Разъяренный

16 КАЖЕТСЯ У НАС МЕДОВЫЙ МЕСЯЦ, ТОЛЬКО МЫ НЕ ПАРА. ТАК ВЕДЬ, ИЛИ?! Пандора

Отсутствие папарацци радует, и нам настолько нравится пребывание в мотеле, что мы останавливаемся в таком же в Далласе. Никто не ожидает, что участник Crack Bikini появится в таком месте — и это нас устраивает. Когда я просыпаюсь, комната буквально ломится от многочисленных улик. Свидетельств нашего присутствия. На столе лежат наушники, гитара, синтезатор, недопитая бутылка вина и остатки пиццы.

И сам он тоже.

Даже не знаю, как назвать это чувство, но каждый раз, когда смотрю на Кенну, я ощущаю смесь боли и удовольствия. Маккенна улыбается, когда я подхожу, но продолжает напевать, пробегая пальцами по клавиатуре. Мелодия нежная, как в балладе.

— Эта песня всё время крутится у меня в голове, — говорит он.

Понятное дело. Ведь это и есть причина, по которой они получили три премии «Грэмми» и многие считают их современными богами рок-н-ролла. И когда я наблюдаю за Маккенной — за тем, как он сочиняет музыку, с закрытыми глазами бормочет что-то себе под нос, прежде чем записать слова, — я чувствую, как стены вокруг меня тают. Из-за него. Из-за того, как легко потерять себя, будучи в центре внимания. Специально изготовленные автобусы для гастролей с их большими, яркими огнями. Не говоря уже о голубых светильниках в салоне, благодаря которым чувствуешь себя чуть ли не в чёртовом борделе. Половину времени прячешь своё лицо, чтобы хоть немного побыть в одиночестве. Никогда не смогла бы так жить. Даже ради него. Но он довольно неплохо с этим справляется. Он такой же, каким был раньше, только ещё более смелый и уверенный в себе.

И его уверенность, его смелость — сексуальна.

Я спокойно наблюдаю за ним, впервые признавая, что, возможно, именно так всё и должно быть. Может, эта поездка даст мне не возможность отомстить. Может, она подарит мне покой.

Сосредоточенно изучаю его уши, отмечая, что они немного маловаты для его головы, и восхищаюсь им, глядя, как он пишет свои композиции. Судя по тому, что Кенна сейчас напевает себе под нос, уверена — это баллада.

Помню одну статью в журнале Rolling Stone. Его и близнецов спросили о папарацци, и они заявили что-то вроде: «Половина из этого — чистая ложь. Появляются всякие фотографии, и что хуже всего, ты не помнишь, кто сделал эти снимки, когда и где».

— А другая половина? — поинтересовался интервьюер.

Они рассмеялись, и именно Маккенна сказал: «Правда. Каждое грёбаное слово».

Ещё ребята рассказали, как записывали песни, как проводили дни и ночи, репетируя и настраивая звук, как пели часами напролёт, чтобы добиться абсолютно точного звучания. Речь шла и о восемнадцатичасовой работе в студии и о том, как они смогли возглавить хит-парады Billboard. Интервью закончилось тем, что ребята обсудили свой довольно беспечный подход к созданию нового материала — то, как они собирались вместе, чтобы писать, делать наброски текстов, придумывать мелодии. Разговор шёл обо всём об этом.

Но здесь и сейчас есть только он, с потёртой красной гитарой в руках, такой же крутой, как и держащий её рокер.

Маккенна напевает вступление песни, потом, дёрнув подбородком подзывает к себе.

Я не плакала, когда он от меня ушёл. Если бы начала, то никогда бы не остановилась. Но когда Кенна откладывает гитару в сторону, хлопает себя по колену, и я опускаюсь на него и слышу, как он шепчет мне на ухо пять слов из песни, то с удивлением чувствую подступающие слёзы.

До этого месяца мне не приходилось слышать так близко его голос. И я не была готова к тому, что каждый раз меня будет бросать в дрожь. Что это будет так сильно трогать.

— Давненько у меня не получалось писать, — шепчет он, и на его губах появляется очаровательная улыбка. — Спасибо тебе, Пандора, за эту песню.

