Рассказы затонувших кораблей

Обезглавленный капитан, погубивший эскадру

Даже удивительно, как мало открыла до сих пор Балтика свидетельств кровопролитных морских сражений, разыгравшихся на ее просторах более четырехсот лет назад между объединенными флотами Дании и Любека с одной стороны, и Швеции — с другой! Десятки кораблей опустились на дно в районе Эланда и Борнхольма, Готланда и Рюгена, но найти их пока не удается. Где-то возле Эланда лежат на дне остатки флагмана шведского флота, легендарного 107-ми пушечного белоснежного «Марса», названного современниками «Макалёс» — «Неповторимым» — за его величину и красоту. «Марс» был построен в 1563 году и стал самым большим кораблем на Балтике, оттеснив на второе место прежнего лидера шведского флота «Элефантена», на треть уступавшего по размерам новому флагману. Жизнь «Марса» оказалась недолгой. 31 мая 1564 года, всего через год после спуска на воду, он вступил в бой с датскими и любекскими кораблями, вражеское ядро попало в пороховую бочку, стоявшую на его палубе, и огонь быстро распространился на весь корабль. «Марс» взорвался и ушел на дно с несколькими сотнями человек экипажа в тот момент, когда на его борт поднялась призовая партия с любекского корабля. Очевидцы трагедии впоследствии уверяли, что видели, как из воды на гибнущий корабль поднялась огромная серая тень. Это была морская богиня, решившая пересчитать свои жертвы.

До сих пор удалось найти лишь один из множества погибших в тех битвах кораблей, и благодарить за находку нужно боевых пловцов бывшей ГДР. Во время учений в районе острова Рюген в 1985 году они наткнулись на лежавшую на дне небольшую восьмифунтовую бронзовую пушку редкой конструкции. Она состояла из двух частей — ствола восьмигранной формы — такие в XVI веке были обычными для Дании — и казенной части. Распространение на флоте получили цельнолитые бронзовые орудия, заряжавшиеся через ствол. Они были менее скорострельными, но зато более надежными. Пушки с отдельной казенной частью слишком часто разрывало при выстреле.

Так что найденная у Рюгена «двойная» пушка свидетельствовала о коротком периоде экспериментирования с корабельным вооружением в середине XVI века. О ее датской принадлежности и времени изготовления — 1551 годе — говорила выбитая на стволе надпись: «CHRISTIAN VON GOTES GENAD KONICH CH THO DENEMARCKEN NORDWEGEN UND DER GOTEN ANNO DOMINI 1551».

Военные передали пушку в морской музей Ростока, но не нанесли на карту точные координаты находки. Обследование же участка дна в этом районе в их задачи не входило. Поэтому лишь в 1994 году, после прочесывания прибрежных вод с помощью сонара, морским археологам удалось найти обломки корабля. Они лежали на трехметровой глубине на расстоянии двухсот метров от берега. На таком мелководье смогла сохраниться лишь двадцатиметровая донная часть судна, носившая следы пожара. Вокруг были разбросаны пушечные ядра. Ученые полагают, что они нашли «Хамборгер Егерен», гамбургский корабль, купленный датчанами для участия в войне со Швецией. Скорее всего, это было торговое судно, спешно вооруженное для военных действий.

21 мая 1565 года «Хамборгер Егерен» в числе еще девяти кораблей спасался от преследования шведской эскадры из 50-ти боевых единиц. Бегство началось у острова Борнхольм и закончилось у Рюгена, где шведы заперли противника в мелководном заливе. Ветер стих, шанс на прорыв под парусами исчез. В этой ситуации датчане, выгрузив часть артиллерии на берег, подожгли свои корабли.

Стихия часто вмешивалась в боевые действия на море в ходе семилетней войны, приводя к не менее разрушительным последствиям, чем ядра и пули. Но если в эпизоде у острова Рюген причиной гибели датской эскадры стал штиль, то через год шторм привел к крупнейшей катастрофе датско-любекского флота у острова Готланд. Следы давней трагедии были найдены на дне уже в наше время. Балтика точно решила проучить тщеславных властителей, раздувших конфликт по ничтожному поводу.

