Развод? Прекрасно, дорогой!

Глава 30

Дождь кончился еще к обеду, но сырой воздух пластался, как яблочное повидло, - густой, тяжелый. Влажный песок дорожек сочно хрустел под ногами. Геннадий уверенно вел меня через парк по каким-то своим ориентирам.

- Я же здесь вырос, - пояснил он, свернув на какую-то обходную тропу. – Каждый уголок знаю.

- И хочешь переехать за город? – удивилась я. – Мне казалось, коренные, которые из центра, даже на окраину не согласятся, не то что за КАД. Мои родители категорически уперлись. Выкупили полностью нашу коммуналку в Мучном переулке, сделали ремонт. Живут и радуются.

- Лучшее – враг хорошего, - не согласился Геннадий. - Город хорошо, загород лучше. Свой дом – это совсем другое.

- Я пять лет прожила за городом в своем доме, - тут я поскользнулась, он придержал меня под локоть, но руку убрал далеко не сразу. - И, знаешь, не было ни дня, когда бы не скучала по городу. Я такая… урбанистка, до мозга костей. Питер – это как воздух. Даже такой грязный. Но без него никак. Задохнешься. А сейчас мне хорошо. Одно дело выехать куда-то на природу, на денек, другое - жить там. Не люблю все эти пасторальные радости. Даже если с комфортом.

- Я всегда хотел дом, - Геннадий покачал головой. – Когда на «Формуле» катался, думал, что на призовые обязательно куплю. Даже искать начал, но жена уперлась рогом: нет, лучше дачу, а жить в городе. Такая же была… урбанистка. Нет, Ань, это же так клево – проснуться утром под пение птиц, выйти в сад, выпить кофе в беседке или на веранде. Тишина, ни людей, ни машин.

- Странно слышать это от бывшего гонщика, продающего машины, - рассмеялась я. – Хотя, может, как раз и логично. Как в анекдоте: выйдешь на пляж, а там станки, станки… Ладно. Сад и беседки – это не по моей части, а дом сделаю по высшему разряду. Можем, кстати, бартером. Я тебе проект с ведением бесплатно, а ты мне на эту сумму скидку с квартиры.

- Супер, - оценил Геннадий. – Как там твоя работа, началась уже?

Я рассказала кратенько, не вдаваясь в подробности, о заказе и снова вернулась к прежней теме. Почему-то очень хотелось, чтобы он меня понял. Пашка вот точно не понимал и смеялся над моими, как он их называл, мистическими бреднями.

- Мне кажется, Питер – это… это даже не город. Это что-то совсем другое.

- В смысле? – Геннадий посмотрел на меня с недоумением. – А что тогда?

- Ну то есть город, конечно, но особенный. Он как будто живой. Все видит, все знает. Может чем-то помочь, если захочет. Будто все, кто здесь жили, с самого начала, отдали ему частичку себя.

- И теперь это вроде коллективная душа?

Все ясно… Можно не продолжать. Спасибо хоть не стал смеяться. Но отчетливо сквозило такое… Как улыбаются добродушно-снисходительно родители, когда их чадо рассказывает, что у него под кроватью живет ручной невидимый динозавр. Сама виновата, Аня, не надо откровенничать с малознакомыми людьми о том, что даже близкие не готовы принять.

- Ну… типа того, - пробормотала я сама перешла на другое: - А ты уже бывал в «Блоке»? Слышала, что крутой ресторан.

- Мясной. Вполне премиум. Роскошные стейки. Рыба тоже ничего, но я не по рыбе.

- Мясо – это хорошо, - хищно улыбнулась я, радуясь мутации разговора. – А хорошее мясо – еще лучше.

Родители рассказывали, что «Ленинград-центр», позиционирующий себя как культурное пространство, когда-то был просто кинотеатром «Ленинград», где показывали фестивальные фильмы. Потом его отреставрировали, перепланировали и открыли в новом формате: не только кинотеатр, но и концертный зал, галерея, бары и ресторан на крыше. Вот туда-то мы и поднялись на лифте.

Девушка-хостес предложила столик в зале, но мы предпочли террасу с видом на сад. После дождя жара спала, было хоть и душновато, но все равно лучше, чем под крышей.

- Стейк «Квазимодо»? – остановилась я на верхней строчке мясного меню. Оно вообще выглядело как сборник загадок. Явно для гурманов. – Это как?

- Это то же, что и «Шатобриан», - пояснил Геннадий. - Просто так завлекательнее. Глаз цепляет.

- А «Шатобриан» что такое? Я мясо есть люблю, а в теории не разбираюсь.

- Стейк из головки - верхней части вырезки. А «Квазимодо» - потому что выглядит довольно страшненько. Попробуй.

Цена у него тоже была страшненькая, но это волновало меня меньше всего. Давно прошли те времена, когда я переживала за мужской кошелек. Его кошелек – пусть сам и переживает.

Стейк действительно оказался на лицо ужасным, но добрым внутри. Особенно в сочетании с богато-рубиновым Coteaux Bourguignons. Мы ели, пили, разговаривали, и паузы между фразами становились все более красноречивыми.

Ну мы же взрослые люди и прекрасно знаем, чем все это закончится, правда?

Тут, конечно, можно было поразмыслить на досуге, в принципе ли Анечка Пока-Еще-Дроздова легкодоступная женщина, или это просто реактивное состояние в стадии развода. В любом случае, ее легкодоступность выходила условной, потому что важный хрен Малиновский никаких приятных шевелений организма не вызвал. Только неприятные.

Да, поразмыслить можно было – но я не хотела. К чему? Пусть все идет так, как идет. Я слишком долго была хорошей девочкой. А теперь собиралась быть, может, и не самой плохой, но, по крайней мере, без рефлексий брать то, что дают.

- Такси вызвать? – спросил Геннадий, расплатившись. – Или пешочком?

Хм, тебе так не терпится? Нет, Геночка, давай хотя бы немного ужин уложим. Было бы обидно подпортить секс отрыжкой.

- Лучше пешочком.

Я прямо физически чувствовала ее на своих губах – все ту же самую улыбку Джоконды.

Мы шли по аллеям, и его рука тяжело лежала на моем бедре.

«В белую ночь сиреней листву ветер качает то робкий, то смелый»*, - крутилась в голове старая, намного старше меня, песня. Я ее обожала. Потому что она тоже была питерская. Летняя. Мистическая, как тополиный пух, как запах персидской сирени.

У мостика через канал Геннадий остановился, наклонился ко мне и собрал наконец с моих губ уставшую ждать Джоконду…

-----------------

*Песня «Белая ночь» Александра Морозова, известная в исполнении Виктора Салтыкова и группы «Форум»