Рассказы о философах

Я УПРАЗДНЯЮ БОГА (Людвиг Фейербах)

Людвиг Андреас Фейербах (1804–1872) — выдающийся немецкий философ-материалист и атеист. Родился в Баварии, в Ландсгуте. Его отец был видным юристом. После окончания гимназии Фейербах изучал богословие в Гейдельбергском университете, но вскоре увлекся философией и уехал в Берлин, где слушал лекции Гегеля. В первые годы своих философских поисков был сторонником Гегеля, но затем перешел на позиции материализма. В 1841 году, когда Фейербаху было 37 лет, вышел его основной философский труд — «Сущность христианства». Энгельс говорил, что на него и на Маркса это произведение Фейербаха оказало огромное влияние. В «Сущности христианства» Фейербах материалистически объясняет причины возникновения религии.

Фейербах рассматривал человека только как биологический вид, как природное существо, взаимоотношения людей в обществе он ограничивал природными узами. Поэтому исторические процессы он объяснял идеалистически.

Большую часть жизни Фейербах провел в деревне, любил одиночество, длительные прогулки по окрестностям. Незадолго до смерти вступил в ряды, социал-демократической партии Германии.

Научный анализ философии Фейербаха сделан Энгельсом в книге «Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии».

Брукберг — маленькое село. Все его жители давным-давно знают друг друга. Для тех, кто живет в деревенской глуши, знать все о соседе или о соседе соседа — всегда интересно. Маленький мир, но мир. И в нем все как в мире: любовь, вражда, рождение, смерть, бедность, богатство, доброта, жестокость, дела божеские и дела сатанинские. Есть господин пастор и есть господин Фейербах. Пастор и Фейербах изредка встречаются — как тут не встретишься, если Брукбepr так мал. Господин Фейербах сказал, что если бог — заблуждение, вера — ложь, то пастор — слуга лжи… Господин Фейербах очень ученый человек. Но господин пастор утверждает, что господин Фейербах — Люцифер, Антихрист. Таков, наверное, этот XIX век — все спуталось в головах людей, а сами люди стали нечестивыми. Должно быть, это последний век, отпущенный богом человечеству… Но как бы все это узнать поточнее? — не раз думал Клаус Эйсельт, старый мельник. Люди говорят, что седина в голову, а бес в ребро… И верно, что именно бес так и подталкивает Клауса пойти и спросить у господина Фейербаха: «Правда ли, господин Фейербах, будто вы пишете в своих книгах, что бога нет?» Бог, конечно, есть. Клаус даже мысли такой не допускает, что его, прости господи, может не оказаться. Но вот что интересно: как этот ученый господин доказывает, что его нет? Ведь все в мире создано богом, по его разумному установлению. Иначе откуда же это все взялось: земля, растения, животные, люди, которые служат друг другу? И куда тогда возносятся души умерших? И кто тогда утешит человека в печали, спасет в беде? Кто воздаст грешникам за грехи и наградит вечным блаженством праведников? Если нет воздаяния там, на небе, тогда все позволено человеку здесь, на земле: ложь, насилие, грабеж, убийство… Нет воздаяния за грехи, и, значит, некого бояться — все, что хочу, то и могу, что желаю, то и делаю… О, это не так просто сказать: бога нет. Но кабы не было бога, не было бы и дьявола. А кто, если не дьявол, возбуждает греховное любопытство? Э, тут дело нечистое…

Да и не станет с ним разговаривать господин Фейербах — не чета ему старый Клаус. Господа есть господа. Не научил их господь любви к ближнему. И много от этого в мире зла. Отчего бы такое? Дьявол ли силен? Бог ли не говорит более с человеком? Ах, и эта мысль греховна!

Был вечер. Такой теплый и тихий, словно сошла на землю божья благодать. Старый Клаус брел по лугу следом за стадом. Стадо всегда пахнет парным молоком, и над ним роится мошкара… Пастух Зигфрид — давний приятель Клауса. И вот он любит говорить: трава создана для коровы, корова — для человека, а человек, чтобы славить бога, ибо бог создал все.

Но зачем бог допустил в свой мир дьявола? На такой вопрос Зигфрид отвечал: бог пустил дьявола для того, чтобы он вредил людям всякий раз, когда они отступают в своих делах и помыслах от законов божьих…

Но зачем бог позволяет людям отступать от этих законов? На беду человека поделился он властью с дьяволом. Не испытывать надо детей своих, а ограждать их от горя и любить. Так относился Клаус к своим детям, но умерла его дочь, а сын покалечился. Вот уж и старуха его покоится на кладбище, а он все еще топчет землю, будто привязанный к дереву конь. И, кажется, не грешил. Всю жизнь трудился, добывал хлеб в поте лица своего… В одиночестве и пустоте пьет старый Клаус вино и бога славить не может — не дал ему бог ничего.

