Ребята Джо

ГЛАВА IV Дэн

Миссис Джо часто думала, что в жилах Дэна текла индейская кровь. На эту мысль ее наводила не только его любовь к дикой бродячей жизни, но и его наружность, которая, по мере того как он подрастал, становилась все особеннее. Двадцати пяти лет от роду он отличался высоким ростом и сильными мускулами, лицо у него было живое и смуглое, с острыми чертами, манеры резкие и энергичные; он был скор на слова и на удары, а в глазах его горел постоянный беспокойный огонь. В общем, он выглядел свежим и бодрым, и всякий, кто знал тревоги и опасности его кочевой жизни, мог радоваться за него.

Когда он сидел, разговаривая с миссис Баэр, его можно было назвать даже красивым.

— Как мог я забыть своих старых друзей, — говорил Дэн с нежностью, держа ее руки в своей большой коричневой лапе, — забыть тот дом, где меня приютили! Да я так спешил поделиться с вами своей удачей, что я даже не имел времени привести себя в порядок, хотя я и знал, что сильно смахиваю на дикого буйвола. — И Дэн, тряхнув своей мохнатой гривой, рассмеялся так, что окна задрожали.

— Мне это нравится. Я всегда чувствовала пристрастие к бандитам, а ты сейчас очень похож на такового. Мэри еще недавно в доме, чем и объясняется ее испуг. Джози, пожалуй, не узнает тебя, зато Тедди не смутится ни большой бородой, ни львиной гривой. Они скоро все будут здесь, но раньше чем они соберутся, расскажи мне побольше о себе. Боже мой, мой милый Дэн, ведь прошло уже больше двух лет с тех пор, как ты уехал. Как тебе жилось все это время? — спрашивала миссис Джо, которая с живым участием слушала его рассказ о жизни в Калифорнии и о его удачах там.

— Отлично! Ведь вы знаете, что я не гонюсь за богатством. Мне нужно только немного денег на мои насущные потребности, чтобы не думать каждый день обо всей этой ерунде. Мне доставляет гораздо большее удовольствие тот счастливый случай, благодаря которому мой маленький капитал достался мне, кроме того, мне приятно его тратить. Копить деньги я не буду: я, наверное, недолговечен; такие, как я, не живут, — сказал Дэн, которого, по-видимому, несколько тяготило его маленькое состояние.

— Но если ты женишься и устроишься более оседло, — а я надеюсь, что ты это сделаешь, — тебе же нужно иметь что-нибудь для начала. Будь же благоразумен, не раздавай свои деньги; в жизни каждого бывают черные дни, а для тебя всякая зависимость будет очень тяжела, — ответила мудрая миссис Джо, хотя она радовалась в душе, что золотая горячка еще не охватила ее счастливого мальчика. Дэн покачал головой и осмотрелся вокруг, как будто ему было тесно в комнате.

— Кто пойдет за такого бродягу? Женщины любят серьезных, положительных мужчин, а я таким никогда не буду.

— Мой милый мальчик, когда я была молода, я увлекалась именно такими искателями приключений, как ты. Что-нибудь новое и смелое, свободное и оригинальное всегда нравится женщинам. Не теряй надежды; придет время, когда и ты бросишь якорь и удовлетворишься более короткими путешествиями, из которых будешь возвращаться с более тяжелым грузом.

— Что бы вы сказали, если бы я вдруг явился к вам с красной дикаркой? — спросил Дэн, лукаво глядя на прекрасный мраморный бюст Галатеи в углу.

— Я бы приняла ее с распростертыми объятиями, если бы она оказалась хорошим человеком. Разве такая имеется в виду? — И миссис Джо заглянула в глаза Дэну с тем любопытством, которое свойственно даже писательницам, когда дело идет о сердечных делах.

— Покуда еще нет, слава богу. Я слишком занят, еще не устоялся, как говорит Тедди. Кстати, как он поживает? — спросил Дэн, искусно меняя тему разговора.

