Рай-отдел

Глава 12 Прошлое будущее

Кратко мявкнул невидимый кот Василий, ему ответило бормотание радио и звуки наливаемой воды. На кухне она…

Игорь стоял на лестничной площадке, почти касаясь лбом филенки высокой двери. Там, за дверью квартиры под полузакрашеным номером 33, жили. Оттуда пахло фаршированным перцем и кофе, чуть-чуть духами, и меланхоличным Василием, что сейчас бредет по обширному коридору, обдумывая — поклянчить ли второй завтрак или просто бухнуться спать на диване? В любом случае мешать лобастый кот не станет — весьма снисходительно к людям это упитанное хвостатое. Следовало позвонить и войти.

Хозинспектор, не глядя, положил палец на старую кнопку звонка.

У Вики привычка отпирать, не спрашивая, кто за дверью. Весьма нехорошая привычка для современного города. Собственно, такая неосмотрительность для горожанки любых годов нехороша. Сейчас Вика на два года моложе — керст успел внизу глянуть на газету в почтовом ящике.

Тоска и возбуждение накатывали с равной силой. Сейчас она отопрет и можно будет сразу подхватить под упругие ягодицы, поцеловать в шею и унести вглубь длинного коридора. Ладони мигом вспомнили чудесное ощущение этой попки, а запах духов, кажется, усилился. Тут всего метра три, если напрямую, дверь открыть, на кухню повернуть…

Игорь мог просто войти. Замок с готовностью поддастся керсту и защелкнется за спиной. И можно ничего не говорить, просто обнять…

И будет хорошо… Сначала будет хорошо. А что будет позже, о том можно пока не думать.

Не получалось «не думать».

Он уйдет. Обычное дело — мужчины всегда уходят. Невозможно оставаться постоянно рядом. Он все ей скажет, и Вика поймет… А потом — почти мгновенно — забудет. Но где-то в подсознании…

Вы когда-нибудь объясняли любимой женщине, что уже умерли? Пусть не совсем умерли, а так, наполовину, но рядом остаться никак не можете, поскольку…

Палец гладил выпуклую кнопку звонка. Дверь знакомая, с замком здесь возился, смазывал. Трещину наверху так и не заделал. Теперь уж и не зашпаклевать…

Можно войти и просто хорошенько потрахаться. Никому от этого хуже не станет. Полумертвый организм очень хочет. Да и Викин, очень даже живой и помолодевший организм будет только «за». Но немного извращенно получается, а?

Игорь знал, что уже никогда не вернется насовсем. Собственно, и «не насовсем» тоже не получится. В гости можно зайти. К любимой, но не совсем той женщине. Вика минус два ее непрожитых года — не та самая Вика. Хотя в сексуальном смысле…

Керст еще раз погладил кнопку звонка, открыл глаза и глянул на дверь — символическая граница, крашенная классической «рыжей охрой», сочувственно молчала и хмурилась морщинками трещин. А там дальше, где была жизнь, звякнула миска, стукнул придвигаемый к столу табурет…

Игорь пошел вниз по лестнице. Кое-что нельзя делать наполовину — больно будет, словно кухонный нож в своей брюшине неспешно проворачиваешь. Вернуться бы насовсем…

Не-а, не выйдет. Ты же не в реанимации в коме лежишь. Из керстов уходят в другую сторону. В правильную и логичную.

Игорь завернул в бойлерную к Петровичу и спросил насчет приличной шпаклевки по дереву. Скуповатый плотник помялся, но выделил баночку. У себя хозинспектор поставил шпаклевку в шкаф, вдумчиво вычистил пару малых шпателей. Пусть ждет инструмент. Вот смена удачная сложится и дверь под номером 33 зашпаклюется. Не чужая дверь и люди не чужие живут. Но они живут, а ты… Ты только подшпаклевываешь…

…А смены все шли, и считать их, как справедливо отметил товарищ начоперот, разливая по стаканам дивное Кахетинское № 3 из подвалов В. Х. Двалидзе, «не целесообразно». Служба-полужизнь тянулась без особых эксцессов и приключений. В плюс себе ПМБД-Я зачло ликвидацию серийного душителя с Шаболовки. Простой такой жил человечек, компанейский: заманивал на ночлег расторговавшихся приезжих с соседнего Конного рынка, да ночью удавочку из заветного места доставал. Запуганная жена помалкивала, помогала трупы в углу двора закапывать. Там у забора, основываясь на незамысловатых представлениях о революционно-законной целесообразности борьбы с особо опасной преступностью, и привел Вано в исполнение приговор. Что, безусловно, было справедливо. Глухо бахнул маузер, тихо плакала и раскачивалась, сидя на пороге избы, вдова-соучастница, а керсты вышли на широкую деревенскую улицу.

— Тьфу, ну и противное дело, — сплюнул Вано. — Все правильно, но словно говна ртом хватанул. Нет в нашем бытие живящей искры, вот что я тебе скажу…

Искра сверкнула смены через четыре. Игорь ни о чем таком не подозревая, вышел за хлебом…

И случился на улице век семнадцатый, и день выдался праздничен…

Ну как праздничен — казнь на Болоте, мероприятие конечно, незаурядное, но на любителя. Народ тем ни менее, густо пер к площади. Игорь, сжимая под мышкой теплую ковригу, пропихивался навстречу потоку. Встречное крестьянство и ремесленничество, принаряженное, с определенной торжественностью на физиономиях, норовило прижать керста к стене. Вообще людской поток в зипунах и лаптях, текущий мимо здания Межкниги оставался зрелищем слегка сюрреалистичным, но Игорь к таким парадоксам вполне привык. Вот не обращать внимания на жару и овчинно-потную духовитость народных масс было сложнее. Лето, солнце и так припекает, а тут со всей округи поднаперли. Впрочем, до дверей оставалось уже недалеко…

— Куда прешь, деревня, клюку прибери! — раздалось рядом. Кто-то еще пробивался наперерез людскому потоку.

