Republic Commando 1: Огневой контакт

Глава 12

Девятый с трудом поднялся на ноги и посмотрел на станцию связи.

Ее больше не было. Как и нескольких маленьких домиков, разбросанных вдоль дороги. Со стороны Теклета валил густой дым, и было видно несколько пожаров — один пылал как факел. Новый взрыв заставил сержанта прикрыть голову руками, и на него снова посыпались обломки.

В остальном вокруг было тихо. Девятый снова пустился бежать через лесок. Ощущение было такое, будто его схватил за шкирку и как следует встряхнул кто-то очень сердитый. Следом увязалась стайка гданов, они кусали его за ноги, но быстро поняли, что он несъедобен, и отстали. Впервые за много дней сержант включил комлинк дальней связи.

— Это Девятый, меня кто-нибудь слышит?

Но в шлеме раздавалось только его собственное хриплое дыхание. Девятый начинал спотыкаться, чувствуя, до какой степени вымотался. Позже надо будет вколоть стимулятор, а то и два. Иначе никак.

— Сержант? Это Пятый. Я так понял, цель уничтожена.

— Угу. «М» значит «много».

— Ты вроде чем-то занят.

— Следую к ТВ.

— Бегом?

— А то. Обстановка?

— Пришлось бросить дроида и спрятать кучу вкусняшек. Но ты бы видел, сколько может тащить виквай, если его вежливо попросить. РВП — около часа.

— Свяжись с Дарманом. На тот случай, если Джинарт еще до него не добралась.

— Слушаюсь. РВП?

— Не знаю. Пока ищу транспорт.

— Уверен, что нужно?

— Одно из двух: или быстро, или скрытно. Сейчас мне хочется быстро. Конец связи.

Девятый держался достаточно близко от дороги, чтобы услышать шум двигателей. Ему был нужен спидер. На обочине валялся искореженный и перевернутый остов какой-то машины, по которому можно было судить о силе взрыва.

В конце концов кто-нибудь приедет, чтобы осмотреть ущерб, и это будет его шанс.

Спустя несколько минут за деревьями показались неповрежденные дома. Девятый подходил к границе зоны поражения. Еще дальше были видны огни, которые двигались в его сторону, и визор сообщил, что движутся они быстро. Сержант залег в траву. Когда огни приблизились, он разглядел лендспидер и мотоспидер.

Мысль о том, что придется возвращаться за транспортом в зону поражения, была невыносимой. Значит, надо остановить их здесь. И остановить с минимальными повреждениями, иначе до ТВ он будет тащиться пешком.

Девятый переключил «дисишку» в снайперский режим и выждал, когда лендспидер подъедет на триста метров. Его ничуть не удивило, что это оказалась не аварийно-спасательная машина. Водителя было хорошо видно: это был трандошанин. Эти типы никогда не участвовали ни в каких гуманитарных миссиях. Должно быть, инородец ехал проверить, не пострадал ли от взрыва его бизнес по перевозке рабов. На мотоспидере тоже сидел трандошанин.

Девятый плавно нажал на спуск, и разряд разбил ветровое стекло лендспидера. Машина вильнула вправо, вздымая в воздух землю и камешки, а мотоспидер дернулся влево и остановился как вкопанный. Какое-то мгновение пилот нерешительно вглядывался в темноту, явно не понимая, что случилось, но затем как будто сообразил — и в тот же миг второй выстрел Девятого ударил его прямо в грудь. Мотоспидер все так же неподвижно парил в метре над землей.

Спасибо тебе, фильтр ночного видения.

Девятый выбежал из укрытия и запрыгнул на мотоспидер, уперев рюкзак в заднее сиденье. И остановился, наслаждаясь моментом. Сбросить вес с плеч и разгрузить ноги — это удовольствие стояло в верхней части списка базовых человеческих потребностей наряду с долгим глотком ледяной воды. Облегчение было неимоверным.

Еще бы отоспаться ночью да съесть славный горячий обед — чего еще надо для счастья. Чем скорее он доберется до отделения и доведет дело до конца, тем скорее сможет позволить себе все эти радости. Девятый завел спидер за деревья и в приподнятом настроении поехал на юг.

