Рабы семьи Трок

VIII

Как ни странно, но после того, как она стала чем-то вроде личной служанки эйн Ниилли… которая, по словам её сына, всегда считала личных слуг излишеством… Инге понравилось вставать до рассвета и наслаждаться тишиной. Хотя в то время, пока она была посудомойкой, ранние подъёмы казались особым видом пытки…

Забавно, да.

Инга крадётся по коридору, жалея, что у неё нет чего-нибудь вроде шали… В коридоре постоянно гуляют сквозняки, что не особенно-то и радует, так что какая-нибудь шаль бы точно пригодилась… И тапочки помягче. Тёплые. Потому что сейчас приходится едва ли не на цыпочках красться по и так-то местами скрипящему половицами коридору, надеясь, что неосторожный стук каблука не поднимет кого-нибудь! Потому что Инга совершенно не желает объяснять, что именно она забыла здесь, в не самом используемом коридоре, который ведёт в старую часть поместья… ту самую, где находится зал. Она в принципе не представляет себе, как именно это вообще можно будет объяснить. При том, что ничего плохого… в чьём угодно понимании!.. она и не планирует. Просто… Просто тянет туда. Как будто бы… домой? Ну, в каком-то смысле так оно и есть — именно там находится место, через которое они с Царёвым сюда попали. И…

— Доброе утро.

Инга не вздрагивает. Почти. Только вот она сильно сомневается в том, что эйн Астерги не заметил того, что она…

— И вам того же, — оборачивается она с самой ясной улыбкой, на какую способна. — Тоже любите прогулки в тишине?

Эйн Астерги пожимает плечами, закидывая в рот зеленоватую пластинку… чего-то. Инга понятия не имеет, что это может быть, но, судя по тому, каким недовольным взглядом смотрела на такую же пластинку вчера эйн Лийнира, это вряд ли что-то хорошее. Впрочем, Инге… всё равно. По крайней мере — пока что. Она возобновляет движение, собираясь сегодня добраться до того места, где путь преграждают руны… Вот на руны и хочется посмотреть. Сравнить с теми, что она помнит из рассказов одной из сотрудниц, которая считала себя колдуньей и предлагала то погадать на судьбу любому желающему, то порчу навести… или снять?.. Инга морщится. Какая разница, если у неё всё равно ни разу ничего путного не выходило.

— И как тебе наш мир? — А ведь Инга уже почти забыла про то, что эйн Астерги где-то поблизости… Ну, или, что вернее, надеялась, что он пошёл куда-нибудь ещё. Хотя Инга не имеет ничего против его компании. Даже наоборот…

— Я бы предпочла остаться дома, — пожимает плечами Инга, бросая взгляд на небо через высокое, до самого потолка, окно. Край неба уже начинает потихоньку светлеть, но пока что не настолько, чтобы нужно было думать о возвращении. И недостаточно, чтобы обойтись без свечи… хотя можно было бы взять и магический светильник, но… Инге они не нравятся. Совсем не нравятся. И раз уж есть выбор, она однозначно предпочитает живое пламя. Которое сейчас пляшет на сквозняке, отбрасывая на стены и лицо эйн Астерги тени. Впрочем, ему это даже в каком-то смысле идёт… — Я не успела насладиться результатами своих трудов… — Она прикусывает губу, прикидывая, стоит ли говорить здесь и с этим человеком о подобном… Возможно, немного откровенности и не повредит. Тем более, что эйн Астерги совершенно точно не выглядит поборником морали. И, быть может, даже поймёт её… — Там у человека, который меня предал, как раз практически полностью жизнь разрушилась.

— Сочувствую, — искренним тоном произносит эйн Астерги, хотя и не очень понятно, кому именно он при этом сочувствует. Инга окидывает эйн Астерги взглядом, пытаясь понять, на чьей он сейчас стороне. Хотелось бы, чтобы не её… Увы, понять что-то по равнодушному взгляду человека, стоящего сейчас, прислоняясь спиной к дверям, которые ведут… Почему Инга не заметила, что они успели добраться до места?!