Игорь увидел бабу средних лет, пропихивающуюся сквозь табун ободранных паломников. Горластая особа в съехавшем платке ничего особенного из себя не представляла, если бы не…

Не человек она. И даже понятно кто, и откуда знакома по описанию…

— Ну, ты чего замер? Дверь открывай, видишь же, с грузом волочемся. Вано дома или как? — скомандовала бабенка Игорю и понаддала локтем какому-то неповоротливому ремесленнику — здоровяк охнул. — Пропустите, люди православные! Дитенка не давите!

За громогласной особой пробивался еще кто-то — на взгляд Игоря, «дитенков» там не наблюдалось, сплошь довольно прыткие хлопцы, да еще крепко навьюченные.

Тетка — натуральный оборотень, а с ней вообще непонятно кто.

Игорь подумал, что и за хлебом гораздо разумнее ходить с автоматом.

— Не боись, свои! — пропыхтела баба, пропихиваясь к двери.

— Да я уж вижу, — Игорь оценил камуфляжный рюкзак за спиной гостьи и баллон, смахивающий на синий огнетушитель, у нее же подмышкой.

В некоторых сомнениях керст распахнул дверь.

— А ну брысь! — шуганула дама двух босоногих мальчишек, пытавшихся осознать, есть ли тут дверь или нет. — Грузчик, заваливай поживее!

— Не ори, — проворчал ее спутник.

Гости — их оказалось трое — ввалились в вестибюль офисного центра. Из-за стойки на посетителей воззрился озадаченный Валерик.

— Так вы, собственно, к кому? — поинтересовался Игорь, преграждая ступени перед взмыленными незнакомцами.

— Некогда объяснять, время поджимает! — дамочка поддернула рукав, глянула на огромные, непомерной роскоши часы — Игорю такого навороченного спортивного «Rolex» вообще видеть не приходилось. — Ванья на месте? Собирайтесь, помочь нужно. Лифт у вас работает?

— Работает, — озадаченно признался Игорь.

— Так пошли. Время не ждет!

— Я без пропуска не пущу, — встрял бдительный Валерик. — Если представители фирмы с образцами, все равно пусть оформляются.

Один из гостей — отзывающийся на кличку Грузчик, невысокий и худощавый мужчина средних лет, отягощенный огромным странноватым чехлом-рюкзаком за плечами — без выражения взглянул на охранника. Игорь догадался, что глуповатого чоповца могут прибить прямо сейчас и поспешно сказал:

— Это ко мне. Доставка. Грузовую дверь неохота открывать. Сейчас назад выйдут.

Дамочка одобрительно фыркнула и безошибочно устремилась к лифтам. Спутники поперли за ней.

— А вам точно наверх? — уточнил Игорь, идя следом.

— Ваньку берем и наверх! — категорично определила гостья. — И так шмондец как припаздываем.

— Не надо было в «удобный» двор метить. Нужно было в «ближний», — проворчал худой опасный Грузчик.

— Особенности здешней топонимики и тупографии. Я все же редко здесь бываю, — отозвалась дама, тыкая в кнопки вызова обоих лифтов одновременно.

Игорь всерьез забеспокоился, но тут с нижней лестницы появился начоперот.

— О, Лоудка!

— Я, — согласилась гостья. — Здорово, товарищ Ванья. У нас тут небольшое дельце, подмогните, если не трудно. Дело правильное, революционной направленности и благотворительности.

— Это, извини, как? — удивился Вано.

— Сейчас объясню. Пока на крыше готовиться будем, все растолкую, а то времечко подпирает. Вы пока стволы и патронташи готовьте.

— Ага, за нами не заржавеет, — заверил начоперот. — Но ты все ж объясни. На всякий случай.

— Я же говорю, правильно у нас все, вот только с хронометражем, — Лоудка вновь озабоченно взглянула на часы.

— Как обычно у тебя с хронометражем, — проворчал Грузчик. — Вечное состояние ошпаренности.

Все ввалились в лифт, Игорь нажал кнопку шестого этажа.

— Что там у нас с чердачными замками? — озабоченно спросила гостья, извлекая из складок юбки связку отмычек.

— Откроем, не напрягайся, — успокоил Вано.

Было понятно, что существо по имени Лоуд, играет некую роль. Склонна к театральности, такое случалось. Смущало, что она вообще абсолютно непонятна: очень похожа на оборотня, но Игорю таких лепотцов встречать не приходилось. Хозинспектор сознавал, что мало знает о нелюдях, но тут и вообще…

Керсты и гости прорысили к лестнице на чердак, Игорь сообразил, что почему-то несет баллон синего огнетушителя. Тактично подсунула, ничего и не скажешь. Кстати, никакой это не огнетушитель, а газовый баллон. Как бы хим-атаку не устроили, с таких станется…

Группа бодро выбралась на крышу.

