Мне надо было в школу, а всей Москве надо было на Красную площадь. Я долго ждал на углу, а народ всё шёл и шёл — с песнями, с музыкой, с лозунгами и знамёнами… Сияли трубы, гремели барабаны, все пели, смеялись, плясали — и всё вокруг было красное, красное, красное!..
Я смотрел во все глаза. Незаметно прошёл час-другой, я спохватился и сунулся было пройти, но милиционер погрозил мне белым пальцем:
— Куда?
— В школу, дяденька!
— Ой, врёшь, сегодня занятий нет!
— А у нас утренник… Все на демонстрацию, а для младших классов утренник…
Тогда милиционер взял меня за руку и сказал:
— Пропустите младший класс!
И провёл меня через толпу.
И я пришёл в школу.
Там в большом зале тоже всё было красиво убрано. Мы танцевали, играли в жмурки, в каравай и пели… А когда роздали подарки, мы ели. Потом пришла Таня со своей мамой. И все стали смотреть, какая у Тани мама — маленькая, худенькая, седенькая… Потом все посмотрели на Таню и засмеялись:
— Глядите, чего она на шею нацепила!
— Разве такие носят?…
Таня смутилась и спряталась за маминой спиной. А её мама сказала:
— Тут смеяться нечего! Хотите, расскажу? Интересное если — хотим!
Ребята притихли, перестали грызть пряники и размахивать флажками. Танина мама села на подоконник и начала рассказывать про девочку Берту. Как ей было тринадцать лет, и как у неё была подруга постарше, лет шестнадцати, и Берта к ней часто ходила, а когда и ночевала. Вот раз к подруге пришли рабочие с кожевенного завода и стали шептаться: «Май, май…», а что «май» — Берта толком не знала. Она пристала к подруге. Та не хотела говорить, но потом открылась:
— Завтра Первое мая, и кожевники устраивают маёвку!
— Я тоже пойду на маёвку! — обрадовалась Берта.
— Тише! — испугалась подруга. — Тебе нельзя, ты ещё мала.
— Я никому не скажу, — шептала Берта. — Я уже большая… я знаю…
Она всё уговаривала подругу, уговаривала, и та наконец согласилась.
— А что ты наденешь на маёвку?
— А я не знаю, что надо.
— Надо что-нибудь красное.
— А у меня ничего красного нет.
— Приходи ночью, будто ночевать.
И вот Берта пришла к ней ночью и тихонько постучалась. Подруга долго не впускала, спрашивала — кто, потом впустила, плотно завесила окно, крепко заперла двери и достала из подпола кусок красного шёлка.
— Вот, — сказала она, — сшей себе и мне воротнички, а я буду шить знамя.
И так они всю ночь сидели и шили. И чуть где что-нибудь скрипнет, они прятали шёлк и прислушивались. А когда стало светать, у них уже всё было готово. И подруга всё убрала, чтобы никто ничего не заметил, и сказала:
— Ты свой воротничок спрячь, а после гудка приходи на речку, где лес начинается. Там будет патруль, ты ему скажешь пароль, и он тебе покажет, как дальше пройти.
— А какой пароль? — спросила Берта.
Подруга пригнулась к Берте и прошептала в самое ухо:
— Ты ему: «Погодка-то разгулялась», а он тебе: «Да, денёк отменный» — и покажет дорогу.
Берта вышла. Город ещё спал. Берта шла и всё повторяла про себя пароль. Вдруг она остановилась и прижалась к забору. По главной улице ехали жандармы, похлёстывая коней тяжёлыми нагайками. Берте стало немного страшно. Они тоже готовятся к маёвке! А что, если они схватят её и скажут: «А ну, покажи свой красный воротничок! А ну, какой пароль у кожевников?»
Она побежала домой. А когда на заводе прогудел гудок, она выбралась из дому и пошла к реке. Там сидел рыболов с удочкой. Берта догадалась, что это патруль, и сказала:
— Погодка-то разгулялась!
Рыболов ответил:
— Да, денёк отменный! — и показал, по какой тропке идти.
Берта пошла лесом. В траве она увидела ландыши. Она стала их собирать, потеряла тропку и заблудилась. И не знала, куда идти! И вдруг она наткнулась на человека. Она подбежала:
— Погодка-то разгулялась!
Человек посмотрел на неё.
— Да, погода ничего, — сказал он. — А ты что здесь?
Берта не растерялась:
— Я… я цветы собираю… Уже ландыши есть. — Она протянула цветы. — Пахнут как!..
— Ландыши? — Человек погладил её по голове. — А ты, деточка, не видала, рабочие здесь, не проходили?
— Какие рабочие? — спросила Берта. — В лесу разве бывают рабочие?
Она поскорее ушла от этого человека, долго бродила по лесу, потом увидела — на пеньке сидит ещё человек. Она осторожно подошла и тихонько сказала:
— Погодка-то разгулялась!
— Да, — ответил тот, — денёк отменный! — и показал Берте правильную тропку.
Берта вышла к оврагу и там, в самой чаще, нашла маёвку.
Она обрадовалась. На траве сидели и кожевники, и щетинщики, и подруга с красным воротничком, и на всех было что-нибудь красное — ленточка, повязка, бантик…
Тогда Берта достала свой воротничок, расправила и тоже надела.
Она легла на траву около подруги и стала слушать, как шумят деревья и как выступают ораторы на маёвке.
Они говорили про Ленина: что есть такой Ленин, который стоит за всех рабочих. И про фабрикантов: что надо на них работать только восемь часов, а не двенадцать. А некоторые говорили, что надо их совсем долой и даже долой царя!..
Потом тихонько пели «Вы жертвою пали» и «Интернационал», и Берта подтягивала, как большая. Подруга обнимала её, и Берте было хорошо… И вдруг, когда в третий раз затянули припев:
Это бу-у-дет последний и решительный бой! —
сверху прибежал патруль:
— Товарищи! Рассыпайся! Жандармы!..
Песня оборвалась. Все стали срывать с себя красное и разбегаться в разные стороны. Подруга спрятала знамя под кофточку и побежала.
Берта тоже побежала, но растерялась и забыла снять с себя воротничок.
И вдруг из-за дерева выскочил жандарм, увидел на Берте красное и ударил нагайкой по красному… И Берта упала…
Тут Танина мама перестала рассказывать. Она сняла с головы платок и откинула седые волосы:
— Нагайка пришлась вот по этому месту!
Все, вытянув головы, посмотрели. Под ухом синела маленькая полоска, будто шрам. Стало тихо-тихо. Слышно было, как вдали, на улице, играет музыка. Кто-то спросил:
— А воротничок?
— А воротничок, — ответила Танина мама, — от удара разорвался, но я его сохранила… тридцать лет берегла… Вон он, на дочке…
Все с завистью посмотрели на Таню — вот у неё какая мама! Таня гордо поправила на себе воротничок, обняла маму, улыбнулась — и вдруг крикнула на весь зал:
— Погодка-то разгулялась!
И все младшие классы хором, как по команде, ответили:
— Да, денёк отменный!
И бросились к Тане разглядывать старенький, рваный воротничок из полинявшего красного шёлка…