Кар! Кар! – негодующе разносится над моей головой — вороньё нарезает круги, никак не может успокоиться.
И чего так орать, спрашивается? Это же пищевая цепочка, или как там, пирамида? Как бы там небыло, мне тоже это не нравится, и мне тоже очень жаль, но не я выбирал эти обстоятельства и условия. Вы спрашиваете: а кто тогда? Эх, пернатые, я и сам очень хотел бы это узнать… ох как хотел бы…
Что говорите? »Ну конечно – не мы такие, жизнь такая?». Ой, вот только не надо так ехидно ухмыляться! Да, так вашу раз так – жизнь такая! Иногда так бывает. И вообще, это пустой разговор… Вы лучше взгляните на эту ситуацию с другой стороны: я вам, между прочим, даю бесценный опыт по выживанию, и обещаю – сегодня больше вас подстерегать не буду.
Судя по тому, что ехидства и желчи в вороньем карканье не убавилось, рассматривать ситуацию с другой стороны пернатые не желали, и концепция наполовину полного стакана им была противна — ну и пёс с ними!
Тяжело вздохнув, я посмотрел на воронью тушку, лежащую возле ручья: я бы, конечно, за ними еще поохотился, но седобородый был прав – умные больно птицы, учатся на ходу. Сегодня только одну и смог подбить, и то, чуть не ускользнула – бросать камень пришлось практически с предельной дистанции. Воронья хоть и было много, но они как-то хитро и ненавязчиво умудрялись обходить мою позицию, словно чуяли известным местом что-то неладное. Плохо это вообще-то всё: вороны, птицы злопамятные, а с учётом их не в меру разумного поведения, как бы они мне тёмную не устроили, также подловив где-нибудь, у них хоть и сил меньше, зато преимущество в авиации на лицо.
От того я ещё с утра задумался о смене тактики, и теперь вот лежал неподалеку от ручья, удовольствовавшись одной единой вороной, которую даже не стал тащить на базу, а бросил лежать возле мутной воды. Вот только лежим мы тут уже довольно давно, а Германа, так сказать, всё нет. Какого Германа? Да кто бы знал откуда в моей башке появляются эти странные слова… Как бы там ни было, я уже решил, что зря тут валяюсь, и план мой полная туфта, и причиной тому может быть перевозбуждённое вороньё, продолжающее кружиться где-то над моею головой, не забывая крыть меня на чём свет стоит. Хм… может у них симбиоз какой-то, и они прислушиваются к вороньему настроению? Да вроде нет, не заметил я такого в прошлый раз.
И точно, зря я нелепицы придумывал: в зарослях, слева от пернатой тушки проявилось какое-то движение, и вскоре на открытый песок выбрался ракообразный краб, или крабообразный рак, я ещё не определился, уверенно взяв курс на мной, между прочим, добытую птицу, а следом показался и второй краборак. Ну конечно – мы с Тамарой ходим парой.
Удостоверившись, что более желающих на дармовщинку не найдётся, я поднялся, с кряхтением разогнув отлежанное тело, направившись к ручью. Ракокрабы, без тени сомнений и угрызений совести, уже тащили ворону к воде, но я понимал, что от меня им не уйти – извиняйте клешнерукие, но не всё ж в одни ворота играть, пора и долг отдавать.
Идеей полакомится крабораками я ещё с вечера поделился с Еврипидом, на что он ответил, что им и самим такая идея в голову приходила, вот только терзали смутные сомненья – стоит ли есть таких красавцев, обитающих в такой, э-м… среде обитания? И дураку ведь понятно – с раками этими, что-то не то.
Опасения, конечно, были понятны, и на них можно было бы возразить, мол мы же не сырыми их поглощать будем, но в том-то и дело, что проблема в другом. Проблема была не в том, что они могли содержать какую-то заразу в себе, а то и вовсе мутаген,, не к ночи будь помянут. Дело в химии, которой, как можно предположить, в ручье могло быть в избытке, и которая вполне могла хорошенько отложиться в ракокрабьем мясе: канцерогены, полупереработанные полимеры, тяжёлые металлы – их простой термической обработкой не испугаешь, в отличии от паразитов и бактерий. Поэтому, успокоив крабов, я взял из с собой и направился вдоль берега – следующий пункт моего сегодняшнего маршрута располагался также у воды.