— Сейчас развернемся, — гостья обозрела простор жестяной крыши, антенны и провода, пятна ржавчины, чихнула. — Шмондец, а не экология. Как вы здесь жили, а, Ванья?

— Я не этих годов происхождением, — отперся начоперот. — Слушай, а зачем вы сюда вылезли…

— Объясню! — Лоудка рубанула ладонью воздух. — Тут у нас намечена операция краткосрочная, но особой революционной и гуманистической важности. Но сейчас главное вовремя вздуться и выйти на позицию.

— Кстати, хозяева не помогут с клещами или плоскогубцами? У нас редуктор туговат, — намекнул Грузчик, успевший вытряхнуть из чехла светлый большой рулон.

— Это, что, мы опять клещи забыли⁈ — возмутилась баба. — Почему такое разгильдяйство?

— Потому что ты наши клещи утопила, — кратко напомнил Грузчик-техник.

Игорь пошел за пассатижами.

Когда вернулся, на крыше спорили.

— Да это вообще неисполнимо! — горячился Вано. — Там народу с полмиллиона. Это не считая всяких стрельцов, гренадеров, бомбардиров и прочих жандармов конвоя.

— У нас эффект внезапности и опыт, — снисходительно объясняла гостья. — Шансы недурны. А народ, что народ… Он, народ, угнетенно-сочувствующий. По большей части.

— Нифига себе! — только и развел руками начоперот. — Они же, широкие массы, еще не созрели. Тут до революционной ситуации еще столетия тьмы и невежества…

— Пусть массы дозревают, — разрешила великодушная террористка. — А пока мы и сами управимся. Дело-то минутное.

По крыше уже развернулся мягкий овал — судя по всему, это был надувной дирижабль весьма скромных размеров. Ткань светло-серого корпуса казалась крайне тонкой и ненадежной. Что за материал Игорь так и не понял: характерный блеск намекал на армированное волокно неизвестных характеристик. Да цвет казался странен — этакие неуловимые хамелеонистые оттенки серого-облачного.

Керст передал сумрачному технику-Грузчику пассатижи и разводной ключ — гость поблагодарил сдержанным кивком. Он и его юный молчаливый помощник — тот при ближайшем рассмотрении оказался совсем мальчишкой — лет четырнадцати, правда, рослый и загоревший дочерна — присоединяли шланг к баллону.

Едва слышно зашипело, по легкой ткани корпуса пробежала легкая дрожь. Гостья за спиной громким шепотом спросила:

— Ванья, а этот твой молодой пойдет? Он из наших или как? Оружья-то у него есть?

Игорь обернулся:

— Мадам, можно и напрямую спросить.

— Я исключительно из соображений тактичности, — заверила наглая гостья. — И этого, как его… чинопочитания. Все же у вас тут должности и погоны. Кстати, я «мадам» или «мадмуазель»? Тьфу, как там у них в парижах?..

— Не обращайте на болтовню внимания, — сказал техник, возвращая Игорю пассатижи. — Она всегда трещит, пока до дела не дойдет. Скверного воспитания. А вам ходить на площадь не обязательно. Мы и сами управимся.

— Пока я вообще не совсем понял, что вы собираетесь делать, — признался Игорь. — Отбивать приговоренных?

— Не всех! — живо разъяснила неопределенная мадам-мадмуазель. — Всех нам не надо. Но атаман ценен для революционной истории и науки. Поскольку легенда и вообще он опытный.

— Кто? — на всякий случай уточнил хозинспектор, уже догадываясь.

— Да вы вообще, ющец, какие темные! — ужаснулась гостья. — Не знаете историческое событие, что у вас под боком происходит⁈

— У нас каждый день исторический, — напомнил начоперот. — Лоудка утверждает, что сегодня «за бортом» шестое июня тысяча шестьсот семьдесят первого года. Степана Разина казнить собираются.

— Не-не, дату я уточнила и перепроверила, — гостья махнула рукой в сторону Болотной[15]. — Сейчас попробуем выдернуть Степана Тимофефича. В меру сил можете поучаствовать.

— Раньше атаман Разин считался Степаном Тимофеевичем, — пробормотал хозинспектор. — Новейшие исторические открытия отыскали его югославские корни?

— Не, это у меня русский язык не до конца выучен, — призналась неистовая спасительница революционеров. — Но я стараюсь. Так чего, сходишь с нами, товарищ Игорь? У тебя, говорят, и автомат есть?

— Автомат есть. Но, грубо говоря, я не уверен, что готов из него косить широкие слои недозревшего до революции населения.

— Что за вопрос⁈ Ни в коем случае! Не нужно никого класть. У нас спасательный исторический эксперимент, а не наоборот. Автомат прихватите на всякий случай: пугнуть, пресечь панику и толкотню, — пояснила опытная террористка. — Постоите с Иваном в сторонке, подстрахуете.

— И все?

— А что еще? — удивилась гостья. — Мы же не штурм Кремля организуем. Точечная операция, ювелирный стиль. Разина же все равно ухлопают, так что если он исчезнет, никому от того худо не будет.

Игорь ничего не ответил, помогая закреплять тросик воздухоплавательного аппарата за крюк растяжки телевизионной антенны — дирижабль круглел и поднимался над крышей. Пришлые мужчины ловко собирали легкую коробку-гондолу. Грузчик — явно собирающийся занять место пилота, прикрепил к гондоле тонкую панель с навесным оборудованием и счел уместным пояснить:

— Аккумулятор надежный.

