Разлучница. В плену прошлого

Глава 4

Валя остался подремать в машине, попросив прихватить ему что-нибудь перекусить в дорогу, мы со Смолиным устроились в придорожном кафе у самого окна. Солнце уже встало и трудится нещадно, но я все равно мерзну под его взглядом. Ем без аппетита, разглядывая скатерть в красно-белую клетку, думаю о брате. Как бы могла сложиться его жизнь, будь у нас деньги на его образование? Будь он чуть умнее и удачливее остальных, кто вместо него прошел на бюджет? Чем бы он сейчас занимался?

— О чем задумалась? — выбивает из потока Смолин.

— О вечном, — отвечаю без выражения.

— Мы во всем разберемся, — окутывает уверенностью своего голоса. — Обещаю.

— Ты и обещания? — хмыкаю. Назло, конечно, сомнения его слова не вызывают.

— Я никогда тебе ничего не обещал. До этого момента.

— А, ну да, — снова хмыкаю. — Чего это я, в самом деле.

— Не обещал, — повторяет с нажимом.

Поднимаю глаза.

— Я не отрицаю. И прекрасно помню все. Все, — последнее повторяю без звука, только губами шевелю, наблюдая, как над голубым озером вновь назревает шторм.

— Мы вроде договорились, — угрожающе понижает голос.

— С чем на самом деле мы разбираемся?

— Я уже сказал.

— Зачем тебе я?

— Ты мне не нужна, — бьет под дых простым ответом на неловко сформулированный вопрос. Опускаю глаза, скрывая навернувшиеся слезы обиды. — Мне нужно, чтобы ты не совалась в опасное расследование, — продолжает размеренно, деловито орудуя ножом и вилкой в дрянной забегаловке.

Манеры у него появились. Стиль. Дорогие шмотки, часы, машина, стрижка, квартира тоже наверняка не из дешевых.

— Тебе идет, — роняю тихо.

— Что?

— Деньги.

— Я к ним не стремился. Никогда. Но к ублюдкам они так и липнут, не поверишь.

— От чего же, — снова хмыкаю. — Почему сразу не вмешался? Я три года мотаюсь.

— Думаю, ты уже в курсе. Надеюсь, иначе твой детектив совсем никудышный.

— Хочу послушать твою версию.

— Хорошо, — раздражается от моей настойчивости, откладывая приборы. Демонстративно выковыривает языком застрявший кусочек пищи из передних зубов, вытирает губы салфеткой, брезгливо морщась, очевидно, от ее недостаточной мягкости, комкает и бросает на стол. — Я не хотел влезать. Не хотел никакого расследования, не хотел знать правду и видеть тебя.

— Я такая страшная? — улыбаюсь через силу.

— Ты занудная. И всегда добиваешься своего, не мытьем, так катаньем. — Старательно держу улыбку, но губы дрожат. — Я знаю о твоем разговоре с Андреем. Он мне рассказал, в тот же вечер. Сказать, как это выглядело? Пожалей дуреху, вот как. Все выяснила? — Моргаю и по щекам скатываются две непрошеные слезинки. — Началось, — закатывает глаза Смолин.

— Башку мне оторвет, — бубнит Васька, то и дело поглядывая в окно.

— Не оторвет, — отмахиваюсь, сама страшно нервничая перед встречей с братом. — Не нагнетай.

— Нахера я согласился? — трет лоб и косится на морозильную камеру, где у его отца припасена бутылка водки.

— Даже не думай, — машу перед его мечтательным лицом рукой. — Если меня попрут, везти тебе.

— Если я выпью, ты останешься.

— Тогда повезет Андрей и тебе точно влетит.

Вася горестно вздыхает и выходит на улицу, прихватив пачку сигарет. Тоже всеми силами пытается выглядеть круто. В основном перед Андреем и Костей, которые на четыре года старше. Если бы не его кровное родство с Мариной, девушкой брата, наверное, и не приняли бы. И мне бы не подставлять его так, но я больше не могу.