Миссис Джо, попав на своего любимого конька, не скоро могла остановиться и принялась рассказывать о талантах и добродетелях своих сыновей до прихода этих последних.

Они ворвались в комнату и налетели на Дэна, как два молодые медвежонка, давая исход своей радости и дружеской схватке с вновь прибывшим. Обоим пришлось плохо, так как охотник сразу положил и того и другого. Вскоре пришел сам профессор, и полились нескончаемые разговоры. Тем временем Мэри зажгла лампы, а кухарка особенно тщательно готовила ужин, инстинктивно догадываясь, что к хозяевам приехал дорогой гость.

После чая, не переставая рассказывать, Дэн ходил взад и вперед по комнате. Время от времени он выходил в переднюю, так как его легкие, по-видимому, требовали больший приток свежего воздуха, чем прочие.

Во время одной такой экскурсии он увидел в темной амбразуре двери белую фигуру и остановился, чтобы взглянуть на нее. Бесс также остановилась, не узнав своего старого знакомого. Ее высокая и стройная фигура представляла собой красивую картину на мягком фоне летней ночи: волосы золотым сиянием окружали ее голову, а белый платок, прикрывавший плечи, развевался по ветру, как будто образуя крылья за ее спиной.

— Неужели это Дэн? — спросила она с ласковой улыбкой, протягивая ему руку.

— Кажется, что он; но я не узнаю вас, Принцесса, я принял вас за видение, — ответил Дэн, глядя на нее со странным и мягким выражением лица.

— Я очень выросла; но вы за два года стали совершенно неузнаваемы. — И Бесс с видимым удовольствием оглядела живописную фигуру Дэна, который своей своеобразной дикостью так резко отличался от всех прочих молодых людей.

В эту минуту ворвалась Джози и, забыв о том, что ей уже пошел второй десяток, позволила Дэну поднять и расцеловать себя, как прежде. Только когда он снова поставил ее на пол, он заметил, что и она изменилась, и воскликнул с комическим отчаянием:

— Боже мой! И эта также выросла! Что же я буду делать, когда мне будет не с кем играть? Тедди растет как гриб, Бесс взрослая леди, и даже этот маленький репей носит длинные платья и важничает.

Все рассмеялись, а Джози, взглянув на Дэна, густо покраснела. Обе кузины представляли собой очень хорошенький контраст: Бесс напоминала собой нежную лилию, а Джози — дикую розу. Дэн заметил это и остался доволен их видом, так как в течение своих странствий он видел много красивых девушек и радовался, что его старые друзья ничего не теряли от сравнения с ними.

— Отпустите, пожалуйста, Дэна к нам, — крикнула миссис Джо, — мы не можем допустить такой исключительности. Приведите его сюда и не спускайте с него глаз, а то мы не успеем и обернуться, как он опять удерет в какое-нибудь путешествие!

Дэн, взятый в плен кузинами, возвратился вместе с ними в гостиную, где получил выговор от Джози за то, что он перерос своих товарищей и больше всех походит на мужчину.

— Эмиль старше вас, а выглядит совсем мальчиком. Он все по-старому танцует джигу и поет матросские песни. А вам на вид можно дать лет тридцать, и вы очень похожи на какого-нибудь мрачного бандита, какие бывают в театре. Мне пришла в голову чудесная мысль. Вы как раз можете играть роль египтянина в «Последних днях Помпеи». Мы хотим поставить эту пьесу по-настоящему, со львами, гладиаторами и извержением Везувия. Том и Тед будут сыпать золу сверху и катать бочки с каменьями. Нам как раз недоставало черного человека для египтянина, и вы будете великолепны, когда мы нарядим вас в красные и белые платки. Не правда ли, тетя Джо?

