Умереть — расколоть самый твёрдый орех,
Все причины узнать и мотивы.
Умереть — это стать современником всех,
Кроме тех, кто пока еще живы.
Эх, прыгучая наша жизнь, ну ее в бодягу.
Или не в бодягу? Что-то там на «б» было.
Нужно у Светлоледи уточнить.
И продолжалось бытие, и менялись бессчетно смены. Хотя служба, конечно, изменилась…
— Отработали неплохо. Хотя можно было и получше. Чубакры нас малость смутили, — оправдал несовершенство действий вверенного подразделения начоперот. — Ну, давайте…
Чокаться у керстов и иного полумертвого народа не принято — просто подняли бокалы. Горьковато-сладкое вино дразнило язык незнакомым вкусом. В заведении Башбекова было душновато, негромко беседовали гости в «уголках» за портьерами, шныряли вышколенные половые…
— Приказом я Веру провел, — сообщил Иван, наполняя свой лафитник из графинчика «со слезой» — комсомольский вкус отторгал сомнительные буржуазные вина, предпочитая «хлебное». — Теперь товарищ Вера-Ника полноценный «консультант-специалист по первой половине ХХ века».
— Благодарю, Ванечка, но стоило ли крючкотворством заниматься? — молвила Ворона, отрезая кусочек расстегая. — Куда я и так денусь? Осталась бы на добровольных началах, тем более, жалованья все равно не назначат.
— Вот нафига тебе жалованье? Игорь требование в арсенал сочинит, он мастак формулировать. Пришлют тебе новый лом, эргономичный, титановый какой-нибудь. А приказом тебя назначить все ж лучше мне, а то вообще будет выглядеть как аморалка и использование служебного положения.
Хозинспектор и девушка смотрели на начальника ПМБД-Я.
Начоперот поморщился:
— Да ладно, можно подумать, не ждали. Пойду я. Пора сменить место службы.
Полумертвые помолчали. Вано был прав — ждали. И по настроению, и вообще. А сегодня, когда вышел из Дома товарищ начоперот без маузера, стало ясно — окончательно решил Иван.
— Чего тут скажешь? — пробормотал Игорь. — Неловко без тебя будет. Грустно.
— Понятное дело. Все ж не зря я здесь сидел, была от меня ощутимая польза. Но вы и сами справитесь. А мне уж совсем невмоготу, — Вано опрокинул в пасть лафитник, привычно игнорирую салфетку, утер ладонью губы, встал и надел фуражку. — Бдительности не теряйте. Понятно, на нашем участке теперь пауза, но все равно. Да, телеграфный аппарат смажь, что-то забыл я им заняться. Масленка под столом. Игореха, а ты ведь меня так и не простил? За мобилизацию?
— Вань, да где тут простишь? Но зла не держу, понимаю.
— Тоже правильно. Все, пошел я. Может, догоню. Счастливо вам, — Иван бросил ладонь к козырьку фуражки. — Да, не вздумайте платить, этим буфетчикам-буржуинам. Перетопчутся.
Уходил между столов бывший начоперот быстро, не оглядываясь.
— Вдруг и действительно догонит? — прошептала Ворона.
Они понимали, что отыскать Соседку в бытие по ту сторону будет нереально. С другой стороны, кто ее знает «ту сторону»? Некоторые явления и обстоятельства даже полумертвым абсолютно не ясны.
— Знаете, милая Ворона, давайте я Вам страшную вещь скажу, — Игорь подложил на тарелку подруги говядины по старо-строгановски. — Если, меня отпустят, гм… в отставку, я непременно отыщу Вику. И познакомлю вас по-настоящему. Пусть это и звучит слегка чудовищно.
— Чудовищно это звучит, потому что Вы, Игорь, по-детски, нет, по-мужски наивны. Неужели я не понимаю?
— Все вы понимаете, вы же богиня. Но я предпочел вслух сказать.
— Тоже верно, как не замедлил бы отметить Ванечка. Пожелаем ему счастливой дороги. Наливайте же, Игорь. И давайте закусывать. Нам еще тысячи смен служить…
Чугунная полубогиня была, как всегда, права. Керсты — люди долга и размышлять на философские и иные интимные темы обязаны в меру.
А дел было много. Игорь уточнял с представителями ФСПП план восстановительно-фортификационных работ, налаживал устойчивую связь с соседними постами. Бесконечные выискивания материально-технических средств и оборудования поглощали уйму времени — в условиях ограниченных контактов с поставщиками, сложной платежно-бартерной системы, все это выливалось в такую головоломку, что… Но опыт у хозинспектора имелся, задачи стояли, их требовалось решать. Ворона отчасти взяла на себя секретарские обязанности — ее незабываемый голос теперь знали многие деловые партнеры. И центральное отделение морга в Большом Каменном мосту теперь курировала именно она — было решено, что обобщить опыт на местах и ввести централизованные ориентировки по всей сети постов будет весьма нелишне. На стыках участков появились «курилки», где можно было поговорить с коллегами. Радиосвязь — замечательное достижение, но и личный контакт весьма полезен.
