Раскаявшийся муж

Глава шестнадцатая

Он нервно сглотнул, идя за Бронвин в гостиную. С самого начала их отношений он изо всех сил старался избежать этого «откровения» и в итоге разрушил брак. Бронвин более чем заслуживала правды, и Брайс просто надеялся, что у него хватит сил справиться с последствиями, если после этого разговора она не захочет иметь с ним ничего общего.

Бронвин вдруг остановилась, но Брайс, заблудившись в своих мыслях, этого не заметил и врезался в нее. Они оба пошатнулись. Брайс обхватили Бронвин за плечи, чтобы поддержать. Он на несколько мгновений прижал ее к себе, и его тело отреагировало с обычной предсказуемостью. Брайс поспешно убрал руки и пошел дальше, мысленно велев себе сосредоточиться. В гостиной он уселся на диван и закинул ногу на ногу, чтобы скрыть стояк. Бронвин устроилась в кресле напротив. Ее серьезный сосредоточенный взгляд подействовал на него лучше холодного душа и помог взять тело под контроль.

Брайс ждал, что Бронвин первой начнет разговор, но она продолжала молча смотреть, отчего он беспокойно заерзал на диване.

Когда она успела отточить этот проклятый, пронизывающий душу ледяной взгляд? В прошлом его не было в ее арсенал «разгневанной супруги».

Брайс привык к тишине, но сейчас поймал себя на том, что хочет заполнить ее бессмысленными словами, надеясь, что это вызовет у Бронвин хоть какой-то ответ.

– Ну что ж...

Она ничего не сказала, ее обычно выразительное лицо было совершенно бесстрастно. Значит, она не собиралась облегчать ему задачу. Да и с какой стати? Однажды он сказал ей, что не может исправить причиненный ущерб. Но, честно говоря, он даже не пытался, потому что чувствовал, что не заслужил прощения. Теперь Брайс осознал, что был искалечен страхом. Он мог это исправить, и он это исправит. Поэтому просто обязан сделать первый шаг.

– Когда мы впервые встретились, – сказал он, и Бронвин облегченно выдохнула. Похоже, она почти потеряла надежду, что он начнет разговор без подсказки с ее стороны. – Ты так нервничала и боялась. Было понятно, что работа официантки совершенно тебе не подходит.

– Ты не должен был этого замечать, – сухо вставила она.

Брайс тихо рассмеялся.

– Однако, я заметил. Тебя выдавали глаза, дорогая. Ты была такой очаровательно неуклюжей. Возможно, худшая официантка из всех, что я видел. – Бронвин с видимым усилием заставила себя не отвечать, и Брайс улыбнулся чуть шире. – Видишь? Тебе это не понравилось. Твои глаза не лгут. Пьер не мог понять почему я так околдован тобой, а я, в свою очередь, не понимал, почему он не замечает самого очаровательного существа на свете. Как я уже говорил, я просто не мог держаться от тебя подальше. Я продолжал приходить в ресторан, и чем больше времени проводил с тобой, тем больше хотел, чтобы мы были вместе. Главная причина, по которой я сделал тебе предложение, вопреки тем жестоким словам, которые сказал тебе, заключалась в том, что я не мог представить свою жизнь без тебя рядом. Ты любила меня. Ты говорила мне это так много раз, и я так отчаянно хотел сказать это в ответ, но не мог. Я была так счастлив с тобой, но не думал, что умею любить. Я хотел, чтобы ты научила меня. Я хотел, чтобы ты сделала меня лучше.

– Прости, но я не понимаю. – Она покачала головой.

– Я не очень хорошо могу объяснить это. – Брайс прочистил горло. – Ты помнишь наш разговор в тот вечер, когда мы вернулись из океанариума?

Она кивнула и увидела, как Брайс с трудом сглотнул, прежде чем расправить плечи, словно готовясь к битве. Он, казалось, не мог встретиться с ней взглядом и, не отрываясь, смотрел на стену позади.

– Ты спросила, какое у меня первое воспоминание из детства. Тот случай с часами, о котором я рассказал… Отец причинял мне боль и до этого, но то воспоминание самое четкое. И я, конечно, помню каждый проклятый раз, когда это происходило вновь.

Брайс все еще не смотрел на нее и продолжал говорить ужасающим мертвым голосом. Бронвин была в шоке. Подсознательно она ожидала услышать нечто подобное, но теперь, не могла поверить.

