Разлучница. В плену прошлого

Глава 20

— Сынок, возьмем попутчицу? — хитро прищуривается женщина, когда к нам у здания вокзала подходит худощавый загорелый мужчина.

— Возьмем, чего б не взять, — крякает «сынок», почесав затылок.

— К Варваре Михайловне она, — одергивает его мать и вручает сумки. Мужчина отмирает и идет к багажнику своей «восьмерки», продолжая коситься на меня. — Тридцать два года лбу! Ни одной юбки не пропустит, негодник! — ворчит его мать.

— Что такое тридцать два года, — дипломатично пожимаю плечами и всю дорогу молча смотрю в окно, решив лишний раз рта не раскрывать.

Когда въезжаем в деревню, тепло прощаюсь с женщиной, благодарю ее сына и намереваюсь отправиться в указанном направлении, но тут он оживает:

— Я сейчас сумки заброшу и отвезу, сколько получится.

— И то дело, — одобряет его мать, а мне остается лишь скромно поблагодарить.

— Виктория, значит? — ухмыляется, едва мы трогаемся.

— Семен, значит? — отвечаю ему в тон.

— А чего без кольца, Виктория? — с ходу переходит в наступление и находит брешь в моей лжи.

— Дорого, — тяжело вздыхаю. — У меня родни много, не пригласишь — обидятся, а как подсчитали… глаза на лоб. И, главное, был бы толк. А так… забеременею, распишемся, не придраться. Ребенок на подходе, куда такие траты?

— Идеальное преступление, — смеется Семен, а я скромно веду плечиком. — Значит, настроена серьезно?

— Конечно. Иначе бы не поехала.

— А одна чего?

— Не смог с работы вырваться, — вру первое, что приходит в голову.

— Ну да… — тянет недоверчиво. — Слушай, это не мое дело, но после этой тетки редко у кого не получается. Не знаю, как это работает, но работает, по сестре знаю. И, допустим, тот же Славка, муж ее, чуть ли не на руках туда нес. Это так тебе, для размышлений.

— Спасибо за совет, — стараюсь говорить сдержанно, а у самой кишки сводит от мысли, что все-таки забеременела. Как он отреагирует? Сейчас, среди всей этой неразберихи. Не совсем своевременно, но обрадуется же? Обрадуется ли также сильно, как и я?

— А везу тебя я, так что, делай выводы, — переходит к главному, а я тихо смеюсь и якобы в смущении отворачиваюсь. — Так, ну все, дальше не проеду, — останавливается через пару минут у огромной лужи.

— Вез-вез и не довез, — фыркаю иронично и тянусь к дверной ручке, а мужчина неожиданно хватает меня за руку. Перед глазами резко темнеет, а сердце от страха ухает в пятки, но он говорит недовольно:

— Погоди, сейчас этот проедет, пыль осядет и пойдешь.

— Кто? — шепчу и смотрю по окнам.

— Да вон, — кивком головы указывает направление. — Летит, как на пожар вечно. То кур подавит в деревне, то гусей. Один раз пса соседского сбил, урод. Даже не остановился.

Машина стремительно приближается, а Семен выпячивает грудь, даже не думая сдать назад и встать поближе к полю, засеянному пшеницей.

— И часто он тут гоняет? — интересуюсь, отметив, что такой внедорожник местным явно не по карману.

— Раз в месяц стабильно.

— Заявление не пробовали написать?

— На этого-то? — презрительно хмыкает. — Бензин попусту жечь. Засмеют только. — Машина на полном ходу объезжает нас прямо по полю, а я несколько раз проговариваю про себя номер, чтобы точно отложилось в памяти.

— Может, рыбачить? — предлагаю робко, когда нас окутывает плотным клубом пыли с дороги.

— Ага, — криво усмехается Семен. — Знаю я таких рыбаков. Вон их, целый поселок через реку. Всех красивых девок выловили, остались одни…

— До свиданья, — брякаю и быстро выхожу. — Спасибо! — добавляю громко с безопасного расстояния и на прощанье взмахиваю рукой, обходя лужу по колее в поле.

Как только деревня показывается на пригорке, останавливаюсь, чтобы перевести дух. Попутчица явно приуменьшила расстояние: я уже полтора часа шагаю, притом, весьма бодро. Солнце село, потихоньку начинает смеркаться, самое разумное сейчас — дойти до дома Варвары Михайловны и попроситься на ночлег, но я сворачиваю на луг, с намерением заглянуть за заборы тех участков, что стоят не у реки.

И без того еле плетусь, от долгой прогулки с непривычки гудят ноги, а после того, как прохожу первый дом, идти становится еще труднее: то огород, засаженный картошкой, то заросший овраг, которые приходится обходить, но упрямства мне не занимать. Предчувствие, появившееся после того, как увидела внедорожник, не позволяет мне сдаться. И теория Семена никуда не годится, уж я-то знаю в них толк.