Все началось со спора о национальной принадлежности символа «Три короны». Даже спустя несколько десятков лет после кровавого разрыва унии между Данией, Норвегией и Швецией в 1523 году датские монархи продолжали считать, что происшедшее разделение — не что иное, как историческое недоразумение. Сильнее всего задеть шведов можно было, лишив их монополии на национальную символику, поэтому «Три короны» с раздражающей последовательностью, начиная с 50-х годов XVI века, стали появлялись то на датских монетах, то на королевских печатях, то на знаменах и дверцах карет. Одно время «Три короны» символизировали единство Дании, Норвегии и Швеции, и для шведов сигнал был очевидным: Дания напоминала о своем праве на восстановление унии. Хотя Густав Ваза до последних дней своей жизни считал датчан средоточием всего зла на земле, язвительно отзываясь о них как о «добрых людях, которые всегда сохраняют свою врожденную доброту и сердечность и никогда не упускают возможности умыться шведской кровью», обострять конфликт по такому несущественному поводу он не хотел. Слишком тяжело досталась Швеции независимость, чтобы вступать в схватку с непредсказуемым финалом. Но для его старших сыновей Эрика и Юхана «Три короны» на датской службе были как красная тряпка для быка. Первые раскаты грома будущей войны разнеслись летом 1560 года, когда взбешенный датской наглостью Юхан мечом срубил шведскую символику с кормы датского корабля, бросившего якорь в Стокгольме, как раз напротив королевского дворца. «Моя седая голова из-за этого снова окрасится кровью», — смирившись с неизбежным, произнес Густав, узнав о происшествии.

Пророчество сбылось лишь через три года после смерти Густава. В августе 1563 года в Стокгольм прибыл датский посланец, француз, состоявший на службе короля Фредерика II, с королевским письмом об объявлении войны. Для вступившего на шведский престол Эрика XIV это было радостным и долгожданным событием, к которому он тщательно готовился. Король доказал, что его увлечение театром не пропало даром. Датский посол был проведен сквозь строй королевской гвардии, стоявшей в два ряда в парадном облачении и при полном вооружении. Психологический эффект от такого прохода длиной в несколько сотен метров, начавшегося у Стурчюрки — Большой церкви — и закончившегося в тронном зале, был так силен, что француз, как гласит хроника, оказался «донельзя перепуган и поражен и не мог вымолвить ни слова». Сияющий великолепием король, окруженный придворными, успокоил датского посланца и мягко приказал тому зачитать текст послания. Фредерик II объявлял Швеции войну.

В качестве ее причин были названы внесение Эриком в шведскую символику датских львов (остроумный ход, сделанный в ответ на датские эксперименты с «Тремя коронами»); попытки уговорить брата датского короля епископа Эзеля перейти на шведскую сторону; препятствия свободной торговле на Балтике и запрет на въезд в Ливонию для датчан.

Одновременно с Данией войну Швеции объявил Любек. Немецкого представителя Эрик лично принимать отказался, поскольку тот был послан не монархом, а «бургомистром и прочей швалью». Такого унижения самый могущественный город ганзейского союза не испытывал сотни лет! В результате посланцу Любека пришлось зачитывать текст об объявлении войны в куда менее торжественной обстановке — его выслушал бургомистр Стокгольма в помещении ратуши.

Так началась семилетняя Северная война, ставшая одной из самых кровавых и жестоких в истории конфликтов между Данией и Швецией.

Датский и шведский короли были молоды и самолюбивы, поэтому спор о «Трех коронах» и «Трех львах» доводил их кровь до кипения. И все же не станем подвергать сомнению их рассудок, не упомянув и о других причинах войны. Ведь в войне на стороне датчан участвовал и Любек, а мирные купцы-прагматики из этого ганзейского города могли рассвирепеть и взяться за оружие лишь по одной причине: если существовала серьезная угроза их доходам.

