Рассказы и повести

Глава восьмая
ПОД ЗЕМЛЁЙ

Миша чуть не свалился на Юргиса, но рослый Юргис подхватил его, и всё обошлось.

В подвале было не слишком темно, потому что свет проникал через люк. А над люком синело небо.

Натыкаясь друг на друга, Миша и Юргис принялись осматривать подвал. Он был довольно большой. Они нашли разбитую бочку, железную миску, два рваных мешка.

Но где же тут спуск в нижний подвал, в тот, который вырыл папа Онуте?

Фашистские солдаты не нашли его, потому что они о нём не знали. Но Миша и Юргис знали, что где-то здесь он обязательно должен быть, если только Онуте всё правильно рассказала.

В дальних углах подвала было темней. Миша направил свет фонарика во все стороны. Наконец в самом дальнем углу, за сырой, липкой сваей, куда можно было пробраться только ползком, на животе, Миша почувствовал, что его рука уходит куда-то вглубь, ни на что не натыкаясь. Вот здесь-то, наверно, и находится лаз в нижний подвал! Он был присыпан землёй.

— Юргис! — позвал Миша.

Юргис подполз и тоже ткнул руку в провал. С минуту они молча лежали рядом. Кто знает, что ждёт их там, в чёрной, глухой яме? Да и легко ли будет выбраться оттуда?

— Аш! — произнёс наконец Юргис и задвигался, разгребая землю.

— Постой!

Миша прислушался. Доски пола над головой слегка скрипели. Слышно было, как там наверху разговаривают и ходят ребята.

Миша нащупал в темноте плечо Юргиса:

— Юргис, дай я полезу, ладно?

Юргис молча кивнул головой, и Миша полез в узкую чёрную дыру.

Кто бы мог подумать, что Миша окажется таким храбрецом? Дома, на Никитском, он ни за что бы не полез в какую-то чёрную, неведомую дыру. Нo здесь — другое дело. Здесь он был не просто Мишей Денисьевым, учеником школы имени Тимирязева. Здесь он был мальчиком из Москвы!

Сначала он просунул ноги, а потом протиснулся весь. Глубоко здесь, конечно, быть не должно. Хорошо бы посветить, но, вися на руках, этого не сделаешь. Надо прыгать!

Миша разжал руки. Ноги сразу уткнулись в мягкое. Пальцы нащупали влажную, комковатую землю.

Темень тут стояла непроглядная, хоть глаз выколи. Перед глазами плыли оранжевые и лиловые круги. Было очень тихо. Голосов ребят не было слышно.

Миша достал из кармана фонарик и нажал на рукоятку. Фонарик послушно зажужжал. Полоска света засновала по земляным стенам.

Яма оказалась небольшой. Правда, такой человек, как Миша, мог вполне стоять в ней выпрямившись.

Бледный луч упал на постель, потом на ящик, который стоял в головах.

Миша нагнулся к ящику, осветил его. Тускло блеснули рукоятки, рычажки, стрелки… Миша понял: это радиоприёмник.

Осторожно, боясь что-нибудь сдвинуть или сломать, он посветил чуть правей. Миша не сразу сообразил, что перед ним ещё один ящик, длинный и плоский. Свет скользнул по гладкой пыльной поверхности ящика, перебежал на валик с рукояткой, прыгнул на пузырёк из-под чернил и лёг на стопку одинаковых листков бумаги.

Миша несмело взял один из листков, стряхнул с него комки земли и поднёс к нему фонарик. Написано было разборчиво, но непонятно — не то по-польски, не то по-литовски.

Миша спрятал листочек в карман, взял другой — то же самое.

Он повёл фонариком вокруг. Заступ, кружка, чугунный котелок с засохшими остатками еды — и всё, больше ничего не видать.

Всякий страх у Миши пропал. Он чувствовал себя уже чуть ли не старожилом этой ямы. Он шагнул в угол, к лазу, и крикнул в чёрную дыру, словно в трубу:

— Юргис! Бронек! Онуте!

— Бронек! Онуте! — подхватил Юргис, который лежал в первом подвале и ждал сигнала.

Миша направил луч фонарика в дыру, чтобы ребятам видно было, куда спускаться.

Через минуту посыпались комки земли, и перед Мишиными глазами повисли босые ноги Юргиса.

— Прыгай!

За Юргисом в яму спустились Бронек и Онуте. Ребята то и дело натыкались на Мишу, хватая его за руки и плечи.

Вдруг Онуте вскрикнула:

— Ой, кто это?

Она стала ощупывать доски, тюфяк, подушку… Миша направил фонарик в её сторону:

— Онуте, не бойся! Никого нету. Это он здесь спал. И радио слушал, видишь?

Луч упал на полированный ящик, рукоятки заблестели.

— А потом печатал… видишь? Смотри!

Луч осветил пузырёк. Миша достал из-под него один из листков.

— Вот… Только я не могу прочитать.

Он чуть ли не вплотную приставил фонарик к бумаге, и Юргис стал медленно читать, а Онуте переводила вслед за ним:

— «Драугай! Товарищи! Не верьте фашистским сводкам. Красная Армия наступает…»

Ребята стояли в яме тесно, плечом к плечу, Миша чувствовал на щеке дыхание Юргиса.

— «Вот подлинная советская сводка. Войска Третьего белорусского фронта…»

Бронек оттолкнул Мишу и схватил листок:

— То я… то я их кидал… носил… Дай!

Миша осветил лицо Бронека. Онуте сказала:

— Ни… неправда. Ты сюда не ходил.

— Ни… не ходил, — согласился Бронек. — То мне тату давал.

— А кто твой тату?

— Мой тату — Казимир Яблонский. То он мне давал.

— Дядя Казимир?… — вскрикнула Онуте. (И Миша перевёл фонарик на неё.) — Дядя Казимир! Он твой тату?… Ой, он же с папой моим дружил. Он сюда ходил. А я не знала! Бронек, а где он сейчас, твой тату, где?

— В Червоной Армии, — сказал Бронек и стал нащупывать рукоятки радио.

Миша протянул руку и наткнулся на локоть Онуте:

— Пошли, ребята, наверх! Там…

Но тут вдруг неведомо откуда в кромешной тьме раздался могучий, спокойный голос:

— Фашизм принёс людям войну и страдания…

Миша вздрогнул. Казалось, это сама земля заговорила. Он чуть фонарик не выронил: — Что это? Откуда?

— Тихо! То радио, — отозвался Бронек, — с аккумулятором. Я трошки покрутил.

Все замерли. А спокойный, уверенный, словно идущий из-под земли голос продолжал:

— Фашизм — это смерть. Мы несём народам мир и свободу…

— Кто?… Кто это говорит? — шёпотом спросила Онуте.

— Тш… То Москва! — отозвался Бронек.

От волнения Миша забыл нажимать, и фонарик погас. В глухой, глубокой яме стало черным-черно. Но ребята, кажется, и не заметили этого. Они слушали Москву…