Дэн заткнул уши, оглушенный болтовней Джози, и раньше чем миссис Джо успела ответить своей племяннице, в комнату вошли Лоренц и Мегги со всем своим семейством, за ними Томми и Нэн, и все уселись вокруг Дэна, слушая повествования о его приключениях. Дэн говорил коротко, но рассказы его видимо производили впечатление, что было заметно по его слушателям, лица которых выражали попеременно интерес, удивление, веселость или напряженное ожидание. Мальчики все стремились попасть в Калифорнию, девушки не могли дождаться тех красивых вещей, которые он привез им из своих странствий, а старшие искренно радовались удачам и энергии своего необузданного воспитанника.

— Ты, конечно, опять захочешь попытать счастья, и надо надеяться, что оно не изменит тебе. Но спекуляция — опасная игра, в которой можно все потерять, — сказал мистер Лори, который не меньше мальчиков увлекался рассказами Дэна и так же, как и они, хотел бы испытать что-нибудь подобное.

— С меня пока довольно, слишком эта штука походит на азартную игру. Выигрыш меня мало интересует, а волнение мне приятно, но оно очень вредно. Я хочу попробовать хозяйство на Западе. Это дело, поставленное на широкую ногу, может быть очень интересным, а мне представляется, что после моей бродячей жизни хорошо заняться оседлым трудом. Во всяком случае, я попытаюсь, а вы можете присылать мне плохих овец из вашего стада. Я ведь занимался овцеводством в Австралии и кое-что понимаю в этих экземплярах.

Дэн рассмеялся, и мрачное выражение исчезло с его лица. Но те, кто хорошо знал его, поняли, что он кое-что пережил в Сан-Франциско и не решится снова искушать судьбу.

— Отличная мысль, Дэн! — воскликнула миссис Джо, которая в этом стремлении к оседлой жизни видела сильное подтверждение своих надежд. — По крайней мере, мы будем знать, где ты находишься, и станем навещать тебя. Я пришлю Тедди к тебе в гости. Он так непоседлив, что подобная экскурсия может быть ему очень полезна. Я же буду спокойна за него, раз он с тобой, а он приучится к полезному делу и найдет применение избытку своей энергии.

— Я сумею справиться «с киркой и лопатой», но золотые россыпи представляются мне интереснее, — сказал Тедди, рассматривая образчики руды, привезенные Дэном для профессора.

— Я вам советую основать новый город, а мы переселимся туда. Вам скоро понадобится газета, а я возьмусь ее редактировать; это будет намного приятнее, чем моя теперешняя работа, — заметил Деми, который горел желанием отличиться на поприще публицистики.

— Мы легко сможем основать там колледж. Жители Запада стремятся к науке и хорошо умеют поставить ее у себя, — прибавил вечно юный мистер Марч, воображение которого уже рисовало картину его родного колледжа, повторенного во многих экземплярах на далеком Западе.

— Продолжай, Дэн. У тебя прекрасная мысль, и мы все поддержим тебя. Я первый с удовольствием пожертвую несколько стипендий в пользу этих степняков, — сказал мистер Лори, всегда готовый помочь молодежи как добрым советом, так и деньгами.

— Деньги служат балластом для человека, а помещение их в земле чем-то вроде якоря, на некоторое время по крайней мере. Мне хочется попробовать, что я могу сделать на этом поприще, но сначала я хотел узнать ваше мнение. Не думаю, чтобы я ужился там долго; но, конечно, я могу опять вернуться к старой жизни, как только мне надоест, — ответил Дэн, тронутый и обрадованный живым участием друзей к его планам.

— Я уверена, что вам не понравится. После того как вы объездили весь мир, один маленький город будет казаться таким ничтожным, — сказала Джози, которой кочевая жизнь, имевшая, как следствие, рассказы и красивые подарки, представлялась несравненно заманчивее.

— В каком положении там искусство? — спросила Бесс. Дэн, стоявший вполуоборот к свету, представлялся ей прекрасным сюжетом для этюда углем.