Речь шла о контроле над русской торговлей. В 1558 году Россия впервые вышла на Балтику. Войска Ивана Грозного, разбив дряхлеющий Ливонский орден, захватили Нарву. У России появился глубоководный порт, а с ним — возможность торговли с Западом без посредников. В Нарву устремились суда голландских, английских, французских, датских и любекских купцов. Цены на западные товары в России резко упали. Но для Ревеля, через который до сих пор шла русская торговля, открытие пути на Нарву стало катастрофой. «Мы стоим на городских стенах и плачем, глядя, как корабли идут мимо Ревеля на Нарву», — жаловались ревельские купцы в одном из посланий в Швецию. Утерев слезы, ревельские предприниматели прибегли к последнему доступному им аргументу для возвращения западных купцов в свой гостеприимный город: был снаряжен каперский флот, который захватывал и грабил идущие на Нарву суда. Но вскоре Ревель убедился, что в одиночку он не может перерезать эту новую полнокровную торговую артерию.

Ревельские послы отправились в Стокгольм, предложив Эрику сделку: Ревель переходит в шведское владение, а взамен Швеция перекрывает маршрут на Нарву.

Соглашение состоялось. С Ревелем на южном берегу Финского залива и Выборгом — на северном, Швеция легко запирала путь на Нарву. В апреле 1562 года шведский король публикует сообщение о запрете торговли через Нарву. Наместник в Выборге Якоб Хенрикссон получил приказ вооружить все имевшиеся в его распоряжении корабли и перехватывать торговые суда, шедшие на Нарву. Вскоре последовали уточнения. Шведским, финским и эстонским купцам разрешалось торговать с Нарвой, свободно могли следовать и те суда, которые по пути заходили в шведские порты и платили пошлину на свои товары. Если прежде посредником в русской торговле был Ревель, то отныне эту роль должна была играть Швеция.

О том, насколько успешно проходила каперская деятельность, говорят цифры лишь за один только 1562 год. Шведам удалось задержать 32 торговых судна, из них 11 — любекских.

Война стала лишь вопросом времени. Уже с весны 1563 года Швеция начала к ней подготовку, запретив экспорт продуктов питания. Флот получил приказ выйти из гаваней и демонстрировать силу. Эрик был уверен, что Швеция сможет легко разбить и Данию, и Любек. Проблема заключалась лишь в том, что то же самое считали его противники в отношении Швеции.

Военные действия на суше шли в южной части Скандинавского полуострова, где сходились границы Дании и Швеции. Враги не могли нанести друг другу решающего поражения на поле боя, поэтому и датский, и шведский короли стремились превратить территорию противника в пустыню. Солдаты получали приказы жечь, убивать, грабить.

Впрочем, они готовы были это делать и без высочайшего повеления. Немецкие наемники Фредерика маршировали на войну через провинцию Сконе, бывшую тогда датской территорией. Они были столь ужасны, что король в специальном обращении к крестьянам просил все прятать на пути этих защитников Дании. Добравшись же до настоящих врагов — мирного шведского населения — наемники уже никак не сдерживали свою ярость. Они отрезали языки и груди женщинам, убивали детей, соревновались в стрельбе, используя в качестве мишеней крестьян. Но и солдаты Эрика, вдохновляемые его кровожадными призывами, ничуть не уступали в зверствах своим противникам. Особенно отличились шведы при захвате города Роннебю в 1564 году.

«Вода в реке покраснела от крови. Враги были так покорны, что справиться с ними было совсем несложно, их кололи как диких свиней. Яростные финны не пощадили никого, кроме нескольких женщин и детей. Более двух тысяч мужчин были обезглавлены», — так восхищенно описывал шведский король в одном из своих писем бойню, устроенную его войсками. Историки по праву назвали Эрика человеком Ренессанса. Его интересы были многообразны, и все, чем он занимался, он делал талантливо и с душою: играл ли на лютне, писал стихи, или предавался своим инстинктам палача.