Инга машинально кивает, давая понять, что принимает слова эйн Астерги. И сосредотачивается на рунах. Которые, насколько она может судить, ни капли не похожи на земные. Так что даже оттолкнуться и не от чего…

Не то, чтобы она знала значение земных, конечно. Мысли соскальзывают сначала на упомянутого уже Валеру, которого на самом-то деле давно пора забыть навсегда — вряд ли она сумеет вернуться. Это невозможно! — а потом на эйн Астерги. Инга отворачивается от дверей и окидывает мужчину оценивающим взглядом, ни на мгновение не пытаясь его замаскировать. И получает в ответ едва ли не точно такой же. Усмехается.

— И как я вам?

— Не люблю тощих, — откровенно отвечает эйн Астерги. — Хотя задница вроде ничего.

Инга улыбается, стараясь, чтобы это выглядело естественно. Хотя на Земле она бы за такое…

— Вы женаты? Дети есть?

Ответа она не дожидается, но совершенно не удивляется этому. Более того — было бы странно, если бы вышло иначе. Всё-таки по впечатлению, сложившемуся из одной только встречи, эйн Астерги не тот человек, который… Инга отворачивается от рун и, взглянув на порозовевшие облака, отправляется в обратную сторону. Надо дойти до комнаты, переодеться… настроиться на новый день.

И надеяться, что сегодня не придётся участвовать в чём-нибудь вроде недавних… смотрин.

Инга не особенно торопится, но и задержаться сейчас не может, что расстраивает — хотелось бы хоть раз посмотреть на то, как солнечный свет затопит собой этот коридор. Наверное, в такие моменты здесь должно быть очень красиво…

Возле винтовой лестницы, ведущей к основной части поместья, Инга ненадолго останавливается — ступеньки слишком крутые, а в этих платьях до пола… при том, что сейчас она в условно «домашнем», которое хоть немного, но короче… вероятность полететь вниз головой слишком высока. Да и обувь тоже особого доверия у неё не вызывает…

То, что эйн Астерги предлагает помощь, вызывает удивление. Не такой образ у Инги составился в голове. Совсем не такой… Впрочем, отказываться от подобного места она точно не собирается. Зачем? Она благодарно улыбается и, приняв протянутую ладонь, медленно следует за ним.

В молчании, которое совершенно нет желания нарушать всё то время, пока перед глазами проплывают каменная кладка башни. Не будь под ногами крутых ступенек, о которых приходится помнить постоянно, Инга бы сейчас даже прикрыла глаза, чтобы насладиться тишиной. Вдвойне удивительной тем, что впервые за долгое время она разделена с другим человеком. Пусть он и всего лишь ненадолго оказался рядом.

Валера, которого надо выкинуть из головы уже, никогда не ценил именно тишину, предпочитая глушить её бесконечной музыкой или болтовнёй каких-то блогеров… под конец их отношений и сама Инга почти отучилась ценить тишину.

— И на что конкретно ты готова, чтобы взобраться повыше в местном обществе? — внезапно разрушает волшебство молчания эйн Астерги в тот момент, когда лестница заканчивается.

— Не на всё. Но на многое, — предельно честно отвечает Инга. И в самом деле. — Убийства, к примеру, в мой список точно не входят.

— Зато они входят в мой, — хмыкает эйн Астерги. Инга пожимает плечами. Ну, и что с того? Не на её же руках кровь? Так и зачем в таком случае беспокоиться? Эйн Астерги тем временем прощается и уже почти уходит, когда Инга окликает его. Мысль… определённо стоит того, чтобы…

— Не могли бы вы вправить мозги моему непутёвому братцу?.. То есть, не братцу, конечно… — добавляет она, мысленно предвкушая, какая прекрасная жизнь ожидает Царёва, если эйн Астерги согласится. — Эйн Иданнги признал за ним магические способности и даже взялся их развить, но мне кажется, что Алексею нужен другой наставник. Более…

— И за что ты так его не любишь?

— В моём мире он был моим подчинённым. Не самым лучшим. Постоянно мне нервы трепал… — По взгляду эйн Астерги Инга читает, что он ни капли не сомневается в том, что и сама Инга ни на шаг не отставала в этом. Она коротко кивает и позволяет себе улыбнуться по-настоящему. Так, как обычно избегает здесь делать, чтобы не выпасть окончательно из и без того не очень-то удавшегося образа пай-девочки. — Здесь он продолжает творить глупости, пусть в последнее время — с тех пор, как за него взялся эйн Иданнги — и в меньших количествах… Мне это не нравится не в последнюю очередь и из-за того, что он, будучи здесь моим… братом… бросает своими выходками тень и на меня.