— На Западе прекрасная природа, моя дорогая, а это еще гораздо лучше. Ты нашла бы там чудные модели в мире животных, а таких пейзажей ты никогда не рисовала в Европе. Даже прозаичные тыквы имеют величественный вид в той благодатной стране. Они могут пригодиться тебе для «Золушки», Джози, когда ты откроешь свой театр в Дэнсвилле, — сказал мистер Лори, желая поддержать новый план в самом зародыше.

Задетая за живое упоминанием о сцене, Джози сразу попалась на эту удочку, и когда ей обещали все трагические роли на еще не существовавшей сцене, она очень заинтересовалась этим проектом и стала просить Дэна скорее привести свое намерение в исполнение. Бесс также согласилась, что этюды с натуры будут ей полезны, а ее вкус, слишком разборчивый и изнеженный, может исправиться под влиянием первобытной природы.

— Прошу предоставить мне практику в вашем новом городе, — сказала Нэн, всегда принимавшая сторону новых предприятий. — К тому времени я уже окончу курс, а города растут с необыкновенной быстротой.

— Дэн не допустит в свой город женщин моложе сорока лет. Он не любит их, в особенности молодых и красивых, — вставил Томми, который терзался ревностью, заметив восторженный взгляд Дэна на своего кумира.

— Ко мне, как к доктору, это не относится. В Дэнвилле будет мало болезней, потому что там будут вести деятельную и здоровую жизнь, и только молодые и энергичные люди переселятся туда. Зато несчастных случаев, вероятно, будет много благодаря диким животным, бешеной езде, нападению индейцев и бесшабашной жизни на Западе, а мне нужны сломанные конечности. Хирургия так интересна, а здесь почти совсем не приходится ею заниматься, — ответила Нэн, которая не могла дождаться начала своей деятельности.

— Я приглашу вас, доктор, непременно. Вы будете служить там образцом наших успехов на Востоке. Не унывайте, я пришлю за вами, как только буду иметь возможность устроить вас. А насчет практики не беспокойтесь: я постараюсь скальпировать нескольких индейцев или поломать кости дюжине пастухов специально в вашу честь, — рассмеялся Дэн, которому нравилась энергичная здоровая девушка.

— Благодарю. Я непременно приеду. Дайте-ка мне пощупать вашу руку. Великолепные мышцы. Смотрите, джентльмены, вот это я называю мускулами. — И Нэн тут же прочла присутствующим краткую лекцию, пользуясь рукой Дэна для иллюстрации.

Томми отошел к окну и свирепо смотрел на звезды, энергично размахивая правой рукой, как будто собирался ударить кого-то.

— А Томми возьми в могильщики, он с наслаждением будет хоронить тех пациентов, которых Нэн отправит на тот свет. Он уже старается выработать в себе мрачное настроение, соответствующее подобной роли, — сказал Тедди, обращая всеобщее внимание на разочарованного юношу у окна.

Дурное настроение Томми никогда не было продолжительным, и он присоединился к остальному обществу, говоря:

— Мы предложим городу ссылать в Дэнсвилл всякого, кто заболеет желтой лихорадкой, оспой или холерой, тогда Нэн будет довольна; а так как контингент ее пациентов будет главным образом пополняться эмигрантами и ссыльными, то и ошибки ее не будут иметь особых последствий.

— Я советую вам поселиться около Джексонвилла, чтобы иметь возможность пользоваться обществом культурных людей. Там учредили клуб Платона и очень интересуются философией. Все восточное принимается у них с распростертыми объятиями, и новые предприятия процветают в столь благоприятных условиях, — вставил свое слово мистер Марч, который все время забавлялся оживленной беседой.