Противники пролили моря крови, сожгли десятки городов и поселений, но счет так и оставался ничейным. Датчане в 1563 году захватили Эльвсборг — единственный шведский порт на западном побережье, через который Швеция могла поддерживать связи с Европой, но уже через два года блокада была прорвана. Шведские войска взяли датский атлантический порт Варберг.

Успехи шведского флота оказались более существенными, чем достижения армии, но ждать их пришлось почти два года. Первый командующий флотом адмирал Якоб Багге сдался любекцам в плен в самом начале войны, перейдя на палубу вражеского корабля с горящего «Марса». Сменивший его Клас Флеминг преуспел в охоте за торговыми судами, но столкновения с датско-любекским флотом так и не добился. Назначенный на место Флеминга Клас Хорн показал себя куда более умелым и решительным флотоводцем. Шведскому флоту удалось установить контроль над восточной частью Балтики, и Эрик, наконец, добился своего: вся русская торговля, хотя и увядшая из-за войны, теперь пошла через Швецию, сосредоточившись в Выборге и Ревеле. На очереди была борьба за южную Балтику. Король поставил перед своим адмиралом две задачи. Во-первых, следовало открыть сообщение с северогерманскими городами, не присоединившимися к Любеку в этой войне, во-вторых, заблокировать выход из Эресунна и начать брать пошлины с проходивших через пролив торговых судов.

Шторм, в который попала датско-любекская эскадра, довершил ее потери, понесенные в двух морских сражениях — при Борнхольме и Эланде. Шведы до конца войны оставались хозяевами на Балтике.

Шведам за их успехи на море стоило благодарить не только своего командующего Класа Хорна, но, по крайней мере, еще двух людей: датского адмирала Ханса Лауритзена и неизвестного шведского пушкаря, меткий выстрел которого снес голову командиру датского корабля «Ахиллес» Кристоферу Могенсену.

Лауритзен, судя по дошедшим до нас документам, обладал сочетанием роковых для военачальника и его подчиненных качеств. Он был упрям, некомпетентен и не желал признавать свои ошибки. В 1566 году шведский флот караулил у выхода из Зунда в Балтику, поджидая скопившиеся с атлантической стороны пролива торговые суда. Король Фредерик запретил проход торговым кораблям до тех пор, пока датский флот не выбьет «шведскую пробку». Но когда датская эскадра подняла якоря, оказалось, что один из кораблей, «Ганнибал», был неправильно нагружен и поэтому двигался накренившись. Адмирал приказал своим кораблям остановиться до устранения неисправности, а торговый караван между тем проследовал мимо — прямо в руки шведов. В объяснительной на имя короля Ханс Лауритзен всю вину за случившееся свалил на капитана и штурманов «Ганнибала», которые отправили назад 30 ластов балласта, присланных им адмиралом. Так и видишь этого флотоводца, пытающегося предстать здесь в роли простого снабженца, пунктуально выполнившего свои несложные обязанности!

Но вскоре этот адмирал совершил еще одну ошибку. На этот раз ее последствия привели к настоящей катастрофе.

Знал бы шведский артиллерист, обезглавивший командира «Ахиллеса» во время боя у острова Эланд, что своим выстрелом он потопит 15 датских и любекских кораблей, он заговорил бы о чуде.

Командир корабля и дворянин — не простой матрос: он имел право быть похороненным в освященной земле при церкви. Начинался шторм, прервавший сражение, и противники разошлись. Шведский флот скрылся в шхерах, а остатки датско-любекской эскадры в составе 39 кораблей превратились в похоронную процессию, направившуюся к ближайшей датской территории — острову Готланд. Любекцы требовали захода в Данциг, где можно было починить потрепанные в сражении корабли, но датчане настояли на своем: прежде всего похороны, а уже затем — ремонт.

Датский наместник на Готланде Енс Билде, получив сообщение о цели прибытия эскадры, не мог отказать адмиралу в его просьбе, но предупредил, как гласит хроника, об опасности якорной стоянки на рейде Висбю. Билде сообщил адмиралу, что «там очень дурное дно, на котором не держат якоря, и он бы сам не решился поставить там на стоянку даже самое маленькое суденышко, не говоря уже о всем Королевском флоте».