— И я…

— Я заметила, что он как-то странно на вас среагировал при первой встрече. Как будто… испугался?

Эйн Астерги усмехается и буквально исчезает в воздухе… почти — Инга видит расплывчатый силуэт, который, впрочем, быстро пропадает из виду. Магия? Инга вздыхает.

И надеется, что эйн Астерги и правда возьмётся за Царёва. Тому полезно будет!

***

К тому моменту, когда она добирается до библиотеки, Гери уже одновременно зла до крайности и почти спокойна. Настолько, что вполне может едва ли не со стороны наблюдать за тем, как эти противоположные друг другу эмоции переплетаются между собой, создавая ощущение некоторой нереальности происходящего. То есть, то самое состояние, в которое — явно специально! — её постоянно норовит погрузить Асте. Зачем — Гери не имеет ни малейшего понятия, но тянется это с самого детства, когда изводил он её на пару с Ильмом…

Гери едва ли не влетает в библиотеку, с трудом удержавшись от того, чтобы от души шарахнуть дверью об косяк. И замирает на половине шага, увидев полулежащего в кресле Асте, который, кажется, сейчас пребывает не совсем здесь. Рядом на полу лежит раскрытая книга, и Гери едва ли не физически больно от того, что от подобного обращения в скором времени точно повредится корешок! Гери прищуривается, пытаясь уловить на лице брата признаки…

— Не угадала, — балансируя на грани между хамством и учтивостью, сообщает Асте. Приоткрывает совершенно ясные глаза и даже немного приподнимает уголки губ.

— Какое ты имеешь право забирать у Данна ученика?! — Гери падает в кресло, которое проезжается назад, противно скрипя ножками об пол. Гери кривится от мерзкого звука.

— Данн не сможет раскрыть его потенциал, как бы ты не превозносила своего мужа, сестрёнка, — нараспев проговаривает Асте, только теперь запуская руку в карман и вытаскивая зелёную пластинку наркотика. Гери презрительно кривится, наблюдая, как он едва ли не демонстративно отправляет её в рот. — Ты и сама это знаешь, признай. Тем более, что у пацана совсем не тот характер, чтобы Данн с ним смог сладить.

— А ты, значит, можешь, — Гери частью сознания думает, что вот эта его выходка с наркотиком нужна вообще только для того, чтобы показать всем, что Асте в гробу видел правила, приличия и то, насколько неприятно родным видеть подобное. Странно при этом, что он ни разу не пытался вести себя настолько отвратительно с мамой… Неужели?.. Ох, Гери не имеет ни малейшего понятия! И не очень-то и хочет разбираться в том, что там между мамой и Асте. И… — И как твой невероятный талант учителя позволит тебе свалить отсюда, когда наиграешься? Или ты планируешь здесь остаться на постоянной основе?

Асте кривится. Потом смотрит Гери прямо в глаза. Так, что холодок по спине пробегает. Гери приходится призвать всю доступную ей магию, чтобы убедить саму себя, что бояться собственного брата — младшего! — попросту нелепо.

— То есть, когда тебе наскучит роль великого учителя, то попросту скинешь проблемы на нас?! — Гери с силой сжимает подлокотники и понимает, что стоило отпустить магию… потому что морёная лиственница проминается под пальцами и начинает крошиться. И, что хуже, это видит Асте! Который с с философским видом пожимает плечами, позволяя Гери самой додумывать, какие у него могут быть планы на ближайшее будущее. Гери чувствует, как бешенство подступает к горлу. — Неужели тебе захотелось пойти по стопам Ильма? Что ж тогда до Ливня не остался в Башне…

— Заткнись? — вполне себе мирным тоном предлагает Асте. Настолько мирным, что впору то ли пытаться его прибить всей магией, какую можно призвать, не рискуя свалиться без сознания от болевого шока, то ли сбежать… Попытаться. Потому что если Асте пожелает, сбежать от него не выйдет даже при самом горячем желании. Прибить, к сожалению, тоже. Гери морщится. Ну, да. Она признаёт, что перегнула палку, упомянув Ильма. Но… — Хорошо. Почему ты думаешь, что тебе удастся?