Так думал Клаус. А когда додумал все до конца, сказал себе: «Пойду я к господину Фейербаху и спрошу его, как оценил дьявол его службу. Потому что бог мою службу не оценил». Испугался Клаус этих слов и потому выпил вина перед тем, как идти к философу. Но и на улице все еще думал, не вернуться ли, не подаст ли ему бог к тому какой-нибудь знак. Земля не разверзлась перед ним, и голоса никакого свыше не было. Шел себе, шел он по пыльной улице, знакомым кланялся да и очутился у калитки, ведущей во двор господина Фейербаха. Его сразу же провели в дом.

И вот он сидит в мягком кресле и вертит головой, потому что вокруг него на полках в дорогих и красивых переплетах стоят книги. Столько книг он отродясь не видел. А хозяин молчит и улыбается, поглаживая рукой пышную бороду. На дьявола не похож. И пальцы без когтей, руки белые, как у пастора. Залысины, правда, будто рожки блестят, и брови лохматые. Да ведь и у самого Клауса брови на глаза налезают. Хотел Клаус спросить так, как думал, и не смог. Оттого еще хуже получилось, потому что сказал, кашлянув в кулак: — Говорят, будто бога нет…

— Кто говорит? — спросил хозяин.

— Да… — замялся Клаус. — Иные так говорят, когда дьявол их смущает.

— И заблуждаются, — ответил хозяин, подвигаясь вместе с креслом поближе к Клаусу. — Бог есть.

— Как?.. — опешил Клаус.

— Бог есть, — кивнул головой философ. — Вопрос лишь в том, что означает это слово — есть… Где он есть, каков он, почему есть? Как по-вашему?

— Где он есть? Должно быть, там, — Клаус поднял руку. — Какой он? Такой, как сказано в священном писании. А почему он есть, так про то один он знает. Видно, всегда был.

— Нет, не всегда, — возразил философ. — Было время, когда бога не было. Очень далекое и очень темное было то время. Люди о своем боге ничего не знали…

— А он был?

— И его не было.

— А потом? — спросил Клаус.

— А потом появился.

— Откуда?

— Из головы. Из человеческой головы, — улыбнулся хозяин. — Люди его придумали.

— Зачем? — недоверчиво спросил Клаус.

— Потому что не могли жить без него. Клаус крякнул, потер лоб ладонью.

— Господин Фейербах, я никаких наук не изучал, и меня легко сбить с толку словами, особенно такому человеку, как вы, господин Фейербах… Если вы говорите, что люди придумали бога потому, что не могли жить без него, то почему они не могли жить без него и как придумали… Взяли да и придумали?

— Чего вам не хватает для счастья, господин Эйсельт? — спросил Фейербах. — Вы мне ответьте, пожалуйста, а потом я отвечу на ваши вопросы.

— Для счастья? — усмехнулся мельник. — Для какого счастья? Да у меня его и вовсе нет…

— И все-таки, каковы ваши самые большие желания?

— Ну… Если только желания. Вот, скажем, хочу, чтобы моя дочь Ленхен была жива и нарожала мне внучат, чтобы стены в доме трещали от их криков и возни… А то ведь я, знаете, совсем один…

Фейербах кивнул головой.

— Хочу, чтоб мой сын Пауль вернулся домой не калекой, а здоровым работником и взял себе в жены дочь пастуха Зигфрида… Поймите, это только желания, господин Фейербах.

— Продолжайте, — попросил философ. — Я слушаю.

— Да… Чтоб моя старуха была при мне. И если уж умирать, то в один день, и чтоб потом наши души были вместе…

— Кто бы мог исполнить ваши желания, господин Эйсельт?

— Да кто… Известно, только бог и мог бы.

— А в то, что они могут исполниться без воли бога, вы не верите?

— Помилуйте, господин Фейербах. Такого, чтоб мертвые возвращались, а у безногих калек появлялись ноги… Такого не бывает, — вздохнул мельник.

— Не бывает, — тоже вздохнул Фейербах. — Увы, такого не бывает… А хочется, чтоб было?

— Да, очень. Что угодно отдал бы.

— Что угодно… Я понимаю вас, господин Эйсельт. Простите, если я разбередил ваши раны, которые не залечит никто: ни природа, ни люди… — он внимательно посмотрел на мельника. — Но, может быть, бог, господин Эйсельт? Неужели никто не может совершить чуда? Будь я так могуч, как мне хочется, я совершил бы.