— Да я уж вижу, — кивнул Игорь.

Трое гостей явно были сумасшедшими.

— Ну, ладно, Грузчик, ты и сам взлетишь. Главное, конкретный момент налета не упусти, — распорядилась Лоуд. — А мы пойдем, в толпище пока протолкаешься. Гру, хватай механизмы и прочее. Главное, основную иллюзионность не позабыть. Ты, кстати, шмондюковину с лошадью взял или с аванко-драконом?

— Мама, вы мне когда-нибудь мозг взорвете, — на смеси русского и английского сообщил сдержанный мальчик. — Как договаривались, так и взял.

— Мы с вариантами договаривались, — обеспокоилась гостья.

— Уймись, Лоуд. И идите, а то действительно опоздаете, — посоветовал грузчик-пилот.

Спускаясь в слуховое окно, Игорь оглянулся — над крышей парило светлое, призрачное тело дирижабля. Воздухоплавательный кораблик казался легким и почти игрушечным. Но очень соразмерным и безупречно красивым.

Вооружившись, керсты догнали гостей на вахте. За стойкой ресепшна ерзал Валерик, вновь угодивший в тупик печатно-интеллектуального лабиринта. Правда, немедля требовать подсказку охранник не рискнул, застеснявшись посетителей.

— Студент? — кивнула в сторону стойки любознательная гостья.

— На вечно-подготовительном, — пояснил начоперот. — Кроссвордист-второгодник.

— Нынче молодежь пренебрегает систематизированными знаниями, что совершенно напрасно, — Лоуд осуждающе глянула в спину уже выходящему на улицу, то ли названному сыну, то ли усыновленному слуге — в любом случае, мешок с лямками на мальчишку взгромоздили тяжеленный.

— Сейчас споткнусь и сама потащишь, — не оглядываясь, посулил юнец.

— Шагай-шагай, не придуряйся, — ободрила воспитательница.

Взаимоотношения нежданных гостей казались весьма своеобразными, но сразу было видно: спаянная шайка.

— Ага, поредело, — одобрила Лоуд ощутимо опустевшую улицу. — В самый раз прибудем. Вообще казни редко вовремя начинаются. Всеобщая традиция милосердия и гуманизма.

— Скорее, обычай садисткой тягомотины, — проворчал Игорь, удобнее перекладывая магазины в карманах камуфляжной спецовки.

— Ты, товарищ керст, не обижайся, — задушевно начала гостья. — Ты человек, хоть и не особо живой, но сразу видно, самостоятельный, поживший, и себе на уме. Можешь не вмешиваться, никто не обидится.

— Вроде и предусматривается, что мы с Иваном не вмешиваемся, в стороне стоим? — уточнил хозинспектор, уже догадавшийся, что доверять обаятельной Лоудке стоит строго наполовину, правда, непонятно на какую именно.

— Верно! Именно в сторонке, — подтвердила тетка. — Но не в одном же уголке вам толпиться. Этак вы и не увидите все самое интересное. Лучше порознь и в разных сторонках. Опять же чтоб резательные линейки не пересеклись.

«Резательные линейки» видимо, подразумевали сектора[16] стрельбы.

— Э, давай-ка без стрельбы! — возразил Вано. — Мы тут порядок охраняем, а не наоборот. А стрельба из автоматического и самозарядного оружия в штатской толпе, это знаешь ли, не фунт изюма. Жертвы средь населения нам не нужны.

— Какие жертвы⁈ — поразилась гостья. — Это чтоб я призывала к погибели угнетенного городского и пригородного пролетариата⁈ Да никогда! Это претит моим политическим принципам. Даже архипретит! Антагонистически! Напротив, вот если царевы аристократы, всякие вертухаи и прочая шмондючья жандармерия за оружие схватится, тогда кто-то может пострадать. И лучше бы это пресечь.

— Да понятно. Предотвратим, — с азартом пообещал Вано. — Но как вы Степана Тимофеевича технически вытаскивать собираетесь? На дирижабле? Так ведь легкая конструкция, подобьют.

— А мы сначала сверху бомбу бухнем. Ней-Тронную! Прямо на царский трон. Хороший ведь вариант? — вдохновилась начитанная гостья.

— Трон вряд ли на площадь притащат, — предупредил Игорь.

— Шутка юмора, — пояснила Лоуд. — Трон — культурная ценность и должен достаться рабочему народу в целости. В смысле, позже выставиться в музее для трудящихся. У нас троны уже есть, так что пусть и вам какой-нибудь останется.

— В целом я шутки понимаю, — заверил Игорь. — Про стрельбу уже сказали. Остается непонятным, как вы Разина выдернете из охраны и не перепутаете. Его же не одного будут казнить.

— Понятно, что не одного. Но сегодня все же попроще ситуация. Вот Пугачева выдернуть будет сложнее, — озабочено пояснила гостья, преисполненная спасательных планов.

— Вот ты даешь! И Емельяна Ивановича освободите? — восхитился романтичный начоперот. — А почему его сложнее?

— Потому что тогда зима была, — пояснила Лоуд. — там простудиться легко. А у меня бронхит недавно случился.

Заговорщики миновали плетень у последней избы и вышли к реке. Впереди тянулась расхлябанная гать через болотистую низину, за ней стояла огромная толпа народа. Доносился распевный профессиональный голос глашатая…

— Уже начинают, сейчас расходимся и дальше по обстоятельствам, — заторопилась революционная спасательница. — Гру, ты место знаешь. За сигналом следи.