Точки света блестели впереди, словно небольшое созвездие. Они могли находиться в километре или на расстоянии вытянутой руки: по одному виду сказать было невозможно.

Но зато Этейн чувствовала их дыхание. Сладковатый, тошнотворный запах сырого мяса. Она помахала световым мечом перед входом в укрытие, и гданы разбежались. Девушка пыталась с помощью Силы убедить их уйти докучать кому-нибудь другому, но лишь разожгла их любопытство, хоть они и прекратили попытки попробовать ее на зуб.

«Как вам это удается, Джинарт? Каким образом вы их отгоняете?» Этейн, съежившись, сидела под навесом, который соорудил Дарман, и слушала, как стекает с листьев вода. Дождь прекратился, но с деревьев продолжало лить, и капли воды расплескивались о лист пластоида у нее над головой. Этейн снова могла слышать — по крайней мере одним ухом.

Зато видела она очень ясно. Видела лицо умбаранца, которого практически обезглавила световым мечом. Паника и страх изгнали эту картину из ее головы, но сейчас, когда она утомилась и успокоилась, воспоминания нахлынули снова и не желали уходить.

Впервые за много дней Этейн попыталась медитировать, отключившись от раздражающего плеска воды, капающей на голову. Дарман бродил снаружи, молчаливый и пугающе сосредоточенный. Этейн чувствовала пульс и ритм его эмоций: он был взволнован, даже немного испуган, но в то же время полностью сконцентрирован, без малейшего намека на ярость или внутренний конфликт.

Девушке хотелось спросить, как он достиг такого равновесия. Оба они выросли в полной изоляции от обыденного мира, воспитывались в собственной системе ценностей и принципов — не по своему сознательному выбору, а потому, что такими родились. Их призвание было случайным, генетика — несправедливой. Но Дарман добился полного успеха, а она стала таким же полным разочарованием. Этейн окунулась в его чувство ясности и спокойствия.

Оно было практически умиротворяющим. А затем вдруг исчезло, и волна восторга нахлынула на нее, как цунами. Дарман просунул голову в укрытие.

— Они на подходе, — объявил он. — Мое отделение уже близко. — Он прижал ладонь к боковине шлема и замолчал, как будто прислушиваясь. Было странно наблюдать за человеком, который явно был очень доволен, и даже не представлять, что за выражение у него на лице. — Около часа назад Девятый взорвал станцию связи в Теклете. Пятый с Атином раздобыли дополнительную снарягу, которая должна пригодиться. И взяли пленного. — Дарман снова умолк. Он двигал головой, как будто разговаривая. Похоже, он мог переключаться между режимами, так что его было то слышно, то не слышно — как будто шлем был обособленным мирком, в котором он мог уединяться. — Виквая, надо же. О да, у них были на то веские причины.

На несколько мгновений он застыл неподвижно, потом энергично закивал. Затем снял шлем; на лице светилась широкая ухмылка, не обращенная ни к кому конкретно.

— У них все хорошо, как я понимаю, — сказала Этейн.

— Они в порядке.

— Я рада. Вы же братья, да?

— Нет, не совсем.

— А, ну да, вы же клоны.

— Это не мое родное отделение, — сказал Дарман. Его лицо было все таким же веселым и радостным. — Все мои братья погибли на Джеонозисе, и их братья тоже. До этого задания мы вообще не были знакомы. Но у троих из нас был один и тот же сержант-инструктор, так что, пожалуй, мы как бы родственники. Кроме Атина, конечно.

Это было весьма примечательное заявление. Дарман не выказывал ни малейших признаков того, что недавняя утрата причинила ему боль. Этейн мало что знала о биологических семьях, но она не сомневалась, что смерть мастера Фулье будет мучить ее еще месяца три, если не три года. Возможно, чувство горя из клонов тоже вытравили.

— Так ты не тоскуешь по своим братьям?

Улыбка Дармана медленно разгладилась.

— Конечно тоскую, — тихо ответил он. — Каждый день.

— Ты как будто воспринимаешь это… спокойно.