— Потому что он меня боится, — просто отвечает Асте и одним движением поднимается на ноги, подбирая попутно книгу. Некоторое время стоит, перелистывая страницы, как будто бы пытаясь что-то там увидеть, но потом с разочарованным вздохом закрывает книгу так, чтобы та громко хлопнула.

— Варвар.

— Не завидуй, — Асте отворачивается, не пытаясь проследить за тем, какое у Гери будет выражение лица при том, что она изо всех сил пытается не реагировать на его слова. Он отходит к стеллажам, наугад ставя книгу на первую попавшуюся полку. И Гери прекрасно знает, то это он намеренно. Потому что знает, насколько подобное бесит. И Гери, и…маму. — Вместо этого попытайся сама стать свободной… О, не делай такое лицо, Гера! Не надо.

— Вернёмся к этому мальчику, — предлагает Гери. Разговоров о свободе — внешней и внутренней — она начинать не желает. Тем более, от человека, наслаждающегося зависимостью от…

— Как скажешь. Он меня боится. Причём — ничего про меня не зная…

— В противном случае, я думаю, он бы, как и все, кроме нашей семьи, бежал бы от тебя без оглядки. И это я не пытаюсь даже вдаваться в подробности твоих похождений на равнине… — Гери мило улыбается в спину Асте, который, будто бы заинтересовался чем-то, что происходит за окном. Даже отодвинул штору — совершенно не мешающую взгляду! — и, опершись ладонями о подоконник, почти прислонился к стеклу.

— Кроме того, меня об этом попросили…

Кто?! Хотя… Инга. Гери морщится. Эта Инга… Показательно смиренная. Настолько, что зубы сводит от этой сладкой картинки. Вечно опущенный в пол взгляд, наивная улыбка… Совершенно невинная внешность и — Гери ни капли в этом не сомневается! — содержание полностью ей противоположное. Одно то, что мама, кажется, совершенно довольна своей личной служанкой… при том, что раньше она их категорически не выносила, заставляет о многом задуматься. Хотя бы потому, что любимым ребёнком у неё всегда был Ильм. И именно он стал главой семьи после смерти папы. И мама до сих пор отказывается передать это место кому-либо, несмотря на то, что со времён его гибели в Башне в момент начала Ливня прошло уже десять с лишним лет! Вот на что она надеется?.. Гери прикусывает губу едва ли не до крови, заставляя себя вернуться к теме разговора. Инга.

— Зачем ей это?

— Желание сделать благое дело? — предполагает Асте.

— Ты и сам в это ни капли не веришь, иначе бы даже слушать её не стал, братец. Неужели понравилась?

Асте пожимает плечами, всё так же высматривая что-то за окном. Гери вздыхает, понимая, что тема исчерпана. По крайней мере до тех пор, пока Асте не решит её возобновить. Но как же с ним временами… практически всегда!.. сложно. Упрямый, своевольный. И слишком сильный магически, чтобы можно было надавить. И ни в грош не ставящий ни её, ни мать, ни даже отца, когда тот был жив. Иначе бы Асте не сбежал совсем мальчишкой из дома и не связался с наёмными убийцами.

Только Ильм имел на него какое-то влияние…

На самого Ильма, к сожалению, вообще никто. Даже та его подружка из Башни, которую он называл любовью всей своей жизни и ради которой остался работать помощником Наставников, хотя запросто мог со временем даже возглавить Совет!

— Ты в курсе, что Лий совершенно против брака с тем парнем, которого вы для неё выбрали? — Асте внезапно разворачивается и смотрит на Гери совершенно трезвыми глазами, несмотря на принятую пластинку наркотика. — Ой, да ладно тебе! Я маг или кто? Думаешь, я бы был до сих пор жив, если бы позволял себе искажать сознание какой-то там отраве? Это так… баловство, не больше. — И даже мечтает о счастливой замужней жизни со старшеньким из семейки Мэйтт.