В Доме-На-Набережной теперь был оборудован опорный пункт. Вере-Нике требовалось там регулярно бывать по понятным причинам, но дело не только в этом. Имелись предположения, что Психу интересует заречный «Боровицкий» прямоугольник. В случае обострения ПМБД-Я вверялась задача прикрывать подходы с юго-запада.
Конечно, кроме стратегических задач, никуда не делась и текучка. Ликвидировали маньяка — на этот раз вполне стандартного, сексуального, прибабахнутого на всю голову и ниже. Помощь при пожарах, ликвидация притона в кладбищенской сторожке… Скучно не было. Возможно, и без пожаров не было бы скучно — упражнения для поддержания боеготовности и живости тел применялись и изобретались с замечательной регулярностью, и, что характерно, пока не приедались. Да, низменная и пошлая метода, но чего требовать от полумертвых?
А вот «Межкниги» уже не было. Ликвидировалось Акционерное общество, разъехались уцелевшие служащие, выписались из больницы пострадавшие. Имелись у медиков ФСПП наработки, позволяющие полностью восстановить психику и помочь загладить память. Живым людям свойственно инстинктивно забывать всякие сомнительные события. Ведь и правда: разве вспомнишь — было ли? Кошмарный сон, бред гриппозно-лекарственный или просто ложная память зло пошутила? Увы, с керстами спасительные фокусы не работают — каждый раз, проходя коридором к бойлерной Игорь видел все как наяву. Вот служба проклятая.
Впрочем, чего службу ругать? Она не в удовольствие дана. Просто такова засмертная жизнь, со всеми плюсами и минусами.
— Черт⁈ Явись немедля!
Голос, женственный и приятный, хотя и с очевидными металлическими нотками разнесся над заснеженным приречным склоном. Гуляющие внизу по набережной, укутанные граждане, завертели головами, со льда реки взлетели вороны, в полынье закрякали утки-«полярники». Впрочем, все тут же забылось, двинулись дальше прогуливающиеся отдыхающие, утки крякали, но уже требовательно — очередной кормилец кидал в воду раскрошенный батон, но не отличался меткостью.
И была смена декабрь, и поскрипывал под ногами морозец. И нервничала красивая девушка.
— Да явится он, куда тут денешься, — заверил Игорь.
Ворона глянула негодующе и воззвала:
— Черт⁈
Захрустели ветви кустов — велосипедист вылетел из зарослей, совершил безумный кульбит, резко затормозил, подняв вихрь снега.
— Совесть есть? — поинтересовалась Вера-Ника, отряхивая полу шубы.
— Не, — честно признал Черт.
— А если подумать? — с чугунным намеком поинтересовалась воспитательница.
Двухколесный хулиган подумал и показал пальцами, какая у него совесть: между большим и указательным пальцами уместилось бы нечто, толщиной в журнальчик «Вопросы педагогики».
— Пусть хоть такая, но если есть совесть, на глазах катайтесь, сударь, — потребовала Ворона.
Мелкий спортсмен кивнул, подтянул лыжные перчатки «на вырост», нажал на педали и немедля скрылся из глаз, нырнув с тропинки на склон.
— Вот подлец! — с чувством молвила полубогиня.
Старшие прислушались, ожидая шума падения — склон уходил градусов под семьдесят, да еще с деревьями. Как же — Черт, он и есть черт. Правда, вот уж он показался — пронесся по нижней тропинке, безумно накручивая педали, атаковал подъем — тянулся вихляющий след по снегу.
— На глазах пока покрутится, — усмехнулся Игорь.
Черт, конечно, был чертом по складу характера, а не по происхождению. В крови у него намешалось многовато: видимо, дитя полукровок, продукт вневременной любви, парадокс сланого развития. Рогов, копыт и свинячьего «пятака» у сироты не имелось, но достался ребенку хвост, доставлявший немало хлопот. Вообще Черт был вполне живым и вполне очевидным для широких слоев населения. Ну, когда хотел быть очевидным.
Изловить вневременного оболтуса и склонить к цивилизованной жизни стоило немалого труда. Медовый Черт был местным, вертким, знающим Якиманку «от и до». Но Ворона справедливо считала, что во вверенном районе в цивилизованные времена не должно остаться беспризорников, ни обычных, ни сланых. В общем, справились. Не последнюю роль сыграло, то, что после известных событий пост керстов пользовался большой известностью и, чего скрывать, уважением в неживых и около-живых кругах населения.
Дите оказалось неразговорчивым, сообразительным, вреднющим, любознательным и наотрез не желающим учиться. Впрочем, как почти все дети.
Пороли его дважды. Один раз всыпала Лоуд, считающая, что шарить по мешкам специалиста по памяткам — есть сугубое неуважение, причем граничащее с оголтелой, необъяснимой глупостью. Черт вопил на всю Якиманку, но в целом признал профессорскую правоту.