— Мы знаем, что, скорее всего, нас убьют. Если зацикливаться на этом, от нас будет мало толку. Нужно просто примириться, как говаривал наш сержант-инструктор. Все мы когда-нибудь умрем, так лучше уж умереть, помогая реально важному делу.

Этейн хотелось спросить, чем для него лично важна борьба за Республику. Ей было почти что страшно, но узнать было необходимо.

— Как ты считаешь, Дарман, за что ты сражаешься?

Он недоуменно воззрился на нее:

— За мир, мэм.

— Ладно, тогда против чего?

— Против анархии и несправедливости. — Это был шаблонный ответ, но Дарман сделал паузу, как будто впервые задумавшись о его значении. — Даже если население не проявляет благодарности.

— Тоже звучит как слова твоего инструктора.

— Но ведь он был прав, разве нет?

Этейн подумала о местных, которые сдали их наемникам Хокана. Да, за последние несколько недель она многое узнала о реалиях войны. Но все еще недостаточно.

— Уже светает, — сказал Дарман. Он уселся на землю, скрестив ноги; пластины брони обо что-то звякнули. — Гляжу, вы замерзли. Болеутоляющее не нужно?

Этейн достигла того уровня сырости и боли, который она могла перетерпеть. Она слишком устала, и ничего делать не хотелось. Она даже перестала замечать назойливый запах сырой мерльей шерсти.

— Я в порядке.

— Если разжечь костер, мы превратимся в магнит для половины сепарской армии. — Дарман порылся в поясе и протянул ей пищевой кубик. Как в нем сочетались эта детская наивность и хладнокровие профессионального убийцы? Этейн покачала головой. Солдат достал мешочек. — Сушеной кувары?

Фрукт был спрятан в поясном кармашке, а не лежал в рюкзаке, и Этейн поняла, что это лакомство — для него большая ценность. Он всю жизнь питался сухпайками, столь же вкусными, как вонючая моттова шкура. Жертва была довольно трогательная; у нее впереди уйма времени, чтобы набивать брюхо едой со всей Галактики — конечно, если удастся выбраться с Киилуры живой, — но Дарман был такой возможности лишен. Этейн вымученно улыбнулась и махнула рукой:

— Нет. Съешь сам. Это приказ.

Повторять не пришлось. Дарман принялся жевать, прикрыв глаза, и Этейн стало отчаянно жаль его; в то же время она завидовала тому, как он радовался простым вещам.

— Я знаю хороший способ согреться, — сказал Дарман и открыл глаза. Этейн ощетинилась. Возможно, он был не так уж наивен, как казалось.

— Вот как?

— Если вы согласны.

— Согласна на что?!

Дарман поднял палец — «Сейчас увидите» — и вышел из укрытия. «Нет, — подумала Этейн, — он имел в виду совсем не это». Ей вдруг стало стыдно, что она вообще подумала о нем такое. Девушка уставилась на свои руки, внезапно ужаснувшись их виду: ободранные, с обломанными ногтями и вообще уродливые. Тут ей в плечо ткнули концом грубо ошкуренного шеста. Этейн подскочила. Сюрпризов на сегодня было более чем достаточно.

— Если это такая шутка, Дарман, то мне не смешно.

— Идите сюда, коммандер. — Он глядел на нее поверх шеста. — Тренировка по фехтованию. Лучше сейчас, чем в реальном бою.

— Я хочу отдохнуть.

— Я знаю. — Он присел на корточки и посмотрел ей в глаза. — Я в фехтовании мало что смыслю, но меня обучали рукопашному бою.

Он не двигался с места. Его настойчивость действовала на нервы. Точнее, просто бесила. «Довольно!» — решила Этейн. Она устала и хотела лишь просто сидеть, ничего не делая. Девушка вскочила на ноги, схватила шест и бросилась на Дармана.

Он успел шагнуть в сторону, но едва-едва.

— Относительно безопасный способ отточить ваше фехтовальное мастерство, — сказал спецназовец.

— Относительно? — Этейн в ярости сжала шест двумя руками.

