Разъяренный

6 Я ЗНАЛ, ЧТО ОНА ВЫНЕСЕТ МНЕ ВЕСЬ МОЗГ Маккенна

— Значит, ты трахнул её в кладовке?

Близнецы? Да, эти ублюдки явно перебрали с коктейлями.

— Вы, два грёбаных придурка, пошли на хрен. — Сначала я толкаю Лекса, затем Джакс толкает меня, и так, толкая друг друга, мы добираемся до нашего номера.

Я падаю на диван, вслед за мной на диван усаживаются девушки и начинают поглаживать мне руки и грудь своими наманикюренными пальчиками.

— Она такая сука, — шепчет одна из них.

— И она не такая уж и хорошенькая, — вторит другая.

Внутренности скручивает от желания. Не такая уж и хорошенькая? Она — это всё, что я, чёрт возьми, вижу. Прямо сейчас. В своей голове. Тёмные волосы, влажные тёмные глаза, тёмные губы, которые, оказывается, всё ещё возбуждает меня, как подростка.

— Сделайте одолжение, принесите мне что-нибудь выпить, — шепчу я девчонкам и потираю затылок, ожидая, когда они вернутся.

Да уж, Джонс, эта встреча тебя здорово завела!

К хренам собачьим её, снова она меня выводит из себя. Но я не дам ей этого сделать.

— Возвращайтесь, и мы потрахаемся, — кричу им вслед. Закрываю глаза, но всё бесполезно. Я не могу избавиться от её взгляда, от того, как она смотрела на меня своими сердитыми, тёмными, как грех, глазами, от нелепой розовой пряди в её волосах. Я до сих пор твёрдый как камень под молнией джинсов и страстно желаю её прикосновений.

Нужно выкинуть всё из головы. Нужно выкинуть её из головы. Я облизываю средний палец, и член дёргается. У неё приятный вкус, приятный запах, к ней так приятно прикасаться. От неё пахло как в мои подростковые годы. В то время её кожа и волосы пахли кокосом — как чёртов пляж. И теперь, несмотря на то, что её внешность темна, как грех, она пахнет так, будто это чья-то сказочная мечта. Её груди стали полнее, чем я помню. Всё такие же небольшие, но для неё в самый раз. И, что самое странное, я снова хочу их почувствовать. У себя во рту. Я хочу трахнуть эту девушку. Боже, это полный пиздец. Я хочу трахать её до тех пор, пока она не сможет ходить, и я тоже, если уж на то пошло.

Джакс стаскивает с себя рубашку, затем брюки и хватает одну из девушек.

— Никому не интересно видеть тебя голым, Джакс, — кричу я, бросая в него подушку.

— Всего лишь миллиону человек, — отвечает он.

Прищурив глаза, наблюдаю, как девушки приносят мне виски, неразбавленный, и выпиваю его за одну секунду, пока они оглаживают моё тело так, словно оно сделано из самого драгоценного материала на планете.

Потолок номера украшен причудливым новомодным рисунком, мои глаза прослеживают завитки, но я думаю о её губах. О её рте. Я мог бы целовать её губы снова и снова. Она целуется так, словно её поцелуй может убить, а я, видимо, склонен к самоубийству, потому что снова хочу этот грёбаный поцелуй, так же сильно, как в юности.

Мне нравятся плохие вещи — выпивка, секс втроём, оргии, курево. Но самая плохая вещь, которую я когда-либо хотел, — это Пандора. Я хочу её так глубоко и сильно, будто хочу привязать себя к тонущему кораблю и позволить ему увлечь меня под воду. Поэтому, когда одна из девушек дёргает меня за рубашку и прижимается своим ртом к моему, в тот момент, когда она проводит языком по моим губам, я отстраняюсь и смеюсь над собой.

— Знаешь что? Пойду-ка я ещё немного помучаю Пандору, — отстраняюсь и застёгиваю молнию на джинсах.

— Кенна… — хором капризно надувают губы девушки.

— Ты куда? — спрашивает Лекс.

— Очевидно, обратно в ад. — Одна из камер следует за мной по коридору. Я останавливаю оператора Ноя и говорю ему: — Только не сейчас, друг.

— Мне нельзя входить в её комнату. Лео сказал, что это был единственный способ подписать с ней контракт.