Дэн, изучающий Платона, представлял собой очень смешную картину, но никто не улыбнулся, кроме Тедди, а Дэн поспешил изложить еще один из своих проектов:

— Я не совсем уверен, что мне удастся стать хорошим хозяином; по правде сказать, меня гораздо больше тянет к моим старым друзьям — индейцам монтана. Это мирное племя, которое очень нуждается в помощи; они сотнями мрут с голода, потому что не получают того, что им следует. Племя сиу — разбойники, их тридцать тысяч человек. Правительство боится их и всячески за ними ухаживает. По-моему, это черт знает что такое! — Дэн спохватился, но глаза его горели, и он продолжал быстро: — Это именно так, и я не буду извиняться. Если бы я был богат в то время, когда я был у них, я отдал бы все до последнего цента этим несчастным, которых обманывают, выселяют с их же собственной земли и гонят в такие места, где ничего не растет. Честные деятели могли бы принести им огромную пользу, и у меня такое чувство, что мне следует принять в них участие. Я знаю их язык, и они нравятся мне. У меня есть несколько тысяч, но мне кажется, что я не имею права тратить их все на себя и жить в свое удовольствие. Что вы на это скажете?

Дэн говорил горячо и убежденно, и все сразу почувствовали себя наэлектризованными его словами.

— Отлично, отлично! — воскликнула миссис Джо, которая всегда была на стороне несчастных и обездоленных.

— Отлично! — отозвался Тедди, аплодируя. — И меня возьми на помощь. Я страшно хочу попасть к этим молодцам и поохотиться с ними.

— Расскажите нам подробнее, Дэн, чтобы можно было судить, насколько это благоразумно, — сказал мистер Лори, который втайне решил уже населить свои несуществующие еще прерии индейцами монтана и увеличить пожертвование в миссионерское общество, с тем чтобы оно посылало священников к этим обездоленным людям.

Дэн немедленно принялся рассказывать обо всем что он видел среди дакотов и других северо-восточных племен, говоря об их нуждах, несчастьях и мужестве с таким жаром, как будто был лично в них заинтересован.

— Они называли меня Дэн Громовая Туча, потому что моя винтовка была лучшая, которую они когда-либо видели. А Черный Сокол был моим самым преданным другом. Он несколько раз спасал мне жизнь и научил меня именно тому, что мне нужно, если я поеду обратно. Им сейчас приходится очень плохо, а я не люблю оставаться в долгу.

Рассказ Дэна заинтересовал всех, и Дэнсвилл утратил уже часть своей прелести. Но осторожный мистер Баэр высказал предположение, что одного честного деятеля еще недостаточно и, как бы ни были благородны побуждения Дэна, следует предварительно хорошо обдумать план действий, приобрести влияние, заручиться доверием правящих кругов, а покуда подыскивать удобные места для переселения.

— Я так и сделаю. Сперва съезжу в Канзас и посмотрю, что из этого выйдет. В Сан-Франциско я встретил одного человека, который очень хвалил те места. Дело в том, что я совершенно не знаю, с чего начать: всюду что-нибудь нужно, и я почти жалею, что у меня завелись деньги, — сказал Дэн, хмуря брови в полном недоумении.

— Отдайте их мне на сохранение, покуда вы не решите, — сказал мистер Лори, умудренный горьким опытом. — Вы при вашей горячности способны отдать их первому нищему. Я могу пустить их в оборот на время и возвращу их вам по первому требованию.

— Благодарно вас, сэр, я буду рад, когда отделаюсь от них. Пускай они будут у вас, покуда я не решу, что с ними делать. А если в это время со мной что-нибудь случится, оставьте их у себя, чтобы помочь какому-нибудь бродяге, как вы помогли мне. Вот мое завещание, а вы все свидетели. Теперь стало легко на душе. — И Дэн встряхнул плечами, как будто гора свалилась у него с плеч, когда он снял кушак, в котором был зашит его маленький капитал.

Никто и не подозревал, какие события произойдут, раньше, чем Дэн получит обратно свои деньги. Никто не знал, что эти его слова действительно были почти его последней волей. В то время как мистер Лори объяснял, что он думает делать с деньгами Дэна, со двора послышалась веселая матросская песня: ею Эмиль предупреждал о своем приближении. Через несколько минут он вошел в сопровождении Ната, который целый день бегал по урокам в городе. Трогательно было видеть встречу двух друзей. Нат чуть не оторвал Дэну руку, здороваясь с ним, а Дэн, никогда не забывавший своего долга Нату, старался выразить ему свои чувства с некоторой присущей его характеру резкостью, и оба друга, к вящему удивлению слушателей, принялись наперегонки рассказывать свои бесконечные приключения.