— Относительно, — повторил Дарман и резко ударил деревянным «световым мечом» по ее щиколотке.

— Ой! Ты…

— Ну же. Вперед. — Дарман отскочил от ее свирепого, никуда не нацеленного выпада. — Вот так. Нападайте.

Это была трудность, о которую Этейн всегда спотыкалась: где провести тонкую грань между максимальной отдачей и слепой яростью? «Давай, соберись. Это уже не игра». Она рубанула справа; шесты столкнулись с громким стуком, так что аж заныли кисти и локти, а Дарман был вынужден отступить на шаг. Еще три удара — справа, справа и слева — и сразу верхний, неожиданный. Шест с такой силой ударил между шеей и плечом, что, будь на его месте настоящий световой меч, Этейн просто располовинила бы Дармана.

Раздалось противное «хрясь». Впервые Этейн увидела, что ему больно. Он скривился — на долю секунды, не больше, — но Этейн все равно ужаснулась.

— Прости… — начала она, но Дарман тут же налетел и выбил шест у нее из руки.

— Успех надо развивать, — сказал он, потирая шею. — Я никогда не пользовался энергетическим клинком и не могу призывать Силу. Но знаю, когда нужно бить и не останавливаться.

— Вижу. — Этейн восстановила дыхание и осмотрела щиколотку. — Я ничего тебе не повредила?

— Ничего серьезного. Хороший удар.

— Не хочу тебя подвести, когда моя помощь будет нужна больше всего.

— Вы хорошо справляетесь, коммандер.

— Как тебе это удается, Дарман?

— Что? Биться?

— Убивать и оставаться бесстрастным.

— Это все тренировки, я думаю. Плюс те гены Джанго Фетта, которые делали его… бесстрастным.

— Ты когда-нибудь боялся на тренировках?

— Почти всегда.

— А травмы бывали?

— Постоянно. Другие вообще умирали. Только так можно научиться. Травма учит стрелять инстинктивно. Поэтому наши инструкторы на первых порах выдавали нам учебные боеприпасы, которые травмировали, но не причиняли необратимых повреждений. Уже потом мы перешли на настоящие.

— Сколько же тебе тогда было лет?

— Четыре. Или пять.

Всего этого Этейн не знала. Девушка невольно вздрогнула. Она не могла припомнить, чтобы кто-нибудь из джедаев умер во время обучения. Это был совсем иной мир. Она подняла с земли свой шест и рассеянно сделала несколько замахов, глядя на кончик палки.

— Этот ускоренный рост трудно взять в толк.

— Промышленный секрет каминоанцев.

— Я хочу сказать, это с трудом укладывается в голове: ты такой сильный и столько всего умеешь, но… в общем, об окружающем мире знаешь меньше, чем юный падаван.

— Сержант Скирата говорил нам, что мы его сбиваем с толку.

— Ты часто вспоминаешь его.

— Он обучал мое отделение, а также отделения Девятого и Пятого. Возможно, поэтому нас и послали вместе на это задание, когда наших братьев убили.

Этейн стало стыдно. В голосе Дармана не было никакой жалобы на судьбу.

— Что с тобой будет в тридцать лет, когда ты станешь слишком стар, чтобы воевать?

— Я умру намного раньше.

— Ты фаталист.

— Мы стареем намного быстрее вас. Нам говорили, что у клонов закат жизни милосердно быстр. Медлительных солдат убивают. Не могу придумать лучшего времени умереть, чем когда уже не можешь быть таким, как прежде.

Этейн не хотела больше слышать о смерти. Смерть случалась слишком часто, слишком легко, словно какой-то пустяк, не влекущий за собой никаких последствий. Она чувствовала, как Сила деформируется вокруг нее; не правильный ритм жизни, как должно быть, а хаос разрушения. Она знала, что не может ни примириться с этим, ни что-то изменить.

— Мы ведь хранители мира, а не солдаты, — устало проговорила она. — Это отвратительно.

— Война всегда отвратительна. Если назвать ее борьбой за мир, это ничего не изменит.

— Это разные вещи, — сказала Этейн.

Дарман поджал губы и посмотрел куда-то через ее плечо, как будто припоминая трудный урок.