– После рождения Ричарда… – Брайс никогда не называл брата Ричардом, но по какой-то причине эта формальность соответствовала серьезности разговора. – Мне пришлось сделать все, чтобы отвести от него гнев отца. Он и пальцем его не тронул. Я ему не позволял и постарался сделать так, чтобы Рик ничего не знал. Если бы этот ублюдок прожил дольше, я, возможно, не смог бы так долго оберегать Рика, но мне было тринадцать, когда он умер. Рику было десять лет. Он был еще достаточно мал, чтобы искренне оплакивать нашего отца. Наша мать навсегда осталась лишь оболочкой женщины. Она умерла за несколько месяцев до моего восемнадцатилетия, и всего через несколько месяцев после того, как у нее диагностировали рак яичников. Она даже не боролась, просто отказалась жить. В любом случае, после несчастного случая с отцом она замкнулась морально и эмоционально. Это я растил Рика, заботился о нем, следил, чтобы он ел и одевался как следует.

– Но я думала, что ваша семья богата, – ошеломленно пробормотала Бронвин, но Брайс не заметил. Она помахала, чтобы привлечь его внимание и повторила.

– Насилие в семье бывает не только у бедных. У матери были средства, чтобы забрать нас и уехать, но отец ее полностью подавил и запугал. Иногда, вспоминая детство, я ненавижу маму даже больше, чем отца. Она позволила ему причинить боль мне, причинить боль ей, и если бы не я, она позволила бы ему также причинить боль Рику. Это я не могу ей простить. Отец делал из нас образцовую семью кулаками. Он бил нас, заставляя подчиняться, бил за любую провинность или за то, что считал таковым. Но никогда и пальцем не тронул моего брата! – Голос Брайса задрожал от ярости. – Я был довольно крупным ребенком, и единственный раз я столкнулся с ним как раз перед его смертью. Он пошел за Риком, но я встал перед ним, лицом к лицу, и он отступил.

Бронвин представила испуганного мальчика, храбро противостоящего чудовищу в человеческом обличии, и до боли сжала кулаки, чтобы не закричать от этой страшной картины.

– После этого он избил меня только один раз, а потом погиб в ужасной аварии на яхте. Боже, я ненавидел его, и эта ненависть разрушала меня. Отец умер, но память об избиениях и словесных оскорбления осталась со мной и ела изнутри. Моя мать боялась собственной тени и была неспособна любить нас. Рик... Я был его старшим братом, он обязан был любить меня. Никто никогда не любил меня просто так... до тебя. Но я так и не поверил в твою любовь до конца. Я был убежден, что твои чувства изменяться, если узнаешь о том, как я позволил отцу бить меня, о том, каким я был трусом. Как бы ты смогла уважать меня, если бы узнала, как я уползал от него, как умолял его остановится, как не раз обмочился от страха и боли… – Голос Брайса сорвался на последних словах.

Бронвин видела, как исказилось его лицо, когда он пытался совладать с эмоциями, и, не утирая льющихся по щекам слез, потянулась к нему.

Брайс отпрянул и встал, чтобы подойти к окну. Он не хотел, чтобы она прикасалась к нему. Не хотел, чтобы она жалела одинокого, обиженного ребенка, которым он был, и эмоционально отстраненного и психологически травмированного мужчину, которым он стал.

– Я чувствовал, что не заслуживаю тебя, – сказал он, стоя к ней спиной. – Но, как я уже говорил, я просто не мог держаться от тебя подальше. Я продолжал давать обещания самому себе, но только для того, чтобы нарушить их и провести еще немного время с тобой. Когда я сделал тебе предложение, то думал, что смогу сохранить твою любовь и не причиню боли. Боже, каким жалким я был!

Он принялся расхаживать перед окном, как лев в клетке, сжимая руки в карманах сшитых на заказ брюк.