Иду на приличном расстоянии от домов, из-за зарослей едва просматривается пустой задний двор дома, но мое внимание привлекает яркий мяч под яблоней, почти у самого забора. Останавливаюсь, смотрю на него, глаз отвести не могу. А через пару минут из-за дома вдруг выскакивает мальчонка и мчит на всех парах прямо в мою сторону. Я же оседаю вниз и пробираюсь ближе, чтобы рассмотреть его, а когда расстояние между нами становится не больше десяти метров, закрываю себе рот рукой. Потому что нет никаких сомнений — это он. Мой племянник. Точная копия брата в детстве.

— Андрей! — на тропинку у дома выходит женщина, окликая его. — Хватит носиться, как оголтелый! Мыть руки и ужинать!

— Сейчас, мам! — кричит на ходу, оборачиваясь на нее через плечо, а через секунду спотыкается и плашмя падает в траву.

Мы с женщиной одновременно дергаемся, но он резво поднимается и бежит дальше. Хватает мяч и с ним спешит обратно.

«Торопыга неугомонный», — фыркаю мысленно, провожая его взглядом.

Наблюдаю, как женщина присаживается рядом с ним, рассматривая колени, как поднимается и, забрав мяч, подталкивает его под спину в сторону колонки. И только когда оба скрываются в доме, отхожу подальше и включаю телефон.

Отправляю Невзгодову номера машины сообщением и сразу же звоню.

— Добралась? — ворчит в динамик.

— Валь, я нашла его, — проговариваю с улыбкой. — Представляешь? Нашла. Мальчик. Андрюша.

— Здорово, Вик, — смягчается Невзгодов. — Я же говорил, — теперь хмыкает. — Познакомились?

— Нет. Он меня не видел.

— Лучше повременить, — замечает осторожно.

— Знаю, да. Но у нас, похоже, проблема. Уверена, нашла его не только я. Выяснишь? Телефон почти разряжен, постараюсь поставить на зарядку как можно скорее, но… не волнуйся, если что.

— Выясню, — снова бурчит и отключается, а я уверенным шагом возвращаюсь к дороге, решив не искать лазейку между участками и не показываться местным.

Так хочется обнять его и никогда больше не отпускать. Как же он похож на брата, будто старые фотографии из семейного альбома вдруг ожили. Но я для него — чужая. Просто незнакомая тетка. Как я его заберу? Куда? Что дам, кроме своей любви? Отберу намного больше. Отберу все, а предложу лишь себя. Нет, так нельзя. Да и… для начала нужно понять, что случилось.

Когда дохожу до нужного дома, уже с ног валюсь от усталости. Темнеет потихоньку, в домах включают свет, на мое водворение на чужую территорию обратить внимание попросту некому. Стучу громче, пытаюсь придумать, как начать разговор, но открывшая мне женщина молча отходит в сторону и вытягивает руку вбок, приглашая.

Никакая она не бабка. Лет пятьдесят, может, немного больше. Она очень высокая и худая, а еще, невероятно бледная, что странно для жителя деревни летом, но неприятной она не выглядит, напротив. Большие карие глаза излучают доброту, хотя она на меня даже не смотрит, скорее, куда-то рядом. Я быстро осматриваюсь, отмечаю идеальную чистоту, нетипичную для деревенского дома, а также то, что стулья придвинуты вплотную к столу, а обувь у двери расставлена как по линейке. Мелькает догадка, но я сосредотачиваюсь на разговоре.

— Простите, что поздно, — неловко извиняюсь.

— Бедное дитя, — вздыхает вдруг женщина. Глаза ее становятся печальными, уголки губ опускаются. И с каждым мгновением ее лицо становится все мрачнее. — Не в этот раз, дитя. Не порадую я тебя. Но вижу, что будет еще счастье. Любовь, семья и ребеночек. Один.

Она так уверенно это говорит, что у меня мурашки по рукам бегут, а в душе рождается трепет.

— Один? — переспрашиваю осипло.

— Побоишься, — грустно улыбается, продолжая смотреть мимо меня, что лишь подтверждает мою догадку — она не видит.

— Одного бы мне хватило, — отвожу взгляд, а ладони машинально опускаю на живот.

— Не в этот раз, — повторяет женщина очень тихо, и я тут же одергиваю руки. — Проходи. — Она идет впереди, а я, разувшись и аккуратно поставив свои кроссовки в общий ряд, иду следом. — Моя помощь тебе не нужна. Так зачем ты приехала?

И мне бы, наверное, надо соврать. Придумать какую-нибудь правдоподобную байку, чтобы задержаться в ее доме, постепенно выуживая информацию. Но я не рискую и причина тому очень проста. Мне аномально сильно хочется, чтобы эта женщина, не видя ничего, видела гораздо больше, чем любой человек со стопроцентным зрением. Ведь… мне бы в самом деле хватило одного. Пусть не сейчас, когда-нибудь. Хватило бы.