— Знаю. — кивает Гери. Как не знать! — Но она умная девочка, и поступит правильно.

— Я бы не был настолько уверен. Впрочем, решать вам. Моё дело — сообщить. — Асте, закутавшись в Воздух, что, как кажется сейчас Гери, вообще не причиняет ему ни капли неудобства, хотя Данн после такого как минимум полдня не может достаточно свободно двигаться, исчезает из библиотеки.

***

Лий сидит на низеньком пуфике так, что ноги приходится вытянуть вперёд — благо, в своей спальне она одна, и никто за них не запнётся — смотрит то в окно с не до конца задёрнутыми шторами, то на балдахин с серебристо-серыми цветочными узорами, и заплетает волосы в простую косу, готовясь ко сну. Хотя она сильно сомневается, что получится заснуть. Слишком много мыслей в голове. Дядя Асте, которому всегда было глубоко наплевать на то, что делают его родственники — находят ли союзников, изживают врагов или что-нибудь ещё — внезапно оказался на одной с ними стороне против Лий. Ладно, первый шок от осознания этого факта Лий пережила ещё вчера, промаявшись едва ли не до самого рассвета с бессонницей. Но всё же…

Что делать-то?

Даже маму и папу достаточно сложно обмануть — хотя и получается иногда, как в тот раз с остановленным залом. Ещё сложнее это провернуть с бабушкой, которая, кажется, мысли читает и знает наперёд, что и как Лий собирается делать… Но вот дядя… Не имеет смысла даже пытаться…

Лий перекидывает косу на грудь и накручивает её на палец, глядя на мокрые дорожки на стекле — за окном ещё до заката начался дождь, и он явно будет идти всю ночь. А ведь скоро зима… А потом день зимнего солнцестояния, который продолжают отмечать даже спустя десять лет с начала Ливня, хотя, казалось бы, традиции прошлого должны были быть похоронены со всеми теми, кто погиб за это время. Старый мир практически ушёл!

Лий мотает головой, замечая краем глаза, как на свету свеч — Лий терпеть не может в спальне магические светильники, предпочитая, как и папа, живой свет… мама на это фыркает и что-то бормочет себе под нос про каких-то мелких грызунов, если Лий правильно понимает, живших до Ливня, которые гипнотизировались пламенем, и их на том ловили охотники. Грызуны, традиции… стоит ли вообще теперь вспоминать про прошлое? Не лучше ли… Фирр утверждает, что их поколение должно всё изменить — порядки, установленные теми, кто ещё помнит жизнь до Ливня, ограничения. И Лий совершенно с ним согласна. Это правильно. Только так и надо.

Нужно отменить эти условности вроде старой и новой аристократии — какая разница, стоят ли за тобой десятки поколений или нет? Главное же то, что у человека в душе, не так ли? И уж точно надо избавиться от такой вещи, как брачный сговор!

Лий подскакивает с пуфика и едва не падает, запутавшись в подоле ночной сорочки. Случайно смахивает со столика зеркало, которое чудом не разбивается — слава ковру! — и томик стихов.

Спустя несколько мгновений дверь осторожно приоткрывается и из-за неё высовывается голова Эттле, которую по-хорошему бы надо уже отпустить спать.

— Эйн Лийнира? Что-то случилось?

— Всё в порядке, Эттле, — вздыхает Лий, подбирая томик, отметив, как на позолоте корешка пробежались отблески пламени свечи. Старая книга. До Ливня… хотя книги — они все до Ливня. Сейчас, насколько Лий знает, практически нигде уровень сохранившихся технологий недостаточен для книгопечатания. Хотя… сейчас большинству всё ещё просто не до книг — это Долина, отрезанная от остального мира, находится в относительно благополучном состоянии, а все прочие… — Иди спать… хотя, нет. Стой. Скажи мне — когда дядя планирует уехать?

— Я… откуда ж мне знать-то такое, госпожа? — Эттле явно хочется поскорее закрыть дверь и сбежать от не совсем приятного разговора, но, поскольку Лий ей не отпускала, бедняжке приходится терпеть. Ха! Откуда!