– В ту ночь, когда ты сказала, что беременна… – Брайс поморщился, словно это воспоминание причиняло ему боль, затравленно поглядел на Бронвин и снова отвернулся. – Я словно сошел с ума. Я запаниковал. Я не мог быть отцом, не с моей наследственностью. Что, если я ударю нашего ребенка, что, если я начну бить тебя? Моя мать говорила, что отец никогда не прикасался к ней до моего рождения. По ее словам – я стал катализатором всего этого насилия. Что, если бы я был таким же? Что, если рождение нашего ребенка вызвало бы во мне такую же реакцию, и я причиню вам боль? Я не мог вынести этой мысли, но все равно глубоко ранил тебя своими дикими несправедливыми обвинениями. Слова могут ранить хуже кулаков. Я знал это, но все равно не мог остановиться. Я сам не верил в чушь, которую нес. Однако был уверен, что в конце концов ты возненавидишь меня за то, что пришлось бросить учебу из-за беременности. – Он покачал головой и снова сел на диван. – Это будет звучать как какое-то неубедительное, глупое оправдание, но когда я велел тебе уйти, то хотел просто дать себе время подумать и перевести дух. Я не хотел, чтобы ты уходила из дома, Брон, только из ванной. Я почти сразу понял, как глупо себя вел, ведь я заботился о Рике практически с рождения и ни разу не причинил ему вреда. Но в тоже время, откуда мне было знать, что вдруг когда-нибудь что-то выведет меня из себя? Как я мог доверять себе?

Бронвин снова зажала рот, пытаясь заглушить рыдания, но слезы удержать не могла. Ей хотелось подойти к Брайсу, но знала, что он не позволит, пока не выговорится до конца. Его эмоциональная рана была вскрыта, но гной, который так долго копился внутри, должен был истечь, прежде чем начнется заживление.

– Я как раз собрался рассказать тебе все, – продолжал Брайс тем же отрывистым тоном, который характеризовал весь его монолог. Он метался между прошлым и настоящим и просто излагал мысли, когда они приходили ему в голову. – Но вдруг услышал, как завелась твоя машина. Я запаниковал, что ты можешь пострадать, бросился за тобой и попал в аварию. Мне показалось, что я видел тебя там. Видимо, подсознательно я сделал тебя предательницей, потому что это дало повод ненавидеть тебя. Мне нужно было это оправдание, потому что, зная, что я виноват и в твоем уходе, и в своей глухоте, я бы просто сошел с ума. Однако я никогда не переставал искать тебя. Не только для того, чтобы узнать о ребенке, но и чтобы убедиться, что вы оба в порядке. Мне было так стыдно за свое поведение, что я даже скрыл твою беременность от Рика и Пьера. То, что я сделал, было совершенно непростительно, и Пьер и Рик без колебаний дали бы мне это понять. – Брайс посмотрел на нее и поморщился, увидев слезы. Он отошел от окна, опустился на колени прямо перед креслом и положил руки на подлокотники, как бы запирая Бронвин, но она не чувствовала себя в ловушке. Отнюдь. Она чувствовала себя... освобожденной.

– Я был таким дураком, Брон. – Очень тихо произнес Брайс. – Я поселил тебя в этом аду вместе со мной и разрушил твою жизнь.

– Ты не разрушил мою жизнь, – запротестовала Бронвин, но он покачал головой, не веря ей.

– Говорить, что я слишком сильно любил тебя и поэтому все разрушил – чистое безумие, но я чувствую, что так и произошло. Я отравляю все вокруг. Я всегда это знал, и даже мысль о том, чтобы начать все сначала с тобой… – Он горько рассмеялся. – Я эгоистичный идиот.

– Ты любишь меня? – тихо спросила Бронвин.

Брайс моргнул.

– Что?

– Ты только что сказал, что любил меня в прошедшем времени, поэтому я спрашиваю: ты все еще любишь меня?

– Глупый вопрос, – проворчал Брайс.

– Это правильный вопрос, – отмахнулась она.

– Конечно, я люблю тебя, – почти выкрикнул он. – Дело не в том, что я тебя не люблю.

– Именно в этом, – прервала она его, махнув рукой. – Ты никогда не говорил, что любишь меня. Ни разу.

– Честно говоря, когда мы поженились, я и сам не знал, что люблю тебя. Я же говорил, что раньше никто не любил меня без причины. Я, черт возьми, не знал, что такое любовь! – На последних трех словах он повысил голос, но она лишь подняла брови.

– А теперь знаешь?

– Да, – прошептал он.

– Ну и..?

– Это... – Брайс запнулся и помолчал, прежде чем глубоко вдохнуть и продолжить: – Любовь – это тихие обеды, когда мало, о чем говорят. Это солнечные дни на пляже. Это видеть любовь в твоих глазах, когда ты смотришь, как спит наш ребенок. Это смотреть, как солнце восходит в твоей улыбке и садится в твоих слезах. Это удовольствие видеть, как ты ешь, спишь, учишься и играешь. Это маленькие, повседневные вещи, на которые никогда не устаешь смотреть: например, как ты заправляешь одну и ту же упрямую прядь волос за ухо двадцать раз в день. И это необыкновенные, изменяющие жизнь вещи, такие как видеть твою улыбку и мои глаза на лице нашей прекрасной маленькой девочки. Это знание того, что даже если ты отвернешься от меня навсегда, я уже стал лучше лишь потому, что ты была в моей жизни.