Я решил подойти к делу творчески, и хотя большинство бед обычно происходит именно после такого подхода, кого и когда это останавливало? Предполагаемые токсины можно попробовать выварить из крабьего мяса, если делать это несколько раз. Правда, здесь имелись проблемы: во первых, я не представлял себе что будет, если этих любителей чужих ворон долго варить – разное мясо реагирует на термообработку по разному, и не превратиться ли оно в кисель; во вторых, для такого дела нужно достаточно много воды, по здешним меркам, а её всегда ограниченное количество, ибо много жёлтые не выдают. Поэтому я и топаю сейчас в одно, по своему приметное место.
Ещё вчера я заметил, что в одном месте русло ручья стекает как бы в низину, сильно по сторонам оно там не растекается, но влажность там куда как более повышена, и утренней туман там рассеивается в последнюю очередь. Впрочем, он там даже тогда клубится, когда на остальной местности тумана и вовсе нет.
Именно там я и обнаружил немаленькую такую металлическую конструкцию, бывшею в прошлом то ли некой ажурной секцией чего-то, то ли остовом какой-то странной техники. Как бы там ни было, я заметил, что в одном месте этой ржавой дурищи, которую, видимо, здешним сборщиком утилизировать не по зубам, а может и овчинка выделки не стоит, на землю стекает не плохой ручеёк конденсата – металл с ночи ещё долго остаётся холодным, а влаги в этом месте хватает, ну я и установил помятую кастрюльку под тем ручейком. Вода, конечно, та ещё, но мне её не пить, да и если пропустить через простые фильтры, то для дитоксикации крабораков сойдёт.
Подходя к низине, я вновь удивился: утро уже давно закончилось, а в низине туман продолжает стелиться, словно его туда как воду в чашу налили. Хоть видимость была на троечку, нужный мне металлолом я отыскал, и кастрюлька оказалась там же где я её и оставил, и, к счастью, не пустая – воды набралось выше половины, и я тут же начал наполнять принесённую с собой пластиковую бутылку.
Местечко, надо признать, мрачноватое: ветра совсем нет, тишина, словно тебя стенами от окружающего мира отгородили, и даже пресловутого воронья не слыхать, а я то думал, что они теперь за мной весь день летать и плеваться будут, ан нет…
Эту странность одним понижением рельефа, пожалуй, не объяснишь – не такое оно уж и сильное. Может здесь химикаты какие особые сваливали, вступающие в реакцию с водой, например? Или ручей по дороге размывает что-нибудь эдакое, а здесь осаждается, вот и получаются испарения тяжёлые…
В пользу этого предположения говорило ещё и то, что металлоконструкция, с которой я собирал конденсат, была местами покрыта кристаллическими белыми наростами. Еврипид, как и некоторые другие, соскабливали эти кристаллы и использовали в качестве поваренной соли. Они и впрямь на вкус были солёными, да только одна ли только соль оседает на здешнем металле, или Стикс добавляет еще каких, так сказать, приправ, вот это хороший вопрос… Но выбора нет – жёлтые солью нас не снабжают.
Я принюхался: никаких подозрительных запахов не чувствовалось, ни сероводорода, ни аммиака… сырость пожалуй, но это как раз нормально. Печально будет, если этот туман токсичный: мало того что надышался, так ещё и конденсата набрал, чтобы токсины из крабораков выводить – чёрный юмор судьбы как есть.
О таком, по хорошему, раньше задумываться надо, если здесь всё так скапливаться любит, то и углекислота, к примеру, скопится может – она как раз тяжелее воздуха, запаха не имеет, уснёшь потихоньку, и привет. Эх, да что уж теперь…
Я уже заливал в бутылку последние остатки воды, когда до ушей донёсся звук. Вскинул голову, я прислушался: что это было? Человек что-то крикнул, или птица какая матюгнулась, в туман залетев?
Я вернул кастрюлю на место, закрутил бутылку, и уже складывал её в рюкзак, когда вновь услышал этот звук… на этот раз мне почудилось в нём человеческое слово, кажется что-то с окончанием «ите». Идите? Валите? Или помогите…
Накаркал таки, кто-то уже задыхается? От инертных газов вряд ли так станешь орать, от них и не поймёшь что происходит что-то не так – коварные они, гады… Тогда что? Напали на кого-то? эх, сколько не гадай, а толку никакого, придётся пройти в ту сторону, откуда прилетел странный вопль, там видно будет… или не будет – туман этот, развеиваться пока не планировал.