Мальчишка кивнул, поправил мешок и опытно втиснулся в толпу.

— Ты, Ванья, туда, — указала Лоуд. — А ты, Игорь Батькович наоборот.

— Понятно. Все же, вы Степана с Фролом не перепутайте, — на всякий случай напомнил Игорь.

— Минутку, они, что, близнецы? — обеспокоилась спасательница и выхватила записную книжку. — У меня же здесь записано: казнят Степана, а брат того… малость отвернул. Ладно, разберемся. Должны же с эшафота детали огласить своевременно.

Лоуд, поправила что-то под туго, по-деревенски повязанным платком и энергично ввинтилась в толпу припозднившихся зевак. Только что пузатенькая из-за напиханного под одежду вооружения, она мгновенно постройнела, помолодела и похорошела.

— Вот проныра, через минуту у эшафота будет, — Вано вытянув шею, пытался разглядеть помост эшафота. — Я тоже поближе протиснусь. Ты, Игорь, особо в толпу не лезь, ты еще непривычный…

Игорь оказался у земляной кучи непонятного происхождения. Видно с этого места было не то чтобы плохо: море толпы и временные дощатые возвышения в ее центре, вполне различимы, но далековато. Доносился звучный глас чтеца, но разобрать можно было лишь обрывки. Недостаток информации собравшиеся зрители возмещали домыслами, версиями и смелыми прогнозами.

…— Четвертуют, я точно говорю.

— Не знаешь, так и не говори! По-старинному — на кол! За особые злодеяния и разбой.

— Плетями высекут и в войско отправят! Чтоб Константинополь у нехристей отбивал, — проявила политически выверенную фантазию упитанная баба в нарядном охабне.

В толпе и заржали, и испугались.

— А потом заново Степку ловить станут?

— Это кто тут государева преступника отпущать решил? — вкрадчиво спросили из-за спины Игоря.

Народ примолк. Керст краем глаза увидел возникшую ниоткуда харю в обрамлении хорьково-рыжеватой бородки. Шагнул назад, крепко наступив на ногу профессионально бдительному стукачу. Рыжий взвыл:

— Ох, твою…!

Игорь удалялся, придерживая висящий под курткой автомат. За спиной поминали мозоль, «ирода» и хватали за грудки окружающих. Никого в камуфляже рядом не оказалось, да и вспомнить, как выглядел обидчик и был ли тот действительно пятнист, пострадавший уже не мог.

…— И после всего того ты, злодей, позабыв такую к тебе милость и снисхождение великого государя, едучи по Волге, снова по пути разбойничал и, придя в Царицын, избил воеводу и всякое разорение чинил… — звучало со стороны эшафота.

Игорь продвинулся к строениям у границы площади — сюда выходили задворки Садовой слободы, можно было встать на сваленные бревна. До эшафота отсюда было вроде бы подальше, но видно, как ни странно, лучше. Цепи стрельцов, богатые одежды высокопоставленных свидетелей казни… «Глаголь» виселицы торчала рядом с помостом, там же тускло блестел под летним солнцем колокол. Вроде бы и приговоренных вполне можно разглядеть — стояли у возвышения, угадываясь в пестроте больше позой, чем одеждой. Да, после пыток тяжко братьям…

…— И за такие твои злые и мерзкие дела против Господа Бога и против великого государя Алексея Михайловича, великого князя и защитника всея Великия, Малыя и Белыя России, и за произведенный тобой мятеж и измену и за гибель и разорение, причиненные тобой всей России, по указу великого государя бояре приговорили тебя к четвертованию…

Взволновалось море голов — в шапках и платках, лысых и буйно волосатых — неистово тянул народ шеи, вставал на цыпочки, взбирался друг на друга, надеясь увидеть как восстрадает знаменитый злодей и герой. Завозились палачи на эшафоте, подправляя бревна, подталкивая фигуру в длинной, светлой, разодранной практически надвое рубахе. Приговоренный стоял спокойно, лишь старался расправить плечи, обнаженные рваньем рубахи. Лица издали не различить, да и как поймешь по смутным рисункам и описаниям — великий ли атаман то Степан Разин?

В любом случае, поздно уже его спасать, затянула начало операции Лоудка с подельниками…

Толпа правее эшафота взволновалась — там, видимо, стояла упряжка, на которой доставили приговоренных. Ссыпались с телеги в толпу люди, остался один — рослый молодец, в коротком щегольском кафтане, с шапкой светлых кудрей — истинно былинный богатырь прямиком из сказки. Вытянул ручищу, указуя на эшафот, загремел раскатистым басом:

— Да что эт делаться, православные⁈ Где Степка-то⁈ Подменили! Флинта подсунули. Зуб даю, — Флинтушка это, капитанишко, иудейский немец! Подстава! Пусть царь слово скажет — пошто такое учинять⁈

Невзирая на русскую былинную внешность, сам молодец орал с легким акцентом. Едва ли немецко-иудейским, скорее прибалтийским. Зато как орал! Негодующий бас раскатился над замершей площадью, толкнулся о стены палат у реки, о зелень Государева сада, откатился обратно к эшафоту. До сих пор Игорю видеть и слышать работу столь миниатюрных и мощных усилителей звука не доводилось…

Площадь забурлила: к месту выступления внезапного оратора пробивались многочисленные клюквенные и желтые кафтаны стрельцов, толпа качалась и вопила.