— Не морочь мне голову, Эттле, — вздыхает Лий, ловя отражение в поднятом зеркале. Что-то глаза в последнее время какие-то больные. Определённо надо больше спать. А то мама или бабушка решат, что ей надо срочно лечиться… а папа просто расстроится. — Все знают, что слуги постоянно сплетничают обо всём на свете. При том, что посторонние разговоры эйн Тэйе пресекает. Так что?

— Нет таких слухов, — сдаётся Эттле, проскользнув в комнату и прикрыв поплотнее дверь. — Никто не слышал, чтобы эйн Астерги планировал отъезд.

— Странно…

Очень странно. Обычно дядя не задерживается надолго, пусть в этот раз он и намекнул, что собирается остаться подольше, Лий подумала, что дядя просто таким образом поддразнивает её. Тем более, что она и сама дала повод, лишком поддавшись чувствам… Но дядя сам виноват! Как он мог такое сказать про Фирра?!

— Ну… я слышала, что эйн Астерги говорил с эйн Ильгери, что, вроде как, его попросила Инга, что…

— Ну-ну? Давай без длинных вступлений! — Лий морщится. Манера Эттле прежде чем перейти к делу, упоминать всё, что, по её мнению, важно, как и всегда, бесит. Ну, вот зачем эти обстоятельства?

— Эйн Астерги собирается вместо эйн Иданнги учить Але… Алексея, запнувшись на имени, сообщает-таки Эттле.

Вот как? То есть… То есть, он действительно не собирается уезжать?! Как плохо…

— Но, как я слышала, дней через десять они вдвоём собираются в обход границ поместья. Для… тер… рте… тре-ни-ров-ки!

— Благодарю тебя, Эттле. — Лий, с трудом удержавшись от довольной улыбки, отпускает служанку.

Как только дверь за Эттле закрывается, Лий, больше не скрываясь, улыбается и кружится по комнате, пока не запинается о пуфик и едва не летит на пол. После этого она добирается до кровати и забирается под одеяло. Значит, скоро дядя всё-таки пусть и ненадолго, но покинет поместье! И тогда можно будет…

Встретиться, наконец, с Фирром и рассказать ему…

Дверь открывается, пропуская… маму?

Лий приподнимается на локтях, не веря в то, что видит. В последний раз мама приходила к Лий вот так перед сном лет… пять назад. Как раз, когда Ливень почти сошёл на нет, но его воздействие ещё сохранялось, из-за чего Лий постоянно мучали кошмары. Да… с тех пор если кто и приходил пожелать ей добрых снов, то это был папа. Ну, или — очень редко — бабушка.

— Асте сказал, что ты что-то задумала, — сразу начинает мама. Лий вздыхает. Ну, разумеется! Не могла же она поверить, что мама… — Опять какая-то глупость? Дочь. Что ты творишь?

— Ничего? Спать собираясь… — Лий старается улыбаться как можно невиннее, прекрасно понимая, что маму этим вообще не убедить. Ну, и ладно. Но… — Это правда, что дядя будет учить Алексея? — Кажется, маме не очень-то и по душе эта тема, но… тема планов Лий неприятна уже самой Лий. Так что… Мама нехотя кивает. — Эттле сказала, что это его Инга убедила. А зачем это ей?

— А если подумать? — коротко смеётся мама. проводит ладонью по голове Лий, от чего та чувствует, как несколько прядок из слишком небрежной косы путаются у мамы между пальцами. Мама наклоняется и целует Лий в лоб, чего не делала всё те же пять лет, после чего просит не делать глупостей. И почти выдерживает образ любящей и заботливой матери, но в последний момент не выдерживает и напоминает про существование карцера. Который, конечно, для провинившихся рабов… реже — слуг, но и для Лий там место найдётся. Лий качает головой, следя за тем, как мама задувает свечи и выходит прочь из комнаты.

Прекрасно. Просто прекрасно!

И как, скажите, избавляться от слежки?

Лий вытягивается на кровати, с наслаждением ощущая прохладу простыней, натягивает одеяло до самого носа и приказывает себе немедленно заснуть.

И уже завтра решать, как именно воспользоваться отсутствием дяди в нужный момент, и как отвлечь маму и папу. Ну, и бабушку, конечно же.

А всё же. Зачем это Инге? И почему дядя решил прислушаться к её словам?