Я молча киваю. Не могу поверить, что через несколько недель буду проводить остаток своих дней, видя его только по телевизору. Наблюдая только издалека.

— Значит, я вполне себе хороший источник вдохновения, — вглядываюсь в его лицо и наслаждаюсь тем, каким молодым оно выглядит в лучах утреннего солнца. — Ты пишешь о моих гнилых зубах? И о лягушках, которых я ем?

— А-а-а, в этом вся ты. Кстати, как продвигается твоя песня?

— Потихоньку, — вру я.

Непроизвольно тянусь рукой, чтобы коснуться его волос, но в ту же секунду притормаживаю, а потом всё же позволяю себе к нему прикоснуться.

— Доброе утро, Маккенна.

Он отвечает мне таким серебристым взглядом, какого я никогда не видела в его глазах.

— Доброе, Пандора.

Мы оба улыбаемся, как идиоты, но вдруг слышим звонок его сотового.

— Одну секунду, Пинк, — подняв палец, говорит он и подносит телефон к уху. Я встаю, чтобы взять меню обслуживания номеров, и слышу, как он приветствует кого-то, как я предполагаю, одного из близнецов.

— Нет, я не издеваюсь над тобой, — произносит он тоном, который говорит: «Именно издеваюсь». — Мотор завёлся и тут же заглох. Нужно купить новую машину, но у них закончились спорткары. Я не собираюсь ехать на какой-то дурацкой машине. И Пинк, чёрт возьми, теперь тоже не будет ездить ни на чём, кроме спорткара. Так что я просто куплю байк или что-то типа этого.

О Боже! Серьёзно? Поворачиваюсь к нему, и он показывает мне большой палец.

Я хмурюсь и упираю руки в бока.

— Да, она хотела ещё одну «ламборгини» или «феррари», но их не могут доставить сюда вовремя, поэтому я импровизировал.

Покачав головой, иду в душ. Это не занимает много времени, и, выйдя, я достаю чистую одежду. Маккенна, не переставая прижимать телефон к уху, вскакивает с дивана, забирает её у меня и откладывает в сторону.

О-о-о. Он не хочет, чтобы я одевалась?

Он слушает, что говорят на другом конце провода, и отвечает:

— Хм, да.

Затем кивает, стягивает с меня полотенце и поворачивает лицом к окну. Сначала я ничего не понимаю, но потом замечаю его. На нашем парковочном месте. Там, где раньше стояла «ламборгини».

Красный мотоцикл — совершенно новый, как будто Маккенна только что его купил — припаркован снаружи, с руля свисают два шлема. Он отключает сотовый.

— Я только что выиграл для нас ещё пару часов отдыха от репетиций.

— Чтобы что? Что ты хочешь?

— Тебя.

Я оглядываюсь через плечо и смотрю в его мужественное лицо. Он прижимается ближе, сильной рукой обхватывает сзади мою грудь и нетерпеливо пощипывает и играет с соском.

Маккенна улыбается, сверкая бриллиантовой серьгой и наклоняется, щекоча плечо своими ресницами.

— Я велел отбуксировать машину, — признается он.

— И это сработало просто на отлично.

Он покусывает мою кожу, посылая по телу волну тепла.

— Послушай, Пинк. Я бы никогда не стал тем, кто я есть, если бы время от времени не приукрашивал правду.

Кенна разворачивает меня, и я чувствую, как его эрекция восхитительным образом упирается мне в живот.

— Маккенна, — протестую я.

— Именно это я и надеялся от тебя услышать, но не в таком тоне, — бормочет он. — Давай это исправим, Пинк. Я хочу, чтобы ты стонала, когда произносишь моё имя.

Кенна касается губами мох губ. Я задерживаю дыхание, потому что в меня ударяет поток горячих молний. Он снова касается моих губ, и когда я хныкаю, победоносно смеётся.

— Маккенна, — говорю я, со стоном хватаясь за его затылок.