— Степку-то прибрали!

— Щас задохнуся, спасите, люди добрые!

— Расступись, морды золоторотцкие!

— Царь-батюшка, слово скажи, Разина народу представь!

— Ой, мамоньки, задавят!

На помощь забуксовавшим стрельцам в толпу врезались верховые, заработали плетьми и древками пик, тут же заспешили палачи на эшафоте, заваливая на бревна приговоренного…

— Помни, народ русский! — скрипуче разнеслось над площадью. — Замри и помни!

Толпа действительно замерла: дребезжащий, перекрывший шум многотысячной толпы, глас действительно звучал жутко. Возвысилась над толпой, вскочившая непонятно на что, темная фигура: квадратная и горбатая, встрепанная, похожая на омерзительного ворона. Вот она раскинула широкие рукава плаща, воздела длань, указуя в темнеющее летнее небо:

— Прорицаю! Пожжет Москву Степка Разин! Дотла пожжет! Попомните ещо лихого Степана в дни буйны, октябрьски!

Стремительно рос, увеличивался костлявый кулак с обращенным в небеса острым перстом — уже казался кулачище размером с немалую тыкву. Скалилось старческое лицо горбуна, жуткое, с волосатыми бородавками на носу, светились белые демонские глаза, качался островерхий длинный колпак…

— Должок! Должок за Москвой! — проскрипел ужасный колдун-пророк, грозя громадным динозаврьим перстом толпе, куполам церквей, стенам Кремля за рекой. — Взойдет к вам ад адский, ох, густо, густо понаедет адище в град сей!

Вздохнула обмершая толпа, рванулись к безумному прорицателю стрельцы, да тот уже сгинул в толпе — там забурлило, падая и толкаясь…

Игорь понимал, что старец-прорицатель абсолютно ненастоящий. И грозный палец, и слова, да и сам облик колдуна был слеплен из вполне узнаваемых прототипов. Разве что зловещая «птице-воронность» данного облика была внезапна и загадочна. Но голос… Что это за микрофон такой, мля, его, насквозь леденящий⁈

Оценить талантливое выступление керст не успел — на площади завизжали:

— Горим! Спасайся!

Действительно, казалось, вспыхнул мост — сразу и обширно. Химический черный дым мгновенно слился в широкую плотную стену, разом взлетевшую в ошеломленное летнее небо. Очаг (или очаги) возгорания располагались достаточно далеко от толпы — дымная завеса перегораживала середину низкого наплавного моста. Тем страшнее оказалось грянувшее знамение… Накатили на толпу мрачные музыкальные аккорды и прямо по стене дыма проехал жуткий всадник. Огромный, черный и безголовый…

Игорь знал, из какого фильма выдран пятитисекундный ролик. Собственно, и звуковая дорожка была позаимствована оттуда же. Но срежессированно было с большим чувством: всадник без головы на усталой лошади, бредущей краем скалистого утеса, и адский дым вокруг…

Краткая кино-иллюзия угасла, не добравшись до края моста, тут же оборвалась музыка. Но и этого хватило. Толпа взяла техническую паузу, набирая в легкие воздуха, и неистово заорала.

— Сгинем!

— Спасайсь!

— Горим!

И в толпе, и вокруг эшафота действительно поднимались новые столбы густого дыма. Игорь не был специалистом в пиротехнике, но судя по всему, гости приволокли весьма неслабые дымовые шашки.

Толпа пыталась бежать сразу во все стороны. Тяжелый дым накрывал зевак, черно-бурые клубы быстро расползались вширь, норовя удушить и запугать народ всмерть.

Игорь и еще несколько человек, оказавшиеся под стеной палат, вне этого черно-бурого облака, замерли. Из оседающей стены дыма над мостом, по которому только что проехался безголовый демон, выскользнула светлая тень. Дирижабль, похожий на легкий невесомый челн, быстро скользил над маревом. Воистину, гость совсем иного мира…

— Ангел, — пролепетала миленькая толстушка рядом с керстом и обеими руками зажала себе рот.

Едва ли вытянутая капля дирижабля походила на бесплотное существо, да и хвост тросика, несущегося за аппаратом слегка портил восприятие. Но воздушный кораблик казался воистину чудесным.

Кажется, дирижаблик даже и не задержался над особо густым дымным грибом у эшафота. Просто чуть нырнул, приняв новую тяжесть, но тут же выровнялся, унося на тросике безвольно обвисшее тело. Воздушный поток трепал крылья-лоскуты рубахи на бесчувственно раскачивающемся казачьем атамане…

— Унес, — выдохнул отец впечатлительной девицы. — Прямо на небеса Степку, под Суд Божий…

Все же площадь была чересчур велика для длительных спецэффектов. Завеса дыма развалилась на куцие клочья, из них донесся мат и проклятия, затем забабахали пищали и пистоли — охрана эшафота, пусть и упустила приговоренного, но не дрогнула перед воздухоплавательным ангелом.

Вообще-то, Игорь не собирался вмешиваться: Лоуд с семейством и сама вполне управлялась. Но расстрел грубым пищальным свинцом легкого аппаратика и висящего под ним беззащитного тела, это… Варварство это.

— Драпайте! — рявкнул керст, доставая из-под куртки автомат.