— Ты сейчас правду говоришь? — Я пристально смотрю на него, осознавая удивительную истину, что спальня Пандоры — место, гарантированно защищённое от камер. — Превосходно. Она умна, эта женщина. И безумна. Держись от неё подальше.

— Как и ты? — фыркает он.

— Держись от неё подальше, — повторяю я. — Держись, блядь, подальше от неё и не ближе метра от меня.

Я несусь обратно по коридору и стучу в дверь. В глазке что-то мелькает — Пандора, похоже, заглядывает в него. Слышится стон. И, святое дерьмо, даже этот стон действует на мой член.

Стучу снова.

— Если понадобится, буду стучать всю ночь!

Дверь распахивается, и она…

Чёрт.

Её зрачки расширены, волосы распущены, и она в короткой футболке. Вынести это невозможно. Кровь бурлит в жилах. Я открываю рот, мой голос тих:

— Я так отчаянно тебя хочу.

Она кидает взгляд на камеру, затем на меня. Открывает рот, чтобы что-то сказать, снова видит камеру и говорит:

— Ты такая королева драмы.

— Говорит мне сама невинность? — парирую в ответ.

Она хмурится и порывается захлопнуть дверь прямо у меня перед носом, но я останавливаю её носком ботинка.

— Давай, Пинк, — говорю с бешено колотящимся сердцем и хватаю её за шею так, чтобы она смотрела мне в глаза. — Ты же хочешь этого, — настаиваю я. Не смею даже представить, что будет, если она пошлёт меня обратно в мою комнату. Неудача здесь не вариант. Тело напряжено, я изнемогаю от потребности погрузиться в эту женщину и трахать пока она не кончит. — Ты ведь тоже отчаянно хочешь меня, — шепчу я, массируя пальцами кожу её головы.

— А ты нет? Жалеешь, что поцеловал меня в кладовке? Но ты это сделал. Мы оба это сделали. И теперь не можем остановиться.

Её взгляд продолжает блуждать по моему рту, и это превращает нахождение здесь, с каменным стояком, всего в одном шаге от её комнаты, в самый невозможный подвиг за всё моё существование.

— А как же с твоим тройничком? — спрашивает меня Пандора, и по её голосу я слышу, что она сдаётся.

Действуй. Соблазни её, Кенна.

Я наклоняюсь в надежде, что Ной меня не услышит, и шепчу ей на ушко:

— Разумеется, я отказался от этого ради кое-чего лучшего.

— Да неужели? Нашлось предложение получше?

Протягиваю руку и провожу по розовой пряди в её волосах.

— Надеюсь на это.

— Ты мне даже не нравишься. — Она с большим усилием толкает меня в грудь ладошками, и на какой-то момент, поддаваясь ей, делаю шаг назад.

— Но твоему рту до сих пор нравится мой, и я даже не могу начать описывать, как сильно моему нравится твой…

Она захлопывает дверь у меня перед носом.

— Твою мать, — громко ругаюсь я и разочарованно провожу рукой по своей глупой голове.

Позади раздаётся приглушенный смех.

— Полный облом, Маккенна? — насмехается Ной, направив на меня камеру.

Нахмурившись, показываю ему средний палец.

— Тебе остаётся лишь наблюдать. А я буду практически жить в этой комнате, — указываю на её дверь, а затем, сердито вышагивая, возвращаюсь в свой номер, где у парней в самом разгаре закрытая вечеринка.

Кто-то трахается, кому-то делают минет, все пьяные, а я, блядь, абсолютно трезв. Одна из девушек склонилась над Лексом. Она подаёт мне знак, что я следующий. К хренам собачьим этот шум. Я шагаю в свою спальню, весь мой мозг заполнен мыслями о Пандоре. О её холодном взгляде. О тяжёлой двери у меня перед носом. Там в кладовке, её киска оказалась такой чертовски тугой, будто все эти пять грёбаных лет у неё никого не было, что я, нежданно-негаданно, стал ею одержим.

Мне нужно было уничтожить расстояние между нами, заткнуть её рот своим и сделать так, чтобы ни один из нас вообще ничего не мог вспомнить. Я в беспокойстве сжимаю и разжимаю кулаки. Потом пропускаю пальцы сквозь спутанные волосы, включаю воду в раковине и брызгаю немного на лицо.

Закрываю глаза и представляю, как она подползает к изголовью кровати, раздвигает передо мной ноги. Выдыхает моё имя, а я погружаю в неё язык и пробую сладкий мёд между её бёдер.