Предупреждая о «дурном дне», наместник знал о чем говорил. Многие участки дна возле Готланда, в том числе в районе Висбю, имеют вид ступенчатого каменистого плато, лежащего на глубине от трех до шести метров. Сорвавшийся с якоря корабль может налететь на уступ плато и разбиться. Опасность усугублялась плохой погодой. По пути к Висбю датско-любекский флот уже попал в шторм предыдущей ночью, и готландский наместник боялся, что буря может повториться. Опасения наместника разделяли командиры кораблей датско-любекской эскадры, но на флоте командует один человек. А Ханс Лауритзен считал себя самым опытным знатоком погоды на Балтике. По его убеждению, каждую ночь штормить не могло, а наместник, этот сухопутный чиновник, не способен был рассуждать о морском дне и бурях.

Все же некоторые корабли эскадры встали на рейде как можно дальше от берега — это их потом и спасло.

В городском соборе Висбю состоялись торжественные похороны обезглавленного командира «Ахиллеса», и экипажи вернулись на свои корабли. На следующее утро эскадра намеревалась покинуть Готланд. Все было тихо, но хроника короля Фредерика II свидетельствует, что небо к вечеру приобрело странную окраску, а вода под кораблями как бы кипела. Ночью 27 июля 1566 года разразился страшный шторм. Вот как описывает хроника случившееся:

Шторм легко отрывал якоря от каменистого дна, якорные канаты рвались, неуклюжие каравеллы, не отличавшиеся маневренностью, пытались уйти под углом к ветру подальше от суши, но чаще всего эти попытки заканчивались поражением.

На следующее утро глазам жителей Висбю предстало страшное зрелище. Весь берег на многие километры был усеян обломками кораблей и телами утопленников.

Погибли двенадцать датских и три любекских корабля, буря унесла жизни от пяти до семи тысяч человек. Чтобы мы могли судить о масштабах катастрофы, напомним, что население Стокгольма в то время составляло около девяти тысяч.

В шторм погибли два датских адмирала — Ханс Лауритзен и Енс Ульфстанд Труидсон — и любекский адмирал Бартоломеус Тиннапфель, бывший по совместительству бургомистром Любека. На дно ушли два флагманских корабля — датский «Самсон» и любекский «Морианен», названия прочих кораблей, нашедших свою смерть на рейде Висбю, также известны. Это уже знакомый нам «Ганнибал», которого не спас даже правильно загруженный балласт, «Меркуриус», «Ахиллес», «Энгелен», «Флорис», «Сулен», «Когехоген», «Папегойен», «Гриббен», «Энгельске Фортун». «Хертиг Адольфс пинке», «Йошва» и «Меервейб».

Тела погибших жители Висбю зарыли в общих могилах. Об устройстве торжественных похорон или индивидуальных могил хотя бы для адмиралов не было и речи. Стояла летняя жара, и нужно было спасаться от возможной эпидемии.

Корабли разбились в щепки, поэтому поднимать было просто нечего. Но можно было достать пушки. Этим в течение девяти лет занимался местный житель Миккель Вракарен — Кораблеискатель — большой специалист водолазного дела, судя по его прозвищу.

Большую часть корабельной артиллерии Миккель поднял, об этом говорится в письме датского короля: «То, что они не пропустили даже самой малой пушки для Нас, кажется поистине удивительным!»

Постепенно о давней катастрофе забыли.

Новый интерес к этому эпизоду Семилетней войны появился лишь в наше время, после сенсационного обнаружения в 1956 году на дне в самом центре Стокгольма корабля «Ваза». По всей Швеции тогда пробудился интерес к загадкам морского дна, а на Готланде толчок к поискам следов давних кораблекрушений дал ни кто иной, как человек, нашедший «Вазу» — знаменитый Андерс Франзен. В начале 60-х он читал лекцию в Техническом Клубе Висбю о затонувших кораблях, упомянув среди прочего о гибели датско-любекского флота на городском рейде.