Он перестаёт хихикать и скользит ладонями от талии к заднице, теснее прижимаясь губами к моим, как будто хочет попробовать на вкус каждую клеточку. Я запрокидываю голову, Маккенна обхватывает её одной рукой, продолжая исследовать каждый уголок моего рта своим шелковистым, горячим, восхитительным языком. Это заставляет меня стонать. Он стонет в ответ, прижимая меня к стене.

И начинает трахать.

♥ ♥ ♥

Я В ВОСТОРГЕ ОТ предвкушения поездки на байке. Плохой парень. Байк. Возможно, я и фантазировала об этом один раз… или два. Но сейчас хмурюсь, чтобы он этого не заметил.

— Шлем? Серьёзно? Ни в одном из своих мечтаний о поездке на байке я ни разу не представляла, что надеваю шлем.

— После концерта мы поедем в Новый Орлеан. Не хотелось бы тебя огорчать, красавица, но ты твердолобая, а не бессмертная, и я хочу, чтобы твоя хорошенькая головка осталась цела, потому что у меня на неё большие планы.

— О, ну, если ты так ставишь вопрос.

Хочу остановить стаи нервных бабочек внутри. Чтобы напомнить себе, что он причинил мне боль, и сделает это снова. Но, за исключением Магнолии, он был единственным, кто всегда делал меня по-настоящему счастливой. Пробуждая во мне менее сварливую сторону.

— Давай наденем его, — говорит Маккенна, пристёгивая шлем на моей голове. Заглядывает в глаза, чмокает в губы, а затем садится на байк. Перекинув ногу через сиденье, следую за ним, всем телом ощущая, как грудь прижимается к его спине, а раздвинутые ноги касаются его бёдер. Уткнувшись щекой к нему сзади, чувствую рокот мотора, когда Маккенна заводит «дукати», снова и снова повторяя себе, что всё это нереально.

— Держись крепче, красавица? — говорит он и протягивает руку мне за спину, сжимая попку и притискивая ближе.

— Мне не по себе, Кенна. Но это не значит, что я сдамся, упаду и умру! — говорю я, и из-за моего смеха запотевает визор шлема.

— Господи, что несёт твой рот, — говорит он, качая головой в шлеме. Кенна поворачивается, крепче обнимает меня за талию, и я прямо кожей чувствую, как под голубым тонированным козырьком меня изучают его глаза. Затем он берётся за ручку руля, поднимает ногой боковую подставку, и с восхитительным урчанием мы трогаемся в путь.

Я громко смеюсь, и, мне кажется, Кенна меня слышит, потому что, несмотря на ветер, он чуть поворачивает голову. Большая часть его лица скрыта, но я вижу, что Маккенна широко улыбается.

— Тебе нравится? — громко спрашивает он, перекрывая рокот мотоцикла.

— Да.

— Как себя чувствуешь?

Безумно счастливой, думаю про себя.

— Чувствую себя прекрасно, — кричу я. — Только, пожалуйста, не разбейся.

♥ ♥ ♥

И вот мы в ДАЛЛАСЕ. Танцоры выходят на сцену, загорается свет и под звуки музыки, производя фурор, врываются Кенна, Джакс и Лекс. Позднее, при исполнении одной из их медленных песен, Кенна присоединяется к музыкантам и садится за фортепиано, в то время как публика размахивает в темноте тысячами зажигалок. «Поцелуй Пандоры» — последняя песня, и когда она начинается, барабаны бьют с особой силой, а Маккенна при каждом ударе вскидывает вверх сжатую в кулак руку.

Я наблюдаю снизу. Лайонел посоветовал мне внимательно следить за танцовщицами, потому что продюсеры действительно очень хотят, чтобы я выступила в «Мэдисон-сквер-гарден». Это делать трудно, потому что, хотя я стараюсь не спускать с девушек глаз, пока они танцуют вокруг Кенны, — и я правда стараюсь, — мой взгляд невольно притягивает он. Огни ласкают кожу Кенны, переливаются на его фиолетовом рок-парике, заставляют сверкать даже кольцо на большом пальце, когда он танцует так, как умеет только он. И как бы мне ни неприятно было это признавать, теперь я начинаю понимать, почему некоторые фанаты плачут при одном только упоминании о Crack Bikini.