Второй раз отшлепала лично Ворона и тут обошлось посложнее. Пришлось везти ребенка в 1-ю Градскую, а потом еще и привозить туда ветеринара, поскольку в больнице специалистов по вывихам хвостов не оказалось. Хвост вправили, дома Черт сказал, что по жопе его бить не надо, лучше по голове. Ворона разрыдалась, потом эти двое сидели обнявшись, Черт утирал мучительнице ржавые слезы, а Игорь ставил чайник и думал что между живыми, неживыми и всеми иными детьми-женщинами разница чисто символическая.
В последние смены Черт склонился к мысли, что в школу имеет смысл походить, благо все равно выпадают в основном каникулы. Готовились, дожидаясь ближайшего Первого сентября. Амулет-обманку для хвоста принесла Лоуд, она же много рассказывала о своем замечательном островном университете. Наверное, именно это красноречие и склонило Черта к образованию. Умело искушать межпространственное Оно: «пляжи, пираты, шторма, сраженья, уха из свежайшей черноперки»… Медовый Черт вообще проявлял склонность к мореходству — в тот раз на теплоходике сидел как завороженный.
Это когда ночной летней сменой культурно отдыхали. Девицы: Та-что-С-Веслом, Нескушная Прыгунья и Ворона, даром что имели отношение к водным видам спорта, но на воде толком и не бывали. Первый раз с теплохода на родной берег глянули. Большое впечатление произвело на сдружившихся дам. Надо бы их в старую «Шоколадницу» сводить, сбитые сливки продегустировать, но как это сделать, пока не придумывалось.
…Вот вновь выскочил на дорогу мелкий велосипедист, увернулся от оторопевшего спаниеля, промчался мимо саночников, подлетел к старшим и лаконично спросил:
— А кушать?
— Так пошли, — Игорь поправил на плече ремень автомата. — Вчерашние голавли остались. Будешь?
— А то! — лаконичный спортсмен умчался к Елизаветинскому пруду, из-под шипастых шин бурно летел снег.
— Переедет он когда-нибудь сам себя, раздерет до костей. Он же почти совсем живой, полнокровный, — вздохнула Ворона. — Нельзя ли на велосипед какие-то иные покрышки поставить?
— Он их сам ставит. Ничего с ним не случится. Шрамы украшают мужчину. Даже хвостатого.
— Несомненно, — полубогиня коснулась отметины на щеке друга, взяла под руку. — Идемте, действительно что-то обедать захотелось.
Они пошли на Пост — этакие очень похожие: он в армейском бушлате, она в длиннополой соболиной шубе, а впереди гонял мальчишка в красной куртке — привставал на педалях, энергично взмахивал выпущенным из клапана штанов хвостом, запрыгивал колесами на заснеженные скамейки, спортивно хулиганил. В общем, все было как обычно на Якиманке.
А тот дом, где стоял, там и стоит.
Солидно потрудились над ним соответствующие структуры: официально въехали на жительство «банковские» работники (кредитами и процентами не очень интересующиеся, да и вообще обозначающие свое присутствие чисто символически), был снесен соседний дом, изолирована подземная часть, расчищено и залито армированным спец-бетоном предполье. Заодно реконструировали и большую часть Якиманки. Теперь здесь все сплошь накрыто гранитной спец-плиткой, изрезано подземными, бронированными во всех отношениях, переходами, протянуты силовые кабели раннего предупреждения доступа, спрятаны резервные источники анти-энергии и сенсорные ловушки — все ждет незваных гостей. Да, эти стройки-ремонты заняли немало времени и порядком раздражали нетерпеливых москвичей, но работы ППЗО[28] ведет вдумчиво, нарабатывая и обобщая новый опыт.
Конечно, ничего этого случайный турист под слоями гранитной спец-плитки не разглядит. Но и без этих последних достижений фортификационной науки на Якиманке есть на что посмотреть. Терем Игумнова, уже без Соседки, по-прежнему неповторим, а Храм Ивана Воина очарует взгляд даже закоренелого атеиста, а кинотеатр «Ударник» (пусть и не работает по причинам, о которых не будем распространяться) навевает воспоминания о кинофильмах, которые действительно стоило смотреть. По переулкам со смешными названиями лучше прогуляться вечером или в выходные — тогда дух веков вы уловите без труда. Потом можно спуститься к реке, удивиться бесчисленным скульптурам Музеона, посидеть на скамейках парка. Там спокойно, там гуляют любители Айвазовского и влюбленные, бегают дети. Там Мурзик читает Жозе Сарамаго[29] и бдительно поглядывает на правнуков поверх очков. Хорошее место. Безопасное. Только на всякий случай поглядывайте — местный Черт собирается в гардемарины, но пока риск попасть под колеса хвостатого велосипедиста очень даже есть. Впрочем, вы отделаетесь легким испугом.
Такой уж здесь район: хорошо охраняемый, но все же чуть-чуть непредсказуемый. Многое здешнее уже ушло в былые, забытые смены, но кое-что осталось. Зайдите, полюбопытствуйте.