Андрей с Мариной подъезжают первыми, на это и был расчет: брат всегда впереди на своем байке, пока остальные собирают пробки.

Он заносит в дом позвякивающий ящик и замирает на пороге, увидев меня. Марина от неожиданности врезается в его спину, ойкает и с любопытством заглядывает, а потом тактично оставляет нас наедине. А я гадаю, как ему удалось привезти на мотоцикле целый ящик, даже если куплен он был в магазине в двух километрах. Но, это Андрей. Кажется, будто он может все.

— Что ты тут забыла? — рычит брат и проходит, скрипя кожей экипировки.

— Ты знаешь, — сразу же занимаю оборонительную позицию.

— Знаю и ты уедешь. Как минимум потому, что тебя не приглашали.

— Андрей, — начинаю с запалом, но он резко прерывает:

— Тема закрыта. Собирайся. Наденешь Маринкин экип.

— Ты не можешь так поступать! — выпаливаю через хлынувшие сплошным потоком слезы. — Не можешь! У тебя права нет!

— Если у кого и есть на тебя права, так это у меня. И пока ты живешь за мой счет, так и будет! — рявкает, шваркая ящик на стол.

— Да почему ты такой?! Почему?! Что плохого?!

— Что плохого?! — ревет медведем. — А когда он тебя бросит? А если он тебя обидит? Мне что делать прикажешь? На чью сторону вставать?

— Почему сразу обидит, Андрюш? — меняю тактику, кидаясь к нему и хватая за руки.

— Потому что восемь лет разницы, Вик, — отвечает уже спокойнее. — Ты мелкая еще совсем. Ребенок, блин!

— У твоего ребенка грудь больше, чем у девушки, — выбиваю его из колеи сравнением.

Андрей морщится и выдергивает свои руки из моих.

— Ну вот нахера? — ворчит, машинально опускает взгляд ниже и снова морщится. Потом и вовсе нос воротит.

— Ты сопротивляешься неизбежному, — выдаю заранее отрепетированную взрослую фразу с умным видом, и глаза брата закатываются к потолку.

— С чего ты вообще взяла, что ему это надо? С тобой все понятно, ты с пеленок за ним таскаешься. Ему такое счастье не упало, уверяю.

— Поэтому он перестал заходить, если заезжает за тобой на машине? Поэтому с днем рождения поздравил по телефону? Мы виделись чуть ли не каждый день, но едва мне исполнилось восемнадцать, он на расстояние пушечного выстрела не подходит!

— Да потому что ты виснешь на нем! И когда тебе стукнуло восемнадцать, почему-то решила, что все можно!

— То есть, ты никак не способствовал, да?

— Я тебе все сказал.

— Я не буду виснуть. Никогда этого не делала и сегодня не стану. Просто позволь мне остаться.

— Нет.

— Хорошо, дуй на воду. Делай, как удобно тебе. Учиться я не пойду, пойду работать. И когда я от тебя съеду, угадай, что произойдет? — Андрей скрипит зубами, глядя в сторону, но молчит, а я закрепляю успех: — Со мной ты испортишь отношения в тот момент, когда я выйду за ворота. С ним, когда мы начнем встречаться. Раньше, позже, неважно.

— Ты маленькая еще и дуреха, — вздыхает и расстегивает куртку, изнывая от жары. — Ты понятия не имеешь, как он ведет себя с девушками.

— Мне нет никакого дела до других девушек.

— Он с ними спит. Все. И когда это кто-то, кто не ты, мне начхать. Но, если…

— Даже если и так, пусть лучше он, чем… чем какой-нибудь другой придурок. Чужой.