Местные аквалангисты-любители приступили к поискам. Прочесывать решили вдоль края подводного плато, обрывавшегося в глубину в 25–50 метрах от берега. Если старинные хроники передавали ход трагедии верно, то корабли должны были дрейфовать к берегу и разбиваться о возвышающийся край плато. Предположения оказались верны: на дне вдоль всей линии обрыва лежали странные бесформенные ржавые глыбы. Когда эти куски разбили на берегу, оказалось, что внутри большинства из них находились пушечные ядра. Но в некоторых, как насекомые в кусках янтаря, скрывались превосходно сохранившиеся предметы с кораблей.

О том, что обнаружено место гибели «Ганнибала», рассказала серебряная ложка, найденная внутри одной из глыб. На ней были выбиты три герба, а также инициалы JUT и LB. Поиски в архивах помогли решить загадку. JUT были начальными буквами имени и фамилии вице-адмирала Енса Ульфстанда Труидсена, погибшего со своим кораблем «Ганнибал», a LB оказались инициалами его жены Лисбет Билле.

Один за другим из корродировавших глыб, некоторые из которых были почти полутораметрового размера, извлекались остатки давней трагедии: приклад мушкета, бытовые предметы, меч, монеты, искусно декорированная корабельная дудка…

Поисковые работы с перерывами продолжались вплоть до начала 80-х годов, а в 83-м году был найден настоящий серебряный клад: 233 монеты, отчеканенные различными германскими епископствами, городами и княжествами.

Предполагается, что аквалангисты наткнулись на место гибели любекского адмиральского корабля «Йошва», где находилась корабельная касса. Со временем деревянный сундук распался, и его содержимое высыпалось на дно, покрыв серебром площадь в 15 на 20 метров.

Неизвестно, какие ценности подняли со дна любители древностей, не желавшие сотрудничать с музеями. Свидетели говорят о бронзовой пушке, которую подцепила землечерпалка во время работ по углублению дна порта Висбю. Пушку увезли куда-то в автофургоне прежде, чем Готландский областной музей успел вмешаться и остановить грабеж.

Кто знает, какие еще тайны прошлого скрываются на дне совсем недалеко от городских пляжей Висбю? Место давней катастрофы датско-любекской эскадры так и не удалось обследовать до конца. Поиски под эгидой Готландского областного музея были приостановлены из-за нехватки средств на консервацию уже найденных образцов, и можно только надеяться, что аквалангисты, работающие на «черный рынок» древностей, не приняли подводную эстафету у добровольных помощников государства.

Наиболее ценные экспонаты, найденные на месте гибели эскадры, представлены в экспозиции Готландского областного музея, а посетители городского собора Висбю могут обратить внимание на мрачную картину, украшающую одну из его стен. Это эпитафия адмиралу-бургомистру Любека Бартоломеусу Тиннапфелю, который точно предчувствовал свою смерть, не желая вести корабли к Готланду.

Семилетняя Северная война унесла десятки тысяч жизней с обеих сторон, и гибель датско-любекской эскадры у берегов Готланда — лишь один из ее эпизодов. Чего же достигли стороны ценой всех этих жертв? Да почти ничего. Согласно мирному соглашению, подписанному в Штеттине в 1570 году, стороны отказывались от взаимных территориальных претензий, Дании не удалось восстановить унию, а Швеция не смогла сохранить монополию на русскую торговлю. Некоторым утешением для датского самолюбия стало закрепленное за Данией договором право использовать в качестве своей государственной символики «Три короны», что еще долгие годы будет отравлять отношения между двумя странами.

Более весомым для Копенгагена стал пункт договора, согласно которому Швеция получала назад свой порт на западном побережье Эльвсборг за выкуп в размере 150 тысяч серебряных далеров. Но, как оказалось, этот финансовый удар в конечном итоге лишь укрепил Швецию. Чтобы найти средства для выкупа Эльвсборга, корона бросила все силы на развитие горнорудной промышленности, прежде всего добычи меди, и вскоре Швеция стала мировым лидером в этой области.

Медь помогла выплатить долг, став экономической основой новых шведских военных авантюр.