Рассказы и повести

АНГЕЛИТО

Я хочу вас на минуточку перенести в главный город Испании — в Мадрид. Летом там очень жарко. Горячее солнце стоит над головой. В узких улочках звенят трамваи, гудят машины, ревут ослы, пронзительно зазывают покупателей продавцы вина и гранат…

Но громче всего раздаётся:

— Агуа фриа!..

Прохожие оглядываются. Они видят мальчика. Его широченные штаны еле держатся на тесёмке, перекинутой наискось через голое плечо. На голове у него возвышается огромный кувшин. Покачиваясь под его тяжестью, мальчик протяжно выводит:

— Агуа фриа!..

В знойный день особенно приятно услышать эти слова, потому что означают они «холодная вода».

Прохожие щёлкают пальцами, точно кастаньетами:

— Эй, кувшин, сюда!

Некоторые знают мальчика по имени:

— Ангелито, угости!

Прохожий в шапочке, вроде нашей пилотки, только с висящей надо лбом кисточкой, щёлкает жёлтыми пальцами:

— Эй, холодная вода, налей!

Ангелито подходит к нему. По желтизне пальцев Ангелито догадывается, что перед ним рабочий табачной фабрики.

Ангелито ловко снимает кувшин с головы и осторожно нагибает его над глиняной чашкой.

Вода течёт с тихим, вкусным бульканьем. Ангелито внимательно следит за тоненькой послушной струйкой. Пролить нельзя ни капли. Вода достаётся ему нелегко — её в городе мало. Недаром испанцы говорят: «Даже птица, пролетая над Мадридом, несёт с собой в клюве запас воды».

Для того чтобы наполнить свой кувшин, Ангелито встал очень рано. Он натянул на себя длинные штаны с огромным карманом на животе, которые ему сшила его сестра Мария (она шьёт очень хорошо и работает на швейной фабрике сеньоры Родриго). Потом он съел горсть жареных желудей, взял кувшин и побежал к реке Мансанарес. Это недалеко от его дома.

Он долго барахтался в тепловатой воде, что-бы набраться бодрости на весь день. Потом он вдоволь, до отказа, напился, чтобы после не хотелось пить. Потом наполнил кувшин, поставил его на голову и начал своё путешествие по узким улочкам:

— Агуа фриа!..

С утра покупателей было немного. Но чем выше поднималось солнце, чем жарче становилось, тем чаще слышалось:

— Кувшин, угости!

И Ангелито угощал. И вот сейчас он угощает рабочего с табачной фабрики.

Рабочий жёлтыми пальцами бережно взял чашку, поднёс её ко рту и стал не спеша пить маленькими глоточками.

Ангелито снизу видно, как на шее у пего при каждом глотке перекатывается какой-то шарик.

Он протянул руку и тихо сказал:

— А вы за что стоите: за мир или за войну?

— Что? — удивился рабочий. Он чуть не захлебнулся, перестал пить и, вытирая кулаком губы, спросил: — О чём ты толкуешь, малыш?

— Сейчас… вот… тут написано… — сбивчиво проговорил Ангелито и достал из своего бездонного кармана небольшой листок. — Вот… Только пейте, пейте, чтобы никто ничего не заметил…

Рабочий опасливо взял листок и оглянулся:

— Откуда это у тебя, мальчуган?

— Тсс!.. — Ангелито приставляет палец ко рту. — Тсс! Это секрет…

Он молчит. Не надо никому рассказывать о том, как он вчера вечером вернулся домой усталый после целого дня хождения с кувшином на голове, лёг в углу на мешок и сразу же заснул как убитый. Среди ночи его разбудил стук. Он вскочил и отпер дверь. Это пришла с фабрики сестра Мария.

Она села за стол и при свете огарка стала перебирать какие-то бумаги.

Ангелито долго следил за ней, потом спросил:

— Мария, почему ты не спишь? Что это у тебя? Письма?

Она обернулась:

— Нет, это не письма… Да спи ты!

— А что это?

— Ты ещё мал — всё равно не поймёшь, — ответила Мария.

Ангелито обиделся.

— Нет, пойму! — сказал он. — Видишь, я теперь даже сам деньги зарабатываю, видишь?… — И он протянул сестре горсть мелких тёплых монеток.

Мария улыбнулась и села рядом с братом на мешок.

— Хорошо, Ангелито. Вот, смотри! — Она показала ему листок бумаги.

Ангелито долго разглядывал листок.

— А что тут написано? — спросил он, потому что не умел читать: он был слишком беден для того, чтобы ходить в школу.

И Мария рассказала ему, что на свете есть кучка очень богатых и очень жестоких людей, которые хотят войны. Но все остальные люди хотят жить в мире. И вот, если все-все подпишутся под такой бумагой, тогда войны не будет.

Ангелито повертел в руках листок.

— А можно, — спросил он, — я тоже подпишусь? Можно?

Мария погладила его по чёрной курчавой голове.

__ Дурачок, — ласково сказала она, — ты ведь ещё писать не умеешь!

— Ничего! Писать не умею, а подписываться умею!