— Всю душу из меня вытрясла, — снова рычит, пиная ножку стола. Бутылки в ящике победно звякают, как и мое сердце в предвкушении вердикта. — Оставайся. Но! Учиться ты пойдешь при любом раскладе. Стоишь в стороне, глаза в пол, ешь и пьешь безалкогольное молча. Вообще, чтоб тебя не видно и не слышно было. Ясно?

Вместо ответа бросаюсь ему на шею. Брат нехотя обнимает и трогательно целует в голову. Тяжело вздыхает.

Когда на праздник по случаю дня рождения Марины собирается толпа их друзей, в самом деле топчусь в стороне. Стою у костра, который Васька развел под шашлыки, но все равно мерзну, потому что Смолин не приехал. Метаю в брата молнии взглядом, зная наверняка, что он ему позвонил и запретил, своими глазами видела, как он отходил с телефоном у уха. Андрей упорно делает вид, что не замечает. И тут появляется Костя.

Ни с кем не здоровается. Игнорирует дернувшегося в его сторону брата. Мечется взглядом и быстрым шагом, стягивая на ходу свою куртку, идет прямо на меня.

— Удобная версия, — проговариваю, указательным пальцем катая по столу его салфетку. — Только вначале было яйцо. — Щелчком отправляю комочек в его сторону и поднимаю взгляд. — Точнее, два, которые ты ко мне подкатил.

— Ошибаешься, — настырно стоит на своем Смолин, буравя меня тяжелым взглядом.

— Он велел тебе не приезжать. Он позвонил тебе и запретил, потому что там была я. Но ты все равно приехал, — настаиваю и я.

Достало это вранье. Достала его манера выкручивать факты в оправдание своего мудачества.

— Именно так, позвонил. Но сказал совершенно другое. Повторить? — ухмыляется надменно. — Мало было? Давай, мне не трудно. Ты — заноза в заднице, — отбивает, прямо глядя мне в глаза. — Красивая мелкая заноза, забившаяся под самый, сука, ноготь.

«Не может этого быть, — талдычу мысленно. — Не может!»

«А если все так? Если в самом деле попросил приехать, а не наоборот? Он отказался, потом передумал, чтобы не ругаться с Андреем», — терзает логику раненная любовь.

«А с чего бы ему не приехать на день рождения Марины? Он точно должен был там появиться!» — возмущается разум.

Моргаю, снова прогоняю мутную пелену перед глазами, снова роняю слезы.

— Сама напросилась, — равнодушно пожимает плечами Смолин. Распаковывает зубочистку и отправляет кончик в рот.

— Я все это знаю, — улыбаюсь дрожащими губами. — Знаю, Кость. И что назойлива была, и что душила тебя своей привязанностью. Любовью своей наивной… — замолкаю на время, проглатывая ком обиды. Собираюсь и выталкиваю то, в чем уверена, несмотря на все его злые слова: — Но не надо мне врать, что тебя заставили. — Смолин стискивает зубы, надламывая зубочистку и смотрит волком. А я давно не Красная Шапочка. Вытираю слезы, подбородок повыше. — Признайся. Признайся и мы закроем эту тему раз и навсегда.

— В чем? — высокомерно посмеивается. — В любви?

— В том, что прикрывался Андреем. В том, что всеми правдами и неправдами стремился сделать мне как можно больнее, чтобы не дай Бог не вернулась. Чтобы даже мысли не возникло. Чтобы даже рядом находиться было невыносимо.

— Окей, — сплевывает зубочистку на пол, — ты права. Ты достала, было не до тебя, и я хотел прекратить это быстро и наверняка. И что тебе это дало?

— Теперь мои светлые воспоминания без привкуса дерьма, — пожимаю плечами и улыбаюсь. — Все, — повторяю одними губами, дразня его.

Смолин вдруг начинает беззвучно смеяться и опускает голову, пряча улыбку. Поднимает глаза, глядя на меня исподлобья, а мое сердце точно выкручивает. Больно, сладко, щемяще! Настоящая буря в груди от его озорного взгляда.

