, он подумал, что на месте врага ударил бы именно сейчас, двинув вперед всю пехоту. Все как замерло в ожидании схватки, Паоли выжидал.