В принципе, москвичи, когда они не в гуще сдуревшей толпы — люди ушлые и догадливые. Окружающие бросились прочь, а Игорь, вскочив на приступок у стены, выпустил очередь в сторону эшафота. Патроны через один трассирующие, целился повыше голов, не собираясь никого убивать. В клочьях быстро рассасывающегося дыма отличным ориентиром торчала виселица и колокол рядом с ней. Неизвестно как с «глаголем», но колокол легкие пули 5.45 определенно достали — сквозь вой и вопли толпы донесся тревожный звон бронзы. На помосте догадливо присели, завертели головами…

Отвлек и ладно. У Игоря мелькнула мысль собрать гильзы — все-таки абсолютно лишние они в этом веке. Но времени уже не дали — вдоль ограды скакало с дюжину сурово настроенных всадников, щедро угощали плетьми разбегающихся зрителей, сверкали саблями…

Игорь спрыгнул с выступа стены и пошел за угол ограды. Пора было уносить ноги. На площади слышались выстрелы, где-то дальше бабахнула пушка…

Да, прям так и уйдешь. Не один такой умный — с площади густо повалил напуганный народ, в узость между оградой и вечно-московскими ямами ломанулись столь дружно, что кто-то упал, по нему прошлись сверху, споткнулись, оказались немедля сшибленными следующими… Неподалеку от Игоря плюхнулся на четвереньки мальчонка, выронил половину пирога со щавелем, отчаянно завопил…

И вот случится сейчас Болотная ходынка. Чтоб ту Лоуд с ее завиральными акциями…

— Назад! За ум взялись! — керст заслонил упавших, поднял автомат и полоснул над головами напиравшего людского стада.

За ум, конечно, не взялись, но брызнули шире, попрыгали через ямы и подсохшую болотную грязь. Может, ноги поломают, но без смертоубийства…

…Свято место пусто не бывает — в опустевший проход влетели всадники. Игорь попятился, догадался, что через забор перемахнуть уже не успеет…

Первым скакал рейтар в зеленом кафтане и сияющих алых шароварах. Молодой красивый — прапорщик или подпрапорщик — керст все еще путался в старинных знаках различия. Глаза упрямые, капризную губу очень знакомо закусил, короткая пика с синим прапорцом угрожающе склонена…

Автоматная очередь пронеслась над головой лошади — вороная испуганно встала на дыбы, на ее круп налетел скакун следующего рейтара, лошади сцепились, затанцевали, едва не давя всадников об ограду.

— Держи его!

— Кого⁈

Игорь удирал вдоль забора, выбор кого хватать у преследователей имелся, но небогатый — догадливые москвичи свернули еще раньше и резво утекали в сторону луга и огородов…

Рядом отодвинулась вроде бы крепкая доска забора.

— Лезь!

Керст втиснулся в щель, доску отпустили. Лицо спасительницы казалось смутно знакомым, впрочем, Игоря подобное наваждение с памятными лицами и полминуты назад изводило. Но девушка, бесспорно, не из данной вековой смены: вызывающе простоволосая брюнетка, худая, вся в черном. Это если безупречно четкую прическу можно «простоволосием» назвать. И не живая она. Ага, вспомнил. Что-то на ворон сегодня очень везет. Вблизи сланная казалась моложе, чем издали, когда с моста от «морга» на нее смотрел.

— Чего замерли? — надменно поинтересовалась девушка-ворона. — Угодно под шашку попасть? Или верите в свою абсолютную безнаказанность?

— Увы, я не слишком верующий, — признался Игорь.

— Туда, — коротким жестом указала черная девушка.

Керст пошел следом, успел подумать что со спины она весьма и весьма привлекательна, но тут из дворовой будки на гостя молча рванул огромный кобель. Игорь машинально вскинул автомат навстречу этому звону толстой цепи и оскаленной пасти с белоснежными клыками…

— Не сметь! — девушка вцепилась в оружие.

— Я только заслониться, — пробормотал керст.

Кобель припал к земле, исходил ощутимой молчаливой яростью, скалился, но не нападал.

Девушка подвела Игоря к калитке, отодвинула массивный засов. С площади еще долетали крики и отдельные выстрелы, но здесь, на тропинке к реке, было тихо.

— Благодар… — договорить керст не успел — ему крепко врезали по щеке.

— Исчезните, негодяи! — приказала, тряся ушибленными пальцами, девушка-ворона. — И когда вы навсегда сгинете, мерзавцы⁈ Вам что людей убивать, что собак! Твари бездушные, заживо мертвые!

— Лично я никого сегодня не убил, — пробубнил Игорь, чувствуя как вспухает разбитая губа. — И не собираюсь. А в целом вы правы. Извините…

Он вышел к церкви Якима и Анны, дыма вокруг как не бывало, народ поуспокоился, расходился, оживленно обсуждая небывалое событие, охая, причитая и хвалясь. Игорь не вслушивался — половина лица была как чужая, да и на душе тяжко. Вроде бы без больших жертв обошлось, но кому он нужен, такой хаос и бездумье? Историю все равно не повернуть, хоть пачками атаманов и генсеков спасай или расстреливай.

За церковью керст увидел идущего с мешком мальчишку из Лоудовской шайки. Тот тоже особо счастливым не выглядел — взмокший и согнувшийся под тяжелой ношей.

— Давай помогу, — буркнул Игорь.

— Спасибо, — не стал упорствовать парень.