— Привет, — говорю с робкой улыбкой и на несколько секунд закусываю губу. — А вот и ты.

— А до этого кто был? — хмыкает и с трудом отводит взгляд от моих губ.

— Его я не знаю.

— Ты должна меня ненавидеть. Любого.

— Нихрена я тебе не должна, — фыркаю пренебрежительно. — И прекрати мне врать. Я прекрасно знала, что ты меня бросишь. Андрей сразу сказал, а у меня ни разу не было повода усомниться в его словах. Не ожидала, что так жестоко, но и это приняла.

— Приняла? — вскидывает брови. — Поэтому притащилась тогда?

— Неважно, — говорю быстро и опускаю глаза, чтобы он не успел увидеть оторопь.

Быть не может. Он не знает? Похоже, что нет…

— То-то, — выносит вердикт.

— В любом случае, прошло много лет, — флегматично веду плечом. — Проехали, Кость. Но я рада, что мы все обсудили. Для меня это было важно.

«Было так важно узнать, что ты не конченая мразь, — добавляю мысленно. — Что ты не проигнорировал мой выкидыш, ты не знал о нем».

— Добиться своего, ага, — хмыкает.

— Услышать правду, — с нажимом говорю, вновь вызывая его улыбку. Господи, какой же кайф… Так, стоп. Хватит. — Надеюсь, ты и дальше будешь откровенен со мной и ответишь наконец на простые вопросы. Зачем ты приехал? Почему сейчас?

— Марину нашли, — отвечает неохотно.

— Что значит нашли? — бормочу и подаюсь назад.

— То и значит. Ее и еще трех девушек.

— Не поняла…

— Не придуривайся, — рыкает. — Нашли ее останки. По чистой случайности, какой-то дебил-кладоискатель. Отрыл в библиотеке старую карту области, там деревня раньше была неподалеку и как будто дом богатого помещика. Опознали только ее, по старым переломам. Помнишь они с Андреем на трассе разложились? Вот у нее в ноге гвозди-фиксаторы остались. Потом убедились, анализ ДНК провели.

— Погоди, но… — старательно напрягаю память, пытаясь вспомнить, когда видела ее в последний раз.

— Вик, ее даже на похоронах не было, — вздыхает Смолин.

— Я их почти не помню, — признаюсь, накрывая лицо ладонями. — Гроб, сырая земля и твои руки. Все. Ни людей, ни отпевания, ни поминок, ничего больше. Я не хочу такое помнить, просто не хочу…

— Ладно, успокойся. У меня наоборот. Я отлично запоминаю только всякое дерьмо. И ее точно не было. Поэтому я и допустил вероятность, что они сбежали с деньгами.

— Кошмар какой-то, Кость… я ведь даже не знала…

— Теперь знаешь, — бросает хмуро. — И вот еще что. Эксперты утверждают, она умерла где-то через полгода после похорон Андрея. Может, чуть больше. То есть, чисто технически, они все также могли сбежать, но что случилось потом, — он слегка разводит руками. — Я не хочу, чтобы ты в этом копалась. Я сам не хочу ничего знать. Но ты ж настырная, черт…

— Надо будить Валю, — тараторю и хочу встать, но Смолин удерживает меня, перехватив за запястье.

— Ты не поела.

— После твоего рассказа я в себя точно ничего не запихну, — ворчу, но оседаю обратно на стул, стараясь делать вид, что его рука на моей меня совершенно не колышет. Не горит кожа, не отзывается теплом в груди, нет слабости в ногах. Ничего. Штиль.

— Он не спал всю ночь. — Его рука соскальзывает с моей, а я едва не дергаюсь, чтобы удержать. — И без того погано водит, пусть поспит хотя бы час.

— Нормально он водит, это ты психопат, — замечаю со смешком, а он пускает солнечного зайчика, поймав луч своими часами, прямо мне в глаз.

Все он помнит, стервец. Все.