Он взял огрызок чернильного карандаша и вывел на клочке бумаги какие-то каракули. Потом он долго любовался на свою «подпись».

— Нет, нет, — сказала Мария, — тебе ещё рано.

— А тебе ещё много собирать подписи эти? — спросил он.

— Много! Чем больше, тем лучше.

— А можно, я их тоже буду собирать? Ведь мне всё равно ходить по улице. Я сумею, вот увидишь…

— Нет, — покачала Мария головой, — тебя поймает полиция или фалангисты…

— Не поймают… Я ловкий… Вот увидишь!

Ангелито долго уговаривал сестру. Наконец она согласилась, дала ему бумагу, карандаш и объяснила, как собирать подписи.

Он спрятал бумагу в карман и сразу же крепко заснул.

Мария ещё долго сидела возле спящего брата, хотя над Мадридом давно уже стояла тёмная, душная ночь.

И вот сейчас Ангелито протягивает рабочему белый листочек и тихо говорит:

— Тут всё написано… Подпишите, и тогда не будет войны, понимаете?

Рабочий украдкой читает бумагу.

— Правильно, — говорит он, — святые слова! Дай карандашик…

Ой сжимает жёлтыми пальцами карандаш. Ангелито смачивает водой бумагу, и подпись получается яркая, сочная, тёмно-лиловая.

— Грасиас! Спасибо! — говорит Ангелито. — Пейте ещё!

— Грасиас! Не надо. Твоя бумага бодрит лучше, чем твоя вода. Только, смотри, не попадись полиции!

— Нет, я ловкий!

Ангелито ставит кувшин на голову, и снова среди уличного шума раздаётся его пронзительное:

— Агуа фриа!..

Каждому, кто просит у него напиться, он смело протягивает бумагу и карандаш. Он знает, что богатые сеньоры его не остановят. Им не нужна мутная речная вода. Они могут выпить вина, съесть винограду, полакомиться фигами или гранатами. Его покупатели — народ простой: батраки, рабочие, погонщики мулов… Они все против войны!

Он завернул в переулок. Какая-то высокая седая дама протянула руку в длинной чёрной перчатке:

— Мальчик, налей. Только полнее лей, полнее!

Ангелито подал ей полнёхонькую чашку. Она брезгливо взяла её кончиками пальцев и стала пить. Ангелито вынул из кармана бумагу, испещрённую подписями, и сказал:

— Вот, сеньора, подпишите, чтобы не было войны!

— Что?… — Сеньора залпом допила чашку и схватила бумагу. — Где ты это взял, дрянной мальчишка?

Костлявыми пальцами, точно щипцами, она ухватила Ангелито за локоть. Он стал вырываться, но не тут-то было: старуха крепко вцепилась в него.

— Пресвятая дева! — закричала она. — У меня на фабрике полно этих бумажек, а теперь они ещё и на улице!

Только сейчас Ангелито узнал её — это сеньора Родриго, хозяйка фабрики, на которой работает Мария. Зачем же этой богатой сеньоре мутная речная вода? И Ангелито понял: эта сеньора не только чудовищно богата, но и чудовищно скупа.

— Пустите, сеньора! — взмолился он.

— Нет, нет, стой!.. Полиция! — Сеньора ещё крепче сжала своими «щипцами» руку Ангелито. — Сбегайте же кто-нибудь за полицией!

Кругом собрался народ — рабочие в потёртых беретах, погонщики мулов в шапочках с кисточками, батраки в огромных шляпах сомбреро, — но никто не торопится идти за полицией.

— Пустите! — просит Ангелито. — Я только на минуточку. Я только кувшин поставлю…

Костлявые пальцы чуть разжимаются. Ангелито освобождает руку, опускает кувшин на тротуар и вдруг выхватывает из рук сеньоры Родриго листок и со всех ног бежит по горячему асфальту.

— Держите его! — закричала сеньора, размахивая руками в длинных чёрных перчатках.

Но никто не стал задерживать Ангелито. Народ расступался перед ним. Он слышал шёпот голосов:

— Беги, беги, малыш!

— Полиция! Где же полиция?… — кричала сеньора.

Наконец появился полицейский. Размахивая тяжёлой дубинкой, он побежал за Ангелито. Не прохожие, как будто нечаянно, всё время становились на его пути. Он то и дело натыкался на кого-нибудь…

Тем временем Ангелито юркнул в один переулок, в другой, прошмыгнул проходным двором понёсся к реке Мансанарес.

Вот и река. Ангелито остановился перевести дух. Сколько здесь воды! Сколько народу можно напоить! Но поить не из чего — кувшин остался там, в переулке, и жадная сеньора, конечно, унесла его к себе.

Ангелито раздевается, прячет штаны с драгоценной бумагой под камень, ныряет в прохладную воду и думает:

«Эх, жалко кувшин! Такой был хороший… и большой… Ну, ничего. Зато войны не будет! Эта! всё-таки важней».

А кувшин ему Мария другой купит. И тогда он будет снова ходить по улицам Мадрида и снова будет звонко выкрикивать:

— Агуа фриа! Холодная вода!