Бронвин наклонилась вперед и бесконечно долго смотрела в его серьезные голубые глаза, а затем обхватила заросшее щетиной лицо руками. Брайс доверил ей свою прекрасную, израненную душу, и она будет яростно ее охранять.

– Вот ты где, – прошептала она и улыбнулась краешком губ. – Я нашла тебя.

Брайс нахмурился.

Тогда она наклонилась, запечатлела нежный, как перышко, поцелуй на его губах, снова отодвинуться, чтобы он мог видеть ее лицо и добавила:

– Вот мужчина, за которого я вышла замуж.

Брайс удивленно распахнул глаза и с трудом сглотнул.

Бронвин видела, как он мужественно пытается держать себя в руках, как хочет оставаться сильным, но ее пристальный взгляд, казалось, полностью обнажил его душу.

Плечи Брайса дрогнули, и звук, который вырвался из груди при вдохе, походил на рыдание.

– Все в порядке. – Она ласково погладила его по щеке.

Глаза у Брайса наполнились слезами, он наконец отбросил защитные барьеры, которые создавал годами, и позволил себе заплакать. Он попытался отвернуться. Даже после всего, что он только что рассказал, его первым побуждением было пережить эту бурю эмоций в одиночку, но Бронвин не позволила. Она обняла его за шею и крепко прижала к себе.

Бронвин успокаивающе напевала так же, как когда утешала Кайлу, надеясь, что Брайс почувствует вибрацию в ее груди. Его рыдания были грубыми, неистовыми и выворачивающими наизнанку. Ей хотелось рыдать вместе с ним, но она должна была быть сильной ради него. Этот момент послужит катарсисом для замечательного мужчины, который так боялся позволить себе быть счастливым.

– Все в порядке, – шептала она ему в волосы. – Все хорошо.

Конечно, до хорошо было еще далеко. Бронвин все еще переваривала откровения Брайса о детстве. Но будь она проклята, если и дальше позволит ему думать, что он не заслуживает ее любви и считать себя монстром.

Казалось, прошло несколько часов, прежде чем рыдания наконец-то стихли. Брайс позволил себе еще мгновение отдохнуть в объятиях Бронвин, потом поднялся с колен, вернулся к окну и, застенчиво отведя взгляд, попытался разгладить безнадежно измятую рубашку.

Брайс снова закрывался от нее – Бронвин это видела, поэтому действовала без промедления. Она вскочила и встала прямо перед ним, не давая иного выбора, кроме как встретиться с ней взглядом. Бронвин понимала, что есть только один способ справится с этим и не растопить его хрупкую мужскую гордость.

– Ты идиот, – тихо сказала она.

Брайс растерянно заморгал.

– Как ты вообще мог подумать, что способен причинить боль Кайле или мне? – спросила она, закатывая глаза, чтобы выразить раздражение. – Мы несколько раз в прошлом серьезно ругались, но я никогда, даже отдаленно, не чувствовала угрозы от тебя.

– Я всегда уходил в разгар наших ссор, помнишь? Каждый раз, когда я чувствовал, что слишком злюсь, я сбегал, потому что боялся, что могу причинить тебе физическую боль.

– Помню, а ты помнишь, почему так злился на меня? – мягко спросила она.

Брайс беспомощно пожал плечами.

– Когда ты сказала, что беременна…

– Нет, – перебила его Бронвин, – тогда ты не злился. Ты боялся позволить себе надеяться и набросился на меня из-за этого страха. Я говорю о настоящем гневе. Тот, от которого в голове пульсирует и кровь закипает.

Он выглядел смущенным.

– Не думаю, что я когда-нибудь позволял себе так злиться на тебя, – признался он.

– Ой, пожалуйста. – Она фыркнула. – Я могу припомнить несколько случаев. Как в тот раз, когда я сказала Рику, что тебе нравится время от времени делать со мной маникюр.

– Ладно, признаюсь: тогда я сильно разозлился, – неловко признался он. – Что вполне оправданно. Рик так и не дал мне объяснить до конца, и он все еще подкалывает меня по этому поводу. Но это другое. Вряд ли я причинил бы тебе боль из-за такой мелочи.