На хрен это дерьмо. Я не согласен на меньшее, и вдруг мне до потери сознания захотелось оказаться в этой комнате, — и я точно знаю, как туда попасть.

♥ ♥ ♥

НЕСКОЛЬКИМИ МИНУТАМИ ПОЗЖЕ я стучу в дверь Лео.

— Какого хрена, Кенна? — он распахивает дверь и жестом приказывает девушке оставаться в постели. Очевидно, она развлекала его.

— Ключ, — рычу я.

Так и вижу, как в тусклых глазах Лео вспыхивают денежные знаки; и, разумеется, мне не нужно говорить, в какую именно комнату.

Он ухмыляется и кивает.

— Только отведи её в свою комнату, чтобы камеры засняли ваши интимные игры, — инструктирует он.

— Напиши Санта-Клаусу письмо, Лео, и посмотрим, прислушается ли он к твоим просьбам.

Мой менеджер закатывает глаза, затем идёт в номер и роется в своих вещах. Ко мне в это время, завязывая на себе халат, подходит девушка.

— Привет, Кенна, хорошо выглядишь.

Возвращается с ключом Лео.

— Постарайся поскорее кинуть камерам кость.

— Если я сегодня что-нибудь и кину, так это задницу оператора из окна десятого этажа.

Я иду по коридору, открываю эту грёбаную дверь и распахиваю настежь. Свет приглушён, и в комнате царит полная тишина.

Пандора лежит на кровати, раскинув руки и ноги, лицом вниз. Когда я вижу её длинные ноги, нежную бледную кожу, выглядывающую из-под футболки, у меня сжимается грудь. Она спит крепко, как мёртвая, голова откинута в сторону, её тёмные волосы будто созданы для моих пальцев. Прежде чем успеваю дважды подумать, я сбрасываю с себя одежду и забираюсь к ней в постель. Совсем как в старые добрые времена. Демоны, которые терзали меня всю ночь, рядом с ней успокаиваются и позволяют расслабиться. Я притягиваю Пандору к себе.

Она вздыхает во сне, её тело ищет моего тепла.

Эта девушка так идеально мне подходит; и всегда мне подходила.

Когда-то мы оба были девственниками. Можно было бы ожидать, что в наш первый раз будет неловко, но — нет. Ощущение было такое, будто меня накрыл шторм. Потрёпанный и разбитый изнутри на подсознательном уровне, я так и не оправился. Когда всё закончилось, она тихо плакала в моих объятиях. Я чувствовал себя таким же сломленным, как разрушенное до основания здание. Мы оба потеряли контроль. Я не знал, что делать, не знал, что сделал не так, и как всё исправить.

Сейчас я чувствую то же самое.

Тогда я ждал, что Пандора объяснит такой взрыв эмоций, хотя она была девушкой, которая обычно их не проявляет. Когда она взяла, наконец, себя в руки и вытерла слёзы, я поцеловал её, сказал, что люблю, и спросил: «Ты ведь любишь меня, правда? Правда, Пандора?».

За те два года, что мы встречались, она ни разу не сказала, что любит меня.

Да уж, не думаю, что эта девушка вообще способна кого-то любить.

Не понимаю, почему эти воспоминания давят на меня именно сейчас. Они не вызывают ни гнева, как обычно, ни печали и разочарования. Я влюбился в девушку, которая никогда не сможет полюбить меня в ответ. Чёрт возьми, я больше не хочу признаний в любви. У меня больше нет такого желания. Нет больше тех чувств, которые много лет назад она заставляла меня испытывать.

Но смогу ли я когда-нибудь её забыть?

Я тяжело вздыхаю.

Когда она увидит меня утром в постели рядом с собой, то, наверное, даст мне по морде. Синие яйца и фиолетовый фингал под глазом — вот каков удел парня, который рискнёт связаться с этой девушкой. Но на хрена мне все эти заморочки? Вообще-то, это совсем не моя проблема.

Моя проблема в том, что я, кажется, никогда не смогу найти способ заставить эту девушку впустить меня в свою душу.

— Я только хочу обнять тебя, хорошо? Без глупостей, ладно? — шепчу ей на ухо.

Мне кажется, она кивает и шепчет:

— Хорошо.

И хотя я не уверен, на самом ли деле она так ответила или это всего лишь моё воображение, я обвиваю рукой её талию и крепко прижимаю к себе.