— Сержант Скирата говорил, что гражданские ничего не понимают, что они любят носиться со всякими возвышенными идеями типа мира и свободы, пока стреляют не в них, а в кого-то другого. Еще он говорил, что ничто так не вправляет мозги, как направленный в тебя ствол.

Это было больно. Неосторожное воспоминание или вкрадчивая шпилька в адрес ее принципов? Дарман явно был способен и на то и на другое. Этейн все никак не могла привыкнуть к его двойственности: профессиональный убийца и простодушный парень, солдат и ребенок, образованность и мрачный юмор. Поскольку нормальная жизнь его не отвлекала, он явно проводил в размышлениях даже больше времени, чем она сама. Девушка подумала о том, насколько изменит его бурный контакт с внешним миром.

Она убила всего одно разумное существо. И ее это уже изменило.

— Пошли, — сказал Дарман. — Солнце встает. Может, высушит нашу одежду.

На дворе определенно стояла осень. Туман окутывал землю, словно море. На пластоиде, служившем крышей, скопилась лужица воды, и Дарман собирался ее зачерпнуть, но вдруг замер.

— Кто это? — спросил он. — Я видел таких на реке.

Над лужицей танцевали насекомые с рубиновыми и сапфировыми крыльями.

— Однодневки, — ответила Этейн.

— Никогда не видел подобных оттенков.

— Они вылупляются утром, а вечером умирают, — сказала девушка. — Короткая и яркая…

Она запнулась, ужаснувшись своей бесчувственности. Стала думать, как лучше извиниться, но Дарман в извинениях не нуждался.

— Потрясающие создания, — сказал солдат, целиком поглощенный зрелищем.

— Это точно, — ответила девушка, внимательно наблюдая за ним.

Когда-то вилла Лика Анккита была великолепной. Она и сейчас отличалась бессмысленной пышностью, но полы из полированной кувары, по краям которых был выложен затейливый цветочный мотив, выщербили и исцарапали металлические ноги дроидов.

Анккит торчал в дверях, глядя, как четверо из этих дроидов шурупами крепят на окна листы металла, загораживая солнечный свет. Гез Хокан наблюдал за превращением особняка в крепость.

— Дерево трескается! — прошипел Анккит. — Осторожно! Ты хоть знаешь, сколько времени ушло на создание этих резных панелей?

Хокан пожал плечами:

— Я не плотник.

— Их делали не плотники. Их делали художники…

— Да хоть бы сам Верховный канцлер Палпатин их вырезал вилкой. Мне нужно укрепить это здание.

— У тебя есть прекрасная, специально для того построенная лаборатория менее чем в трех километрах отсюда. Ты мог бы оборонять ее.

— И обороняю.

— Зачем? Зачем разносить мой дом, если Утан здесь больше нет?

— Для коварного и злокозненного счетовода, Анккит, ты демонстрируешь поразительное отсутствие тактической хватки. — Хокан подошел к неймодианцу и остановился. Рост этого бакалейщика его не пугал. Хотя и приходилось поднимать голову, чтобы посмотреть ему в глаза, крутым здесь был не он, а мандалорец. — Я знаю, что ее здесь больше нет. А враг может поверить, что она здесь. Если бы я видел, как мой враг напоказ готовит здание к обороне, я бы заподозрил, что это обманка, и обследовал бы альтернативную цель. Если бы я обнаружил, что эта альтернативная цель скрытно подготовлена к отражению штурма, я бы пришел к заключению, что объект находится там, и атаковал бы ее.

Похоже, Анккита его довод не убедил. Неймодианец уставился на Хокана, наполовину прикрыв красные глаза, что с его стороны было редким проявлением отваги.

— И как же они заметят эту скрытную подготовку?

— Я позаботился о том, чтобы припасы доставлялись сюда с должным соблюдением процедур безопасности. Передвижение по ночам и все такое. Учитывая возвышенную натуру местного населения, я не сомневаюсь, что кто-нибудь обменяет эту информацию на какую-нибудь побрякушку. Это неизменно приносит результат.