Под ногами легко пружинила земля, никаких подозрительных движений, никаких подозрительных следов в зоне видимости, и запахов тоже пока, к чему я очень внимательно прислушивался, как и к общему состояния организма: учащённое дыхание, головная боль, звон в ушах, слабость в членах; какие там ещё признаки попадания в организм чего-то не того могут быть? Но пока всё нормально вроде бы было…
- Эй, кто-нибудь!
Есть! Вопль раздался гораздо ближе, и судя по звуку, человек находится один, ранен? Заблудился?
Я тут же двинулся на голос, слегка скорректировав направление, но быстро обнаружилась трудность: земная твердь, к обоюдной нашей радости державшая меня на себе, начала сменяться хлюпающей грязью. «А вот так мы не договаривались…», - пробормотал я себе под нос, оглядываясь, ища более приемлемые пути, но какое там – сплошное лягушачье царство, разве что никакой зелени нет, сплошная грязевая ванна.
- Эй! ты меня слышишь? Ты где, отзовись! – крикнул уже я, дабы лучше понять направление. В ответ тишина.
Эх мА, как бы без обуви не остаться… так и пришлось лезть в грязь. И как только я прочавкал метров 10, ощущая как холодная склизкая масса обволакивает ноги через одежду, снова раздалось: «Помогите!».
Вскоре я увидел его: половина человеческой фигуры колыхалась из стороны в сторону, а ещё через несколько метров, я понял куда делась вторая половина, нижняя – она погрузилась в трясину. Вместе с этим я осознал и ещё сразу две вещи: так дальше идти к нему нельзя, ибо понять когда начинается провал в трясину не получится, а второе – если бы ещё по суши я протопал чуть дальше, а уж потом повернул на вопль о помощи, то не пришлось бы чапать прямиком по грязи, ибо слева от фигуры угадывались остовы автомобилей, стоявшие рядами, погружённые по самые выбитые окна в жижу, по которым этот красавчик, возможно, сюда и пришёл.
И это плохо… - в который уже раз за сегодня, констатировал я. – С учётом того, что переработка мусора здесь является частью главенствующей идеологии, а заодно и бизнес моделью, просто так эти единицы разнообразного металла в аккуратные ряды не поставили бы…
Начав обходить по пологой дуге место с провалившимся крикуном, я достал ППК, и запустил приложение дозиметр, после чего выругался непроизвольно – зашкал. Тихий но мерзкий сигнал о превышении пределов измерения, провоцировал не только на нехорошие слова, но и отчасти на панику, и мне пришлось потратить несколько секунд дабы взять себя в руки.
Собственно, паниковать ещё рано: уровень у моего дозиметра первый, и судя по моему коэффициенту эффективности как сборщика, апдейт его мне стоит ждать не скоро, а потому предел измерения составляет 100 микрорентген в час. Много ли это? Точно я не знал, но подозревал, что загорать под таким фоном лучше не стоит, но и бояться произрастания второй головы ещё рано. Впрочем, я и не знаю насколько далеко зашкаливает дозиметр, и это, так сказать, фактор X, следовательно, не стоит мешкать.
Просто так взобраться на крыши полузатонувших машин не вышло: ещё за десяток метров дно начало понижение, густая грязь начала покрываться водой. Я медленно шёл, смотря себе под ноги, опасаясь оступиться или шагнуть куда-нибудь не туда, но под собой я видел лишь тёмную муть, навивавшую какое-то странное чувство, вроде как я это уже где-то видел… Тёмная вода, в которой вязнут ноги, тёмная вода и туман…
Вода не поднялась выше живота, и я таки влез на крышу одной из легковушек, окатив её потоками чёрной жижи, смывая кристаллические образования с ржавого металла, после чего начал прыгать с одной крыши на другую, приближаясь к завязшему крикуну, к тому времени уже переставшему оглашать округу громкими призывами о помощи. Прыгать было страшновато, на самом деле: капоты и багажники были зачастую скрыты непроглядной мутью, от чего каждый раз возникало подозрение – а есть ли там этот самый капот, и не таится ли за чернотой дыра, грозящая вывихом или переломом ноги, с последующим нырянием в жижу, да и прыжки на хорошо видимую крышу, тоже оптимизма не внушали – чей не бронеплита, а всего лишь тонкий металл.
