Глава девятая
ЗЕЛЁНЕНЬКИЙ

— Встать! Смирно! Щи идут!

Так всегда командовал дядя Корней, когда в три часа дня приходил во флигелёк со сверкающим солдатским котелком в одной руке и миской каши в другой.

Начальник обедал в госпитале, а для Миши дядя Корней приносил обед во флигелёк.

Однажды он пришёл не один. За тесёмку его халата держался маленький мальчик, лет шести-семи, с большой стриженой чёрной головой и чёрными, как уголь, глазами. На нём тоже был халат. Рукава были на три четверти закатаны, а подол, чуть ли не до половины подшитый, тянулся по полу.

Мальчик робко остановился на пороге. А дядя Корней поставил котелок на стол, вынул ложку, вытер её уголком халата и сказал:

— Милости просим, садись, москвич, поешь. Щи нынче добрые, с мясом!

— Спасибо, дядя Корней!

Над котелком вился вкусный белый парок. Миша, посматривая на черноглазого мальчика, взял тяжёлую ложку. Дядя Корней сказал:

— А вот это, познакомьтесь, самый главный наш пациент — Зеличок.

Услыхав своё имя, мальчик подошёл к Мише, протянул лёгкую, сухонькую ручку и нараспев произнёс:

— Зе-лин-ке.

Тут Миша узнал его. Это был тот самый мальчик, которого Миша видел когда-то в саду, среди раненых.

— Зелинке! — подхватил дядя Корней и погладил мальчика по голове. — А в палате бойцы его Зелёненьким прозвали.

— Зелёненький? — улыбнулся Миша и протянул мальчику ложку: — На, Зелёненький, поешь со мной.

Зеличок покачал головой.

— Нет, — сказал дядя Корней, — мы уже отобедали. Скажи: «Сам кушай, Миша!»

Миша окунул ложку в котелок. Щи на самом деле были хороши. Очень приятно было есть из котелка, будто ты настоящий боец и после долгого перехода отдыхаешь на привале за дымящимся котелком.

— А по-русски ты умеешь? — спросил Миша.

Мальчик поднял на дядю Корнея свои большие блестящие чёрные глаза и, сильно картавя, старательно произнёс:

— Умею. Зд'авствуйте! Да зд'авствует К'ас-ная А'мия! У'а!

— Ура! — подхватил Миша. — Молодец!

— Видишь, какие мы умники, — сказал дядя Корней и погладил Зеличка по макушке. — Сейчас-то мы уж гладкие стали. А какой он был, когда его подобрали! Кожа да косточки.

— А где ж вы его нашли, дядя Корней? — спросил Миша, выуживая из котелка жирное мясо.

— Да тут неподалёку. Страшун-улица есть такая. Вот уж подлинно что Страшун-улица!

— Я знаю, — подхватил Миша. — Я там был, дядя Корней. Я там чуть не заблудился.

— А нехитрая штука там и заблудиться. Переулков этих, закоулков, ну-ну! — Дядя Корней махнул рукой. — А ты, сынок, туда не ходи. Ведь фашисты что сделали? Как вошли в город, так загнали туда, в те закоулки, шестьдесят тысяч душ…

— А зачем, дядя Корней? — спросил Миша, дуя на горячие щи.

— Зачем? Да как тебе сказать…

Дядя Корней помолчал, потом пригнулся к Мише и тихо сказал:

— Чтоб их убивать сподручней было, вот зачем!

Миша испуганно уставился на дядю Корнея и выкрикнул:

— За что?

Дядя Корней оглянулся на Зелёненького. Мальчик нашёл на столе бинокль и забавлялся, приставляя его к глазам то одной, то другой стороной.

— Какой там — за что, — сказал дядя Корней. — Убивали ни за что. Всех подряд — старых да малых, женщин, младенцев, — никого не щадили!

Миша отодвинул от себя котелок, над которым ещё вился зыбкий белый пар. Зелёненький опасливо посмотрел на Мишу и положил бинокль на стол.

— Эх я, старый пень! — проворчал дядя Корней. — Не надо бы тебе говорить. Я уж тут ко всему привык, а свежему человеку, конечно, тяжело… Зеличок, скажи мальчику: «Не расстраивайся, Миша, поешь!»

Зеличок словно понял дядю Корнея, подбежал к Мише и стал его дёргать за рукав. Миша вынул из кармана фонарик и зажёг его. Зеличок схватил фонарик и стал нажимать слабой рукой. Фонарик еле-еле засветился. Зеличок забегал по комнате, и слабый луч бегал вместе с ним. Дядя Корней молча следил за мелькающим бледно-жёлтым пятнышком света.

— И… никто… не спасся? — спросил Миша.

— Да почитай что никто, — отозвался тихо дядя Корней. — Зеличка нашего знаешь где нашли?

— Где?

— Вот, слушай. Фашисты, когда им отсюда отступать пришлось, решили напоследок всех, кто ещё остался на Страшун-улице, прикончить. Пошли по домам. А мать Зеличка слышит — идут. Куда спрячешься? Фашисты везде найдут. Вот её надоумило. Скатерть со стола сняла, завернула сына в скатерть — и на стенку, на гвоздик. Он затаился в узле, молчит. Фашисты ворвались, мать убили, а на узел второпях и не обратили внимания. Так наш Зеличок и уцелел.

Дядя Корней помолчал.

— Потом наши пришли, подобрали его — и к нам, в госпиталь. Теперь видишь какой гладкий стал! Скоро на выписку, да выписывать некуда.

Он поманил Зеличка толстым, морщинистым пальцем:

— Пойдём, Зелёненький, а то доктор заругается. Отдай мальчику фонарик. Скажи: «До свиданья, мальчик!»

Зеличок послушно вернул фонарик, протянул руку:

— До свиданья.

— До свиданья, Зелёненький. Приходи ко мне!

— А как же? Придём! — отозвался дядя Корней.

Они вышли. Во флигельке стало тихо. Миша взялся было за книжечку — записать то, что он слышал, но писать не смог.

Тогда он лёг, раскрыл книгу, которую захватил с собой из Москвы, но читать тоже не смог.

Так он пролежал до вечера.

Вечером пришёл папа, увидел, что Миша не спит, и нагнулся к нему:

— Ты что такой кислый?

— Ничего, папа. Просто так…

— Нет, ты скажи: в чём дело? Заскучал? Миша приподнялся, обеими руками ухватил папу за шею:

— Папа… я был на Страшун-улице… Там убили шестьдесят тысяч. И детей… и всех… папа!

Папа сел рядом с Мишей, прижал его голову к себе:

— Одно могу тебе сказать, Миша, вот поймаем самых главных фашистов, они ответят за всё!

— А если они спрячутся?

— Не спрячутся! Под землёй, да найдём!.. — Папа повернулся к Мише спиной: — Развяжи-ка!

Миша привстал на коленки и принялся развязывать на папиной широкой спине белые тесёмки халата.

Загрузка...