— Эти твои подкрепления не спасут мой дом от разрушения.

— Ты прав, Анккит. Деревянные постройки плохо держатся против артиллерии. Поэтому я и перевел доктора Утан обратно в комплекс. Если что, оборонять здание из камня и металла можно будет намного успешнее.

— Тогда зачем ты вообще переселял ее сюда?

— Меня удивляет, что ты вообще об этом спрашиваешь. Чтобы держать всех в неведении, конечно.

На тот момент идея казалась логичной: Хокан не знал, с чем имеет дело. Сейчас он был практически убежден, что противостоит ему не больше десятка солдат. Если бы высадилась целая армия, об этом уже стало бы известно. Переезд Утан, который все равно не удалось бы совершить в полной секретности, помогал сгустить туман неопределенности.

Хокан ничего не доверял слепому случаю. Он оставлял след из зацепок, который должен был привести вражеских коммандос к единственному выводу: что Утан и нановирус забаррикадированы на вилле Лика Анккита.

Дроид проволок через гостиную тяжелый металлический брус, оставляя борозду в золотистом паркете. Анккит приглушенно взвизгнул от ярости. Другие дроиды подняли брус и подложили под горизонтальную балку, по ходу дела опрокинув и разбив изящную набуанскую вазу. Дроиды не были запрограммированы говорить «Ой!» и подметать черепки. Они просто топтались по фарфору, словно так и было нужно.

Анккит снова трясся. Он закричал, подзывая слугу. Появился угрюмый местный парнишка с веником и сгреб осколки в совок.

— Вот те на, — сказал Хокан. Он решил: сейчас не время упоминать, что расположенный под виллой лабиринт винных погребов и сейфов теперь набит взрывчаткой. Он не знал, как привести в чувство неймодианца, если тот хлопнется в обморок, и выяснять это не собирался.

Лейтенант Хурати ждал за дверью на улице. Даже в отсутствие начальства умбаранец всегда соблюдал военную дисциплину. Хокан ни разу не видел, чтобы он украдкой глотнул из фляжки или почесался. Увидев мандалорца, Хурати не встал по стойке смирно, потому что и так стоял навытяжку.

— Сэр, доктор Утан все больше раздражается из-за помех, — доложил лейтенант.

— Я с ней поговорю. Как работает дроидная цепь наблюдения?

— Удовлетворительно, сэр, но было бы намного надежнее, если бы удалось наладить прослушку комлинков.

— Мой мальчик, были времена, когда у нас не было станций перехвата и приходилось сражаться, полагаясь только на свои мозги. Дело вполне реальное. Так что заметили дроиды?

— Похоже, сэр, что атаки ограничивались самим Теклетом и территорией к югу от него и их цели были весьма конкретными. По крайней мере, мы теперь знаем, зачем они захватили контору каменоломни. Признаюсь, с бомбой-экскаватором я раньше не сталкивался. — Хурати нервно облизнул губы. — Сэр, вы точно не хотите отправить патрули вдоль теклетской дороги? Я бы с удовольствием поехал сам, сэр. Без проблем.

Хокан решил считать это не критикой, а проявлением искренней заботы.

— Нет, мы только будем гоняться по гданьим следам по всей округе. Наш противник явно искушен в диверсионной тактике, и я не собираюсь ловиться на их наживку. Подожду, когда они поймаются на мою. — Он похлопал Хурати по спине. — Если так хочешь чем-то заняться, приглядывай за Анккитом. Нельзя, чтобы он вмешивался. Если что, приструни его, как сочтешь нужным.

Хурати отсалютовал:

— Слушаюсь, сэр. И еще… лейтенант Кувин… вы были правы. Не думаю, что он дослужится до капитана.

С каждым днем Хурати нравился Хокану все больше.

— Другие офицеры заметили его исключение из списка на повышение?

— Заметили, сэр.

— Хорошо. Молодец.

Хурати показал себя верным помощником. Он выполнял приказы с большим рвением. Хокан решил, что придется за ним приглядывать. Но все равно повысил его в звании. Подчеркнуто игнорируя результаты других, ничего хорошего не добьешься.