В комнате стало тесно, и молодые люди перешли на балкон, где они, как стая ночных птиц, расселись на ступеньках. Мистер Марч и профессор удалились в кабинет, Мегги и Эми пошли хлопотать по хозяйству, а миссис Джо и мистер Лори расположились у открытого окна, прислушиваясь к оживленной беседе.

— Вот он, цвет нашей молодежи! — сказала она, глядя на балкон. — Остальные умерли или разбрелись в разные стороны. Но в этих семи мальчиках и четырех девушках вся моя гордость и утешение. Включая Алису Хит, целых двенадцать человек, и в пределах своих слабых сил я чувствую на себе ответственность за их молодые жизни.

— Если сравнить их теперь с тем, какими многие из них были, когда поступили к нам, а также принимая во внимание домашнее влияние на других, мы положительно можем гордиться своим делом, — сказал мистер Лори серьезно, глядя на белокурую головку, выделявшуюся при свете месяца среди прочих темных и русых голов.

— Девочки не внушают мне опасений: Мегги следит за ними с такой добротой и нежностью, что они не могут сбиться с пути, но с мальчиками из года в год становится труднее, и после каждой отлучки они словно удаляются от меня, — вздохнула миссис Джо. — Они растут, а та единственная нить, которая находится в моих руках, настолько тонка, что может порваться любую минуту. Так и случилось с Джеком и Недом. Долли и Джордж еще любят бывать у меня, и тогда я могу замолвить за них словечко, о Франце и говорить не стоит: он никогда не забудет своих. Но я страшно беспокоюсь за тех трех, которые скоро уедут от нас. У Эмиля доброе сердце, я надеюсь, что оно сохранит его от зла; Нат в первый раз покидает дом, он все еще очень бесхарактерен, несмотря на ваше благотворное влияние, но Дэн по-прежнему остался диким, и я боюсь, что только тяжелое несчастье сможет укротить его.

— Он славный малый, Джо, и мне почти жаль, что он затеял этот сельскохозяйственный план. Немного внешнего лоска превратило бы его в настоящего джентльмена, и как знать, что бы из него вышло здесь, среди нас, — ответил мистер Лори, облокачиваясь на стул миссис Баэр, как он делал это в детстве, когда они затевали сообща какие-нибудь шалости.

— Это не годилось бы для него, а работа и свободная жизнь, которую он любит, для него полезнее, чем светский лоск со всеми опасностями и искушениями городской жизни. Мы не можем изменить его натуры, надо только помочь ей развиваться в должном направлении. Все старые инстинкты еще живы в нем, их надо сдерживать, иначе он пропадет. Мне это ясно, но любовь к нам служит ему некоторой охраной, и мы не должны терять его из виду, пока он не успокоится с годами, или же новые, более крепкие узы не явятся на смену нашим.

Миссис Джо говорила серьезно, так как, хорошо изучив натуру Дэна, она видела, что дикий нрав его еще не обуздан, и боялась его суровой жизненной школы. Она была уверена, что до своего отъезда, оставшись с нею с глазу на глаз, он посвятит ее в свой внутренний мир, и тогда она сможет ободрить или предостеречь его. Тем временем она изучала его, радуясь всему хорошему и быстро замечая то дурное, что пристало к нему за время его странствий по свету. Ей страстно хотелось, чтобы ее «головорез» вопреки всем дурным предсказаниям добился успеха, но, зная, что людей не переделаешь по-своему, она уже примирилась с мыслью видеть в нем заурядного, но порядочного человека.