— Нужна. Но в другом, — отвечаю прямо. Женщина останавливается у стола, опустив ладони на спинку стула, но потом разворачивается и доходит до старенького дивана. Садится и жестом приглашает присоединиться.

— Кто ты? — спрашивает, когда я сажусь в полуметре от нее.

— Виктория. Тетя Андрея, — говорю, как есть, а на ее глазах наворачиваются слезы. — По отцу.

— Одна или…

— Одна, — заверяю торопливо. — И никого за собой не приведу, только, молю, расскажите. Все, что сможете.

— Я толком ничего и не знаю, — женщина едва заметно пожимает плечами. — Мариночка впервые приехала ко мне лет семь назад, точно не скажу. С Андрюшей. Всю деревню на уши подняли, как на мотоцикле проехали, ума не приложу. Но когда в дом прошли, сразу поняла, они такие во всем. Энергетика очень сильная. — Она проводит ладонью по руке, а я замечаю вставшие от мурашек волоски. — Но только зря приехали тогда, не смогла им помочь.

— Почему?

— Так не с чем, — снова пожимает плечами. — Они как одно целое. Да и была она уже беременна, до этого. А почему тогда не получалось… я ничего не углядела. Сказала только, что обычно такая картина получается, когда пара предохраняется.

— Подождите, уже была беременна? — бормочу себе под нос.

— Да, Мариночка подтвердила. До аварии, они сами еще не знали, срок был совсем маленький. А как восстановились, решили, что пора. Но, никак не получалось.

— То есть, конечно, не предохранялись?

— Уверяли, что нет, но… я что вижу, то говорю.

— И как они отреагировали?

— Марина расстроилась. Прямо не сказала, но я же чувствую, с большими надеждами приехала, а тут такое. А Андрюша закрылся, будто сосредоточился. Прямо как ты сейчас. Поблагодарили и уехали.

— А потом?

— Потом… спустя где-то полгода, Мариночка. Одна. Кто-то ее привез, ночью, но в дом не входил. А она с вещами, молила ее приютить, но никому не рассказывать. Мол, стыдно, забеременела, а любимый бросил, на глаза никому показываться не хочет. Доля правды в этом была, ее горе было такое сильное… так и прожила со мной до самых родов.

— Но все пошло не так? — спрашиваю очень тихо через пару минут, дав ей немного времени.

— Это моя вина. Моя… — женщина роняет слезы на ноги и поспешно вытирает глаза. — Травница я. Склянок разных много. Мариночка любопытная была, да и скучно в доме днями напролет, все расспрашивала, что, да от чего. Я и рассказывала. А потом… соседка через два дома тоже беременная ходила, третьим уж. Я принимала, всегда принимаю, тут больше некому. Ну и… Господи… родила соседка, а на следующий день у Марины схватки. Не схватки даже, боли. Уж как я ее упрашивала в город, в больницу, ведь не доходила, еще неделю минимум, а она ни в какую. Принимай и все тут. Справлюсь. А ребеночек не подготовился, головкой не развернулся. Я уж как увидела, поняла, что она сама спровоцировала. Ругала ее, а она только корчится от боли, да стонет «чего уж теперь». — Варвара Михайловна судорожно вдыхает и давит ладонью на грудь. — В город бессмысленно. Не успели бы. Из последних сил уже тужилась, да инструкции давала. Пусть, говорит, Надя как своего запишет, будто близнецы у нее родились. Меня не хороните, спрячьте. Иначе горе всем. А разве есть горе страшнее, чем ребеночка своего к груди не прижать? Ох, Господи… все сделала, как наказала. Все… прости, Господи. Прости, грешную…

Варвара Михайловна накрывает лицо ладонями и беззвучно плачет, мелко содрогаясь, а я сижу истуканом, в голове полнейший бардак. Зачем? Зачем она это сделала? Она явно кого-то боялась, раз решилась на такой отчаянный поступок, но кого? И что делать мне? Ее ведь обнаружили в общей могиле, а значит…

— Кто прятал ее тело? — спрашиваю отрешенно.

— Виктор, муж Нади, — с дрожью в голосе отвечает Варвара Михайловна.

А значит, если Виктора арестуют, мой племянник лишится одного из родителей.

Мне срочно нужен Валя.

— Вещи ее все до сих пор храню, — шепчет женщина. — В сундуке, в сенях. Она велела сжечь, а у меня рука не поднялась.

— Я посмотрю?

— Вот тут, — она шмыгает носом и размашисто вытирает лицо, поднимаясь, — я покажу.

Первое, на что натыкается взгляд — ее шлем в чехле. Достаю его, удивляясь тому, какой он тяжелый. Развязываю веревочки, ослабляю их и заглядываю. Вопросов лишь прибавляется. А когда на дне спортивной сумки нахожу папку с бумагами, понимаю, что бессонная ночь мне обеспечена. Не знаю, каков был их план, но он однозначно пошел не по задуманному сценарию.