Взяли мешок за углы, изнутри выпирали корпуса аппаратуры.

— Вообще-то, сработано было красиво, — угрюмо признал керст.

— Отрывок из классики всегда хорош, — согласился парнишка. — Но аккумуляторов не хватило. Я же предупреждал — не потянут.

Носильщиков догнал начоперот:

— Ну и хаос! Еще чуть-чуть и царю бы крышка! Мне все ноги оттоптали. Игореха, у тебя что с лицом? Лошадь лягнула?

— Почти, — проворчал хозинспектор.

— Холодное приложи. А что наши авиаторы? Все получилось?

— Обычно у него получается, — пожал плечами парнишка с чудным прозвищем Гру.

Спасатели и мешок завернули в Межкнигу.

— Опять доставка? — спросил грустный Виталик. — А что такое «рай в пустыне»? Третий час бьюсь.

— Озерный прохладный бордель с сисястыми навами? — предположил молодой, но ранний Гру.

На крыше пилот деловито скатывал оболочку дирижабля. Спасенный атаман лежал под тарелкой-антенной без сознания.

— Может, и не он? — заколебался Вано. — Что-то этот какой-то…

На знаменитого атамана спасенный действительно не походил: изнеможенный, с распухшими суставами, ввалившимися щеками. Следы пыток зияли на худых ребрах и руках.

— Что прицепили, то и привез, — пожал плечами пилот.

Манера двигать плечами у отца и сына была один в один.

— Кто бы это ни был, но это человек, жестко пострадавший от самодержавия, — строго сказал начоперот. — Сейчас воды принесу, в чувство приведем.

— Не нужно. До места его лучше в бессознательности доставить. Иначе у него шок случится. Не трогайте, Лоуд умеет с такой сдвинутой психологией управляться, — пояснил воздухоплаватель. — Кстати, где эту многоликую носит?

Оборотень уже выбиралась на крышу.

— Справились! Хотя кто-то и сильно сомневался!

Вид у заговорщицы был довольный и нарядный — она была подпоясана новым ярко-красным кушаком, при ближайшем рассмотрении оказавшимся завязанными на талии трофейными шароварами.

— Спасибо, товарищи! Помогли на совесть, хотя палить можно было и поменьше, — оборотень присела над спасенным, достаточно профессионально приподняла тому веко. — Жив! Очень даже хорошо.

— Так это он или не он? — поинтересовался настойчивый Вано.

— Должен быть он, — заверила Лоуд. — Никого более подходящего я на эшафоте не нащупала. Хотя было дымновато. Очнется, расспросим, уточним, потом к вам зайду, расскажу о результате. А сейчас берем экземпляр, снаряжение и в лабораторию! А то он может и кони двинуть.

У спасателей оказались легкие носилки, худое тело уложили и начали пристегивать.

— Товарищ Лоуд, можно тебя на минутку, — тактично намекнул Игорь.

Отошли к слуховому окну.

— Можешь и не говорить, знаю, что не одобряешь, — доброжелательно заявила оборотень. — Что поделать, вы — люди иного поколения, вам не понять.

— Возможно. Но Степан Тимофеевич, при всем к нему уважении как к исторической личности и народной легенде, человек весьма неоднозначный.

— Кто из нас без греха? — вздохнула тетка. — Ты взгляни с иной стороны. Тут его бы разрубили, а сейчас он пользу может принести.

— Кому пользу?

— Как кому⁈ Науке! Мы не можем ждать милостей от исторического развития, потому провести эксперимент и понять взаимосвязь и возможности векторного развития истории — вот наша основная задача! Определенный риск имеется, но наука требует жертв.

— А что, обязательно прямо тут, у нас, должны быть жертвы? — уточнил Игорь.

Оборотень дружески похлопала керста по плечу:

— Понимаю твою озабоченность. Профессия у вас такая. Не волнуйся. Вот имелись у меня мысли насчет Пугачева, но пока с его кандидатурой спешить не станем. Иначе получается у нас в сводной экспериментальной бригаде перекос в сторону русскоязычности. Что не совсем верно с точки зрения принципов фундаментального интернационализма. Кроме того, Омельян Иванович себя выставлял за императора, что против моих принципов. Вся эта монархия — редкая хрень. Мы как-то это с Сашей Македонским обсуждали, даже он согласился.

— Против принципов нельзя, — согласился Игорь. — А если не секрет, в каких регионах собираетесь дальше экспериментировать?

— Так Париж! Великая французская заваруха! Я там проинспектировала, и что-то мне руководящий состав восстания не понравился. Нужно подкрепить проверенными кадрами. Ты как к Парижу? Не очень за него волнуешься?

— Не особо.

— И правильно. Так себе страна. Там, кстати, массово лягушек жрут. Извращенцы. Но такие уж условия у тамошних трудящихся, что их винить. Попробуем вывести лягушатников к светлой жизни. Я, правда, научной работой только по выходным занимаюсь. Основная служба, заботы, комитет по развитию островного образования, сам понимаешь…

— Что ж, успеха! К нам заглядывай, только лучше без массовых мероприятий.

Лоуд заверила, что массовых пока не предвидится и спасатели откланялись.

Готовя обед, Игорь вспомнил, что так и не уточнил у революционной оборотнихи про шаровары. Подпрапорщеские или нет? Впрочем, в любом случае тот денек у Мурзикова предка выдался не из самых удачных.