— Не тревожьтесь, Джо. Эмиль принадлежит к числу тех счастливцев, которым всегда везет в жизни. Я позабочусь о Нате, а Дэн сейчас на хорошей дороге. Пусть он съездит в Канзас, и если хозяйство перестанет привлекать его, он может заняться своими индейцами. Он именно подходит к этому делу, и я надеюсь, что он возьмется за него. Избыток энергии в нем уйдет на борьбу с притеснителями и на защиту угнетенных, а это больше в его характере, чем овцы и поля.

— Будем надеяться, что вы правы, но что это? — и миссис Джо выглянула в окно, так как с балкона раздавались восклицания Тедди и Джози.

— Мустанг, живой мустанг! Мы можем ездить на нем. Какой же ты молодец, Дэн, — кричал мальчик.

— А мне настоящий индейский костюм! Как это кстати для нашего спектакля, — прибавила Джози, хлопая в ладоши.

— Голова буйвола для Бесс. Боже мой, Дэн, зачем вы привезли ей такую гадость? — спросила Нэн.

— Я думал, что ей будет полезно работать над чем-нибудь большим и сильным. Она никогда ничего не добьется, если будет только лепить всяких богов и маленьких котят, — ответил непочтительный Дэн, вспомнив, что перед его отъездом Бесс находилась в нерешительности между головой Аполлона и своим персидским котенком.

— Благодарно вас, я попробую, а если у меня ничего не выйдет, мы можем повесить буйвола в переднюю на память о вас, — холодно ответила Бесс, возмущенная непочтительным отношением к ее кумирам.

— Вы вряд ли посетите нашу новую колонию? Мы недостаточно изящны для вас? — спросил Дэн, принимая тот почтительный вид, с которым все молодые люди всегда обращались к Принцессе.

— Я уезжаю надолго в Рим. Там столько красоты и столько искусства, что целой жизни не хватит для того, чтобы изучить их, — ответила Бесс.

— Рим просто старая грязная яма в сравнении с «садом богов» или моими прекрасными скалами. Я терпеть не могу искусства: разве можно сравнить его с природой? Мне кажется, я бы мог показать вам такие виды, после которых ничего бы не осталось от ваших старых мастеров. Приезжайте к нам, в самом деле. Джози будет ездить верхом, а вы лепить. Впрочем, хоть убейте, я не могу передать, как там хорошо. — И Дэн размахивал руками, будучи не в силах передать ту дикую красоту и силу, которую он чувствовал и которой восхищался.

— Я приеду как-нибудь с папой и сравню ваших лошадей с теми, которые находятся на Святом Марке или на Капитолии в Риме. Пожалуйста, не оскорбляйте моих богов, и тогда я постараюсь примириться с вашими, — сказала Бесс, которая под впечатлением рассказов Дэна заинтересовалась Западом, несмотря на то, что последний не имел ни Рафаэля, ни Микеланджело.

— Согласен! Я придерживаюсь того мнения, что каждому следует ознакомиться сначала со своей родиной, прежде чем стремиться в чужие края, — начал Дэн в примирительном тоне.

— Наша родина хороша, но не во всем. Женщины в Англии, например, имеют право голоса, а мы нет. Мне стыдно, что Америка не представляет собой самую передовую страну во всех вопросах, — сказала Нэн, придерживающаяся радикальных взглядов и горячо отстаивавшая свои права.

— Пожалуйста, не начинайте этого разговора: из него всегда выходят споры, ссоры и недоразумения. Проведем сегодняшний вечер тихо и мирно, — взмолилась Дейзи, которая столько же ненавидела споры, сколько Нэн их любила.

— В нашем городе вы получите право голоса, Нэн, будете мэром или членом городского управления, как вам вздумается. Там всякий будет совершенно свободен, иначе я не вынесу этой жизни, — сказал Дэн и прибавил со смехом: — Я вижу, что Дейзи и Нэн попрежнему не сходятся во мнениях.

— Если бы все думали одинаково, мы никогда бы не сдвинулись с места. Дейзи — прелесть, но время от времени ее приходится встряхивать: она при первом же случае будет голосовать со мной, а Деми будет нас при этом сопровождать.