Достигнув ближайшего к жертве остова, я, сняв с плеч рюкзак, достал оттуда верёвку – жаль, конечно, пачкать её в грязи, хорошая верёвка, товар, вообще-то, редкий, не очень-то люди ими разбрасываются, но делать нечего. Несостоявшийся утопленник наблюдал за моими телодвижениями молча, не выражая никаких эмоций, и это как-то даже раздражало – всё-таки я его спасать от жуткой и безысходной смерти собираюсь, мог бы и состроить какую-нибудь гримасу мучительной радости и забрезжившей надежды.
За брошенную верёвку он ухватился сразу, и я потащил на себя, быстро убедившись, что и сам могу плюхнутся в трясину, а потому приходилось изворачиваться, цепляться подземом стопы за край крыши, добавляя себе ссадин и синяков. Наконец спасёнышь дополз до остова, на котором я стоял, и взобрался на крышу.
Неожиданно выпрямившись во весь рост, он громко и, я бы даже сказал, радостно, объявил:
- Привет, Преднизалон, меня зовут Александр! Спасибо тебе за помощь! – и протянул руку, видимо для рукопожатия.
От его неожиданного манёвра на узком пяточке крыши, я чуть не слетел с неё, пришлось одной ногой поступить на багажник, но она промахнулась и угодила в провал заднего окна. Чудом я не кувыркнулся в жижу, неплохо так саданув ногой по металлу, а потому на такое бодрое и дебильное приветствие я лишь зашипел змеёй.
- Чё ты орёшь? – буркнул я, вытащив ногу из провала, и убедившись что штанина не порвана, по крайней мере на первый взгляд. – Ты кто вообще такой, и что тут делаешь?
- меня зовут Александр, - сказал Александр, и снова протянул руку, и на этот раз я её всё же осторожно пожал: всё равно испачкал руки дальше некуда. – Я пришёл сюда для ловли вьюнов, но угодил в трясину.
- Вьюнов? – заинтересовался я, - что за вьюны?
- Вьюны – род пресноводных рыб, отряда карпообразных. Обычная длина 15-18 сантиметров, некоторые виды достигают 30 сантиметров, - отрапортовал Александр, сменив приветливый тон на лекторский.
- Вот оно чё… - сказал я, несколько обескураженный таким ответом – это у него прикол что ли такой, Илии парень слегка кукухой подвинулся, пока спасенья ждал. – И где они, вьюны?
Александр пожал плечами: - у меня их нет.
- Ну нет так нет, - ответил я, после чего чуть по лбу себя не хлопнул грязной пятернёй – что же мы тут великосветские беседы разводим, посреди радиационного пятна! – Тогда давай за мной, не отставай!
Мы запрыгали по крышам оставленной на медленное ржавление техники, и через несколько минут спрыгнули на пружинящую, но вполне сухую землю. Отойдя подальше от металлолома, я оглядел нас. Ну ладно этот Александр, он хотя бы в грязи кролем плавал, но я-то как умудрился с ног до головы вымазаться?
- У тебя ППК не сдох? – спросил я у спасёныша.
- Ты имеешь ввиду, не вышел ли из строя мой персональный поисковый коммуникатор? - спросил Александр с васильковым взглядом.
Я, так-то человек спокойный, порой даже с философским взглядом на жизнь, но сейчас мне как никогда захотелось двинуть этому придурку – мы по уши в дерьме, как в прямом, так и возможно, фигуральном смысле, а он комедию ломает, и дозиметр у меня в откате ещё долго находиться будет:
- Да! именно это я и имел ввиду! Запусти дозиметр.
К его чести надо признать, спрашивать «зачем», он не стал – то ли сам допетрил до очевидного, то ли заметил, как моя ладонь превращается в кулак.
Из ППК Александра послышались короткие писклявые сигналы. Не частые, что сразу меня несколько успокоило, но я всё равно взял его запястье, повернув вместе с девайсом, экраном к себе. Дозиметр у него был третьего уровня, и максимум шкалы измерений, как я сразу заметил, достигала 400 микрорентген в час, а текущий фон колебался в районе 48 микрорентген.
