Глава 10

- Девушка, приехали! – дремоту разорвал голос водителя, притормозившего под запрещающий знак. Рядом с Пашкиной бэхой, которую я поставила там специально: авось заберут на штрафстоянку.

Посмотрев на часы, я присвистнула: пять утра! Юлин дом – теперь уже мой – находился на углу Таврической и Тверской, напротив входа в Таврик, Таврический сад, который купался в бледных лучах рассветного солнца. К удивлению, спать больше не хотелось. Я перешла улицу и побрела по тихим пустым аллеям. Ну а что? Все маньяки, бегуны и собачники еще дрыхнут.

Села на скамейку у пруда, глядя на подернутую туманом розоватую воду. И показалось вдруг, что я даже не в другом городе и не в другой стране, а в другом мире. Словно не заметила, как прошла через портал.

А может, наоборот – вернулась в свой? В тот, где должна была жить, но встретила на свою беду ПалГригорьича, укравшего у меня десять, нет, даже двенадцать лет жизни.

Черт, но ведь было же за эти годы хорошее. Мы ведь любили друг друга и были счастливы!

Вот только теперь, оглядываясь назад, я что-то начала в этом сомневаться. Может, просто убеждала себя, что люблю, что счастлива? Иначе почему, несмотря на боль, обиду и разочарование, мне сейчас так легко? И дело даже не в Багире, который начисто опроверг Пашкины слова про фригидную рыбу. Ну… не только в нем.

Наверно, мне надо было уйти еще тогда, пять лет назад, когда появилось такое желание. Потому что ничего особо хорошего - у нас вдвоем, вместе – после этого уже не было. Я погрузилась с головой в дом, работу, собаку завела. А Пашка… Пашка завел любовницу. Откуда мне знать, может, Стоматолог уже не первая. Я просто ни на что не обращала внимания.

Встала, потянулась сладко, смакуя приятную ломоту во всем теле, которая бывает после ударного секса, и рассмеялась в голос.

Ой, бля, а Добби-то свободен!

И все вокруг такое… новое, чистое, сверкающее. Божечки-кошечки, у меня был дом за городом, посреди сада, разбитого настоящим профи ландшафтного дизайна, но только сейчас, в центре загазованного мегаполиса, я вдохнула полной грудью. Вдохнула – и выдохнула по всем правилам хатха-йоги, на энергичное «ха», очищаясь от мути в голове и на душе.

Я, конечно, понимала, что после любой операции рана заживает не сразу, может болеть и даже нагноиться. Что мне не раз еще будет погано и уныло, особенно когда начнется процесс развода и раздела имущества. Но сейчас испытывала настоящий катарсис – острое, как бритва, облегчение.

Выйдя из парка, я остановилась у перекрестка. Посмотрела на пустынную, залитую солнцем Таврическую, на Тверскую, по которой медленно ехала поливальная машина. Улыбнулась шире вселенной.

Город! Питер мой любимый! Я вернулась. Скучал по мне? Вряд ли. А вот я по тебе – еще как!

Я, в отличие от Пашки, была горожанкой до мозга костей. Он вырос на выселках, в Мурино. Это сейчас оно стало городом, а тогда было самым что ни на есть селом. Я – в самом центре, в Мучном переулке. Мои родители до сих пор жили там, выкупив две комнаты соседей и превратив коммуналку в отдельную квартиру.

Казалось бы, какая разница? Но нет. Огромная. Даже между жителями центра и окраин, а уж между центром и областью – тем более. Центр Питера – это особая энергетика, особая ментальность. Особая связь между людьми и городом. Нечто мистическое, невыразимое словами.

Когда у нас появились деньги, очень даже серьезные деньги, встал вопрос о квартире. Я хотела большую, в новом доме, но непременно в центре. И дачу. Пашка топил за дом в коттеджном поселке. Он победил, упирая на то, что детям лучше расти на свежем воздухе. Тогда мы еще думали, что у нас будут дети.

Дом я полностью заточила под себя – не зря же училась на дизайнера интерьера. Но все равно мне было в нем некомфортно. И речь шла вовсе не о бытовом комфорте, а именно в том, что мне не хватало города – людей, улиц, транспорта, даже того особого фонового шума, похожего на дыхание живого существа. Да, все это могло утомлять, и иногда хотелось отдохнуть. Но не жить в изоляции от того, что с рождения вошло в мою плоть и кровь.

Мой новый дом, хотя при этом довольно старый, был из тех больших доходных, имеющих свое имя. Точнее, фамилию владельца. Не просто дом номер такой-то по такой-то улице, а дом Дернова! Тот самый «Дом с башней», где проводил свои знаменитые «среды» поэт-символист Вячеслав Иванов. Здесь бывали Ахматова, Брюсов, Гумилев, здесь впервые прочитал свою «Незнакомку» Блок. А какие в парадном корпусе были лестницы, витражи, горельефы! Каждый раз приходя к Юле, жившей во внутреннем флигеле, гораздо более скромном, я забегала и в первый – просто чтобы полюбоваться.

Пройдя под аркой и через мрачный двор-колодец, я вошла в свою не менее мрачную парадную, поднялась по узкой лестнице со стоптанными ступенями на третий этаж. До революции квартиры в доме были разные. Как обычно, в парадных корпусах с окнами на улицу – «барские»: огромные и роскошные. Во внутренних флигелях маленькие отдельные соседствовали с большими, которые сдавали покомнатно. Предок Юлиного мужа, железнодорожный мастер, снимал двухкомнатную квартирку с кухонькой, чуланом и собственной уборной.

Когда жильцов «барских» хором принудительно уплотнили, его не тронули. Видимо, потому, что выбился пусть в небольшие, но все же начальники. Так его семья и жила там – и в блокаду, и после войны. Несколько поколений, почти сто двадцать лет! Может быть, там даже водились призраки.

Ничего, если и так, мы с ними подружимся. В этом я не сомневалась.



Загрузка...