— С большим удовольствием, — сказал Деми, обняв сестру. — Я всюду пойду с Дейзи, она моя лучшая половина, и я ни в чем не хочу оставлять ее позади себя.

Дэн с грустью посмотрел на них, и его одинокая юность показалась ему еще печальнее.

— Я всегда жалел, что не родился близнецом, — сказал Томми с громким вздохом. — Так приятно и уютно, когда кто-нибудь в тебе нуждается и может утешить, если все остальные так бессердечны.

Этот намек вызвал всеобщий смех, который еще более усилился, когда Нэн вытащила из кармана бутылку с лекарством и сказала серьезно:

— Вы съели слишком много раков за чаем; примите четыре пилюли, и ваше пищеварение исправится.

— Что ж, я приму, ведь только такими вещами вы меня и угощаете. — И Томми мрачно проглотил назначенную ему дозу.

— «Кто излечит ум, пораженный болезнью, или вырвет из души глубокие корни печали?»[15] — трагически продекламировала Джози, сидя на перилах балкона.

— Поедем со мной, Том, и ты станешь человеком. Только брось свои порошки и пилюли, и ты скоро забудешь о существовании сердца и даже желудка, — предложил Дэн свое единственное средство от всех зол.

— Отправимся в море, Том. Хороший припадок морской болезни живо излечит тебя, а сильный северо-восточный ветер выдует всю дурь из головы. Ты можешь ехать в качестве корабельного доктора — легко и весело, — сказал Эмиль.

— Я, может быть, подумаю об этом, когда получу свой диплом, а до тех пор…

— Я никогда не покину миссис Микобер[16]! — воскликнул Тедди, за что Томми немедленно спихнул его с лестницы в мокрую траву. После этого маленького инцидента послышался звон посуды, приглашавший к чаю. В былые времена во избежание беспорядка девочки прислуживали мальчикам. Теперь роли переменились, и молодые люди ухаживали за девушками и дамами.

Даже Джози позволила Эмилю принести себе ягод и сидела смирно, наслаждаясь своим новым положением, покуда Тедди не украл у нее кусочек пирога, и она, забыв приличия, отшлепала его по рукам.

В качестве почетного гостя Дэну было разрешено ухаживать за Бесс, которая по- прежнему занимала исключительное положение в этом маленьком обществе. Томми бережно приготовил угощение для Нэн, но был окончательно уничтожен ее категорическим отказом:

— Я никогда не ем в это время, а у вас будут кошмары, если вы не воздержитесь от ужина.

Подавив муки голода, Томми покорно передал тарелку Дейзи, а сам ограничился тем, что жевал лепестки розы. Когда все окончательно насытились, кто-то предложил петь и настал час для музыки. Нат играл на скрипке, Деми свистел, Дэн барабанил на рояле, а Эмиль мурлыкал грустную матросскую песенку. Потом все пели хором, и прохожие, слушая их, говорили с улыбкой: «Старый Плом сегодня веселится».

Когда все разошлись, Дэн остался на балконе, вдыхая свежий ветер, пропитанный запахом сена и цветов. Покуда он стоял там, опершись на перила, освещенный лунным сиянием, миссис Джо пришла запереть дверь.

— Мечтаешь, Дэн? — спросила она, думая, что наступило время для откровений.

Каково же было ее изумление, когда вместо интересных излияний или ласковых слов Дэн обернулся, сказав коротко:

— Мне страшно хочется курить.

Миссис Джо рассмеялась над крушением своих надежд и ответила ласково:

— Кури в своей комнате, только не подожги дом.

Может быть, Дэн заметил некоторое разочарование в ее лице, или воспоминание о последствиях подобной шалости в детстве растрогало его, но он нагнулся и поцеловал ее, сказав вполголоса:

— Спокойной ночи, мама, — и миссис Джо несколько успокоилась.