– Да? Значит, твой отец никогда не бил тебя по пустякам? Например, из-за того, что ты случайно уронил часы в унитаз?

– Золотые часы, – пробормотал он.

– Это были всего лишь часы! – Она яростно рубанула воздух рукой. – Золотые, бриллиантовые, да какие угодно! Нельзя ломать руку трехлетнему ребенку. Что, если Кайла сделает такое? Ты ее ударишь? Сломаешь ей руку?

Брайс побледнел и замотал головой.

– Конечно, нет, – ответила за него Бронвин. – А еще я припоминаю случай во время нашего медового месяца. Я танцевала с Сашей Тисдейлом, а ты так взревновал.

– Ты все еще помнишь имя этого придурка? – недоверчиво спросил Брайс и в его глазах, как и тогда, снова вспыхнула ревность.

Бронвин довольно усмехнулась.

– Ну, он был очень хорош собой, – напомнила она.

Брайс нахмурился и стиснул зубы, так что желваки заиграли. Сейчас он как две капли воды напоминал гордого мужчину, которого Бронвин знала и любила.

– Брайс, ты совершенно обезумел от ревности тогда, и повел себя как собственник, но не как жестокий монстр. Конечно, я не эксперт, но из того, что читала о жестоких супругах, им едва ли нужен повод, чтобы спровоцировать насилие. Даже когда ты был на эмоциональном пределе, как тогда, ты наказывал себя больше, чем меня. – Она перешла на язык жестов: – «Просто не в твоей природе быть жестоким».

«Откуда ты это знаешь? Как ты можешь быть уверена?» – показал он.

В его глазах читалось мучительно сомнение, и Бронвин поднялась на цыпочки и поцеловала его.

– Потому что даже в тот вечер, когда ты был охвачен страхом и паникой, когда ты едва владел собой, я не боялась тебя, Брайс. Я никогда тебя не боялась.

– Мне так жаль, – прошептал он, закрыв глаза и опустив голову. – Мне очень жаль. Я…

Она остановила его нежным поцелуем. Брайс открыл глаза, и Бронвин закончила поцелуй с улыбкой.

– Я понимаю и прощаю тебя, Брайс. И я очень тебя люблю.

– Ты правда все понимаешь?

– Конечно, понимаю. Я не считаю, что наши проблемы вдруг взяли и испарились. Нам предстоит долгий и трудный путь, но думаю, что мы наконец-то можем двигаться вперед вместе.

– Я решил снова посещать психотерапевта, – признался Брайс. – Это… помогало.

– Надеюсь, когда-нибудь мы сможем пойти вместе.

Брайс кивнул, с обожанием посмотрел на Бронвин, прежде чем недоверчиво покачать головой.

– Как, черт возьми, мне так повезло?

– Мне, знаешь ли, тоже повезло. – Она обняла его за талию. – Вчера я сказала, что влюбилась в мужчину, а не в супергероя. Но знаешь что? Ты – мой герой.

– Как ты можешь так говорить после всего, что произошло, и после всего, что ты сегодня услышала?

– Как раз сегодняшний вечер ясно показал мне, что ты из тех мужчин, которые заслоняют собой от угрозы тех, кого любят. Конечно, ты герой. Мой, Кайлы, Рика. Никогда не сомневайся в этом.

Брайс видел искренность в глазах Бронвин, в ее улыбке. Облегчение, которое он ощутил, почти согнуло его пополам. Впервые он действительно почувствовал, что все будет хорошо. Что каким-то образом, вопреки всему, ему удалось искупить вину. Паника и страх, с которыми он жил с тех пор как они поженились, рассеялись, и он ощутил себя помолодевшим. Он поцеловал Бронвин с отчаянием, граничащим с одержимостью, а когда наконец отстранился, они оба задыхались от смущения.

– Когда-нибудь я женюсь на тебе, Бронвин Киркланд Палмер, – сказал он с дерзкой усмешкой.

Бронвин ошеломленно взглянула на него.

– У вас составлен график на дату свадьбы, мистер Палмер?

– Эй, не торопите меня, леди. Мы только начали встречаться. Знаешь, вначале у меня большие планы насчет ухаживания.

– Какие планы? – спросила она с любопытством, чувственно прильнув к нему.

Брайс улыбнулся, обхватил ее лицо ладонями и запрокинул голову для еще одного поцелуя.

– Тебе просто придется подождать и посмотреть. – Его голос был полон обещаний.