— Спасибо за добрые слова, господин Фейербах. Я ответил вам, каковы мои желания. Теперь вы ответьте, как обещали…

— Охотно, господин Эйсельт. Тем более что вы сами почти ответили на ваш вопрос: почему люди выдумали бога. Но лучше будет, если вы ответите еще на несколько вопросов.

— Хорошо, — согласился старый Клаус. — Мне нравится, как мы разговариваем.

— Верно ли, господин Эйсельт, что бессильный человек хочет стать сильным?

— Так это и есть.

— Что страх перед судьбой порождает желание властвовать над своей судьбой?

— Да.

— Что смертный хочет стать бессмертным?

— Да, господин Фейербах.

— Что всякая зависимость нам противна?

— Тоже правильно.

— Итак, слабый, невежественный, смертный, беззащитный, одинокий желает стать всесильным, властвующим над всем, бессмертным, всемогущим, вездесущим… Так ли, господин Эйсельт?

— Так.

— Но человек не может стать таким?

— Увы, не может.

— Тогда, возможно, существует некто, кому все это присуще? И если этот некто возьмет человека под свою защиту, человек будет избавлен от бед и спасен? Иначе он погибнет?

— Погибнет.

— И это самое страшное? С этой мыслью нельзя жить?

— Нельзя.

— Значит, нужен этот некто, нужен бог?

— Нужен, господин Фейербах. Ох, как нужен…

— Ну вот мы и создали его.

— Как?! Вы хотите сказать…

— Я хочу сказать, что именно так человек и создал бога. Силой своего воображения по причине страстного, жгучего желания избавиться от страха перед окружающим его миром, в котором он чувствовал себя слабым, беззащитным и зависимым. И вот я написал, — философ взял со стола книгу, раскрыл ее и прочел: — «В религии человек раздваивается в самом себе: бог — бесконечное, человек — конечное существо; бог совершенен, человек несовершенен; бог вечен, человек смертей; бог всемогущ, человек бессилен; бог свят, человек греховен». И дальше, — он перевернул несколько страниц. — «Бог есть то, в чем человек нуждается для своего существования… Бог человека таков, каковы мысли и намерения человека». Вы понимаете, господин Эйсельт?

— Да, понимаю…

— Бог есть плод нашей фантазии о человеке и природе, фантазии, создающей утешение и надежду. Бог — сказка, господин Эйсельт, но эта сказка отличается от прочих сказок тем, что мы верим, будто выдуманное существует на самом деле. Разум наш могуч и потому наделил бога своим могуществом, а воображение бедно, и потому бог предстает нам в образе человека, такого, как вы, старика, господин Эйсельт, ведь старики мудры… Бог — это человеческая тоска по лучшей доле. Он всего лишь человек в своем совершенстве и могуществе. Но, чтобы человек действительно стал таким, совершенным и могущественным, он не должен уповать на милость божью, смиренно сложив руки на груди и предоставив злу беспрепятственно существовать. Мы должны на место любви к богу поставить любовь к человеку как единственную истинную религию, на место веры в бога — веру человека в самого себя, в свои собственные силы, в то, что судьба человечества зависит не от существа, вне его или над ним стоящего, а от него самого. Ведь дьявол — это грубый, суеверный, своекорыстный, злой человек, но и бог тоже человек.

Так вот, господин Эйсельт, я считаю, что бога нет, то есть нет бога абстрактного, существующего вне природы и людей. Бог есть лишь в чувствах, в фантазии невежественного человека. И поэтому церковь, утверждая независимое от человека существование бога, удерживает человека в глубоком невежестве и творит зло, господин Эйсельт. Нет бога, нет того света. Я упраздняю лучшую жизнь на небесах, — Фейербах встал. — Я упраздняю бога и тот свет. Я говорю: надо построить лучшую жизнь на земле. А что касается бессмертия, господин Эйсельт, то вот что я обязан вам сказать: даже для наиболее мечтательных мудрецов древности оно представлялось чем-то весьма сомнительным. Смерть человека не означает, что он прекратил существование духовно, нет. Он продолжает жить в памяти, в сердцах живущих людей, если только достоин их памяти. Только так, господин Эйсельт…

Старый Клаус вернулся домой, зажег свечу, налил кружку вина и сел к столу. Не притронувшись к кружке, он просидел до рассвета. «Так вот что господин ученый получил взамен веры в бога, — думал он, — веру в человека…»

И еще он думал о том, что зерна, падая на мельничные жернова, превращаются в муку, из которой люди пекут хлеб.