Я облегчённо выдохнул: радиоактивными были, похоже, только машины, которым в прошлом явно не повезло попасть под какую-то ядрёную раздачу. Вот если и грязь была бы заражена, то даже и не знаю что делать бы пришлось, после того как мы так хорошенько вымазались – пришлось бы, наверное, к Зиновию бежать, челом бить…
Туман отступал неохотно. Странно: сколько мы здесь провозились? Час? Два? Как бы там ни было, нормальный туман уже рассеялся бы, а этот до сих пор клубится на дне этой чаше. Может радиация вызывает ионизацию воздуха, вот он там и конденсируется? Это, как ни странно, было бы лучше, нежели если бы причиной являлась какая-нибудь химия – мне ещё крабораков в нём варить.
Окончательно выбравшись из низины, погода на обычной территории была вполне себе нормальная, солнечная, мы двинулись прочь от ручья. В полноценном освещении я ещё раз оглядел нас: моя одёжка ничего, отстираю, у Еврипида где-то порошок имеется, а вот горе рыбак Александр был уделан по полной – я даже боялся, что на солнце грязь затвердеет, и он превратится в памятник жертв аномальной низины, хоть бери, да табличку потом на него вешай: «оставь одежду, всяк сюда входящий». Но нет, грязь благополучно отваливалась комками.
- Далеко ты живёшь? – спросил я, хотя понимал, что вопрос неоднозначный. – Может тебе одежда новая нужна? С этой-то теперь как? Прачечных я здесь не наблюдал, а в ручье купаться, так ещё неизвестно, станешь ли чище.
- я живу в подвале, тот что рядом с водонапорной башней. А за одежду мою не беспокойся, с ней всё будет в порядке. Спасибо, - вежливо ответствовал Александр.
- Водонапорная башня? Это которая? Что возле хрущёб? – переспросил я, потому как не припоминал ни одной виданной здесь водонапорной башни, да и возле хрущёб, мимо которых я проходил в первый день, тоже не припоминал, а сказал лишь чисто наугад.
На попутчика мой вопрос подействовал как-то странно: он сначала было хотел что-то сказать, но потом эдак дёрнулся, помолчал с отрешённым видом пару секунд, потом ответил, будто не ко мне обращаясь:
- Зона 4G, сектор 3, квадрат 11.
- Вот даже как… - сказал я задумчиво, будто прекрасно понимал о чём он говорит, не став ничего уточнять — парень явно, так сказать, альтернативно мыслящий, раз уж он всю территорию на квадраты какие-то поделил для себя, то мне в этом всё равно не разобраться…
Вместе мы шагали ещё минут 20. Идти с ним было как-то странно, неуютно что ли, хотя в чём проблема, так сразу и не скажешь: на отморозка, к которому спиной повернуться боишься, вроде не похож, даже наоборот – стабильно позитивный не в меру.
- Погодка сегодня какая… дождь вечером будет… Эх, сейчас бы кваску ядрёного! – мечтательно продекламировал Александр.
Я взглянул на небо, затем сумрачно на попутчика: погодка, как погодка, ничего необычного, чего не скажешь о нём самом – шагал он так, будто и не был уделан в грязище с ног до головы, в которой, к тому же, чуть не захлебнулся к едреням, а теперь ему кваску бы вот, понимаешь… и на шок, или там, радость от спасения неожиданного, не похоже – буднично у него всё как-то, не естественно…
- Бывай, - сказал он мне, когда наши пути дорожки разошлись.
Он пошёл дальше, мне направо – к автобусу, но я, сделав пару шагов, остановился, посмотрев в след Александру:
- Эй, Сашко! – крикнул я ему, но он никак не отреагировал, хотя между нами и десяти метров не было. – Санчо, ау! – тишина в ответ. – Александр, ёлки зелёные!
- Ты меня звал, Преднизалон? – наконец повернулся Александр.
- Где твой рюкзак? – указал я на непривычно, по здешним краям, пустую спину.
Александр лишь посмотрел на меня с намёком на вежливую и беспомощную улыбку, разведя руками.
- Как же ты к Зиновию пойдёшь, без сырья-то? – спросил я.
- Ага, точно, я тоже так думаю, - ответил Александр всё с той же улыбочкой.
Я лишь вздохнул, и потопал по направлению к автобусу…